История одного профессора

– Ты не ведаешь, что творишь! – взвизгнул мужчина и попытался вскочить, но Владимир легко поймал его за потрепанное ангельское крыло, второе крыло отсутствовало и, как показывал окровавленный обрубок кости, потерял его владелец не в давке в общественном транспорте.

– Я все ведаю, – мягко проговорил седой профессор. – Мне нужен ключ, вот и все. Отдай мне его, и можешь быть свободен!

– Правда? – толстяк с мольбой посмотрел в холодные глаза Владимира.

– Честное слово! Мне нужен только ключ! – Вышеславский требовательно протянул руку.

Ангел, стеная и плача, запустил толстые, короткие пальцы под грязную рубаху и извлек на солнечный свет серебряную цепочку, к которой был привязан старомодный медный ключ с четырьмя бороздками.

Владимир сорвал ключ с шеи ангела и спрятал в карман.

– Ваш архив, все записи, наконец, я добуду доказательства ваших делишек! – профессор, наконец, позволил себе улыбнуться.

– Ты обещал, что я буду свободен! Ты получил, что хотел! – заныл толстяк.

– Эй! Я свое слово держу! Не то, что вы! – прикрикнул на него Владимир Семенович. – Ты свободен!

Ангел встал и, прихрамывая, направился прочь с полянки. Владимир устало посмотрел ему в спину, вскинул руку и поймал проплывавшее мимо него крыло за длинные маховые перья.

Толстяк завизжал и попытался освободиться, но тщетно. Блеснула сталь, и на траву брызнула кровь. В руках Владимира Семеновича осталось ангельское крыло.

– Ты сказал, что отпустишь меня! – завыл толстяк.

– Ты свободен! – сказал Вышеславский, вгоняя лезвие в глаз ангела. – Все равно вернешься через время.

Профессор протер нож о траву, хлопнул себя по карману, проверив, что ключ на месте, и легкой походкой зашагал прочь с поляны.

Библиотека располагалась в здании, которое построили еще до коммунизма, и занимала весь первый этаж. Рядом текла бурная жизнь: сменялись магазинчики вокруг, перестилался асфальт, происходили разборки бандитских группировок, а библиотека работала в штатном режиме – с девяти до шести по будням, и с полудня до пяти в субботу и воскресенье. Казалось, время не властно над этим зданием. Не властно оно также было и над библиотекаршей: немолодая, но еще бодрая женщина Зинаида Петровна отпирала библиотеку каждое утро и запирала каждый вечер – так было всегда. Старожилы района и постоянные посетители храма книг не задавались вопросом, как давно сидит за канцелярской стойкой эта женщина.

Зинаиде Петровне на вид было около пятидесяти лет, одевалась она соответственно занимаемой должности – строгая юбка в пол, свитер под горло, каштановые волосы с проседью собраны в тугой узел на затылке, на носу очки, от дужек которых вилась тонкая цепочка.

Владимир Семенович ходил в эту библиотеку уже около пяти лет. Ровно в одиннадцать часов утра он, облаченный в потертое серое пальто, входил в деревянные двери библиотечного зала с неизменной авоськой книг в руках.

Первое время Зинаида Петровна настороженно относилась к незнакомому посетителю, на вопросы отвечала односложно и на контакт не шла, но со временем сердце ее оттаяло, и двое пожилых людей часто засиживались в библиотеке после закрытия, попивая чай, вспоминая былые времена и рассуждая о литературе.

Зинаида Петровна оказалась кладезем информации о старинных книгах, и Владимир Семенович пользовался энциклопедическими познаниями женщины в области древней литературы, мифов и преданий.

На ангельские крылья за спиной работницы библиотеки Вышеславский не обращал внимания – так было нужно для дела. Долгие кропотливые поиски, допросы и сидение над книгами дали-таки результат! Старый профессор наткнулся на сведения об ангельском архиве, крылатые жители небес, в отличие от своих адских коллег, педантично протоколировали свое присутствие в мире людей, занося каждый поступок в книги бытия, и хранили весь этот архив в одном месте.

Старый профессор долго выяснял местонахождение архива и еще дольше выяснял, как в него попасть. Нужно было разрешение библиотекаря и ключ архивариуса.

С ключом было просто – выследить толстого архивариуса было делом техники, добыть ключ – делом умения и мастерства, а вот получить разрешение библиотекаря – это была задачка посложнее! Силой вырвать такое разрешение нельзя, требовалось действовать тонко и умно.

Владимир Семенович пару раз посетил библиотеку под видом праздношатающегося горожанина, оценил обстановку и строгость Зинаиды Петровны. Легко и просто попасть в архив не получится, штурмом эту крепость не взять, требовалась методичная осада.

Вышеславский снял квартиру неподалеку от библиотеки, все чин по чину – прописка у него была местная, он выправил себе документы, даже устроился на неполный день в одну из местных школ дворником и зачастил в библиотеку. Читать он любил с детства, а годы академических изысканий научили его не только проглатывать информацию, но и систематизировать ее, отбрасывая ненужное, оставлять саму суть книги.

В первый год осады Владимир Семенович почти не говорил с Зинаидой Петровной, обмениваясь сухими общими фразами, но читал он при этом просто в огромных количествах. Сотрудница библиотеки поначалу с подозрением отнеслась к посетителю, бравшему в день по две-три книги и возвращавшему их буквально через пару суток. Зинаида Петровна устроила для Вышеславского целый экзамен по содержанию прочитанных книг, и, к ее полному удивлению, Владимир Семенович легко и непринужденно пересказывал романы Достоевского и Толстого, наизусть читал отрывки из греческих поэм, а уж стихов в его памяти хранилось столько, что можно было просидеть всю ночь, слушая, как он декламирует Бродского или Пастернака.

По итогам долгой беседы между пожилыми людьми установились теплые приятельские отношения. Владимир Семенович часто просил библиотекаршу отложить для него некоторые редкие тома, а Зинаида Петровна часто прибегала к мужской помощи Вышеславского при разгрузке книг.

Сегодня Владимир Семенович вошел в библиотечный зал с пустыми руками, вернее, в руках его не было книг, зато красовался шикарный букет белых лилий, которые так любила Зинаида Петровна. Пожилая библиотекарша смущенно опустила глаза, когда Владимир протянул ей букет и в витиеватой форме отвесил ей трехэтажный комплимент, явно заученный накануне. От смущения Владимир Семенович путался в словах и мило стеснялся, чем привел Зинаиду Петровну в совершенно романтическое состояние духа.

– Ах, Володя! Право, не стоило! – с ходу перешла Зинаида Петровна на чеховский язык. Женщина театрально понюхала цветы, затем прижала их к груди. – Нужно их в воду поставить!

Владимир Семенович, довольный произведенным эффектом, улыбался в усы.

– А что за повод такой? – игриво поинтересовалась библиотекарша.

– Я нашел то, что так долго искал, – сказал Владимир Семенович и снова усмехнулся.

Зинаида Петровна нашла в недрах библиотеки огромную старомодную вазу с безвкусным рисунком и торжественно поставила в нее букет.

– Как вам? – спросила она

– На мой вкус чересчур вычурно, – честно ответил мужчина.

Библиотекарша рассмеялась

– Что поделать, такие вкусы у учредителей этой библиотеки!

– Зинаида Петровна, у меня к вам небольшая просьба, – смущенно пробормотал Владимир. – Не сочтите за дерзость, я пойму, если вы мне откажете, и нисколько не обижусь…

– Да говорите уже, – кокетливо ударила Владимира по ладони женщина. – Право, ваше смущение мило, но уже надоедает!

– Прошу прощения, – Владимир Семенович вдохнул в грудь побольше воздуха и выпалил. – Я бы хотел пригласить вас на свидание!

Зинаида Петровна зарделась, Вышеславский даже оторопел немного – он не мог поверить, что эта строгая женщина способна на такие проявления чувств.

– Долго же вы собирались! – смеясь, сказала женщина, и, выйдя из-за стойки, обняла Владимира.

Вышеславский обнял библиотекаршу и почувствовала давно позабытый жар женского тела. Их губы встретились, и Владимир Семенович чуть было не позабыл об истинной цели своего визита. Зинаида настойчиво потащила мужчину в лабиринт книжных полок.

– Право, неудобно же! Мне не разрешено проходить в архив, – пробормотал Вышеславский.

– Володя, прекрати! Я здесь главная, я даю тебе разрешение входить в любое помещение в моей библиотеке! – тяжело дыша, сказала Зинаида Петровна.

– Ну наконец-то! – Владимир остановился, как вкопанный.

Женщина недоуменно уставилась на своего кавалера.

– Я что-то не то сказала? – Зинаида Петровна отпустила руку Вышеславского.

– Нет, ты все сказала правильно. Ты дала мне разрешение! – в голосе Владимира Семеновича слышалось торжество. – Теперь я выведу вас на чистую воду!

– Володя! О чем ты говоришь? Кто ты? – Зинаида Петровна в ужасе отшатнулась.

– Я есть бич божий, курица ты старая! – Вышеславский одним движением выхватил нож и срезал крылья со спины Зинаиды, вторым движением он перерезал женщине горло.

– Прощения не прошу, ты вернешься еще, – сказал Владимир, переступая немолодое тело.

Дверь в архив он нашел не сразу – лабиринты книжных полок были запутанны и плохо освещены. В конце концов, Владимир остановился перед высокими деревянными дверями, по верхнему краю которых вились золотые руны. Вышеславский поискал отверстие для ключа, но поверхность двери была абсолютно гладкой, открыть их не представлялось возможным.

– У меня есть разрешение библиотекаря, – произнес Владимир, и в ту же секунду на правой створке появилась бронзовая ручка, а под ней отверстие для ключа.

Владимир Семенович вставил ключ в отверстие и трижды повернул его. Дверь бесшумно распахнулась. Даже видавший виды Вышеславский присвистнул от удивления – огромный зал освещали хрустальные люстры, свисавшие с потолка, конец зала терялся за горизонтом, натурально конца зала не было видно! Владимир Семенович даже подумал, что если по центральной галерее пустить корабль, то он скроется постепенно за изгибом планеты!

Вышеславский вошел в зал и направился к первому стеллажу, заставленному тяжеленными рукописными томами.

– Ну и что? Что же дальше было? – я вскочил с места. – Почему не было никаких публикаций и разоблачений? Почему до сих пор никто ничего не знает?

– Да потому, что в одиночку я не вынес из хранилища даже миллионной доли сведений! – старый профессор улыбался, явно обрадованный моей горячностью. – На то, чтобы найти хоть какие-то доказательства в этом архиве, у меня ушел бы остаток жизни!

– Так почему бы не привлечь власти? Вряд ли чиновникам или президенту понравится, что они, оказывается, просто пешки в большой игре! – воскликнул я.

– Я тоже так подумал! Я долгое время обивал пороги министерств и государственных учреждений, я дошел до президента! – Вышеславский горько усмехнулся. – Это было моей ошибкой. Свой не пойдет против своих.

– Свой? – я осекся. – Вы хотите сказать, что он тоже…

– Да, и он тоже, – мой собеседник горько усмехнулся. – Собственно, во время разговора с ним меня и взяли. И вот я уже который год торчу здесь. Но только что бы ни думали эти, – он мотнул головой в сторону закрытой двери, – я отнюдь не бездействовал! Я искал человека, которому могу передать свои знания, который продолжит мое дело!

– Вы это о чем? – не понял я и попытался встать со стула, но Вышеславский схватил меня за запястья, вынуждая вновь опуститься на стул.

Свет в комнате начал мерцать, я услышал сильные ритмичные удары в дверь, от которых содрогались стены.

– Что происходит? Почему такой шум? – крикнул я.

– Эти придурки недооценили меня, – расхохотался Владимир Семенович. – Они ломятся в дверь уже с полчаса!

Я ошалело смотрел на своего собеседника. Наши ладони переплелись, и я увидел, что татуировки на руках профессора ожили и черными змейками потянулись к моим рукам. Я попытался отдернуть ладони, но Вышеславский держал меня мертвой хваткой. Татуировки перетекали на мою кожу, вызывая нестерпимую боль, я кричал и извивался в крепких руках старого профессора. Вышеславский хохотал без остановки. Удары в дверь стали сильнее, и, наконец, в дверной проем вломился Фома с двумя своими сотрудниками, автоматы были на боевом взводе, и тройная очередь пуль прошила тело Вышаславского, отбросив его к дальней стене.

Я в ужасе попятился к двери.

– На пол, придурок! – сильная рука бросила меня назад и вниз, я вылетел в коридор и сильно приложился затылком о каменную стену. Мир вокруг подернулся рябью, и в всполохе автоматных выстрелов я увидел переломанное тело старого профессора, корчившееся в агонии у дальней стены комнаты номер триста семь.

– Парень! Парень! – сильная рука трясла меня за плечо. – Вставай давай, конечная!

Я подскочил, как ужаленный, ощупал себя и только потом сфокусировал взгляд на человеке рядом со мной.

Водитель автобуса с неприязнью смотрел на меня

– Ты че, пьяный, что ли? – грубо спросил он. – Оплачивай проезд и выметайся из салона!

Я словно в полусне высыпал горсть монет в подставленную ладонь и практически вывалился из автобуса.

Легкий ветерок чуть охладил мою гудящую голову, и я смог осмотреться. Конечная остановка была остановкой только на словах. На деле это был небольшой пустырь на опушке леса. От пустыря под сень корабельных сосен вела широкая тропинка.

Я посмотрел на часы – половина девятого. Встреча с узником отделения для буйных назначена на девять утра. Я вздохнул и зашагал в сторону дома, оставив за спиной сосновый бор, тропинку и лечебницу с ее опасным пациентом.

Чесались запястья, я отогнул манжету рубашки и с ужасом уставился на черные татуировки, покрывшие мою кожу сплошным узором.

Небесный спецназ

Хорошо прибывать в новое место на рассвете – любой населенный пункт, будь то город или деревня, аул или хутор лучше всего выглядят в рассветный час. Природа уже пробудилась, но людей на улицах нет. Каждый дом дышит глубоко и спокойно, очнувшись от ночного сна и уютно потягиваясь в первых лучах солнца.

Фома Александрович Брут лежал в низких колючих кустах и осматривал в отличный армейский бинокль небольшое поселение – буквально три-четыре домика плюс хозяйственные постройки. Цейсовская оптика давала отличное приближение и четкую картинку, а чистый утренний воздух позволял разглядеть мельчайшие детали на одежде жителей поселения.

– Ну что, командир, выдвигаемся пешими порядками? – рядом с Фомой, словно из воздуха, соткался его заместитель – Александр Риес, а по- простому Саша Интел.

– Погоди, скорострел, – уголком рта ухмыльнулся Фома, – что-то подозрительно тут! Слишком уж нарочито они выхаживают, словно знают о нашем прибытии. Видишь, как ходят? Вроде по обычному маршруту, но так, чтобы почти всегда под прикрытие стен, крыш или еще чего. Вот и думаю – не засада ли нас ждет?

– Уважаемый Фома, – с издевкой обратился к нему заместитель, – я думаю, это ваша паранойя сейчас говорит! Пора уже браться за дело! Скоро прибудет конвой – тогда ищи-свищи нашего клиента по всей пустыне!

Фома посмотрел на собеседника – Саша Интел получил свое прозвище отнюдь не за познания в компьютерной технике. Ленинградский интеллигент в пятом поколении, Саша очень гордился своими предками и мог часами напролет рассказывать истории о своей семье. За интеллигентность и тактичность, а также за то, что не было еще ситуации, когда замком матерился, его и прозвали Интелом, то есть интеллигентом. Саша сильно гордился своим прозвищем и даже письма домой теперь подписывал как «интел».

– Ладно, хорошо, – Фома убрал от глаз бинокль, – объявляй готовность номер один. Инструктаж уже прошел, так что все знают, как и что им делать.

Фома даже не посмотрел на козырнувшего Интела. Командира отряда снедало нехорошее предчувствие.

Это была его последняя операция перед тем, как он решил подать рапорт об увольнении. Сколько себя помнил, Фома всегда был в вооруженных силах – родился он в семье военного в отдаленном северном городке. Всю жизнь с родителями мотался по разным уголкам страны. Дольше года по роду службы отец нигде не задерживался, поэтому маленький Фома не завел себе друзей. Главной его настольной книгой был военный устав, а подчиняться приказам он научился еще в раннем детстве. Естественно с таким образом жизни вопроса, кем быть, у мальчика не возникло, и по окончании школы он поступил в высшее военное училище.

Потом опять были военные части и гарнизоны. Боевые операции в разных частях света и секретность, секретность, секретность. Молодого офицера заметили и быстро продвигали по службе, карьера складывалась блестяще. За выдающиеся командирские навыки Фома был дважды представлен к награде. Сослуживцы и подчиненные уважали Фому за немногословность, смелость и боевые навыки.

Фома, от природы наделенный огромной физической силой, тем не менее продолжал совершенствовать тело и дух – часами пропадал в тренажерном зале и на стрельбище, изучал боевые искусства и тактику ведения боя. Он словно задался целью стать универсальным солдатом и долгое время шел к этой цели, не останавливаясь и не смотря по сторонам.

Но несколько месяцев назад все изменилось, вернее, изменился Фома, изменилась его жизнь.

Майские праздники радовали жителей города погодой, зеленью и обилием культурных мероприятий. Фома не любил парады и старался держаться подальше от шумных скоплений подвыпившего народа, где зачастую забывали о великой победе прадедов и просто заливали алкоголем жаждущее веселья нутро.

Фома не носил в День Победы ни наград, ни формы, он прогуливался по парку в обычной светлой футболке с английской надписью «Будь спокоен и получай удовольствие» и старых, но таких удобных джинсах.

Девушку он заметил сразу. Да и как такую было не заметить? Среди шатающегося праздного люда девушка в простом ситцевом платье, читающая на скамейке книгу, выделялась как райская птица среди облезлых кур.

Фома присел неподалеку от девушки, подставив теплому весеннему солнцу широченные свои плечи, он украдкой поглядывал на девушку, не делая, впрочем, попыток заговорить или познакомиться – понимал, что такие девушки влюбляются явно в кого-то получше, чем военный, который в своей жизни, кроме армии, ничего и не видел. Это понимание, впрочем, не мешало Фоме просто наслаждаться весенним днем и приятной компанией, которая не подозревала даже о его, Фомы, присутствии.

Фома задумался над деталями будущей операции и поэтому не заметил, как к девушке, развязно болтая и покачиваясь на нетвердых от выпитого ногах, подошли четверо. Такие компании Фома знал и очень не любил. Это были парни из тех, кто первым кричит: «наших бьют», кто при любом удобном случае пускает в ход кулаки, особенно если противник слабее, а их больше. Короче, типичные гопники. Фома напрягся и рефлекторно мысленно проверил готовность тела и духа к возможной схватке. Мышцы пребывали в состоянии обманчивой расслабленности, готовые в любой момент стать твердыми, словно железо.

Четверо окружили скамейку, на которой сидела девушка. Один, явно предводитель шайки, уселся рядом и бесцеремонно выхватил у читающей книгу. Повертел в руках, словно впервые увидев, и, рассмеявшись, бросил одному из своих прихвостней. Девушка в напрасной попытке забрать свою книгу попыталась вскочить со скамейки, но была грубо поймана за запястье и насильно усажена на место. Главарь, чувствуя слабость жертвы, с гоготом облапал девушку. Все это Фома видел, уже направляясь в сторону наглецов.

– Что вы себе позволяете? – воскликнула девушка и с размаху залепила главарю пощечину.

– О-о-о, люблю темпераментных! – засмеялся парень и отвел руку для ответного удара. – Люблю воспитывать таких.

Фома поймал руку грубияна в полете и сжал запястье хулигана. Главарь завопил от боли – хватка у Фомы была железная.

– Ты че, оборзел, козел? – яростно крикнул главарь и попытался высвободить руку из стальных пальцев, с таким же успехом он мог пытаться сдвинуть с места железнодорожный состав.

– Кажется, девушка ясно дала вам понять, что ваше общество ей неприятно, – негромко сказал Фома.

– Тебя забыли спросить, – ощерился хулиган. – Парни, вломите ему, чтоб не лез не в свое дело!

Фома развернулся к троим парням. Все были как минимум на голову выше него, но шириной плеч уступали чуть ли не вдвое. Фома отпустил руку главаря и развернулся к наступавшим на него парням. Будь на их месте люди трезвые, то тысячу раз подумали бы, прежде чем нападать на человека его габаритов, но алкоголь и вседозволенность не дали хулиганам оценить соперника.

Первому из нападавших Фома бесхитростно врезал кулаком под дых, и хулиган согнулся, ловя воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег. Двое других налетели на парня, целясь ударами в голову, но Фома легко ушел от ударов дилетантов. Неуловимым, скользящим движением махнул ребром ладони по переносице первого из нападавших и с удовлетворением услышал хруст сломанного носа. Второй попытался лягнуть парня в пах, но Фома был готов к этому и, развернувшись на носках, оказался за спиной у врага. Ударом в основание черепа Фома отправил хулигана в глубокий нокаут. Спустя всего несколько секунд возле скамейки стоял только Фома, а трое хулиганов лежали на траве.

– Ну ты напросился! – взревел главарь, вскакивая со скамейки.

В руках хулигана блеснул нож, Фома было напрягся, но, увидев, каким примитивным хватом держит оружие соперник, расслабился. Видно было, что владел ножом главарь на уровне дилетанта: только и был способен, что пугать девушек, да щемить интеллигентов по подворотням.

Хулиган сделал выпад ножом, целясь Фоме в живот. Этот выпад Фома разгадал, наверное, еще раньше, чем о нем успел подумать сам нападавший. Фома перехватил запястье соперника и, повернув корпус, взял руку нападавшего в живодерский захват. Послышался мокрый хруст, и нож, блеснув серебряной рыбкой, упал в траву. Главарь заверещал от боли в сломанной руке и, обезумев от нее, налетел на обидчика, хаотично размахивая здоровой рукой. Фома не стал больше играть с незадачливым бандитом и кроссом в челюсть отправил парня в беспамятство.

Вся драка не заняла и двух минут. Фома пошарил глазами по траве и, увидев книгу, наклонился, чтобы вернуть ее хозяйке.

– Это, кажется, ваше, – мягко сказал он, протягивая девушке слегка истрепавшийся томик.

– Спасибо, – произнесла девушка, принимая книгу дрожащими пальцами. – Спасибо, что вступились.

– Ну, это дело чести любого мужчины, – улыбнулся парень.

– Может, и любого, но вступились именно вы, – девушка справилась со страхом и теперь говорила твердо и уверенно. – Меня зовут Елена Теплова.

– Фома. Фома Брут, – представился парень.

– Надо же, какая интересная фамилия, – воскликнула девушка.

– Да уж, – саркастически хмыкнул Фома, – давайте лучше просто Фома.

– Хорошо, тогда просто Лена, – мило улыбнувшись, сказала девушка и протянула Фоме руку.

Спустя пару дней Фома и Лена снова встретились и долго гуляли по весеннему городу, болтая обо всем и ни о чем. Лена училась на последнем курсе института на архитектора и подолгу рассказывала Фоме о старинных зданиях города, о проектах новых небоскребов в центре, о своем желании поездить по Европе и увидеть шедевры архитектуры европейской культуры. Фома же больше отмалчивался и давал уклончивые ответы по поводу своей профессиональной деятельности.

Молодые люди много говорили о поэзии, в которой Лена разбиралась очень хорошо, а Фома помнил лишь пару строчек из школьной программы. На прощание Лена вручила Фоме книгу – ту самую, что он спас от хулиганов:

– Твардовский, что-то знакомое, – прочитал фамилию автора Фома.

– Тебе понравится, – рассмеялась Лена и наградила ошалевшего Фому поцелуем в щеку.

Фома и Лена провстречались целый месяц, каждый день гуляя по городу, сидя в небольших уютных кафе или просто на скамейке в парке. Впервые в жизни парень не думал о военных операциях, об армии, об оружии. Рядом с Леной все это теряло смысл, хотелось все время быть с ней, рассуждать об искусстве, планировать совместную жизнь. Фоме стало противно то, чем он занимался всю жизнь. Он задумался о том, что жизнь – это не только боевые вылазки, учения и прочие атрибуты армейской жизни; он понял, что, кроме устава, есть множество прекрасных книг, стихов, музыки, что, помимо армии, существует целый мир, которого он сам себя лишил.

Месяц пролетел незаметно, пришла пора возвращаться на службу. В день перед отъездом Фома рассказал Лене о своих планах, и молодые люди решили, что после возвращения Фомы с задания он уйдет в отставку, и они начнут строить свою семью.

Фома стоял на небольшом холме, окруженном деревьями. Ветер сонно колыхал листья в кронах и вселял обманчивое чувство мира и покоя. Фома осмотрел свой небольшой отряд. Все были готовы к операции.

– Интел! Ты опять тащишь с собой эту штуку?

– Командир, эта штука однажды ой как пригодится! – сказал Саня, поглаживая свою винтовку с прикрепленным подствольным гранатометом. – Я с ней не расстанусь ни за какие деньги!