Могильник империи

– Ваше высокоблагородие, это какая-то ошибка… – начал лепетать юнкер. – Я много лет обучаюсь в юнкерском училище, я верный подданный короны, мой отец верно служил Его Императорскому Высочеству много лет…

– Ваши родители был убиты при попытке оказать вооруженное сопротивление при аресте, после того как им предъявили обвинение о связях с республиканцами, – отвлекшись от чтения, сказал подполковник, и злобно улыбнулся.

– Это бред какой-то… – сделав шаг назад пробормотал Антон. – Мой отец бился с республиканцами под стенами Краноса в составе имперской армии!

Подполковник сделал пару шагов назад и убрал листок с приговором обратно в полевую сумку, после чего достал кисет с табаком и закурил.

– Вот вечно они так, да парни? – риторически спросил он, выдохнув дым изо рта. – Взять его.

Гвардейцы, держа руки на рукоятках сабель, обступили Антона кольцом. Он был в ужасе от происходящего. Все тело внезапно объял холод, словно он проглотил огромный кусок льда, который пытались теперь растопить стенки желудка. Слова встали в горле комом. Виски пульсировали так, словно барабанщик отбивал ритм на марше. Из всех роящихся в голове мыслей юнкер сумел зацепиться только за одну.

– Живым не дамся! – крикнул Антон и оттолкнул правого гвардейца, повалив того на пол.

Он попытался ускользнуть в открывшееся между окружившими его гвардейцами окно, как вдруг потух свет и Антон рухнул штабелем на пол. Это рукоятка сабли левого гвардейца ловко саданула ему прямо в затылок.

– Отец покрепче был, – дал свою оценку подполковник, глядя на лежащего баронета. – Все, ребята, вяжите его, под руки и в повозку.

Гвардейцы быстро перевернули Антона на спину и связали, после чего поволокли по полу к лестнице.

Темнота в глазах юнкера дрогнула, пропустив алые вспышки света. Что-то лилось у него по затылку, то ли кровь, то ли капли дождя – юнкер не мог сказать наверняка. Голова гудела, словно в нее вбили гвоздь. Он пытался пошевелить пальцами, но его тело не слушалось, словно налилось свинцом. Спина билась о каменные выступы – «Лестница» , подумал баронет.

Голова болталась, словно у тряпичной игрушки и в обрывках перевернутого мира мелькали обрывки: сапоги, брызги грязи, колесо повозки.

– Тащите эту тварь быстрее, я уже насквозь промок! – Гнусявый голос где-то вдалеке, запах лука и табака.

Ноги Антона зацепились за порог повозки, и один из гвардейцев пнул его сапогом в бок:

– Залезай, ублюдок!

Тело рухнуло на дощатый пол. В нос ударил запах гнилого сена, смешавшись с металлическим привкусом крови. Липкая солома впивалась в щеку, конвоиры что-то бормотали об очередном грузе… Глаза изо всех сил пытались поймать фокус, но мир плыл – то ли от боли, то ли от ям на дороге. Повозка дернулась, и баронет от удара о стенку наконец вернулся в полусознание.

Он стоял на берегу моря, вдалеке виднелись руины Лимани, ныне прозванные Лейласией. Сделав пару шагов, юнкер обнаружил, что идет вовсе не по песку, а по зыбучей змеиной чешуе, скользкой и живой. Волны бились о скалы, но то были не волны: из пены выползали сотни, тысячи клыкастых тварей. Антон побежал прочь от берега и оказался в здании суда. На стенах висели портреты его родителей. Их лица стекали краской, оголяя черепа. Судья в мантии из змеиной кожи замахнулся для удара молотком по столу. Антон зажмурился, а когда открыл глаза – оказался в темнице.

Посреди камеры лежал какой-то тощий старик, в юнкерском мундире.

– Не может быть… – дрожащим голосом проговорил баронет и аккуратно перевернул старика.

Это был он сам. Закованный в кандалы, заросший старец с проваленным черепом. Из раны на затылке выползла змея и прошипела:

– Проснись. Ты уже мертв.

Антон попятился к стенкам камеры, а змея все повторяла и повторяла свои слова, словно мантру…

– Проснись. Ты уже мертв. Проснись. Ты уже мертв. ПРОСНИСЬ. ТЫ УЖЕ МЕРТВ!

Баронет закричал от ужаса.

– ВСТАВАЙ ГОВОРЮ! Не сдох там еще? – прокричал конвоир, от души саданув Антону сапогом по ребрам. – Приехали, вылезай.

Юнкер встал, опираясь на стену повозки. Оказавшись у самого края, он хотел присесть, чтобы аккуратно слезть, но конвоир очередным пинком вытолкнул парня.

Рухнув лицом в грязь, Антон приподнялся и заорал:

– Сучий выродок, да как ты смеешь?!

Конвоир спрыгнул с повозки и насмешливо поклонился лежавшему в грязи баронету.

– Прошу прощения, ваше высокоблагородие! – рассмеялся он, вновь ударив сапогом по ребрам.

Следующая несколько недель были также дождливы, как и день, в который Антона отправили сюда.

Очередным ранним утром он вновь ушел работать в поле. Туман застелил небо, словно грязная простыня. Юнкер – нет, уже не юнкер, а просто «Муха боярская», как прозвали его местные мужики, ворочал навоз вилами. Крестьяне в рваных зипунах косились на него, сплевывая сквозь щербатые зубы:

– Глядите-ка, мужики, как бароненок старается! Слышишь, благородие, подай свое корыто!

Его ладони, некогда знавшие только рукоять имперской сабли, да пистоля, теперь были исцараны до крови. Каждый вздох был наполнен запахом навоза и презрением.

Воспоминания накатывали волнами, прорывая туман: вечерние посиделки в «Пьяном Кабане» с товарищами-юнкерами, умеренно роскошные покои в Фаросе, балы на дни Теоса в залах Килоса.

Реальность била в висок грохотом ведра:

– Бароненок, не засыпай! Тебя люди ждут! – Баба с лицом, как печеное яблоко, плеснула ему в миску какую-то жижу.

Антон сел за дальний стол и начал есть пресную каша, без соли и сахара. Из приправ в ней мог быть разве что харчок поварихи.

К нему подсело три мужика, с ехидными ухмылками.

– Ну давай, бароненок, колись, за что прислали сюда? – спросил ближайший.

– Посрать не вовремя сел, – процедил сквозь зубы баронет, проглотив кашу.

Засыпая на нарах в бараке, наполненном запахом гнилой капусты, он едва слышимо проговаривал:

– Я, баронет Фаросский, мой герб – лавровый лист на лазури, символ доблести и отваги. Мой отец бился с республиканцами под Краносом.

Но здесь, в бараке, под хохот мужиков, бросавшихся в него невесть откуда взявшимися комьями грязи, он был никем. Даже смерть родителей – та, что раньше горела в груди факелом, – теперь казалось чужой историей.

«Завтра снова навоз. Послезавтра – навоз. До конца моих дней…»

Туман за окном смеялся ему в лицо. Или не только туман?

Послышался звук копыт, затем – выстрелы. Загремел колокол, за окном загорелись огни. Антон вскочил с койки и подбежал к окну. Снаружи была бойня.

– Республиканцы! – крикнул один из стражников за миг до того, как ему снесло голову пулей мушкета.

Баронет тут же подбежал к решетке своей камеры.

– Эй, мужик, открывай! – крикнул он стоявшему неподалеку стражнику, просунув лицо между решеток.

– Отошел от решетки! – заорал в ответ стражник, нацелившись на Антона мушкетом.

– Там республиканцы! Я – имперский юнкер. Вы в меньшинстве, вам нужны бойцы, отворяй!

Мужики-сокамерники собрались у окна, глядя на бой.

– Сегодня на волю, мужики!

– Убьем бароненка, может нас сегодня хоть накормят по-человечески в награду! Это ж этот, угнетатель, во! – прокричал один из них, после чего все пятеро повернулись к Антону лицом.

– Быстро разлеглись по койкам! Стрелять буду! – гаркнул стражник, переводя аркебузу с баронета на крестьян.

– Так стреляй, сын сучий, убьют ведь! – крикнул Антон, видя, как крестьяне медленно подходят все ближе. – Стреляй, смерд поганый!

И тут раздался выстрел, но не тот, что ожидалось. В окно влетело пушечное ядро, выбив решетку на окне, снеся двум крестьянам тело по пояс и выбив решетку камеры.

В камере поднялась пыль, Антон инстинктивно сел за землю, упершись стеной в погнувшуюся решетку.

Когда пыль осела, он прокашлялся и огляделся. Выжившие крестьяне легли по углам камеры, скукожившись калачиком. Обернувшись, Антон увидел стражника, впечатанного в стену ядром.

– Святой Икос… – пробормотал баронет и быстро вышел из камеры через выбитую ядром дверь.

Стражник не дышал. Оно и понятно, ядро – это не баран чихнул, да не сапогом по ребрам. Антон забрал у стражника ножны с саблей, кисеты с порохом и пулями, а после поднял с пола аркебузу и побежал к выходу.

На улице шел бой. Всадник снес кавалерийским копьем одного из имперских солдат и умчался дальше. Антон вскинул ружье и выстрелил в одного из наступавших республиканских пехотинцев, убив его.

– Пленники бежали! – послышался над ухом крик.

Баронет обернулся и еле успел выставить перед собой аркебузу – имперский солдат чуть не рубанул ему по плечу саблей.

– Да я за вас, свинота ты тупорылая!

То ли не поверив, то ли не поняв, икосиец продолжил рубить. Тогда Антон оттолкнул его ногой и бросил в лицо ружье, вынув саблю из ножен. Они сцепились в схватке, но победитель в ней был очевиден – годы в юнкерском училище не прошли даром и баронет полоснул солдата по горлу, повалив на землю.

Он вновь огляделся. Республиканцы приволокли сюда целую бригаду! Биться не было смысла. Антон вернул саблю в ножны и побежал к реке.

Когда начало казаться, что звуки битвы стихают, перед ним выехали всадники с мушкетами.

– Стоять! – прокричал всадник, в офицерском мундире республиканцев. – Этого берем живьем.

ГЛАВА 5

– Я сейчас пойду пиво открывать…

– Ваше Величество…

– А как иначе, Аристарх? – спросил поникший император. – Этот южанин-выродок Шандор разбил имперские армии под Килосом и взял город, а республиканцы выбили нас с правого берега Танаиса!

– Генерал Аарон не в плену и бежит с остатками войск в столицу. Да, мы потерпели поражение в бою, но…

Император несколько раз ударил кулаком по столу. Килос был торговой столицей империи. Расположенный в центре материка город, имевший репутацию неприступного пал от наскока мальчишки. Это был позор.

– Вы были правы, нужно было дождаться снегов… – пробормотал Дмитрий, глядя на карту. – Тогда у нас хотя бы были силы на то, чтобы отбить атаку этих мразей-республиканцев. Теперь же они укрепились по правому берегу Танаиса, а мальчишка-каган рвется к Сомнии, столице моей страны… Сегодня прилетело два голубя, Аристарх. Один из Килоса, от надменного сопляка, занявшего город, а второй от Аарона – о крахе. Они бегут по имперскому тракту… Если крестьяне решат устроить засаду, то мы потеряем еще людей…

– Мы отправили Теосидам просьбу о помощи. Царь Генри – не дурак, он осознает какие будут последствия, если Каганат займет Килос. Северяне откликнутся на зов. Тем более, у нас должен быть династический брак…

Династический брак… Аврора тяжело захворала на прошлой неделе и голова императора кипела от стресса. Он наказал фрейлинам ежедневно докладывать о том, как девочка себя чувствует и собрал лучших столичных врачевателей, но прогресса еще не последовало. Она бредила ночами о каком-то Эребе… Его последней воле… Дмитрий не мог решиться заглянуть к ней.

– Что мне делать, друг мой? – дрожащим голосом спросил государь. – Я приказал двум третям гарнизонов восточных крепостей прибыть в столицу… Я… Никогда еще корона так не давила на меня, Аристарх.

Уголки рта старика опустились вниз. Он всегда делал так, когда ему было нечего сказать. «Вежливая улыбка» – так это называл Дмитрий в юношестве, наблюдая за тем, как его отец параноил во время заседания совета. Его лучший друг не мог произнести и пары слов, видя, как некогда суровый и уверенный муж трясущейся рукой просил гвардейцев покинуть зал совета, чтобы обсудить списки осужденных. Не мог смотреть на то, как его друга разъедал страх.

– Я думал, что смогу исправить ошибки отца, – сказал император, начав постукивать кончиками пальцев по столу. – Я осуждал его за казни, ссылки на каторгу… У меня был друг – старый гвардеец, он часто шутил и всячески развлекал меня, когда я был маленьким… А потом исчез. Никто не мог ответить куда и почему. Я надеялся, что буду лучшим правителем, нежели мой отец. Добрым и справедливым. Я думал о реформах, но когда отец умер и я стал править, первое, что случилось – это война с Теосидами. Я обрек свою дочь на брак с варваром, подавил с десяток крестьянских мятежей…

– Твое правление началось в темные времена, Дмитрий, – по-отечески сказал первый консул, положив императору руку на плечо. – Но ты – не твой отец. Ты удержал страну от краха в юношестве, поставив интересы государства выше собственных. Ты заключил с Теосидами мудрый мир.

Пот стекал ледяными струйками под императорскую мантию. «Отец и сын – два могильника империи» – подумал Дмитрий, сжав кулаки.

– Аарон не глуп, он сожжет мост через Мегалу на имперском тракте, но это не единственный путь, – едва дрожащим голосом сказал император. – Нужно отправить войска к каждому мосту Мегалы, нужно сжечь все, что находится южнее Сомнии. Тогда кагану придется идти на север и форсировать реку по мелководью, продвигаясь вдоль горных хребтов Икоса. Провизию со всех окрестных деревень и имений должны в кратчайшие сроки привезти в столицу. Все, до последнего зернышка. Каждого будь то крестьянин или благородный муж, начиная с четырнадцати лет необходимо поставить в строй. Призовите из Краноса одну пятую гарнизона. В битве под Килосом мы потеряли двадцать пять тысяч человек. Пока у нас еще есть время, необходимо поставить в строй как можно больше, чтобы восполнить потери. В округе города отравить все колодцы.

«Это агония, а не стратегия! Так поступают загнанные в угол звери.» – ужаснулся Аристарх, убрав руку с императорского плеча.

Вспомнился отец императора, который в последние дни Гражданской войны приказал казнить каждого десятого в мятежных деревнях. Каждое дерево в те времена было увешано трупами, словно яблоня своими плодами.

Император ждал кивка, но советник замер. В глазах государя виднелась то ли решимость, то ли безумие.

«Если промолчу, буду соучастником. Воспротивлюсь…» – первый консул вспомнил, как начался Килоссийский мятеж. После указа поднять торговые пошлины советник по финансам сказал, что это может иметь крайне тяжелые последствия, а через неделю на его месте уже был другой человек…

– Государь, если отравить колодцы, то погибнут тысячи…

– Это замедлит врага, – твердо ответил Дмитрий, встав из-за стола и подойдя к окну. – Вы сами говорили, что снег – наша единственная надежда. Под Килосом так и было, пролегавший рядом Танаис снабжал его войско питьевой водой. Здесь же ему придется полагаться только на свои обозы, которые будут делать большой крюк из-за разрушения мостов.

– Люди могут взбунтоваться…

– Все, кто находятся за стенами столицы сейчас не имеют значения. Так или иначе – они погибнут. Или от армии кагана, или от чего-то другого. Нам необходимо удержать Сомнию и мы удержим еще. За тысячи лет этот город еще ни разу не был взят, и я не войду в историю императором, который его сдал.

– Приказ будет выполнен, Ваше Величество, – сказал Аристарх, встав из-за стола.

ГЛАВА 6

Солдаты республики бросили связанного баронета на каменный пол. Антон, почти задыхаясь под мешком, почувствовал нотки ладана, табачного дыма и… Пряного вина?

– Это лишнее, ребята, развяжите его, снимите мешок, – прохрипел неизвестный.

Антона за шиворот подняли с земли и сдернули с головы мешок. В глаза ударил свет от стоявшей на столе лампы. Когда глаза немного обвыклись, парень разглядел сидящего перед собой республиканского офицера – того самого, что приказал взять его живым.

– Прошу простить моих людей, солдаты не особо разбираются в гостеприимстве, – сказал офицер, указав рукой на свободный стул.

– Где я нахожусь? – с опаской спросил Антон, мельком оглядевшись в комнате. – На моем хуторе таких хором не было.

– Садишь, Антон, поешь. Навряд ли ты нормально питался в имперской ссылке.

– Откуда ты знаешь мое имя? – удивился баронет, посмотрев на офицера. Сломанный нос, каштановые волосы, шрам у левого уголка рта – его черты лица не были знакомыми.

Офицер пододвинул к Антону тарелку с супом и налил в бокал вина, после чего забил трубку и закурил.

– Не удивительно, что ты меня не знаешь. Мы с твоим отцом познакомились задолго до твоего рождения, – сказал он, выдохнув табачный дым. – Константин Софийский. В прочем, наверное тебе будет понятнее, если я скажу командующий первой республиканской армии. Мы с твоим отцом дружили долгие годы…

– Мой отец не мог дружить с предателем. Он бился с вами под стенами Краноса! – крикнул парень, отпрянув от супа.

– Ага, а еще он оставил мне маленький шрамик на лице рукояткой пистоля и дал бежать, хотя вполне мог прострелить голову, – усмехнулся Константин. – Ты бы все-таки поел. Если бы тебя хотели убить, то не посадили бы в повозку и не приволокли сюда, а сразу бы застрелили на том поле.

Антон с опаской проглотил одну ложку бульона. Поняв, что пища не отравлена, он с невиданной жадностью надорвал батон хлеба и забыв о всяких приличиях начал есть.

– Зачем я вам нужен? – спросил баронет, поперхнувшись хлебом.

– Ой, ну это не простой вопрос, – ответил офицер, обратив свой взор куда-то в потолок. – Вернуть долг твоему отцу, получить лояльного, обученного военному делу офицера, выяснить, можешь ли ты быть нам полезен во взятии Килоса…

– За трапезу, конечно, спасибо, но помогать вам биться против своих я не стану. Хоть пытайте, хоть грозитесь казнить – не стану, – сказал парень, залпом осушив бокал вина и откинувшись на спинку стула.

– А давно ли Каганат для тебя «свои»? – спросил Константин, посмотрев на парня. – Или ты не знаешь? В прочем, навряд ли в имперской ссылке…

– Что ты имеешь ввиду?

– Ты давно в ссылке? Месяца полтора, быть может два… – вслух начал размышлять офицер, не обращая внимания на парня.

– Ты слышишь меня, смерд поганый?! – криком перебил Антон. – Что ты имеешь ввиду?

– Сейчас на смерда из нас двоих похож уж точно не я. – Константин постучал трубкой по столу. – Ты, полагаю, Икосом ведомый, был отправлен в ссылку за пару дней до начала войны. Каган Шандор вторгся в империю и осадил Килос. Где-то недели две спустя там же, под городом, разбил имперские войска и взял город. Говорят, он там местами до сих пор полыхает…

В комнате повисла тишина. Словно все звуки мира растворились, оставив лишь оглушительный звон в ушах. Город, в котором он встретил совершеннолетие, первый раз побывал с женщиной, встретил лучших друзей… Трифон…

Беспомощность скрутила тело, в горле встал ком с привкусом грязи, которой в него бросались крестьяне в ссылке. Он взял графин с вином и налил себе полный бокал.

– На самом деле тебе даже повезло, что тебя выслали, – вновь начал свои размышления офицер. – Нынешний каган буквально помешан на ритуалах своих предков и историях об их кровожадности. Наверное, головы солдат города украшают каждую его бойницу…

– Я должен был биться вместе с ними… – тихо, чуть ли не про себя, сказал Антон.

– Хотел прервать род лордов Фароса? История вашей семьи и без того забавная… Восточные крепости, щиты от сил тьмы, отданные под управление семьям с низшими дворянскими титулами… И как все закончилось! – бросил ему Константин. – Янниса, говорят, подстрелили при попытке побега… Жена его… Как там её… Не помню, не суть. Она вроде должна была скоро рожать, с его собственных слов, но и тут не сложилось… Мда, ни мамы, ни папы…

– Да что ты, мать твою, несешь?! – крикнул баронет, бросив кубок с вином на пол и встав из-за стола. – Как ты смеешь говорить о моей семье? Как ты смеешь оскорблять меня, мой род и мой дом своим грязным, крестьянским…

– Ты все еще жив лишь благодаря мне, так что будь добр, щенок, сядь и доешь свой сраный суп, – сказал офицер, переведя взгляд с потолка обратно на парня. – В прочем, да, я бываю слегка жестковат в выражениях, когда размышляю вслух. Прости меня. Тем не менее, ты – мой гость и находишься под моей опекой. Я поручился за тебя и надеюсь, что ты не собираешься делать что-то, из-за чего находящиеся в городе солдаты тебя повесят…

Тяжело дыша, Антон сел обратно за стол и разжал кулаки. Какое унизительное положение.

– Да и сам подумай, в империи ты являешься врагом государства. Назад тебе нынче нет, да и куда?

– Ты сказал, что со слов моего отца, моя мать была беременна… – спросил Антон, обдумав его слова. – У тебя есть свои люди в Фаросе? На кой прок? Это бесполезная в стратегическом плане крепость, только если ваша крестьянская братия не решила отрезать империю от побережья…

– Я же сказал – со слов твоего отца. – Константин заметил непонимание парня. – Мы не виделись со времен гражданской войны, но все эти годы вели переписку. Повторюсь, я – близкий друг твоего отца, магистр ордена искателей Тени и владыка замка Софос.

Антон пригляделся к офицеру. На первый взгляд он был одет как обычный офицер: мундир, эполеты, рубашка, манжеты, брюки, но было одно но! Маленькие круглые запонки с изображением меча, объятого пурпурным пламенем.

– Не знал, что мой отец якшался с сектантами, – с омерзением сказал бывший юнкер.

– А с каких пор священное писание начали трактовать в империи как секту? – спросил Константин. – Наш орден не приносил никого в жертву, не казнил, не развязывал войн…

– Ага, только смотрел годами в линзы и зеркала, в поисках чудо-оружия богов и восстал против императора, когда подвернулась возможность.

– Мы верно служили династии Икосидов с начала времен, но когда безумный император начал вырезать всех без разбора не только мы решились уйти. Если бы Кранос пал, может и твой отец бы…

– Мой отец участвовал в вашем разгроме под этим городом, – отрезал Антон. – А это что-то да значит.

– А спустя десяток лет прислал нам копию полного собрания мифов и легенд о явлении Древних на материк, – сказал Константин, улыбнувшись. – Вставай, пройдемся.

Офицер покинул комнату и баронет последовал за ним. Они вышли на улицу. Столица Софийской республики встретила его вульгарным шумом. Узкие улицы, запруженные толпами людей, напоминали вывернутый наизнанку муравейник. В этом городе не осталось и следа от былого имперского величия – ни золоченых шпилей, ни парадных площадей, ни статуй древних героев империи – лишь практичность, высеченная в камне и дереве.

Люди были одеты в холщовые рубахи, кожаные куртки, повязанные наспех платки. Никаких роскошных мантий, фамильных гербов. У солдат вместо имперской медвежьей головы была вышита рубиновая звезда – символ сопротивления. «Здесь пали тираны» – гласила надпись, высеченная на одной из стен.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.