Проданный ветер

– Вы имеете в виду, бунт кучки прапорщиков?

– Да не только про них речь! Ваша просвещенная молодежь, заражена идеями нигилизма, разлагается в революционных всевозможных кружках и тайных организациях. А молодежь – это, как известно будущие любой страны.

– Вы всерьез считаете, что это настолько опасно для моей огромной империи? – улыбнувшись, спросил поручик. – Продажные политики куда опаснее прыщавых юнцов, которые перебесятся и успокоятся! Запомните мои слова – эти студенты никогда не смогут организовать террор, или нечто похожие по всей стране. Да, мы тоже переживаем не лучшие времена и надеемся, что тоже переболеем этой заразой.

* * *

Выйдя из конторы, Орлов поежился от пронизывающего ветра, поднял воротник и, оглядевшись по сторонам, двинулся в сторону пристани. Ему хотелось побыть одному, обдумать все услышанное и все, что произошло в последние дни. Даже здесь за тысячи миль от берегов Невы, чувствовались обжигающие ветры перемен, бушующие в империи. Даже здесь, вдали от родных берегов, чувствовались столкновения интересов в различных социальных пластах и сословиях русского общества. Это чувствовал не только он, как человек русский, любящий свою Родину, верой и правдой служивший своему Отечеству, но это чувствовали и понимали даже такие простые американцы как Фреди. Которые никогда не лезли в политику, которые всю свою жизнь выводили красивые буквы и цифры, любуясь, как сверкают чернила в свете керосиновой лампы.

Орлов прекрасно понимал, что реформы проводимые Александром уже давно назрели, однако дорогу в жизнь они проделывали слишком многотрудно. Он понимал и тех, кто стремился внести в эти самые реформы изменения консервативного толка. Что – бы уберечь державу от потрясений, чтобы перемены ни происходили стремительно, сметая все на своем пути. Ломая многовековой размеренный уклад жизни. Он прекрасно осознавал, что разрабатывали реформы молодые чиновники либерального толка, а проводить, их в жизнь было поручено старым консерваторам. Которые, осознав с ужасом для себя, что остановить крестьянскую реформу уже невозможно, с отчаянием обреченных тормозили проведение других реформ. Тем более, что и повод у них теперь был отменный – покушение на Божьего помазанника.

"Да, – подумал Орлов, кутаясь в воротнике, – головы уже полетели, старая гвардия и так неспешно радевшее за дело новое, бросилась в атаку. Стремясь упредить шатание в умах, возвеличивая свою значимость во власти. Это, что же получается? Теперь один пожалуй Милютин в правительстве, неся крест военного министра, ратует за реформы непременно! Чем же все это закончится для России? Пожалуй, продажа Аляски – это отголоски тех бурь, кои бушуют в империи. Как знать, может и правы консерваторы, полагая, что в России еще не созрели условия для введения конституции? А может, правы, такие как Неплюев или Розенберг? Ну-у-у, нет – это я хватил! Как тогда быть с такими как Нечаев? Который составил свод правил для своих сторонников, где каждый должен стать человеком, без личных интересов, семьи или собственности, даже без имени и отчества. Такие безумцы как он всерьез считают, что в человеке все должно подчинено одному – революции. Таким дай только волю и эти фанатики покроют Россию-матушку сетью своих революционных организаций, с железной дисциплиной и тогда это уже будет смертельная чума для империи, или гангрена, которая разложит и умертвит державу. Значит должно еще пройти какое – то время, для того, чтобы страна плавно вошла в эпоху коренных политических перемен…"

Мучительно думая о происходящих в России событиях, он не заметил, как оказался у обледеневшего пирса, продуваемого со всех сторон ветрами с Арктики. Шагах в ста от него, кутаясь в стареньких тулупах, в огромных валенках, с винтовками за плечами, стояло двое американских солдат. По раскрасневшимся, давно не бритым лицам которых, не трудно было понять, что караульная служба на таком ветру, дается им с большим трудом.

Оглянувшись назад, поручик увидел странного человека, который качаясь, шел за ним следом на некотором удалении. Давно не бритое, изможденное лицо, с какими – то потухшими глазами, голова обернутая куском какой – то ткани, старенькое пальто, потрепанные оленьи чулки на ногах – все указывало на то, что человек едва держится на ногах. Орлов осмотрелся по сторонам и, не увидев ничего подозрительного, вновь посмотрел на странного человека, который явно шел к нему с какими – то расширенными от ужаса глазами.

– Это еще, что за явление? – пробормотал взволнованно поручик. Сжимая в кармане холодную рукоятку револьвера.

Между тем расстояние сокращалось, и уже можно было разглядеть, что лицо незнакомца сильно обморожено, оно было практически белым. Словно человек надел на лицо белую, карнавальную маску. Орлов вновь посмотрел на американских солдат. Которые перестали подпрыгивать и стучать ногами пытаясь согреться, подозрительно наблюдали со стороны за всем происходящем.

Подойдя почти вплотную, неизвестный достал из кармана такие же белые обмороженные руки, со скрюченными пальцами и, вскинув их к небу, рухнул перед офицером на колени, шепча что – то.

Поручик сделал шаг назад и с удивлением спросил:

– Кто вы такой и что вам надобно?

Незнакомец наклонил голову на левое плечо и едва слышно произнес:

– Будьте же милосердны господин, офицер…, ради всех святых, скажите, скажите, где находится шхуна? Мы находимся в отчаянном положении…, будьте же милосердны…, нас ждут дома семьи с детишками.

– Кто вы такой, любезный? – выдавил поручик, озираясь по сторонам.

– Я…, я…, из судовой команды Бернса, сэр! Прошу вас, будьте снисходительны к нам…, мы…, мы просто умираем в этих лесах! Мы уже давно ничего не ели…, мы просто подыхаем в этих снегах! Сжальтесь, прошу вас…, я не должен был приходить…, но поверти мы в отчаянном положении. Спасите нас, сэр!

– Вы ошиблись, милейший, – с досадой отозвался Орлов. Глядя на подходящих к ним солдат. – Я не знаю никакого Бернса!

Лицо незнакомца перекосилось от ужаса, он попытался выхватить из-за пояса огромный кинжал, но в изнеможении повалился на снег, шепча какие – то проклятия.

– Чего он хотел от вас? – крикнул, один из солдат подбегая.

– Понятие не имею, – покачав головой, отозвался Орлов, – обмороженный он сильно. Через это видать и рассудка лишился!

– Может он шпион, какой? – предположил второй солдат. Растирая себе замерзший нос.

– Может и шпион, – кивнув, согласился его товарищ. – Давай – ка отнесем его в казарму. Капитан вернется и пусть разбирается, коли ввел военное положение. А вы кто же такой, сэр, будите?

– Я, поручик Орлов, – представился тот, – меня можете найти через шерифа. Я как раз сейчас к нему и направляюсь.

Утопая по щиколотку в снегу, офицер отправился к шерифу, напряженно думая о произошедшем. Он и предположить не мог, что кто – то из судовой команды Бернса доберется до Ново – Архангельска, с тем, чтобы потребовать возврата судна. Он прекрасно понимал, что теперь, когда объявились остатки команды Бернса, которые хоть и находились, как оказалось в тяжелом положении, но все, же жаждали вернуть себе шхуну, его пребывание в городе значительно усложнялось. Одно дело, когда его поручика Орлова требуют выдать индейцы, требование которых пока никто не понял, и совсем другое, когда его жаждут найти и индейцы, и матросы покойного Бернса. Которые к тому же, были доведены до отчаяния. А это могло толкнуть их на что угодно, чтобы вернуть себе судно.

– Значит нужно выиграть время, – бормотал поручик. Быстро шагая к "замку "где когда – то проживал Максутов. – Значит нужно объединиться с американцами – это теперь их земля, значит из этого и надобно исходить.

Двери в бывшую резиденцию правителя русской Америке, были не заперты, а ее новый обитатель шериф, сидел у одного из узких окон на стуле, скрестив руки на груди и отрешенно смотрел на полупустую бутылку виски, стоявшую на подоконнике. Полосатая рубашка, широкие подтяжки, придавали ему вид старика, проводящего время за бутылочкой доброго напитка. И лишь грозная звезда шерифа, висевшая на меховой желетке, выдавала в нем представителя власти.

– А-а-а-а, – протянул он, улыбнувшись увидев гостя. – Заходи, сынок, заходи. Присаживайся и составь старику компанию. Может, в шашки сыграем?

– Вообще – то я так рано не пью, – пробормотал поручик, снимая шапку, – но разве, что по глотку. А в шашки давайте сыграем в другой раз.

– Ну, хорошо, пусть будет в другой раз! Сейчас я угощу тебя настоящим бренди! Его можно пить и с утра, сынок.

С этими словами шериф подошел к буфету и, достав бутылку со стаканами, сел напротив гостя.

– А давай выпьем за эту землю, чтобы она для всех живущих здесь, стала землей обетованной!

– Хороший тост, за это можно и впрямь выпить, – проговорил Орлов, поднимая граненый стакан.

– Я помню, что вы русские пьете и заедаете, – пробормотал шериф, морщась от выпитого. – Есть отварная фасоль, с настоящими сухарями.

– Спасибо, Билл, не стоит, – отозвался поручик. – Я слышал, что капитан перевел город на военное положение из-за индейцев. Это действительно так?

Шериф угостил гостя сигарой, прикурил свою и, выпустив облако дыма сказал:

– Да не обращай ты на это внимание, наш начальник гарнизона, до сих пор не наигрался в солдатики. Кучка туземцев, обожравшись рыбьим жиром, потребовала выдать какого – то русского генерала! Их разведчики скоро поймут, что в городе нет никакого генерала, и они уйдут к своим кострам. А наш капитан уже решил, что нужно провести маневры со стрельбой! Хотя на него не стоит обижаться, он был тяжело ранен и контужен на войне. Да, порою мне кажется, что мы еще будем долго зализывать раны после этой чертовой войны.

– Ничего, зато через эти испытания, ваша нация получила долгожданное объединение.

– Может оно конечно и так, – отозвался шериф. – Может действительно Господь устал слушать, речи да призывы с Севера и с Юга, потому и треснул нас лбами. Чтобы мы подольше зализывали раны, да поменьше кричали свои лживые лозунги.

– Вас, шериф, словно не радует, что закончилась война.

Билл медленно выпустил облако дыма и, посмотрев, на поручика проговорил:

– Меня, сынок, радует, что закончилась война, но меня совсем не радует, что стало с моей страной после войны. Ну, освободили мы негров, ну запретили мы суды Линча, ну провозгласили, что все наши штаты теперь свободны и будут жить по законам демократии. И, что же мы имеем теперь? Разве мой народ зажил счастливо? Часть общества обогатилась и стала "саквояжниками", причем заметь не лучшая часть. Мой народ стонет от засилья бандитов и продажных чиновников, а политики пользуясь недовольством граждан, скупают по дешевке их голоса. Только ведь через это порядок в стране не навести!

– Ну, неужели все так плохо? – рассеяно пробормотал Орлов. Думая о произошедшем на пирсе. – Может еще все переменится к лучшему?

Билл покачал головой и, наливая по новой порции бренди, проговорил:

– Может, конечно, и так…, может со временем конгресс прекратит потворствовать негодяем, будет создана хорошая следственная служба. И служба эта, что очень важно, будет находиться в распоряжении самого генерального атторнея. Жаль только мне уже до этих светлых дней видать не дожить! Давай еще выпьем?

– Мрачные однако мысли у шерифа, славного города Ситка, – пробормотал Орлов, поднимая стакан.

– А, чему мне радоваться, сынок? Я, на старости лет, оказался неугодным в нижних штатах! И вот я здесь, на краю земли! Среди медведей и аборигенов! Где же тут справедливость? В ожидании мэра стерегу, как пес, эту резиденцию, и когда мне будет замена, не знаю даже примерно. Знаешь, когда – то давно, мой учитель Джекоб Хейс, по прозвищу Старина Хейс…, говорил мне, что я со своей честностью, плохо кончу в этой стране. И он оказался прав, черт его подери! Дальновидный был, мужик я тебе доложу! Он стоял у истоков создания нью-йоркской полиции и был мудрым человеком. Он еще в те годы, был одним из немногих, кто пытался организовать службу детективов правильно, и его совсем не смущали всяческие разговоры с насмешками за спиной. Скажу тебе, что про констебля Хейса, ходило много всяческих историй, как среди полицейских, так и среди бандитов. Да-а-а, теперь на дворе, другие времена! Теперь какой-нибудь профессор органической химии, как было, лет шесть назад в Берлинской академии, получает в лаборатории барбитуровую кислоту и ему плевать на то, что он выпускает джина из бутылки. Давай выпьем!

– Почему джина и почему ее назвали барбитуровой кислотой?

Шериф залпом осушил содержимое стакана и, поморщившись, сказал:

– Профессор, который ее открыл, находился в лирическом расположении духа, вот и назвал ее в честь своей подружки Барбары.

– А почему эта кислота так опасна?

– Потому что, принятие ее в больших дозах, означает одно – смерть! Это же находка для убийц и самоубийц! И Старину Хейса ко всем не приставишь! На дворе техническая революция и мы еще нахлебаемся, пожиная ее плоды.

Выпив свою порцию бренди, поручик раскурил сигару и произнес:

– Когда мы шли сюда, то с нами шел пинкертонец вместе со своим коллегой из Скотлад – Ярда, так – тот уверял, что можно ловить преступников по отпечаткам с их пальцев.

– Не верь всяким бредням! – отмахнувшись, выпалил Билл. – Оглянись и ты увидишь, сколько нас окружает людей, а особенно в больших городах. Как можно срисовать отпечатки пальцев, у огромного числа бандитов? Как отличить их от отпечатков обычных людей? Нет – это бред!

– Может быть и так, я не знаю. Одно могу сказать твердо…, когда-нибудь прибудет мэр, пройдет какое – то время и будет замена шерифу Биллу! Нужно только набраться терпения и подождать. Это у меня с казаком положение хуже некуда!

– Потому что не ушли вместе с поселенцами?

– И поэтому конечно…, только есть еще одна трудность.

– Излагай все как есть! Возможно, я вам чем – то помогу, – пробормотал Билл. Наливая новую порцию выпивки.

– Мне кажется, что индейцы требуют от начальника гарнизона моей выдачи.

Было видно, что шериф мог ожидать чего угодно, но только не этого. И тогда поручик рассказал ему обо всех своих злоключениях, о том как и почему его стали называть генералом. Почему индейцы пришли в Ситку и стали требовать выдачи русского генерала, а заодно и про историю со шхуной Бернса и судьбой его судовой команды. По окончанию монолога, который Билл выслушал, не проронив ни слова и по тому молчанию, которое повисло в воздухе, поручику стало понятно, что все сказанное произвело на Билла сильное впечатление.

– Бог ты мой, – выдавил он, наконец. – Кто бы мог подумать, что где – то совсем рядом, кипят такие страсти. Это хорошо, что ты мне все это рассказал, теперь для меня многое стало понятным… Даже не знаю, что во всей этой истории нужно предпринять.

Орлов пожал плечами и, выпустив облако, табачного дыма произнес:

– Мне кажется, если это конечно возможно, принятие меня на работу, в качестве например помощника шерифа. Теперь эта земля стала собственностью американского народа, стало быть и законы по которым живут теперь горожане американские. Ну, а раз так, то я из русского генерала становлюсь на какое – то время помощником шерифа и даю слово офицера, что я буду стараться в меру своих сил, прилежно помогать вам.

– Встать под защиту нашего флага, мысль конечно хорошая, – пробормотал Билл. – Мне действительно нужен толковый помощник и я пожалуй соглашусь. Только есть одна проблема.

– Какая?

– Мне пока нечем платить тебе, сынок. Ты не поверишь, но я и сам нахожусь на этот счет в "подвешенном "состояние! Раньше, чем здесь появится мэр, который сейчас получает инструкции, ясности в этом деле не будет. Разве, что я готов открыть тебе бесплатное трехразовое питание в баре. Идет?

– Я согласен, шериф, – пожав плечами, проговорил поручик.

– А, что ты думаешь делать со своим денщиком?

– Урядник пока слишком слаб, пусть залечивает свои раны с болячками у Розенберга. Да и для индейцев он интереса не представляет. На всякий случай я решил съехать от старого лекаря, чтобы ни привлекать внимание к дому старика.

– Это разумно! Где думаешь остановиться?

– Пока не знаю, – признался тот.

– Жить можно в полицейском участке! За этим замком стоит пустой дом, так вот я хочу сделать там полицейский участок. Держи ключ от дверей и можешь вселяться туда прямо сейчас.

– Спасибо, шериф, выручили крепко, я обещаю, что не подведу.

Билл покачал головой и, попыхивая, сигарой сказал:

– Я в этом, нисколько и не сомневаюсь. Снимаю шляпу перед вашим мужеством, с которым вы выполняли свой долг перед империей. Как вам только это удалось?

– Все просто, преодолеть испытания, выпавшие на нашу долю, нам помогла вера. Вера в то, что мы бьемся за интересы империи, за интересы государевы, за свою землицу… Которая к тому времени как оказывается, была уже продана.

– Да уж! Наш Сьюард превзошел сам себя, провернув такую аферу.

– Почему аферу? – не поняв, уточнил Орлов.

Шериф встал и, расхаживая по залу, заложив, руки за спину проговорил:

– Ну, сам посуди! Купить землю, на которой нет ничего кроме скал, снега, аборигенов, да медведей с койотами – это же надо изловчиться как. Добавь к этому, что землица, оторвана от основных штатов за тысячи миль, а это хочешь или не хочешь обязательно ослабит управляемость ее. Да, наверняка ваш главный переговорщик "отвалил "нашему старику за это кругленькую сумму.

– Я точно также думаю, иначе бы ваш госсекретарь так не засуетился.

– Вот именно! Ладно, черт с ними со всеми, у нас своя жизнь, а у них своя. Да и не так это уже важно, много дал ваш барон или нет, давай еще выпьем. В конце концов, договор нужно было еще утвердить в конгрессе, для этого надо было подготовить почву там, и ваш барон сделал все очень тонко.

– О чем это вы, шериф?

– О том, что ваш посланник, как только появились сложности с оформлением сделки, стал скупать голоса за ее заключение, у чиновников и политиков разного калибра, – пояснил Билл. Наливая по очередной порции спиртного.

– Выходит, что почву под сделку готовил не госсекретарь, а наш барон? – горько усмехнувшись, пробормотал поручик.

– Именно так все и было! Ну, будем здоровы.

– Видать сразу, что стеснений в деньгах у нашего посланника не было.

– Это ты верно говоришь, сынок, – буркнул шериф, морщась от выпитого. – Барон ваш не бедствовал. В гостинице жил шикарной, обедал в лучших ресторанах, он по телеграфу с Петербургом связывался, а ведь это удовольствие дорогое. Послать телеграмму через океан – это же тысяч на десять потянет в долларах!

Орлов залпом выпил налитую порцию бренди и выдавил сквозь зубы:

– Я так смекаю, что наш барон торговался и оптом и в розницу, еще и поэтому проблем с деньгами у него не было. Продажа нашей верфи в низовьях Юкона, да еще с куском земли, какому – то "саквояжнику "тому подтверждение.

– Ну, а, что ты хочешь? У нас теперь все покупается и все продается! Наградил же нас Господь этим госсекретарем – недоумком! Мне иногда кажется, что если его не остановить, то он начнет скупать айсберги.

– Вы имеете в виду доктрину Монро?

– Ну да! Это же в ней выдвинута идея, что Америка должна принадлежать американцам, именно ей и следует наш сумасброд. А я считаю, что все должно быть в меру! Мы отхватываем, территорию у Мексики, прикупаем теперь землю у вас, этак мы потеряем управляемость своей страны. Чего загрустил мистер, Орлов?

– Да вот думаю, как это наш барон, собирается после всего этого жить в России? Ведь после этой столь непочтенной истории, с ним у нас просто здороваться не будут.

– Плевать он хотел на то, что про него будут думать в вашей империи! – воскликнул Билл садясь, напротив, к столу.

– Это почему?

– Женится ваш барон на нашей американке, уже и дата свадьбы объявлена! Счета у него в наших банках открыты! Незачем ему в Россию возвращаться, он теперь в свободных штатах проживать будет.

– Значит это, правда, – выдавил, Орлов, криво улыбнувшись. – Ну конечно, имея такого друга в лице госсекретаря, жену американку, да еще и счета в банках, можно начинать новую жизнь. Ладно, шериф, когда можно приступать к своим обязанностям?

– Так прямо сейчас и приступай! А чего тянуть? Ключ я тебе дал, иди, начинай обживаться на новом месте. Домишко приметный, стоит сразу за этим, двухэтажный, с флюгером на крыше, на окнах наличники резные, крыша железом крыта, одним словом, мимо не пройдешь.

– Я знаю этот дом, там жил купец Столетов с семьей.

– Вот и хорошо! На первом этаже у нас будет полицейский участок, а на втором жить будем, можешь занимать любую комнату. Дрова с углем там есть, обживайся до вечера, а вечером один адресок проверим, заодно и люди на тебя посмотрят.

– Бандита Чарли будем ловить? – спросил Орлов улыбнувшись.

– Да, нет в городе никакого Чарли! Я уже узнавал, на сей счет. Завез тут один приятель из нижних штатов заразу одну. Спиритическими встречами называются, людей по – ночам собирает, говорят, духов умерших вызывают и общаются с ними, задавая вопросы разные. Не доводилось принимать участие?

– Впервые слышу о таком. А разве это противозаконно?

– Вот мы и посмотрим с тобой, что это за холера такая, говорят страшное дело.

– Почему?

– Так ведь духи мертвецов с людьми разговаривают, нам тут и без медиумов забот хватает, я так думаю. Одним словом, мы с тобою как представители закона должны в курсе быть, что на нашей земле происходит.

– Как скажите, шериф, – сказал Орлов кивнув. – А из оружия, что при себе иметь надобно?

– Ну, бои – то мы с тобой вести не собираемся, пару револьверов, пожалуй. Если патронов маловато, то в кладовой на первом этаже, найдешь ведро деревянное с патронами, там и подберешь себе свой калибр.

Шагая к дому Столетова, Орлов напряженно думал обо всем произошедшем с ним. С одной стороны они всетаки смогли выйти к Ново – Архангельску. Который уже как, оказалось, стал Ситкой, они уже могли не опасаться боев в окружении с превосходящими силами противника, однако история, которая произошла на пристани утром и требования индейцев о его выдачи, наводили на грустные мысли. Он не знал, сколько людей из судовой команды Бернса вышло к городу, за сторожевым частоколом жаждали реванша люди Тутукано, а гарнизон города напоминал не боеспособную пехотную роту, а скорее клуб друзей по несчастью, у которых к тому же не было даже артиллерии. По большому счету, город с его не многочисленными жителями был практически беззащитным. Конечно, были еще и хорошие новости – о них с урядником не забыли и готовили отправку в Родину. Но до этой отправке еще нужно было дожить, часы ультиматума, о его выдачи неумолимо таяли, и хрупкое затишье могло взорваться в любой момент.

Подкинув в почти затухшую печь угля, он медленно обошел весь дом, хозяева которого, судя по всему, собирались в большой спешке. Вся мебель осталась стоять на своих местах, включая, такие нужные и дорогие мелочи как посуда и фабричное постельное белье. Спустившись на первый этаж, Орлов нашел в кладовой комнате деревянное ведро с патронами и, поставив, его на подоконник стал выбирать боеприпасы нужного ему калибра. Каково же было его удивление, когда он, глянув через белоснежные занавески на улицу, увидел идущих к дому Столетова Розенберга с прихрамывающим Степановым. Идти которому было явно не просто, но он, опираясь на палку, старался не отставать от Давида Марковича, то и дело, поправляя сползающий с плеча ремень винтовки.

– Вот, Константин Петрович, доставил твоего урядника по его настоятельному требованию, так сказать, – проговорил, старик тяжело дыша.

Орлов покачал головой и, глядя укоризненно, на бледное лицо казака проговорил:

– Зачем же ты, голубчик, с кровати – то встал? Тебе же свой организм подлечить надобно!

– Так и я же ему про то говорю! – выпалил Розенберг. Смахивая рукавом пот с лица. – А он знай себе заладил, что ему лично, мол, никто приказ не давал, на кровати валяться. Вот и пришлось нам по снегу в поиск отправляться.

– Заходите, в дом коли пришли, – махнув рукой, проговорил поручик. Глядя, с каким трудом, поднимаются на крыльцо гости.

– Как же мне можно, ваше благородие, вас одного то оставлять? – вымученно пробормотал казак. С трудом поднимаясь по крутым ступенькам. – Сколько верст вместе отмахали, от супостатов отбиваясь, а теперь получается, что я на перине лежать должен. Как же я вас бросить – то могу? Да еще в чужом городе.

– Подлечиться тебе, братец, надобно, – отозвался Орлов. Помогая казаку подняться под руку. – Навоевались уже сверх меры. У нас с тобой дорога предстоит дальняя, тебе силы потребуются, чтобы с волной бороться, да с ветрами студеными, а ты у меня едва на ногах держишься. Будить по – утру у Давида Марковича тебя не стал специально, чтобы отдыхал ты. Через меня, в дом его беда войти может, потому и ушел на время. Садитесь к столу, сейчас сообразим чайку, правда я еще не осмотрелся тут, даже не знаю, есть ли тут чайник.