скачать книгу бесплатно
И Ахмед развернулся, чтобы уйти из сада, из дворца, из Багдада. Но было слишком поздно. Так как едва он завернул за угол главной дорожки, как там появились, чтобы встретить его, несколько офицеров, которые почтительно приветствовали гостя и вежливо сказали:
– Мы везде вас искали. Халиф Багдада ожидает царственных женихов. Будьте добры, пройдите с нами, о принц Островов!
* * *
Так Кисмет увлекла Багдадского Вора в свой беспощадный водоворот, в то время как Зобейда, лукаво смеясь над тем, что она считала застенчивостью возлюбленного, и любя его еще сильнее благодаря этому, отправляла сообщение своему отцу, что она решилась:
«Четыре принца Азии просят моей руки. Один приехал из Индии. Он потомок многих богов его народа. Но должна ли я выбрать его по праву рождения? Второй приехал из Персии. Его богатство, словно пески в пустыне. Но должна ли я выбрать его по праву богатства? Из далекой, желтой Монголии прибыл третий. В битве за ним следуют миллионы закованных в броню всадников. Но должна ли я выбрать его по праву власти? Есть и четвертый принц. Я ничего не знаю о его богатстве, могуществе или родословной. Но я люблю его и выбираю его, как, согласно незапамятной традиции, все представители моей расы выбирали тех, кого они любили, как и ты, отец мой, многие годы назад выбрал мою мать – да парит ее душа в Раю!»
И, сидя на украшенном павлинами троне в огромном зале приемов, халиф Багдада улыбнулся, когда подумал о сообщении своей дочери.
* * *
Зал приемов выглядел как огромный квадрат. Стены, высотой в двадцать футов, были покрыты кремовой и белой эмалью, искусно смешанной со сверкающе-белым природным лаком, и перекрыты серебряной паутиной арабесок, такой же изысканной, как тончайшее кружево. Верхняя часть стен, выше широкой полосы цитат из Корана, вырезанной из черного мрамора, представляла собой вереницу, панораму фресок – воплощение, итог всей гордой истории ислама. От сотен хрустальных канделябров исходил потрясающий ослепительный свет, ловя яркое трепетание военных знамен в дальнем конце зала, где присели главы далеких племен, озаряя шелковые халаты багдадских сановников, которые, скрестив ноги, сидели на подушках слева от павлиньего трона в пурпурном, синем, желтом и красном блеске тюльпанов, вонзая золото и серебро в великолепные одеяния трех принцев – не забывая и четвертого, самозваного принца Островов, – которые стояли прямо перед повелителем Багдада.
Принц Индии высоко держал голову. Он был потомком богов, кровным двоюродным братом Вишну Создателя, Шивы Хранителя и Дурги Разрушителя. Он был уверен в своей судьбе. Зобейда будет принадлежать ему. Как может быть иначе?
Принц Персии набивал рот засахаренными фиалками. Он был богат. Ни одна женщина не может противостоять богатству. Да поможет Аллах, думал он, и эта нежная, маленькая Зобейда будет слаще, чем все леденцы, которые он проглотил за свою жизнь, и между тем отправил в рот еще одну конфету.
Принц Монголии казался непроницаемым, как золотая статуя. Он завоюет принцессу, несмотря ни на что. Если не сегодня, то завтра. Он был монголом. Он пришел с холодного, жестокого, каменистого севера. Он сильнее, чем воля местных богов, сильнее даже, чем воля Высшего Божества Гаутамы Будды.
Только принц Островов был мрачен. Стыд жег его мозг и душу, как раскаленное острие бура. Он не смотрел вверх, не обращал внимания на Птицу Зла, который стоял позади него, нашептывая ему в ухо.
Глашатай объявил:
– Единственный, Священный, Родовитый – халиф Багдада.
Халиф встал.
– Такова древняя традиция моей семьи, – сказал он. – Когда царственные женихи из дальних концов земли сватаются к дочери правителя Багдада, она может следовать велениям своего сердца. Сегодня прибыло четверо женихов. Я польщен. – Он изящно поклонился. – Моя дочь видела их с балкона. Принцесса, согласно этой древней традиции, выбрала мужчину, которого она любит. Ему она шлет свое кольцо как знак. Пусть ее кольцо будет возложено на руку избранного.
И он отдал глашатаю, который подошел к нему, узкую золотую полоску, украшенную огромными, кроваво-красными жемчужинами в форме двух соединенных сердец.
Раздался громкий стук серебряных литавр, рев длинных труб, волнение знамен, пока глашатай спускался с трона. Глашатай прошел мимо принца Индии, принца Персии, принца Монголии. Он остановился напротив принца Островов, горячо его поприветствовал и надел кольцо на палец Ахмеда.
– Выбор моей дочери и наследницы Багдада, – объявил халиф. – Слово сказано. Если кто-то против, скажите об этом сейчас. Когда лунные лучи коснутся кипариса, обручение завершится празднеством.
Раздались аплодисменты, разорвавшие тишину. Сановники, предводители далеких племен, священники и купцы, рабы и евнухи, которые набились в зал из сада, смеялись и кричали.
Все новые и новые тосты, громогласные и торжественные, звучали в зале. Но слышались и ворчливые, и горькие слова, ибо три принца жаловались и возражали, что выбор был явно несправедлив.
– Как? – вопрошали они. – Зобейда выбрала не меня, потомка богов; не меня, чьи богатства неисчислимы; не меня, за которым в битве следуют миллионы воинов? Послушай, послушай, Родовитый… – Шумно галдя, они окружили халифа, который сошел с павлиньего трона.
Но правитель Багдада улыбнулся. Он погладил свою длинную белую бороду и сказал, что выбор был окончательным.
– Друзья мои, – умолял он, – не поступайте как непослушные дети. Я гарантирую – ибо я гордый отец, – что во всей Азии нет женщины, равной Зобейде по красоте, обаянию и другим достоинствам. Но воистину, не оспаривайте указания судьбы! Не выражайте недовольство победой принца Островов! Будьте великодушны! Пойдите и утопите свои печали в звонких кубках и обильной еде!
И, пока они продолжали протестовать и ворчать, он отвел их в банкетный зал, где был приготовлен великолепный пир.
Ахмед воспользовался всеобщим волнением и восхищением, чтобы выскользнуть незамеченным в сад.
– Куда ты идешь? – спросил Птица Зла, следовавший за ним по пятам, как верный пес.
– Подальше отсюда!
– Но… принцесса Зобейда…
– Я не унижусь до обмана и лжи…
– Тьфу! – усмехнулся старик. – Кот ест тысячу цыплят, а затем идет в паломничество по святым местам! Ты же вор!
– Я знаю! И я украду все… все, включая зеленую мантию и бриллиантовую корону пророка Мухаммеда! Но я не украду сердце той, которую люблю!
Он бежал по садовой тропинке, и внезапно, минуя мраморную беседку, он услышал тихие слова, обернулся, посмотрел и увидел ее, Зобейду, которая направилась прямо к Ахмеду.
– Мой господин, – сказала она, – слуги доложили мне, что ты покинул зал и ушел в сад. Ты пришел, чтобы увидеть меня, найти меня, не так ли? Ах, я знала! И я пришла, чтобы увидеть тебя, найти тебя…
Она попыталась поцеловать юношу. Но он отвернулся. Он уронил кольцо ей в руку. Затем простыми словами он поведал ей правду:
– Я не принц. Я меньше, чем рабы, которые служат тебе, никто, жалкий изгой. Я вор.
– Вор… – повторила Лесная Вода, которая незамеченной следовала за своей госпожой и пряталась в густых деревьях.
Она сразу же вспомнила, где и когда видела Ахмеда. Итак, он был грабителем, который прошлой ночью вошел в комнату Зобейды, который угрожал ей клинком и скрылся через окно.
Она быстро побежала обратно во дворец. Она разыскала Вонг К’ая, доверенного советника, и рассказала ему все, что узнала. Вонг К’ай не терял времени. Он вошел в банкетный зал. Прошептал Чам Шенгу на ухо:
– Ахмед – вор, который прошлой ночью ограбил дворец.
Принц ответил:
– Она еще не замужем. – И встал.
Он обратился к халифу.
– О могущественный халиф, – сказал он, – воистину грязному осквернению подвергся ваш древний, благородный дом! Герб Багдадского халифа запятнан. Этот Ахмед – который зовет себя принцем Островов, которому ваша дочь пообещала руку и сердце, – не кто иной, как самозванец, обычный вор, чье королевство – это базар и рыночная площадь и чье богатство – это содержимое чужих карманов! – И, пока халиф, запинаясь, отвечал, что он в это не верит, что это невозможно, монгол продолжил: – В этом нет сомнения. Одна из рабынь принцессы узнала его. И вдобавок он сам не посмеет это отрицать.
Халиф повернулся к своим вооруженным слугам. Он трясся от ярости.
– Этот Ахмед, который называет себя принцем, найдите его! Приведите мне этого вора! – прогремел он.
Тотчас же слуги, солдаты и евнухи разошлись по дворцу и саду, а в садовой беседке Ахмед умолял Зобейду простить самонадеянность его любви во имя величия этой любви.
– Я увидел тебя прошлой ночью, – сказал он. – Я был вором, который зашел в твою комнату. И я… ох… я ничего не мог поделать. Я беру то, что хочу. Я хотел тебя, я попытался тебя взять. Жизнь без тебя… да… словно беззвездная, дождливая ночь! Я жаждал тебя! Я так жаждал тебя! Это словно шепот всех лет творения – без начала и без конца. Но… когда я держал тебя в руках… все изменилось. Зло во мне умерло. – Он заметил слезы, сверкающие в ее глазах. – Я могу вынести тысячу испытаний, вытерпеть тысячу смертей, но не твои слезы. Пожалуйста… пожалуйста… прости меня…
– Ахмед! – прервала она его. – Багдадский Вор! Я люблю тебя! Да, ты вор! Но… – Ее голос дрогнул. – Но это не уменьшает мою любовь к тебе, не меняет ее. Вот! – Она надела кольцо на его палец. – Возвращайся ко мне… в любой день! Я буду ждать тебя, пока…
– Пока…?
– Пока ты не вернешь добро, которое есть в тебе: храбрость, великолепие, честность, превосходство, порядочность! Я истинно верю тебе, дорогой.
И внезапно она замолчала, повернулась и прислушалась, так как издалека донеслись звон стали и лихорадочные крики:
– Этот арабский принц – простой вор! Найдите его! Выследите его!
– Быстро! – воскликнула она. – Прячься! Если они обнаружат тебя со мной, то будут беспощадны.
Но было слишком поздно. Солдаты уже заполонили беседку. Ахмед защищался, храбро сражаясь. Меч скакал в его руке, как разумное существо, освобожденное из драгоценных бархатных ножен, отражающее чахлые лучи умирающего солнца так, что лезвие блестело от кончика от основания, как цепь бриллиантов. Он наскакивал на них, топая ногами, с резким, гортанным арабским боевым криком, его оружие танцевало сарабанду. Но силы были неравны. Удар боевого топора по рукоятке меча лишил Ахмеда защиты. Солдаты обрушились на него, как стая гончих на оленя, и потащили к халифу.
– Правду! – вопрошал тот. – Кто ты?
– Я вор! – ответил Ахмед, и улыбка исказила его губы при воспоминании, что Зобейда любит его, несмотря на то, кем он был.
– Пес! – яростно взревел халиф и сильно ударил Ахмеда в губы. – Сын собаки с собачьим сердцем! Какое мучение придумать тебе? Ах, посмотрим, как тебе понравится песня кнута! – Он повернулся к слугам: – Высечь его! Честные жители Багдада, вот вор, который будет высечен. Пусть все воры боятся! Двадцать и четыре удара плетью за кражу моего самого ценного сокровища.
Мгновение спустя Ахмед был связан. «Вжик, вжик, вжик!» – взлетали цепы из кожи носорога, рассекая воздух с победным, мстительным звуком, извиваясь на его спине, превращая ее в ободранную, кровоточащую массу. И все равно он улыбался; все равно он думал о Зобейде, о ее словах: «Я люблю тебя! Я буду ждать тебя! Я истинно верю тебе!» Наконец халиф, увидев улыбку на его лице, разразился громким, жестоким смехом.
– Ах! – сказал он. – Мы превратим твою наглую улыбку в гримасу боли. Посмотрим, каким пыткам мы тебя подвергнем. – И, когда монгольский принц что-то прошептал ему на ухо, он снова рассмеялся. – Ты прав, Чам Шенг! – продолжил он. – Потрясающая, свежая, великолепная идея! И правда достойный монгол! – Он повернулся к рабам: – Бросьте это вора к обезьяне! Пусть его разорвут на куски. Посмотрим, сможет ли он ограбить обезьяну, или, вероятнее, горилла окажется лучшим вором – выцарапает глаза и язык нашего умного вора, разорвет его на части!
И они потащили его из зала к подземной клетке, где днем держали огромного зверя.
Земзем подслушивала. Она побежала к Зобейде и все ей рассказала. Принцесса пребывала в глубокой печали и отчаянии. Но теперь, как зачастую бывает, она вытерла слезы. Ибо, хотя она была мягкой, эмоциональной, обычной женщиной, она забывала о мечтах и обращалась к действиям, когда встречалась с серьезной опасностью. Так случилось и сегодня. Она должна спасти своего возлюбленного. Она знала, что о силе не стоит говорить и что невозможно спорить с отцом и умолять его. Оставалось одно оружие: взятка. Она сняла с шеи нить из пятидесяти бесценных, прекрасно подобранных черных жемчужин, распустила ее и отдала сверкающую темным светом горсть Земзем.
– По жемчужине каждому солдату из охраны! – сказала она. – Пусть Ахмеда безопасно проведут через секретную дверь на улицу!
Земзем поспешно убежала. Солдаты из охраны подчинились охотно и с радостью. Они сами были рабами, в их сердцах не было злобы или ненависти, они по-настоящему восхищались Багдадским Вором. Кроме того, им досталось сокровище, по бесценной жемчужине для каждого, и никакого риска попасться. Разве кто-нибудь узнает об этом? Они не скажут; принцесса не скажет; Ахмед не скажет; горилла не сможет сказать! Итак, они быстро и тайно провели Ахмеда потаенной тропой в небольшой, обнесенный стеной сад с резким запахом календулы и едкой, назойливой сладостью красного жасмина, затем по подземному ходу, который тянулся почти милю, и через хитроумный, прикрытый травой люк на пустую, безлюдную улицу. Напоследок ему пожелали:
– Да защитит тебя Аллах, о Багдадский Вор!
И там он сидел, наедине с телесной болью и болью душевной, пока солнце не умерло в медно-коричневой дымке и на западе не вырос месяц, вонзающий свои тонкие рожки в сердце мужчины, бесстрастного, спокойного, безразличного.
Там он сидел всю ночь, доколе ветер не прогнал сумерки на восток и небо не окрасилось нефритово-зеленым цветом раннего утра; доколе вместе с солнцем, поднимающимся все выше и выше, со стороны дворца не разнесся громкий рев труб и стук барабанов; вскоре после этого Птица Зла, который спасся с помощью одного из солдат, присоединился к другу и рассказал ему, что произошло.
Оказалось, что после разоблачения вора халиф пошел к дочери и потребовал:
– Выбери другого мужа! Я приказываю!
Зобейда решительно настаивала: несмотря ни на что, она любит Багдадского Вора, и наконец ее отец, потеряв терпение, сказал, что он сам выберет ей мужа из трех принцев, и ушел от нее в ужасной ярости. Затем Зобейда поняла свою беспомощность. И она повернулась к своим рабыням, Земзем и Терии, которые находились в комнате.
– Что мне делать? – спросила она.
И снова Терия, предсказательница, рассыпала горсть марокканского песка. Снова золотые песчинки постепенно сформировали силуэт, напоминающий розу.
– Рожденная Небесами! – воскликнула она. – Надежду свою не теряй. Посмотри! Роза остается, и выйдет из этого что-то хорошее. Это точно. Тот, кто первым коснулся розового дерева, и будет твоим мужем!
– Но… что мне делать?
– Не предавай пески Мекки. Отложи исход. Ты должна выиграть время!
И Зобейде пришлось пойти к халифу, поприветствовать его, расцеловать его руки и вымолить прощение.
– Отец мой, – просила она. – Я сама не знаю, что у меня на уме.
– Очень хорошо. Я сам сделаю выбор за тебя.
– Нет-нет! Оставь решение Кисмет, Судьбе!
– Как, дочка?
– Прикажи трем принцам уйти, пошли их в дальние земли на поиски какого-нибудь редкого сокровища. По прошествии семи лун позволь им вернуться. Тот, кто принесет сокровище более редкое, будет моим мужем. Тем самым он заслужит мою любовь!
Халиф одобрил предложение дочери, как и три принца; и теперь под громкий рев труб, битье барабанов и трепетание знамен они покидали Багдад, согласившись вернуться в конце седьмой луны.
Тем не менее утром его предсказательница, находясь в трансе, сделала заявление, которое глубоко озадачило халифа:
«Три жениха выходят из ворот,
Но четверых судьба ее ведет».
Принц Индии, ехавший в своем золотом паланкине на спине слона, слегка улыбнулся. Он был уверен в поисках, уверен в их исходе. Боги и предки помогут ему.
Улыбался, полулежа на носилках, и принц Персии, такой же самоуверенный, как и первый. Его богатство неописуемо. Зобейда хотела редчайшее сокровище мира? Очень хорошо. Он найдет его. Он купит его, даже если это будет стоить доходов тысяч городов.
Улыбался, наконец, сидя в своем паланкине, и принц Монголии. Но по лучшим, более разумным причинам, чем первые двое; он говорил Вонг К’аю:
– Теперь, когда я увидел принцессу, у меня есть еще одна причина завладеть Багдадом. Многие торговцы, купцы и погонщики верблюдов каждый день уходят из моей страны в землю арабов. Многие придут за следующие семь месяцев. Я пошлю солдат в облике носильщиков, несущих дары. Оставайся и ты здесь, в Багдаде, чтобы контролировать их, чтобы обучать их, подать им сигнал, если придет время. Создай мне армию в стенах города. Ибо те, кто придет сюда в течение следующих семи месяцев, будут моими лучшими воинами, скрытыми под масками слуг. Редчайшая вещь в мире? Да, я буду искать ее! Но если у меня не получится, у меня все равно останется куда более редкая вещь – сила! Мы завоюем Багдад, несмотря на его толстые стены! Мы завоюем его изнутри, когда мирные монгольские торговцы сменят свои шелковые халаты на кольчуги, счетные книги – на щиты из кож буйволов, а перья и чернила – на пики и ятаганы!
Итак, три принца оставили Багдад, пока Птица Зла нашептывал на ухо Ахмеду:
– Принцы вернутся на седьмой луне с сокровищами. Тот, кто принесет самое редкое, женится на принцессе. Пойдем, если ты все еще хочешь украсть ее. Посмотри! За тобой тайная дверь. Она помогла тебе выбраться. Несомненно, она поможет тебе снова попасть внутрь и найти дорогу через туннели с тиграми. Но, – рассмеялся он, – в этот раз тебе не понадобится египетское лекарство. Принцесса любит тебя. Она пойдет с тобой по собственной воле.
– Я ее не достоин!
– Глупец! Глупец! Глупец!
Но Ахмед не ответил. Он ушел, чувствуя боль в сердце и душе; в древних арабских хрониках отмечено, что, когда он шел, с ним случилась странная вещь.
«Ибо, – гласят древние хроники, – когда Багдадский Вор повернул на площадь Одноглазого Еврея, ему внезапно показалось, будто загадочная сила появилась из ниоткуда, громко трепеща крыльями, словно крыльями его души, его собственной души, мучимой, страдающей, пытающейся выбраться из клетки бренной плоти. Неуклонно эта сила призывала его, неотразимо, непреодолимо, пока – он не знал, как и почему – он не оказался в той самой мечети, где всего несколько дней назад бросил вызов Аллаху и пророку Мухаммеду – мир ему! И где имам – да ходит он вместе с благословенными в Седьмом Зале Рая! – подошел к нему и радушно принял его во имя пророка Мухаммеда – мир ему!»
Тем не менее надо заметить, что Птица Зла подругому взглянул на все дело:
– Став лилейно-белым, теперь он идет плакаться в мечеть. Ба!
Священник улыбнулся, когда узнал Ахмеда, а затем принял серьезный вид, когда увидел его раны:
– Ты ранен!
– В сердце и душу! – ответил Ахмед, не думая о своих телесных страданиях.
