скачать книгу бесплатно
– Чой-то ты такой довольный? – спросил сгорбленный чернокнижник.
– Это они, господа, – ответил я. – Это те самые зеркала.
– Конечно, те самые, – взволнованно буркнул карлик. – А ты думал, мы тебя за нос водим?
– Ни на минуту не сомневался в вашей честности, друзья мои.
Из пролома появилась запыхавшаяся толстуха, продолжавшая что-то недовольно бурчать себе под нос.
– Ишь какой шустрый. Убёг сразу, как от огня.
Огонь. Это хорошая мысль, дорогуша. Очень хорошая.
– Вы знаете, после такого я готов отведать хоть целый чан вашего фирменного блюда, – произнёс я, глядя прямо на одноглазого. – Вы не против?
– Во даёт, окаянный, – удивилась толстуха, снова усевшись рядом со мной.
– Так что мы решили? Когда следующая встреча? И когда ты принесёшь нам Реггилиум? – сурово спросил одноглазый. В голосе его чувствовалось недоверие. И не зря. У него были все причины не доверять мне. Уж я-то знаю это, как никто другой.
– Можно, я всё-таки перекушу, а потом мы всё обсудим?
Тарелка с похлёбкой стояла недалеко от меня. Поставив перед собой свою сумку, я вынул из неё аккуратный свёрток, в котором обычно возил столовые приборы. Убрав сумку под стол, я развернул свёрток, продемонстрировав колдунам начищенные, сверкающие серебром нож и вилку.
– Там, откуда я родом, предпочитают есть столовыми приборами, – размеренно проговорил я, попеременно смотря на каждого из колдунов. – Я не сильно обижу вас, если воспользуюсь ими и сейчас?
– Ха-ха-ха-ха, – расхохотался карлик, – да ты не от мира сего. Как ты собираешься есть суп ножом и вилкой?
– Это верное замечание. Чтобы есть ваш суп, нужна ложка.
Одноглазый первым понял, к чему я клонил, но было уже поздно. Ловко и молниеносно я развёл руки в стороны. Нож угодил карлику прямо в левый глаз, насквозь пробив его череп. Вилка по самую рукоять вонзилась в глотку толстухи, проткнув все три её подбородка. Захлёбываясь кровью, больше напоминающей тёмно-зелёную жижу, она рухнула на пол. К тому моменту, как карлик завалился рядом с ней, он был уже мёртв.
С бешеным рёвом одноглазый вскочил из-за стола, который я поспешил перевернуть. Магия здесь не работала. Вернее, работала, но не в том объёме, в каком хотелось бы. Колдуны позаботились о том, чтобы заглушить для меня доступ к потокам, но по ходу нашей беседы не заметили, как я сделал то же самое. Первое правило тёмного мага – умей делать контрзаклятия максимально незаметно. Они сами обрекли себя на гибель, показав мне свою сущность. И они точно не знали, что в ближнем бою я также хорош, как и в магии.
Под плащом был сокрыт мой любимый кинжал с зазубренным лезвием из закалённой и зачарованной стали. Он был небольшим, неприметным, но очень удобным и действенным орудием. Одним взмахом я отрубил длиннющую руку безъязыкого еретика, едва он посмел потянуться ко мне. Другим вспорол его тело от живота до самой шеи.
Тем временем чернокнижник судорожно пытался сотворить какое-то заклятие порчи, но выходило это у него крайне неумело. Мне было достаточно двух шагов, чтобы настичь его и подобно заправскому мяснику перерезать поганцу горло.
Одноглазый, как и предполагалось, оказался смышлёнее остальных, и попытался скрыться в проломе в стене. Возможно, где-то там в каменном коридоре был спрятан потаённый выход. Я не мог позволить ему уйти и ринулся следом. Главарь еретиков умер самой трусливой смертью. Я был быстрее и проворнее. Не успел он ещё спуститься по тёмной лестнице вниз, как мой кинжал вонзился ему в спину. Несколько раз провернув его, я был уверен, что покончил с нечестивцем. Но тут он меня удивил.
Я почувствовал сильное жжение и выпустил кинжал из руки. Моё орудие, изъеденное словно кислотой, с глухим стуком упало на каменный пол, а сам колдун обернулся ко мне и, обхватив моё горло цепкими костлявыми руками, попытался укусить меня. Вернее, не укусить, а откусить часть моей плоти. И целился он точно мне в лицо. Приложив максимум усилий, я смог удержать его зловонный рот на расстоянии, а сам, что было мочи, ткнул большим пальцем в его единственный глаз.
Обжигающая кровь снова потекла по моей ладони и дабы не лишиться руки, я убрал её в сторону, но к тому моменту мой одноглазый друг уже стал слепым.
– Тьма не простит тебя! – взвыл он. – Ты умрёшь в мученьях! Она отомстит тебе за своих верных слуг!
– Передавай привет Хозяину чертей, ублюдок, – бросил я и со всей силы ударил голову слепца о каменную стену. Хруст его черепа эхом разнёсся по длинному коридору. Затем тело колдуна безвольно упало на пол.
Пять трупов – вот и весь исход нашей светской беседы в затерянной хижине на краю света. Я чувствовал некое удовлетворение от содеянного. Сегодня я очистил мир от скверны. Простит ли мне это Великая Тьма? Вряд ли. В этом колдун был прав. Волнует ли меня это хоть сколько-нибудь? Очевидно, нет. Зеркала найдены, и теперь ни единая душа на Эйнхроне, не знает о их местоположении. Кроме меня. Меня и той маленькой девочки в дальней камере каземата.
Рука сильно саднила, но теперь, когда магический барьер, созданный еретиками, пал, я не сомневался, что мне удастся привести её в порядок парой-тройкой нехитрых заклинаний.
Сам же я отправился в конец коридора к маленькой узнице, что продолжала смотреть на меня своими невинными глазами.
– Ну как дела, малышка? – спросил я, присев перед ней на корточки.
Вид у меня был неважный, пот тёк со лба ручьями. Но девочка не боялась. Мне даже показалось, что она слегка улыбнулась. Улыбнулась, но не ответила ни слова.
– Ты разговаривать умеешь?
Девочка кивнула, и это уже был добрый знак.
– Всё будет хорошо, слышишь? Плохие дяди и жирная тётя приказали долго жить. А нас с тобой, судя по всему, ждёт небольшое путешествие. Где твои мама и папа знаешь?
Девочка отрицательно помотала головой.
– А откуда ты, помнишь?
Снова отрицательный ответ.
Похоже, она провела в этом подземелье всю свою сознательную жизнь и вряд ли могла хоть что-то поведать о своём прошлом. Но выглядела она довольно смышленой, и я уже тогда знал, как я с ней поступлю. Но для начала нам нужно было выбраться из этой хижины и отвратных дебрей Истргена.
Слева от меня дверь в комнату с демоническими зеркалами все ещё была открыта. Артефакты словно манили меня. Я снова начал слышать какой-то шёпот, и потому поспешил захлопнуть её и закрыть на замок. Благо толстуха оставила ключи в замочной скважине.
Тут же на связке проржавевших ключей, я нашёл и тот, что отпер камеру маленькой узницы. После чего в очередной раз за вечер обомлел. Девочка выбежала наружу и, обхватив меня за ноги, крепко-крепко обняла и явно ещё долго не собиралась отпускать.
– Послушай, так дело не пойдёт, – умилённый происходящим прошептал ей я. – Нам нужно идти, а сейчас это сделать мне крайне затруднительно.
Мы покинули это злополучное место на рассвете. Тела еретиков я сжёг вместе с проклятой хижиной, а дверь в комнату с зеркалами искусно замаскировал магическими барьерами. Я твёрдо решил, что однажды ещё вернусь за ними, но пока зловещим артефактам лучше покоиться нетронутыми. Мне нужно было решить, что делать с девочкой. Путь наш лежал на запад – в Храйхорф…
Часть 1
«…И будет принадлежать мир полностью тому, кто обретёт силу Реггилиума. И получит тот Бог власть безграничную. Другой же должен будет уйти навсегда. Лишь смерть станет достойным уделом проигравшего…»
Из договора Иллариона Иергарха и Валькерия Викента.
112 год по новому летоисчислению.
Глава 1
Весна 3784го года от пришествия Новых Богов…
День обещал быть тёплым и ясным. Дожди, зачастившие последнее время, отступили с неделю назад. Земля уже достаточно прогрелась после не продолжительных зимних заморозков, и большинство логгеров начали подготовку к посевной. Это и понятно, ведь для небольшого восточного государства сельское хозяйство было основой существования.
Чуть меньше, чем сотню лет назад всё было несколько иначе. Княжество Логгерсхорф занимало ведущие позиции среди государств региона и даже могло составить конкуренцию по многим аспектам развития своему северо-западному соседу, самому большому государству в мире – королевству Кримзохх. Логгеры считались одной из ветвей великого хорфского народа, некогда заселявшего огромные территории. Было это в столь далёкие времена, что достоверных сведений о хорфском народе практически не осталось, кроме преданий о его разделении на три ветви.
Когда на их владения напали мор и засуха, и всего за несколько лет плодородные земли превратились в пустыни, хорфцы отправились в другие регионы. Часть ушла на север, часть на запад, а часть на восток. Так появилось три государства: северный Сайберхорф, западный Храйхорф и восточный Логгерсхорф. Сайберхорф граничил с суровыми северными льдами, Храйхорф расположился в гористой местности и имел выход к морю, а Логгерсхорф образовался посреди песчаных районов на берегах озера Лорсхайм. Постепенно связь между братскими народами в силу расстояний ослабевала, и в итоге через несколько сотен лет они совсем перестали отождествлять себя друг с другом, по сути, став самобытными, с собственной культурой и языком.
Но, если Храйхорф и Сайберхорф с тех пор славились единением внутри этноса, то логгеры оказались гораздо воинственнее. Не проходило и десятилетия, чтобы между их городами не возникало военных конфликтов, порой очень даже кровопролитных. Причины всегда были разные, но, в основном, враждовали они из-за главенствующего положения столицы. Слишком много городов претендовали на то, чтобы ей быть, и слишком много кланов выдвигали на княжение своих представителей. Последнее такое столкновение, как раз случившееся чуть менее ста лет назад, и привело к тому, что некогда мощное государство превратилось в конгломерат небольших княжеств, каждое из которых считало себя истинным наследником былого величия.
Саноур для всего остального мира, тем не менее, остался первым среди равных, и если где – то речь заходила о логгерах, то на слуху обычно был именно этот город. Во-первых, потому что до раздела он долгое время был столицей Логгерсхорфа. Во-вторых, он был самым развитым и густонаселённым. В Саноуре проживало без малого тридцать тысяч жителей, а его регулярная армия насчитывала три тысячи воинов. И, в-третьих, князем Саноура был Соломон Форбус – прямой потомок первых князей Логгерсхорфа, который занимал свой трон по праву крови.
Естественно другие поселения логгеров главенство Саноура не признавали, что не особо тревожило его жителей. Несмотря на все невзгоды, сельское хозяйство и торговля были налажены здесь куда лучше, чем у других. Работать приходилось много, но работа приносила прибыль и, в целом можно сказать, что Саноур в сравнении с остальными был городом процветающим.
Солнце над городом поднималось всё выше. Где-то огласил округу молодой петух. В ответ ему послышался нецензурный возглас какого-то земледельца, так сладко дремавшего в своей хижине.
Молодой парень двадцати трёх лет от роду открыл глаза. Он лежал в своей постели в одном из самых роскошных домов в центре Саноура. Только что проснувшись, он зевнул и взглянул в открытое окно. Сквозь развевающиеся на ветру занавески в комнату пробивались тёплые солнечные лучи.
– Отличный денёк, как я погляжу, – произнёс он, вставая с кровати. – Первый солнечный день рождения за последние семь лет.
Витор Нуйо – так его звали – всегда пристально следил за погодой, особенно по весне. Обычно его дни рождения выдавались мрачными и пасмурными, но сегодняшний, похоже, обещал стать исключением.
Внизу послышался какой-то шум.
«Кажется, мне готовят сюрприз», – подумал Витор, надевая штаны. За ними последовала белая рубаха из сукна с узорчатыми рукавами и чёрный камзол. Всё было пошито специально для него лучшими мастерами Саноура при непременном участии его матери. Алисия Нуйо строго следила за тем, как выглядят её дети, и в чём они ходят по улицам. Именно поэтому и Витор и остальные члены семьи всегда были одеты с иголочки.
Витор был довольно рослым и крепко сложенным молодым человеком. Черноволосый, всегда гладковыбритый, с правильными чертами лица, симпатичный, как отмечали девушки из окрестностей, он производил приятное впечатление и обладал авторитетом не только среди сверстников, но и среди людей старшего поколения. И не случайно. Витор имел высокооплачиваемую работу и практически полностью обеспечивал свою большую семью. Он состоял в штате особо приближённых к князю охранников, прекрасно владел оружием и по долгу службы частенько сопровождал торговые караваны через опасные песчаные районы.
Получить работу при дворе князя в столь молодом возрасте (а получил Витор её в семнадцать лет) помогло несчастье. Отец Витора ушёл из жизни шесть лет назад. Хакан Нуйо скоропостижно скончался от редчайшей формы лёгочной инфекции. Местные лекари оказались бессильны. Так обеспечение семьи, в которую входили мать, тётя, два младших брата, две сестры, два двоюродных брата-близнеца и дальняя-предальняя столетняя родственница, целиком взвалилось на плечи старшего мужчины – Витора. Естественно в такой ситуации князь Соломон Форбус не мог не помочь семье своего близкого друга молодости и не устроить к себе на службу его сына.
Вообще, род Форбусов и род Нуйо с давних времён находились в тесных дружеских отношениях. Князь Соломон, будучи ещё только наследником престола, в молодости своей участвовал в обороне Саноура от банд песчаных разбойников, периодически устраивавших набеги на поселения логгеров. Плечом к плечу с ним сражался и Хакан Нуйо. В те времена они были не разлей вода и неоднократно выручали друг друга в сражениях.
Витор открыл дверь своей комнаты и спустился вниз на первый этаж. Он оказался в просторном холле, обставленном мебелью из дерева с элементами дорогой слоновой кости и украшенном декоративными цветами в больших вычурных горшках. Тут было тихо, хотя столовая, где обычно проводились все праздники, была всего в пяти шагах за дверью.
«Где там мой любимый яблочный пирог?» – подумал Витор.
Медленными шажками, стараясь не создавать лишнего шума, он направился к двери в столовую. И в этот момент за ней послышался ужасный звон бьющейся посуды, заставивший Витора подпрыгнуть на месте от неожиданности. Вслед за звоном раздался истошный крик Алисии Нуйо.
– Ты болван, Клейтон! – прокричала она.
Витор поспешил распахнуть дверь. На полу столовой, прямо на любимом его матерью ковре геманнской работы грудой лежали разбитые тарелки с приготовленными к празднику вкусностями. Само собой, вкусности на вид таковыми уже не казались. Поверх всей груды развалившийся на несколько частей, примятый тарелкой с отбивными и перепачканный каким-то соусом, лежал яблочный пирог.
– Чо сразу я? – пробасил обиженный Клейтон – девятнадцатилетний брат Витора, который всё время что-нибудь разбивал из-за своей природной неуклюжести. Он был на полголовы выше Витора, а в плечах шире раза в полтора. Такому громиле сложно было что-нибудь да не задеть.
– Это не я, – спустя мгновение сообщил один из братьев-близнецов.
– И не я, – тут же добавил второй.
Белокурые близнецы Арчебальд и Лессабаль были ещё теми шалопаями шестнадцати лет от роду, и, как правило, если и совершали какие-то проступки, то старались свалить вину на других.
– Мой чудесный ковёр геманнской работы! – причитала Алисия Нуйо, худощавая светловолосая женщина невысокого роста. – Если бы Хакан увидел это, не знаю, что бы он с тобой сделал, Клейтон!
– Но, мам… – жалобно протянул здоровяк, хмуря брови.
Клейтон стоял в стороне у стены и выглядел очень расстроенным. Дальняя родственница, именуемая в семье Бабулей, которой недавно стукнуло сто два года, безразлично сидела в кресле – качалке и смотрела в окно. Все остальные склонились над остатками праздничного стола, наперебой споря и совершенно не слушая друг друга. Никто из них не заметил появление Витора.
– Шикарные тарелки из Хафльсхейда, – вздохнула тётушка Нейбл, подбирая осколки с ковра.
Нейбл приходилась родной сестрой Алисии, но внешне они похожи не были. В отличие от Алисии, она имела довольно крупные черты лица и иссиня чёрные волосы, что по женской линии в их роду было большой редкостью. Нейбл была старше на несколько лет, но всегда старалась держать свой возраст в тайне, очень обижаясь, когда кто-нибудь называл на людях её истинные годы.
– Моё платье! – чуть не плача воскликнула миловидная пятнадцатилетняя сестра Витора по имени Вёртли. – Оно всё испачкано подливой для утки, а я ведь только первый раз его одела. Какой кошмар!
– Мой пирог, – в такт ей с досадой в голосе произнёс Витор.
Тут уж все подняли головы и уставились на именинника. Даже Бабуля на миг повернулась, оценивающе окинув взглядом присутствующих.
– Э-э-э, Витор, э-э-э, сынок, а мы тут тебе сюрприз готовим. Вот стол накрываем. Правда, Клейтон? – попыталась скрасить неловкий момент Алисия.
– Но кто-то всё испортил, – ехидно хихикнул один из близнецов.
– Арчебальд, – направил на него свой указательный палец Витор.
– Да?
– Примолкни.
– Я понял, – виновато ответил Арчебальд.
– Что скажешь, Клейтон? – сурово спросил Витор, взглянув на брата-громилу.
Клейтон переступил с ноги на ногу и, немного замявшись, ответил:
– Это не я, Витор. Вот хочешь – верь, хочешь – не верь. Я много чего творил в этом доме и всегда признавался. Но сегодня я не виноват, и нечего на меня напраслину возводить.
– Не ты?
Витор принял невероятно строгий вид, который принимал его отец в часы, когда особенно сердился на непослушных детей. Он нахмурился и пристально разглядывал каждого из присутствующих, пытась найти виновного в содеянном.
– Лессабаль, – Витор взглянул на своего кузена, нервно постукивавшего пальцами одной руки по кисти другой. – Лучше признайся сразу.
– Я? – изобразил удивление Лессабаль. – Да мы с братишкой вообще не при делах.
– Витор, – заговорила Нейбл. – Может…
– Погодите, тётушка. Я говорю с братцами.
– Витор, не смей обвинять Арчебальда и Лессабаля, – взмолилась Алисия. – Это всё Клейтон. И мы все это прекрасно понимаем. Первый раз как будто бы.
Клейтон показательно молчал. И тут Витора осенило. Он взглянул на своего, стоящего в стороне за спинами остальных, младшего брата. Лучший ученик приходской школы имени Соломона Форбуса, отличник и прилежный мальчик Марк слишком уж подозрительно притих, чтобы быть не замешанным в «деле уничтожения праздничного стола». Витор сразу же забыл о близнецах. Его взор был устремлён на Марка, и тот понял, что его раскрыли.
– Как дела, Марк?
– Я… – Марк виновато посмотрел на брата. – Я не хотел… Так вышло…
– Марк! – Алисия Нуйо уставилась на младшего сына с раскрытым ртом.
Долговязый паренёк покраснел от стыда. В свои четырнадцать он привык слышать только похвалу от матери, но теперь, похоже, его ждала незавидная участь быть тем, на кого обрушится гнев всей семьи.
– Я больше так не буду, – едва слышно промямлил он.
