Проданный ветер

Посмотрев на подаренную ему шапку, поручик, усмехнувшись, проговорил:

– До чего же я дожил…, мне шапку уже каторжанин дарит. Д-а-а, фуражку – то я потерял, а жаль…, она мне вроде как за талисман была, с нею через все трудности смело шагал. Скажи, Мотори, зачем чугучи мучают своих пленников?

Индеец открыл глаза, и внимательно посмотрев, на офицера проговорил:

– Им нужно, чтобы души плененных врагов, явились к их богу Инук – Чуку униженными и ослепленными. Лишь в таком состоянии, они будут смиренно служить ему и не помышлять о побеге к вигвамам своих предков.

– Ну, что же очень разумно, – кивнув, проговорил поручик. – Чего загрустил, Америка? Мы вроде о плане побега с тобой говорили, у нас теперь даже кинжал есть. Что скажешь?

– Чего тут думать, – буркнул тот, – заманить охранников нужно, да напасть всем. Ну, а отобьем оружие тогда и дорогу себе проложим к спасению…, на шхуну Бернса двигать надо. Там мы найдем и провизию, и оружие, да и атаковать нас будет не с руки этим туземцам.

– Понятно, а давай послушаем нашего друга Мотори, спросим у него, что он думает на сей счет. Скажи нам, для чего Лису нужны его соплеменники? Разве не проще нас было убить сразу? Или ему, таким образом, покрасоваться хочется перед своими братьями?

– Все должны видеть, что за беспокойство предков, Лис заставил держать вас ответ. Шаман вызовет духов и те вместе с уважаемыми людьми племени проследят, чтобы были соблюдены все правила и законы, – монотонно проговорил индеец. Продолжая сидеть с закрытыми глазами.

– Скажи мил человек, – пробормотал Степанов. Подслеповато щурясь при этом, – а человека они рвут конями при помощи волокуш?

– Привязывают к седлу лошади тонкое дерево, а уже к нему руки или ноги человека, – отозвался тот, пожав плечами.

– Сулима, оставил за голову инженера бочонок водки, – проговорил Орлов задумчего. – Значит, пить будут у костра… Верно, Мотори?

– Да, верно, – кивнув, буркнул тот. – Они закурят трубки у костра, дым поднимет их молитвы и мысли к небу, для того, чтобы их бог видел всю чистоту их намерений, не лживость их желаний, что все они делают для бога и все старания идут от сердца. Огненная вода ускорит течение мыслей, придаст веселье в головах и сердцах соплеменников Лиса.

– У тебя есть свой план, Генерал? – прошептал Джон. Подавшись вперед всем телом.

Орлов посмотрел на товарища и тихо проговорил:

– Пока не уверен, но ежели нам не удастся разоружить охрану, то стоит попробовать захватить коня с волокушей. Отбить по коню на каждого у нас вряд ли получится, а вот захватить одного явно сможем, через дерзость конечно. Ну, а там остается только одному прыгнуть в седло, а другим схватиться за волокушу, тогда мы, пожалуй, сможем уйти. Пьяные воины – плохие воины.

– Ай, Генерал, ай да голова! – выпалил американец. – А ведь и правда, в коня – то они стрелять побояться, уж больно это дорогое удовольствие, а это значит, что у нас шанс будет оторваться от них.

– Верно, и водка свое дело сделает! – с жаром поддержал Степанов. – Глядишь и, правда все получится! Эх, нам бы по револьверу.

Мотори сидевший до сих пор с безучастным видом, встал и прихрамывая подойдя к окну проговорив:

– Увидев, что мы побежим, нам помогут наши разведчики.

– Думаешь, они знают, где мы находимся? – воскликнул Джон с недоверием. – Отчего же не идут нам на помощь сейчас? Ладно, мы для них чужие, но ты то, из их племени!

– Мои братья наверняка знают, что мы здесь и наблюдают из леса, за всем, что здесь происходит.

– Погоди, погоди, – настороженно пробормотал Орлов. – Ты же говорил, что у вас в племени, слишком мало воинов, и они никогда не отроют топор войны!

Аулет продолжал внимательно осматривать через окно, подступы к баракам, не отвечая на вопросы, затем повернул голову и, посмотрев в глаза поручику, сказал:

– В открытый бой они не вступят, но увидев нашу попытку вырваться – они обязательно отвлекут, людей Лиса своими залпами.

– О, Господи! – выпалил американец. – Так чего же ты молчал все это время?

– А меня, никто и не спрашивал об этом, – со вздохом отозвался тот.

Американец на четвереньках, проворно перебрался поближе к офицеру и с жаром зашептал:

– Чего тогда время тянуть? Можно охрану заманить, можно подкоп сделать и внезапно напасть. Если разведчики поддержат, чего время тянуть?

Поручик медленно достал из рукава кинжал и с силой попытался воткнуть его в промерзшую землю. Затем покачав головой, и глядя, на кинжал сказал:

– Земля словно камень, тут и до утра времени может не хватить. Давайте лучше к охране присмотримся, да подумаем как их половчей разоружить. Ну, а в крайнем разе, будем надеяться на суету, водку и веселье промеж чугучей – это наши союзники. Остается только решить, кто коня отобьет, да в седло ловко прыгнет. Может ты, Мотори, попробуешь?

Аулет стоявший у окна и наблюдавший за охраной, отрицательно покачав головой проговорил:

– Я бы мог это сделать, только веселье у костра, Лис с меня начнет, потому что я стрелял в их братьев, а это для них важнее, чем смерть урусов. Решайте промеж себя, кто под сегодняшней луной, когда будут убивать меня, оседлает коня с волокушей.

– Ты, предлагаешь нам всем сидеть, и ждать пока над тобой будут измываться? – буркнул Орлов. – Нет, так не должно быть…, мы вместе отражали атаки чугучей, вместе и на прорыв пойти должны. Ты, Америка, согласен со мной?

– Конечно! Я вообще поражаюсь, что наш друг Мотори, может про свою смерть так спокойно говорить и предлагать такие вещи.

– Мы так воспитаны. Наши предки, не должны видеть нашего смятения и страха перед смертью, на наших лицах – отозвался тот. Продолжая наблюдать за охранявшими их индейцами.

Казак поправил свою лохматую шапку, и сев по удобнее сказал:

– Ваше благородие, ну чего тут думать? Еже ли не удастся охрану разоружить, то дозвольте мне стариной тряхнуть. Я ведь раньше в джигитовке одним из резвых был.

– А сможешь коня – то индейского одолеть, голубчик? Они же у них с норовом суровым.

– Мне, ваше благородие, главное за гриву ухватиться, а там – то я уже даже без упряжи управлюсь. Чем на костре гореть, я уж лучше коня оседлать постараюсь. Так что не сумлевайтесь, ради такого дела я хоть на черта скакнуть готов, главное, чтобы местный леший подножку не подставил.

– Значит, на том и порешим, – кивнув, подытожил поручик, пряча кинжал в рукав. – Не получиться, с охраной совладать, тогда во время пирушки в прорыв пойдем! Всем за волокушу держаться усердно, потому как времени возвращаться за отставшим у нас не будет. Ну, что там, Мотори, твои наблюдения показывают? Сможем мы с охраной совладать?

Аулет покачал головой и тихо прошептал:

– У костра сейчас трое в дозоре стоят, а трое других в бараке укрылись от ветра…, предлагаю этих привлечь криками или стонами, ну, а когда оружие отнимем, то через бойницы сможем и с другими расправиться. У коновязи три коня стоят, так что каждому из вас в самый раз по седлу выходит.

– Ай, да, Мотори! – воскликнул американец. – Время тянуть не стоит, я думаю начинать надо.

Орлов с трудом поднялся и, подойдя, к аулету спросил:

– А ты, что же с нами уходить не собираешься?

– Меня мои братья заберут, – отозвался тот, – у вас своя дорога, а у меня своя. Так всегда ведь было.

– Хорошо я с кинжалом встану за двери…, первого кто войдет, я толкну к вам. Сам нападаю на второго, ну а ты, Мотори, отбивай у него винтовку и озадачься третьим…, еже ли надобно, то прикрывайся его телом во время стрельбы. Далее как уж сложиться, но самое главное наша задача те трое, что в бараке укрылись, их обезвредить надобно. Иначе ведь они нам дорогу к коням отсекут своим огнем. Все готовы? Тогда приступим, пожалуй.

Когда все заняли свои позиции, и были готовы к своей возможно последней схватке, до них вдруг донесся звук скачущих коней, который явно приближался. Пленники растерянно переглянулись и все как один посмотрели на Орлова.

– Это еще кого к нам черти несут? – поморщившись, проговорил тот. Вслушиваясь в фырканье лошадей и стук копыт. – Все ждем! Надо понять кто это, и зачем к нам пожаловал.

Вскоре во двор кирпичного завода, буквально влетело пятеро всадников, на взмыленных конях от которых валил пар. В свете костра пленники могли разглядеть, что это были не соплеменники Лиса. Из обрывков фраз стало понятно, разговор шел о них. Наконец двое из спешившихся гостей спрыгнули с коней и, путаясь в полах оленьих шуб, в сопровождении двух индейцев двинулись к их бараку.

– Этого нам еще только не хватало, – прошептал поручик поморщившись. Он вдруг почувствовал, как сильно забилось в груди сердце, как оно заныло в предчувствии беды. – Все на пол, подождем, когда гости ускачут.

Вскоре дверь с шумом распахнулась, и в барак ввалились два бородатых незнакомца, с перекошенными от злости, красными от холодного ветра лицами. Поправив лисью шапку, один из них с удовлетворением осклабился, блеснув белыми зубами, и глядя на американца, зловеще проговорил:

– Ну, здравствуй, пинкертонец, меня Чарли за твоей головой отправил. Поднимайся, собака, безродная! Ты думал, что будешь ползать как вошь и тебя никто не найдет в этих лесах? Говорят, ты даже лоцмана, у Бернса на шхуне пытал? Ну, ничего, теперь ты сам пройдешь все круги ада и будешь молить, чтобы тебе по быстрее перерезали глотку, чтобы оборвать свои страдания. Вста-а-ать тебе говорят! Давно никто не веселил нашу компанию! Да и с Чарли заодно повидаешься, ты ведь так долго искал встречи с ним. А он сам тебя нашел, видишь, как тесен этот грешный мир.

Вошедшие следом охранники, бесцеремонно схватили американца под руки и потащили к выходу. Орлов подался было вперед, готовый к последнему смертельному броску, но на какие-то секунды встретился взглядом с Джона. Который, поняв его намерения, отрицательно покачал головой и сдавлено проговорил:

– Не стоит пытаться перехитрить судьбу, Генерал, ты же видишь, что карты ложатся не так как хотелось бы. Видать, не дано мне сыграть с вами в покер! Прощайте!

Через не большое окно, выходящее во двор, пленники видели, как бандиты жестоко избив американца, привязали его ноги веревкой к седлу, и под радостные крики, со свистом, пришпорили своих коней, унося в темноту тело стонущего пленника.

Орлов еще долго стоял у окна, с тоскою всматриваясь в темноту поглотившую американца, потом стянул подаренную конокрадом старенькую шапку и тихо прошептал:

– Прощай, Америка…, видать и впрямь не судьба нам была с тобою, вырваться из полона.

Шептавший молитвы, за упокой души американца, Степанов, перестал креститься и посмотрев, на поручика спросил:

– Так, что ваше благородие, будем пытаться охрану разоружить? Или подождем пока они водочку употребят?

– Шестеро их теперь у костра сидит, – со вздохом отозвался тот, с трудом садясь, – не одолеть нам стольких. Все, что нам остается так это ждать и полагаться на милость божью. Может опять, кто – то в барак зайдет, тогда и попробуем, а пока все, что нам остается – это ждать.

Прошло еще несколько томительных часов ожидания, которые так и не дали пленником шанса – охранявшие их индейцы продолжали сидеть у костра. А, вскоре двор кирпичного завода, заполнили идущие и едущие на конях соплеменники Лиса. Тишину ночи заполнил храп коней, бряцание оружия и упряжи, хруст снега и гортанные возгласы индейцев. Костер во дворе вспыхнул с новой силой, своим подрагивающим светом озаряя суровые лица, несомненно, важных людей племени, которые отличались от своих соплеменников и своим возрастом, и своими богатыми нарядами, мелькавшими под тяжелыми шубами. С десяток человек, держа наготове винтовки, встали по периметру кирпичного завода, образовав тем самым боевое охранение. Остальные, сомкнувшись вокруг костра в плотное кольцо, терпеливо наблюдали, как уважаемые люди племени степенно набивали табаком свои трубки. Затем раскурив их, какое – то время, молча, курили в полной тишине, глядя на огонь.

Орлов вместе со своими товарищами, тоже молча смотрел на все это через одно из окнон барака, напряженно думая о том, что все эти не грамотные, темные люди, так и не признавшие в основной своей массе христианства, продолжали безоговорочно верить своему шаману. Бояться злых духов, не понятных явлений природы и трепетать перед своим Инук – Чуком. Все они были детьми природы и слишком зависели от ее капризов, поэтому старались так тщательно, исполнять обряды своих предков, веря, что именно в этом их ждет успех и процветание племени.

Привнесенный на эту землю поселенцами, миссионерами и авантюристами всех мастей, другой образ жизни, с другими ценностями, нанес сильнейший удар по вековым устоям, которые они пытались сохранить, как могли. Но теперь эти первоначальные народы, уже знали вкус водки и денег, в их вигвамах стали появляться неведомые болезни, которые иногда ставили крест на жизни целых деревень. Именно поэтому их шаманы старались изо всех сил, с отчаянием обреченных, справлять большие и малые мистерии, в надежде договориться со своим богом, о благополучии. В жертву приносились охотничьи трофеи, лошади и конечно заклятые враги племени. Всеми этими ритуалами, они пытались отделить себя, насколько это было возможным, от наступавшей на них цивилизации, которая так осложняла их размеренную жизнь.

Орлов стиснув зубы, наблюдал как глубокая чаша с водкой, пущенная по кругу вернулась к одетому в лохматые ритуальные одежды шаману, который допив из нее до конца, вдруг бросил ее к ногам старейшин и стал при этом неистово молиться, произнося заклинания, обращенные к звездному небу. Все громче и громче, ударял он в бубен, выкрикивая нараспев не понятные фразы, медленно пританцовывая и двигаясь вокруг костра, перед расступившимся кругом соплеменников. Его движения и удары в бубен постепенно убыстрялись и убыстрялись, становились все громче и громче, бормотания стали срываться на гортанные крики, что придавало всему этому действу, на фоне пританцовывающих соплеменников, особенно зловебщую картину. Которые тоже, двинулись вокруг костра, притопывая и прихлопывая в такт ударов в бубен.

Поручик, наблюдавший за всем происходящим, облизнул обветренные губы, и устало проговорил:

– Ну, вот, кажется и начался шабаш. Скажи, Мотори, а твои братья точно придут к нам на помощь в случае нашего побега?

Аулет, с нескрываемым волнением, молча смотревший на все происходящее. Под гипнотизирующий ритм ударов в бубен, медленно повернул голову и произнес:

– Мои братья, придут в нужный момент на помощь, только в случае побега. Вам нужно выждать время, пока огненная вода смутит мысли и чувства собратьев Лиса.

Внезапно двери в барак с шумом распахнулись, и внутрь буквально ввалился уже пьяный Лис, в сопровождении пятерых рослых соплеменников. Подняв свой факел над головой, дрожа всем телом от возбуждения, он пьяно выпалил:

– Хао, урусы! Какая славная лунная ночь выдалась для принятия смерти! Шаман говорит, что наш Инук – Чук ждет уже вас! Ты уже готов принять смерть, брат?

– От тебя несет огненной водой, как от горького пьяницы, – спокойно отозвался Мотори.

Услышав эти слова, Лис зашелся от истерического смеха, едва сумев выдавить:

– Вяжите их вожжами! Пора начинать праздник!

Осыпав пленников градом тумаков и ударов, индейцы скрутили им руки и ноги, и под одобрительный рев толпы потащили к костру, где показав лица поверженного врага старейшинам, оттащили к одной из печей, стоявшей шагах в тридцати от толпы. Бросив пленников в снег, чугучи вернулись к костру, у которого к тому времени, уже пошла по кругу очередная чаша с водкой, под бой бубна и гортанные крики шамана, доводившие притопывающую толпу до какого – то дикого исступления. Употребив очередную порцию водки, помощники с Лисом вернулись к пленникам и, схватив, под руки аулета потащили его к костру.

Степанов, молча наблюдавший за всем происходящем, не выдержал и, глядя на двух индейцев, таскающих к печи хворост тихо прошептал:

– О, смертушка, благодетельница ты наша, приди уже к нам и избавь нас от горькой участи.

– Рано ты, казак, костлявую барышню подзываешь, – отозвался Орлов. Пытаясь разрезать кинжалом вожжи. – Сейчас от пут освободимся, а ты покуда примечай все. Где конь стоит поближе, а где караульный службу несет. Что – то я подмоги братьев аулета не вижу и не слышу, вот, что меня беспокоит…, самим – то тяжко будет уходить от погони.

Тем временем индейцы, прижали тело аулета к земле. Лис быстрым круговым отточенным движением, снял скальп с головы пленника. Послышались стоны Мотори, которые утонули в радостных воплях толпы соплеменников, которые выражали восторг смелому Лису, идущему по кругу в ритуальном танце, держа над головой еще парящий скальп поверженного врага.

– Эх, Мотори, Мотори, – прошептал поручик, сплюнув в сердцах. – Где же твои товарищи? Неужели не вступятся за тебя и в лесу отсидятся? Видишь, казак, где к лошади волокушу цепляют?

– Да, я уже давно смекнул, что эту конягу отбивать надобно, – прошептал Степанов. – Пущай, поближе подведут. Для нас вон смотрю уже, и печь заряжают хворостом.

– Плюнь ты на эту печь! – с жаром зашептал Орлов. – Все внимание на коня с волокушей настрой! Где там твои руки? Держи твердо, чтобы ни поранил тебя в потемках.

Тем временем до них донесся самодовольный голос Лиса, который, не останавливаясь в ритуальном танце, поднял вверх руку с деревянной ложкой и громко прокричал:

– Урусы, делают хорошие ложки! Ими хорошо выдавливать глаза тем, кто стреляет в наших братьев! Смотри, аулет, и вы смотрите, урусы, пока есть чем смотреть!

– Лютуют поганцы, – прошептал казак, поморщившись. Вслушиваясь в стоны Мотори, которые тут же утонули в гортанных криках возбужденной толпы. – Эх, Мотори, Мотори, где – же твои разведчики?

Внезапно, словно в ответ на вопрос урядника, ночной воздух взорвался мощным ружейным залпом, за которым последовала беспорядочная стрельба, звуки которой явно приближались со стороны океана к баракам. Танцующая у костра толпа мгновенно дрогнула и распалась, рассыпаясь по территории завода в поисках укрытия, оставляя на окровавленном снегу убитых и раненых. Которых буквально смел, через открытые ворота раскаленным свинцом.

– Слава тебе, Господи, – пробормотал Степанов с облегчением. – Неужели разведчиков аулета, так много собралось.

Орлов, сжимая в руке кинжал, озадаченно смотревший то на приближающиеся вспышки выстрелов, то на разбегающихся чугучей, ничего не понимая пробормотал:

– Индейцы в атаку цепями не ходят.

– Вы все равно подохните! – вдруг раздался совсем рядом, пьяный вопль Лиса.

Только тут пленники заметили, бегущую фигуру врага, согнутую в поясе из-за свиста пуль.

– Пусть подбежит поганец, чтобы кинжалом ухватить наверняка можно было, – пробормотал поручик, пряча руки за спину. Чувствуя как от волнения и ненависти, сердце буквально вырывается наружу.

Когда до врага осталось несколько шагов, Орлов бросился к нему навстречу, нанеся озверевшему от крови и водки аборигену, единственный, но смертельный удар кинжалом в горло по самую рукоятку. Вложив в этот удар всю свою силу, ненависть и отвращение. Не обращая никакого внимание на свистящие пули, офицер отобрал у поверженного врага винтовку и, передав ее казаку, закричал в перекошенное от боли лицо индейца:

– Передай своему Инук – Чуку, что я плевал на него!

Шатающийся, с безумными глазами Лис, еще что – то пытался сказать, выпуская кровавые пузыри изо рта, продолжая шагать по инерции. Но вскоре силы покинули его, и он рухнул за мертво, дергаясь в предсмертных конвульсиях.

Пригнувшись Орлов, сорвал с убитого пояс с патронами, револьвером и стал с остервенением расстреливать мечущихся вокруг индейцев. Не прошло и пяти минут скоротечного боя, походившего скорее на расстрел, как все было кончено. Толпа озверевшего неприятеля была рассеяна, и теперь Орлов, с урядником молча, смотрели на подбегающих к ним спасителей. Которые как, оказалось, были не разведчиками Великого Сиу, а простыми американскими китобоями, в своих серых парусиновых робах, из под которых выглядывали тельняшки. Это были те самые, пропахшие до корней волос запахом рыбы и виски, давно не брившиеся здоровяки с обветренными лицами, которые всегда себя вели в водах Русской Америки как отпетые бандиты, безжалостно истреблявшие китов. Которые не гнушались не только браконьерским ремеслом, но и частенько высаживались на берег под покровом ночи, для разорения и захвата деревень первоначальных народов. Орлову были хорошо известны все попытки правителей Русской Америки, через жалобы, направляемые в Вашингтон, урезонить своих моряков, но, как правило, ничего не менялось. У Вашингтона не было сил, как впрочем, и желания менять, что – либо у далеких берегов Аляски.

Еще совсем недавно и сам Орлов, искренне возмущался таким поведением союзников, но сейчас эти подбегающие моряки, были для него столь желанны, словно он встретил здесь близких родственников.

– Ух! – выдохнул подбежавший американец, в огромной черной шляпе. – Кажись, успели! Я капитан Джексон, китобойный флот Соединенных Штатов!

– Я поручик Орлов, а это урядник Степанов, – устало проговорил офицер. Пожимая протянутую мазолистую руку. – Спасибо, капитан, поспели вовремя, еще бы немного и нам бы пришлось туго. Аулета вон покалечили, скоро бы и за нас принялись. Как же вы прознали, что нас тут хотят казнить?

Джексон деловито спрятал револьверы, в кобуры, висевшие по бокам и, отряхнув черное полупальто сказал:

– Разведчик аулетов к нам на берег вышел, он то и рассказал про ваши неприятности. Ну, а мы завсегда рады помочь, да и размяться заодно. Аулет, этот говорил, что с вами еще американец находиться, жив или уже с Господом беседует?

Орлов поправил шапку подаренную Василем и, глядя в глаза капитану, проговорил:

– Было четверо американцев…, трое погибли, а еще одного увезли недавно бандиты. Вон в ту сторону.

– Идите к костру погрейтесь, а мы тут пока проверим все, трофеи соберем. Бизнес есть бизнес! Кстати как вы здесь оказались? Неужели и в мороз теперь кирпич делаете?

– Это долгая история, капитан, – пробормотал поручик, – отогреемся у костра, тогда поведаю.

– О, кей, поручик, – улыбнувшись, отозвался американец.

Поддерживая друг друга, прихрамывая и спотыкаясь, Орлов со Степановым с трудом доковыляли до костра, где обнаружили истерзанное тело, застреленного аулета. Не говоря ни слова они сняли шапки и попрощавшись, все так же молча, стали освобождать себе место от трупов, с блаженством протянув руки к спасительному теплу. Оборона блокгауза, где из-за выбитых стекол гулял холодный ветер, затем пленение и заточение в не отапливаемом бараке, где они сидели на промерзшей земле в ожидании казни, все это сделало свое дело – они почти не чувствовали конечностей, а тело то и дело пробивал озноб.

– Эх, нам бы сейчас к эскулапу, хоть самому захудалому, – пробормотал Степанов, щурясь от дыма, – чтобы раны обработать. Да от хвори простудной, подлечиться микстурой какой.

– Верно, сказываешь, казак, – давясь от кашля, согласился поручик. – Совсем завоевались мы с тобой! Только меня сейчас больше всего волнует, что нам с тобой дальше делать. Если, правда, что в Ново – Архангельске наших уже нет, то, что далее делать? Добраться до него, да остаться покуда оказия какая не подвернется?

– А, что нам остается более? Можем встать на постой в гостинице, а можем и у модистке Варвары остановиться, не думаю я, что она тоже это место насиженное покинула. Д-а-а-а, не заладилась наша батальница…, хотя с другой стороны, мы – то все честно делали и винить нам себя не в чем.

Орлов нахмурившись, наблюдая за пламенем, утвердительно покачал головой и тихо произнес:

– Это ты, верно, говоришь, урядник…, нам себя упрекнуть не в чем. Мы делали все, что могли и уже не наша в том вина, что жилы свои мы рвали зазря, в одиночестве и окружении неприятельском. Господь свидетель, что мы честно бились за кромку империи, которая как оказалась уже и не наша вовсе.

– Может, ваше благородие, выпьем для сугреву по глоточку? – спросил казак. Постучав кулаком по дубовому бочонку с водкой. – Душегубы все вроде не выпили! Вроде как день ангела у нас очередной образовался?

– А, что, братец…, давай саданем и впрямь для поправки здоровья, да за упокой души товарищей наших. За то, что, Господь, все так управил, увидев наши страдания!

Подняв валяющиеся у костра глиняные кружки, они наполнили их до краев водкой, оставленной Сулимой в качестве выкупа, и осушили их, на одном дыхании не чокаясь. Они столько вытерпели и выстрадали за последние дни, принимая одно испытание за другим, что выпитая ими водка показалась холодной водой. Сидя молча у костра, они не обращали никакого внимания на одиночные выстрелы, не присматривались к снующим по территории завода американцам, они, наконец – то ощутили, что просто вновь выжили. А ведь их столько раз хотели убить только за последние сутки. Они столько пережили, что позволили налить себе еще по кружке и выпить за свое новое рождение, которое им так внезапно подарили американские китобои.