Герр Вольф

Тем временем катер причалил к пристани.

– Мой фюрер, – обратился к Гитлеру Шмундт, – надеюсь, теперь вы наконец-то позволите проводить вас на обед?

– Разумеется, Рудольф, разумеется. Но я до сих пор не осмотрел свой бункер. Это безобразие! Безопасность превыше всего!

– Но, мой фюрер, – трагически развел руками Шмундт, – доктор Морелль рекомендовал вам принимать пищу в одно и то же время!

– Шмундт, Шмундт! Я бы не советовал вам превращаться в зануду и догматика Гальдера! Вы в курсе, почему девяносто процентов исторических покушений были успешными? А я в курсе! Единственный метод, который следует применять, – это не придерживаться в своей жизни регулярности. Все лучше делать в разное время и внезапно.

Гитлер первым решительно шагнул к трапу.

Глава 12

Бункер фюрера находился рядом с его домиком, и попасть в него можно было как с улицы, так и из наземных апартаментов.

Гитлер перевидал на своем веку множество бункеров. И все же Шмундт и Раттенхубер не могли не заметить, что у входа в личное бомбоубежище «Вервольфа» шеф заметно заволновался. Нахмурясь, он довольно долго стоял перед открытой массивной, из броневой стали, дверью, словно не решаясь войти.

– Шмундт, – наконец горячечно прошептал Гитлер так тихо, что адъютант был вынужден приблизиться к нему почти вплотную, – так вы утверждаете, что дно этого бункера касается гранитной плиты?

– Так говорят, мой фюрер, – пожал плечами Шмундт. – Если прикажете, я сегодня же проконсультируюсь у Шпеера!

Фюрер отрицательно мотнул головой.

– Не стоит, Рудольф. Я поговорю с ним сам. Насколько мне известно, Шпеер в ставке. Пригласите его ко мне… после ужина.

– Яволь! – вытянулся Шмундт.

По бетонным ступенькам они спустились вниз. По обе стороны коридора располагались комнаты размером не более чем три на пять метров. В кабинетах ничего лишнего: паркет, санузел, вмонтированные в стены шкафы и сейфы, простая, без затей, мебель. Только в спальне пол украшал персидский ковер.

Но зато все помещения бункера имели многоступенчатую вентиляцию, центральное отопление, были радио- и электрифицированы.

– А здесь вполне уютно, господа, – неожиданно повеселел Гитлер, ступив на персидский ковер. – И главное, какая тишина! Только здесь можно быть наедине с вечностью! Выключите свет, Шмундт!

Свет погас. В помещении без окон воцарился абсолютный мрак.

– Если здание и может быть символом ситуации, то именно такое убежище, напоминающее древнеегипетскую гробницу! – голос Гитлера словно увязал в густой темноте и казался пророческим.

Шмундт, все еще держащий палец на выключателе, и Раттенхубер, застывший у невидимого входа, отчетливо напряглись.

На какое-то мгновенье Гитлер замолк, и лишь едва слышное монотонное шипение вентиляции и хриплое дыхание погруженных в темноту людей оживляло замкнутое черное пространство.

– Какая здесь смертельная аура! – Гитлер перешел на захлебывающийся шепот. – Какая огромная непроницаемая бетонная глыба без окон, чьи стены занимают во много раз больше места, чем вся полезная площадь! Мои астрологи клянутся, что где-то здесь глубоко-глубоко под землей проходит тектонический разлом, через который внутренняя энергия Земли устремляется вверх, наружу! Включите свет, Шмундт!

В ярких лучах света Шмундт и Раттенхубер увидели фюрера, стоящего посредине похожей на железнодорожный вагон комнаты в состоянии, подобном трансу: зрачки закатились за верхние веки, руки мучительно прижаты к груди.

Точно таким они видели своего божественного повелителя в музее Хофбурга перед копьем Судьбы.

– На этом самом месте находилась ставка скифского царя Арианта, – судорожно вещал фюрер. – Ему принадлежал священный котел, предназначенный будущему Властителю Вселенной. Так писал Геродот! Так говорят мои астрологи и маги! Огромный котел, – Гитлер уже кричал каким-то потусторонним голосом, – отлитый из наконечников стрел – по одному от каждого скифского воина! При помощи этого котла царь Ариант объединял дикие скифские племена в сокрушительный кулак! Когда я найду этот котел, я выплавлю в нем новое поколение людей! Больше не будет ни немцев, ни англичан, ни русских! Будет один-единственный народ, непобедимый уже потому, что его некому будет побеждать! С ним я обрету свое бессмертие!

Гитлер посмотрел на Раттенхубера и Шмундта безумными глазами:

– Но сперва я сварю в этом священном котле всех предателей Третьего рейха! Всех этих Боков, Гальдеров и Моделей! Всех мерзавцев и пораженцев, дерзнувших идти против моей воли! Это они пожирают мое сердце и мозг быстрее вонючих славян, крадут мою жизненную энергию, мою великую победу!

Выпалив все это на одном дыхании, Гитлер дернулся, тяжело вздохнул и, как будто ничего не было, как будто он только что сюда вошел, спросил своих спутников:

– Вы уверены, что свод этого бункера несокрушим?

– Даже при прямом попадании, мой фюрер! – заверил его Раттенхубер. – Ваш бункер практически непробиваем! Он надежен, как броня немецкого танка! Можете положиться на него целиком и полностью!

– Если бы точно так же я мог положиться и на своих друзей, Раттенхубер! – Гитлер любовно провел ладонью по бетонной, четырехметровой толщины, стене. – Увы, они не так надежны, как этот бункер! Я не имел в виду вас, господа. Хотя…

Не договорив, фюрер тут же покинул подземелье.

Глава 13

Обиженный Гальдером фюрер обедал в узком кругу своих адъютантов и секретарей. Борман был в отъезде.

Пообедали на скорую руку, без речей и тостов. Гитлер пребывал в неопределенном состоянии духа, был молчалив и задумчив.

Без особого аппетита фюрер справился с горячим гороховым супом. Он не выносил остывших блюд и долгого их ожидания.

Так как у окружения фюрера сегодня был бифштекс, следуя установившейся традиции, для него самого повар приготовил мнимый бифштекс из овощей.

В последнее время Гитлер пристрастился к яйцам с черной икрой. Вот и в этот раз вазочка с русским деликатесом стояла прямо перед ним. Гитлер зачерпнул икру десертной ложечкой и уж было поднес ее ко рту, но в последний момент передумал и спросил у дежурного адъютанта:

– Интересно, и почем же сегодня эта… нерожденная рыба?

Ответ адъютанта его потряс. Он решительно отодвинул от себя вазочку с черной икрой и приказал:

– Больше мне это дорогущее шайсе не подавать! Я что, еврей Ротшильд? Я не намерен проедать за обедом недельный бюджет немецкой семьи!

И, окинув взглядом тесный круг своих приближенных, ворчливо добавил:

– Остальных это, разумеется, не касается! Без проблем! Можете есть! Если, конечно, позволяет совесть!

Разумеется, к икре больше никто не притронулся.

Но ужинал фюрер, как и в день приезда в ставку, в офицерской столовой при казино. Пришли все свободные от дел и вахт. Вопреки ожиданиям, фюрер был в прекрасном настроении, всех задирал, старался, как обычно, «посадить в лужу» и даже Гальдеру дружелюбно помахал рукой.

С удовольствием пересказал несколько острот своего придворного фотографа Гофмана.

– Представляете, – слегка куражился Гитлер, – студента спрашивают на экзамене: почему у лебедя такая длинная шея? А для того, отвечает болван, чтобы лебедь не утонул! Супер! Это вам не простуженный англосаксонский юмор! И не французский с лягушачьим прононсом! Все-таки немцы не лишены чувства сурового первобытного юмора!

Генерал Йодль, который, по мнению многих, обладал необычайно гибким характером и «светлой головой» и пользовался особым расположением фюрера, решил поиронизировать по поводу гитлерюгендской униформы защитного цвета на историографе Гитлера Пикере:

– До какого, собственно говоря, возраста можно оставаться в гитлерюгенде? – ехидно спросил он.

– Не питаете ли вы, генерал, честолюбивых намерений, – смеясь, парировал Пикер, – и не желаете ли, чтобы я оказал вам протекцию в гитлерюгенде?

Все от души расхохотались.

Потом Гитлер рассказал о русском военнопленном, который в течение года водил грузовик с боеприпасами у самой линии фронта, а затем заявил, что он генерал и потребовал, чтобы его повысили в должности.

– Когда мне доложили об этом, – под всеобщий хохот закончил Гитлер, – я распорядился так: поручить генералу возглавить целую колонну грузовиков!

Казалось, инцидент с Гальдером исчерпан. В конце концов, Йодль уже доложил фюреру, что директива 45 о двух направлениях главного удара на юге России почти готова и, скорее всего, завтра-послезавтра поступит к нему на подпись. Гальдер проиграл. Но вопрос о его отставке Гитлер, судя по всему, подымать не собирался.

В это время сидящий за адъютантским столом Пикер в пылу беседы опрокинул графин с вишневым соком. Сок пролился на белую скатерть, и она стала темно-красной.

Все тревожно посмотрели на Гитлера, но фюрер, похоже, проигнорировал этот конфуз. Внешне он пребывал в какой-то эйфории безмятежности. Сегодня за ужином он был готов скорее миловать, чем карать. В самый разгар застолья он встал с места, и тогда все, кто с искренним интересом, а кто и с искренней досадой, приготовились его слушать.

– Второе такое ханжеское государство, как Россия, трудно себе вообразить! – Гитлер начал свою застольную речь таким тоном, как будто все беседы в этот вечер касались исключительно этой темы. – Там все построено на церковных обрядах. И тем не менее русские получили крепкую взбучку! Чего стоили молитвы ста сорока миллионов русских во время войны с японцами? Они принесли гораздо меньше пользы, чем молитвы меньшей по численности японской нации. Точно так же во время мировой войны наши молитвы оказались весомее, чем их. Но даже внутри страны православные попы не смогли обеспечить прочную опору самодержавию. Появился большевизм. Разумеется, этому способствовали также реакционные круги: они устранили Распутина, то есть единственную силу, способную привить славянскому элементу здоровое миропонимание.

С этим все присутствующие согласились сразу и бесповоротно: Германия корнями уходила в могучую и славную Римскую империю, а славяне – в хилое и бесплодное византийство.

Гитлер уже вошел во вкус поднятой темы.

– О лицемерии русских говорит и такой факт. Мне доложили, что они просто толпами приходят в городской комиссариат, чтобы получить разрешение на выезд в Крым. Уже многие бывшие жители Ленинграда окончательно вместе с семьями перебрались туда. При этом пропаганда Кремля вовсю трубит про ужасы ленинградской блокады, в то время как для многих ленинградцев эти временные трудности – прекрасный повод покинуть гиблое заболоченное место, по манию Петра Великого названное новой столицей России, и перебраться в цветущий Крым! Но это чистейшей воды безумие! Я твердо намерен очистить Крым от местных жителей и населить его представителями высшей расы, а в наших комендатурах преспокойно выдают разрешения на въезд туда чуть ли не всем жителям занятых нами восточных земель!

Лицо фюрера посуровело.

– Кто-нибудь вообще задумывался о том, почему русские так любят странствия? Разумеется, их прежде всего тянет на юг! Заветная мечта любого русского медведя – жить и размножаться в Крыму, а не в северных районах России, куда их загнали беспощадные русские самодержцы. Гардероб русских крайне скуден, а зимы очень суровы. И разве они не лишены той привязанности к земле, которая свойственна немецким бауэрам? Откуда ей у них взяться?! Еще при царе миллионы бродяжничали, прежде всего спасаясь от налогов! Да в большинстве своем восточные славяне – просто кочевники, не способные долго жить на одном месте, как скот, который, ощипав и выбив копытами всю траву на лугах, отправляется на поиски новых пастбищ. Только так можно понять, почему русские бросают посреди дороги такую нужную им вещь, как телега, если она мешает им двигаться дальше. Но мы же не позволяем скоту по собственному желанию перемещаться с места на место! А чем русские отличаются от скота?! Укажите мне десять отличий – и я завтра же позволю им всем скопом перекочевать в их разлюбезный цветущий Крым!

Лицо Гитлера перекосило от вдохновения, он не обращал внимания на слушателей. Только несколько сотрудников Генштаба и охраны незаметно покинули свои места за столом. Это разрешалось – дело превыше всего! Остальные напряженно вслушивались во все набирающую мощь застольную речь фюрера. Одни – в поисках смысла жизни, другие – в надежде разглядеть постоянно ускользающий ее финал.

– Трудно себе представить, что случилось бы с Россией, если бы сброд, населяющий ее необъятные просторы, не возглавил гениальный Сталин! И трудно представить, что было бы с Европой, если бы я не нанес ему сокрушительный удар! Ведь Сталин отлично понимал, что при осуществлении его планов мировой революции ему очень на руку, что в конце девятнадцатого – начале двадцатого века так и не удалось сделать философской основой христианства материализм вместо метафизики. Только я с самого начала видел, что за спиной Сталина, как всегда, стоят евреи! И еврейский лозунг диктатуры пролетариата есть не что иное, как призыв к свержению руками пролетариата существующего строя и замене его господством кучки людей, состоящих из евреев и их пособников. Поскольку сам пролетариат не способен руководить государством. И если бы Сталин, – Гитлер в экстазе запрокинул голову, – одержал победу, то мы имели бы во всех странах Центральной и Западной Европы коммунизм самого худшего образца! И когда нынешняя война закончится, Европа сможет облегченно вздохнуть! Поскольку я вышибу из Европы всех без исключения евреев, с исходящей с Востока угрозой будет покончено раз и навсегда!

– И вот тогда, – при этих словах глаза Гитлера приобрели тот странный, неестественный цвет, который обычно исчезал только после закапывания специальных глазных капель на опиуме, прописанных в числе восьмидесяти других лекарств доктором Мореллем, и когда было не понять, шутит он или серьезен как никогда, – и вот тогда, я в этом убежден, правильнее всего было бы после победы над Россией доверить, разумеется под германским верховенством, управление Россией Сталину, так как он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с русскими варварами. Да-да, господа! Не бездарному спившему демагогу Черчиллю, не сифилитическому паралитику и, следовательно, невменяемому, к тому же еще полужиду, Рузвельту я бы доверил роль наместника в побежденной гигантской стране, а обладающему ледяной, поистине нордической способностью повелевать варварами – гениальному Сталину!

К полуночи ни на минуту не смолкавший и не присевший фюрер вдруг очутился за спинами своих сидевших плечом к плечу генералов. И, чеканя каждое слово так, что оно звоном отдавалось под сводами столовой, заговорил о главном:

– До сих пор неизвестно, действительно ли разногласия между Сталиным и Тухачевским зашли так далеко, что Сталину пришлось всерьез опасаться за свою власть и жизнь, угроза которым исходила от так называемого заговора красных маршалов. Или он нанес по ним превентивный удар, уничтожив большую часть своего генералитета. Как бы то ни было, я нахожу, что Сталин был абсолютно прав. Перед лицом страшных событий, будучи в ответе за судьбу всей страны, вождь не может позволить себе стать заложником истинных или мнимых врагов, особенно если эти враги в генеральских мундирах. Как говорится, нет человека – нет проблемы! А господь, по мнению наших великих предков, сам отделит праведников от грешников! Не правда ли, господа?!

Мгновенно расслабившись, Гитлер устало махнул рукой:

– Извините, господа, но мне пора. Важная встреча! Продолжайте веселиться!

Глава 14

18 июля 1942 года. «Вервольф». Ночь

Гитлер встретился с министром вооружений Альбертом Шпеером в гостиной своего блокгауза. Они уселись в кресла друг напротив друга у горящего камина. Камердинер Линге прикатил наскоро сервированный столик на колесах и подал Гитлеру шерстяной плед. Климат здешних мест сыграл со сверхчувствительным фюрером злую шутку: днем – испепеляющий зной, а ночью – полярная стужа.

После ужина Гитлер совсем расхворался. И если бы не встреча со Шпеером, скорее всего, залег бы до утра.

После смерти Дитриха Эккарта в 1923 году в жизни Гитлера осталось всего четыре человека, с которыми он по старой дружбе был на «ты»: Юлиус Штрайхер, Эрнст Рем, Кристиан Вебер и Герман Эссер.

С Эссером после тридцать третьего он исхитрился снова перейти на «вы». Вебера избегал. К Штрайберу обращался безлично. С Ремом покончил раз и навсегда самым радикальным способом.

Даже с Евой Браун не церемонился, пренебрежительно называя ее «Чапперль», как баварские крестьяне уменьшительно-пренебрежительно называли молоденьких особ женского пола.

С Геббельсом, которого он очень ценил – виделся редко, к Гиммлеру был исключительно привязан вплоть до его измены в самом конце войны, Геринга терпел…

Всем им, под различными предлогами он мог отказать во встрече в тот момент, когда у него, как сейчас, особенно неприятно ныл желудок и натурально отваливалась голова. Он мог пренебречь почти любым из своих подданных, но только не Шпеером – человеком самого ближнего круга, реальным воплощением его несбывшейся мечты.

Именно поэтому встреча, назначенная Гитлером еще днем, состоялась далеко за полночь. Фюрер никогда не позволил бы себе ее отменить, а Шпеер – от нее отказаться, как это порой довольно легко позволяли себе другие.

Вот поэтому они и сидели в креслах друг напротив друга, в гостиной более чем скромных апартаментов фюрера, в ставке «Вервольф». При Шпеере, с которым Гитлер никогда не переходил на «ты», он, однако, не стеснялся кутаться в плед и даже временами морщиться от все нарастающей боли в желудке.

Альберт Шпеер – сын преуспевающего архитектора из Манхейма, сам талантливый архитектор и аристократ духа, отлично сложенный, с волевым ухоженным лицом немецкого интеллектуала – всегда смотрел на фюрера с искренним уважением и сочувствием. Именно с этим человеком – одновременно непостижимым и гротескным, – чья речь перед студентами Берлинского университета и Высшего технического училища в убогой пивной под названием «Хазенхайде» навсегда покорила начинающего архитектора, у Шпеера были связаны и его феерический взлет, и самые амбивалентные воспоминания.

Он без доклада входил в кабинет фюрера в новой рейхсканцелярии, был вхож в его доме в Оберзальцберге и, в известном смысле, в его душу. На самом деле в свою душу Гитлер не впускал никого. Настоящих друзей у него никогда не было. Но, если бы они были, Шпеер имел все шансы стать одним из них.

В тридцать седьмом именно Шпеера Гитлер назначил главным инспектором Третьего рейха по архитектуре и именно ему доверил свою идею-фикс: превратить Берлин в столицу мировой цивилизации.

В отличие от своего царственного патрона, обожавшего отвлеченные истины и темы и не любившего входить в подробности, Шпеер был профессионалом экстра-класса. За что бы он ни брался – за новую рейхсканцелярию, олимпийский стадион или целые супергорода, – все выходило с размахом и было готово точно в срок.

Провалившийся на экзаменах в Венскую академию художеств, но отнюдь не бездарный Адольф был буквально заворожен творчеством своего придворного архитектора и порой, забросив наиважнейшие государственные дела, мог часами любоваться его набросками и макетами.

В тридцать восьмом он лично пришпилил к его груди золотой партийный значок и дал карт-бланш на увековечение национал-социалистской идеи в металле, бронзе, граните и мраморе на всей территории Германии, Европы и дальше – до самого края Земли, куда непременно дойдут железные легионы вермахта.

Альберт Шпеер удобно расположился в кресле, закинув ногу на ногу, Гитлер кутался в плед.

Блонди, как к старому знакомому, подошла к гостю, доверительно ткнулась носом в колено и милостиво позволила потрепать свою густую шевелюру. После этого, вероятно, выполнив долг гостеприимства, вновь отошла к хозяину и улеглась у его ног.

– Вы в курсе, Шпеер, какой кунштюк выкинул Гальдер на последнем совещании? В то время, когда русские бегут по всему фронту, он требует, как в Талмуд, упереться носом в какой-то дурацкий план «Блау», состряпанный им полгода назад, и не отступать от него ни на йоту! И что самое мерзкое, его поддержали Бок, Модель и даже Йодль! Какая первобытная узость мышления! Разве Александр Македонский, начав поход против Дария во главе крошечной армии, предполагал, что дойдет аж до Индии?! Полководец, который на каждом шагу взвешивает свои возможности, никогда не станет великим! Его место в торговых рядах среди евреев! Воевать нужно одержимо, безоглядно, с верой в успех в самых безнадежных ситуациях! Только тогда провидение дарует победу! Что вы думаете по этому поводу, Альберт?

– Но, мой фюрер, – Шпеер, прищурившись, разглядывал огонь в камине, – я министр вооружений, а не начальник Генерального штаба. Удобно ли мне…

– Бросьте кокетничать! – недовольно поморщился Гитлер. – Удобно – не удобно! В моем окружении вы единственный интеллектуал и технократ! И по-настоящему близкий мне человек! Гиммлер общается исключительно с чинами СС, Геринг – с когортой своих некритичных почитателей, Геббельс… Вы знаете, как я респектирую Гиммлера, но временами его так заносит! Представляете, он на полном серьезе хочет обоготворить СС! Какая чушь! Мы наконец-то вошли в век, оставивший позади всякий мистицизм, а он предлагает начать все сначала! Зачем же мы тогда отринули церковь?! Она хотя бы имела традиции. Подумать только, я когда-нибудь превращусь в эсэсовского святого! Вы можете себе это вообразить?! Да я бы в гробу перевернулся! А недавно мне сообщили, что он начал разводить в концлагерях каких-то гигантских кроликов! Как вы думаете, для чего? Чтобы обеспечить шерстью солдат вермахта! Шпеер, он что, сошел с ума?! Германия не прокормит этих монстров! И потом… у всех наших какой-то «московский синдром». Какой-то фатальный ужас перед русскими морозами. Но лучший способ успешно пережить зиму – это не готовиться к ней, а вообще закончить все дела до ее прихода! Поэтому я хочу завершить операцию «Блау» задолго до наступления первых холодов. Так что, Шпеер, давайте без глупых экивоков, излагайте свою точку зрения! Вам я поверю!

Гитлер поймал взгляд Шпеера и долго, словно гипнотизируя, смотрел ему прямо в глаза. Шпеер внутренне напрягся, но взгляд не отвел и в целом выглядел спокойным и уверенным в себе.

– Хорошо, – улыбнувшись, сказал он, – я готов. Но позвольте тогда оценить обстановку на фронте прежде всего с позиции министра вооружений.

Гитлер согласно кивнул в ответ.

– Мой фюрер, вы абсолютно правы: войну мы должны закончить к концу октября, в любом случае до начала русской зимы. Иначе Германия рискует ее проиграть. Я предчувствую, что этот год станет переломным в нашей истории. Следовательно, мы можем победить лишь тем оружием, которым располагаем сейчас, а не тем, что собираемся произвести в будущем. К сожалению, наша промышленность сегодня способна дать фронту лишь четверть того, что давала в Первую мировую войну. Блицкриг не удался, а на затяжную войну с Россией наша оборонная промышленность, увы, не рассчитана.

Гитлер защелкал пальцами – верный признак того, что он начинал перевозбуждаться. Но Шпеер, прекрасно знавший своего шефа, как вольно называли Гитлера за глаза его приближенные, был уверен, что грубым фюрер позволял себе быть только с постоянными обитателями ставки, а с гостями умел подавлять свои необузданные инстинкты.

– Но наступление развивается успешно, – капризно возразил Гитлер. – Шпеер, вы явно преувеличиваете наши проблемы!

– Мой фюрер! К сожалению, наше наступление теряет темп. Мы еще способны значительно продвинуться вперед и даже нанести ряд поражений противнику, но… левый фланг восточнее Киева все больше растягивается. По мере приближения к Кавказу и Сталинграду коммуникации увеличились настолько, что мы уже не в состоянии обеспечить ни нормальную связь с войсками, ни нормальное управление, ни нормальное снабжение всем необходимым. Лишь огромными усилиями удалось восстановить железнодорожное движение на захваченных территориях. В рейхе попросту отсутствует достаточное количество подвижного состава. Интендантские службы не поспевают за наступающими частями, стремительно иссякают запасы запчастей для танков и боеприпасы, горючее на исходе. Как я уже сказал, ежемесячный выпуск вооружений не соответствует столь широкомасштабному наступлению. По моим расчетам, при благоприятных обстоятельствах только к сорок четвертому году промышленность сможет в несколько раз увеличить выпуск артиллерийских орудий и танков. Но уже сегодня износ боевой техники на таких огромных расстояниях превышает все мыслимые пределы. По нормам испытательного полигона в Кумерсдорфе гусеницы и двигатели тяжелых танков нуждаются в капремонте через каждые 650–800 километров. Но русское бездорожье несравнимо ни с каким полигоном!

– Эти трудности можно преодолеть, как и любые другие! – Гитлер попытался вскочить с кресла, но запутался в пледе. – Как только откроется путь на равнины южнее Кавказа, мы легко развернем наши армии и создадим базы снабжения. А через год или два начнем наступление в подбрюшье Британской империи. Минимальными усилиями мы сможем освободить Персию и Ирак! Население Индии восторженно встретит наши дивизии!