Башни Койфара. Хроники Паэтты. Книга VIII

Александр Федоров

Башни Койфара. Хроники Паэтты. Книга VIII

Пролог. Посеявший ветер

– Его величество в безопасности?

– Да, мессир. Мы нашли его в одной из комнат Розового крыла и доставили сюда, как вы и велели.

– Где он? – сухопарый старик с абсолютно лысым черепом и хищно, страшно блистающими сейчас глазами, только что не бросился к дверям.

– В соседней комнате, – выдержки гвардейца едва хватило, чтобы не отпрянуть. – Под надёжной охраной.

Старик резким шагом направился к двери и распахнул её, казалось, даже не коснувшись руками. Тяжёлая дверь грохнула о каменную стену и, наверное, лишь чудом не сорвалась с петель.

В этот миг старик был величественен и страшен. В его руках был меч, и хотя он был нужен скорее для представительности, нежели для дела – маг лишь единожды или дважды ударил им кого-то, кто заступил ему дорогу – но сейчас, в этот миг, он действительно походил на Асса, явившегося, чтобы карать и сеять смерть.

Насмерть испуганный подросток, едва достигший пятнадцати лет, прятался за спинами нескольких воинов и пары чернокнижников, которых прислал Паллант. Прямо сейчас в нём не было ничего царственного. Император Малилла словно всё ещё не верил, что он в безопасности. Впрочем, он никогда прежде не видел этого страшного старика, а потому, возможно, принял его за новую угрозу.

Надо сказать, что подобное появление шокировало не только императора. Пятеро или шестеро гвардейцев синхронно двинулись в сторону внезапно распахнувшейся двери, выставив вперёд мечи. Дворцовая стража обычно бывала вооружена пиками, но сейчас, разумеется, мечи были сподручней.

Оба чернокнижника также вскинули руки, явно готовые пустить в возможного врага огнешар, а то и ещё что похуже. Маг точно знал, что мятежники-некроманты сейчас активно использовали зомби и даже демонов, которым обычный огнешар не мог бы причинить особенного вреда. Он поспешил создать сферу отторжения на случай, если у защитников императора не вовремя сдадут нервы.

– Ваше величество! – произнёс он, останавливаясь в дверном проёме не только из почтительности, но и из осторожности. – Я рад видеть вас целым и невредимым!

– Мессир Каладиус! – с нервным облегчением воскликнул один из чернокнижников, узнавая мага. – Зачем было врываться с таким шумом? Я едва не испепелил вас!

– Простите, что напугал вас невольно, – уголок тонкого рта старика приподнялся в чуть язвительной усмешке при последней угрозе. – Это всё нервы. Мне сообщали, что люди Паториуса взяли Дворец всех императоров под полный контроль, и я опасался худшего. Рад, что слухи оказались сильно преувеличены. Ваше величество, вы готовы?

– К чему? – смуглое обычно лицо юноши сейчас казалось белее мраморной стены, к которой он прислонился, не вполне доверяя ослабевшим от страха ногам.

– Вы – император Саррассы, ваше величество, – властно произнёс великий маг. – Сейчас без преувеличения решается судьба вашей империи. В такие минуты правитель государства не может стоять в стороне. Увы, неожиданно много людей последовали за предателем-Паториусом. Многие колеблются. Их вера в вас пошатнулась, ваше величество. И потому вы должны показать им, что лишь вы – истинный властелин этих земель! Вы долго были в тени своего придворного мага, но теперь всё должно измениться раз и навсегда! Прошла пора прятаться, ваше величество. Пришла пора царствовать!

– Я не прятался, мессир! – Малилла весьма хорошо говорил на имперском. Достаточно, чтобы его речь передавала малейшие оттенки его чувств.

Да, этот мальчик может стать великим правителем! Эта гордость, которая, словно доброе саррассанское вино, бродила в малолетнем императоре, не закисла даже после пережитого им в последние дни! Похоже, последние слова Каладиуса сильно задели его. Он вытерпел немало унижений в последнее время, но они не сломили его, а, быть может, наоборот – закалили характер. Да, наверное он будет жесток в будущем, быть может, паранойя и подозрительность овладеют им. Но то, что император Малилла впредь никому больше не позволит править от своего имени, было бесспорным для великого мага.

– Простите, ваше величество, – серьёзно поклонился старый волшебник. – Я неверно подобрал слова. Мои нервы на взводе, и я позволил себе забыться. Я хотел лишь сказать вам, что ваши люди нуждаются в своём императоре. Они должны знать, что планы Паториуса провалились, и что ваше величество по-прежнему – властелин Саррассы.

– Любой, кто сомневается в этом, будет горько сожалеть о своей глупости! – сверкнул глазами юноша. – Они будут сожалеть о каждом жалком дне, что им ещё остался!

– Всё это хорошо, ваше величество, – Каладиус действительно видел, как страх покидает взгляд императора. – Но о мести мы станем думать позже, когда победим. Увы, Сады Императора охвачены битвой. Даже здесь, во многовековой обители ваших царственных предков, мне несколько раз пришлось вступать в схватку, пока я сумел добраться до вас.

– Я видел это своими глазами, – вновь помрачнел Малилла. – Мы потеряли троих человек, прежде чем сумели добраться сюда. Мой собственный дворец кишит изменниками!

– Их меньше, чем вам кажется, ваше величество, – мягко возразил Каладиус. – Но всё же достаточно, чтобы мы сейчас не чувствовали себя в спокойствии и безопасности.

– Поверьте, мессир, – криво усмехнулся император. – Это то, что я чувствую сейчас меньше всего. Дайте мне меч, – обратился он к одному из гвардейцев.

– Вы неверно поняли меня, ваше величество! – спохватившись, воскликнул великий маг. – Я не хочу, чтобы вы отправились в бой! Хвала богам, на это у вас есть достаточно верноподданных! От вас требуется сейчас быть знаменем, символом. Быть императором.

– Это всё слова, – поморщился Малилла. – Но что они значат?

– Во-первых, необходимо немедленно послать кого-то к магистру Палланту, – Каладиус взглянул на сопровождавших императора гвардейцев. – Чернокнижники сейчас сражаются у Медвяного дворца и башни Кантакалла. Там особенно жарко сейчас, ваше величество. Некроманты используют всё своё искусство. Так вот, магистр Паллант должен знать, что вы – в безопасности. Он должен знать, что вы находитесь здесь, под моей защитой, и что они более могут не сдерживать себя в ярости своего возмездия. Увы, боюсь, после нынешней ночи Сады Императора уже не будут прежними.

– Пусть они сотрут в пыль каждый камешек на вершине Койфара, – злобно оскалился Малилла. – Пусть они испепелят даже весь Золотой Шатёр. Пусть чернокнижники делают всё, что нужно. Но пусть они попытаются захватить этого червя Паториуса живым. Он нужен мне живым, мессир!

– Уверен, магистр Паллант сделает всё возможное для этого, – склонился Каладиус. – А пока велите принести бумагу и начертайте своей рукой хотя бы пару строк. И пусть кто-то отнесёт её Палланту. Кроме того, подобные бумаги нужно разослать всем – маршалу Коэнту, маршалу Савилле, капитану дворцовой стражи… Всем, кто сейчас бьётся за ваше величество.

– Бумагу и чернила! – бросил Малилла, не обращаясь ни к кому конкретно, но несколько находящихся поблизости слуг тут же бросились исполнять приказ.

– Скоро будет темнеть, нужно спешить, – предупредил Каладиус тех самых гвардейцев, как-то походя назначая их гонцами. – Самое главное сейчас – добраться до башни Кантакалла. Надеюсь, вы сумеете застать магистра Палланта там. Передайте, пусть начинают штурм Медвяного дворца.

Было видно, что рука императора Малиллы не слишком искусна в письме, и он с трудом накарябал несколько строк, скрепив их, однако, достаточно витиеватой подписью. Увы, практически на протяжении всего своего недолгого царствования он только и делал, что подписывал бумаги, что подсовывал ему коварный придворный маг Паториус.

Каладиус хорошо понимал происходящее. Когда-то и он сам был таким же – властным, амбициозным, вертящим в своих тонких пальцах бесконечно презираемых им королей. Многие столетия великий маг Каладиус был первым министром и верховным магом Латиона. Да, он мог делать с королями что угодно, однако же, в отличие от Паториуса, он никогда не переступил той последней черты, что отделяет всемогущего кукловода от мятежника. Паториус же не сумел пройти это испытание. И в эти самые минуты тысячи людей расплачивались своими жизнями за его дерзость.

Впрочем, сейчас Каладиусу было некогда размышлять о бренности бытия других людей. Признаться, несмотря на самоуверенный вид, который он на себя напустил, в глубине души великий маг не мог не ощущать беспокойства. Мятеж Паториуса поразил его своим размахом. Слишком многие поддались на лесть этого умного и влиятельного человека, в какой-то момент ставшего едва ли не фактическим правителем империи.

По большому счёту, авантюра властолюбивого некроманта вполне могла бы увенчаться успехом, если бы не магистр ордена чернокнижников Паллант. Именно то, что он сразу и безоговорочно принял сторону малолетнего и слабого пока ещё императора, стало тем камнем, о который споткнулся Паториус. Чернокнижники (не все, ибо среди них тоже хватало предателей) стали тем ядром, вокруг которого стало формироваться сопротивление.

Своим нахождением здесь, в Шатре, Каладиус также был обязан Палланту. Магистр отправил голубя пустынному отшельнику, едва лишь стало ясно, что ситуация в столице Саррассы уже не способна разрешиться иначе, чем кровавым противостоянием. Каладиус слегка опоздал – он прибыл в государство, уже охваченное гражданской войной, чей номинальный правитель находился в плену у правителя фактического. Это многократно усложняло задачу великого мага, но Каладиус не боялся трудностей.

Говоря откровенно, несмотря ни на что он в глубине души наслаждался ситуацией. После десятилетий затворничества так приятно было вновь почувствовать себя живым! Он в очередной раз готовился повлиять на судьбу не только Саррассанской империи, но и всей Паэтты.

Конечно, в немалой степени свою роль сыграла та дружба, что связывала его с Паллантом. В течение долгого времени не имея вообще никаких друзей, пустынник, как оказалось, весьма дорожил этими внезапно завязавшимися отношениями. Каладиус отчётливо понимал, что, не попроси магистр его о помощи, он не пошевелил бы и пальцем. Долгое время бывший первый министр Латиона считал, что ему больше нет дела до всего, что находится за пределами его оазиса в пустыне Туум.

Тем временем Малилла закончил писать. При нём не было его императорской печати, да здесь не было и сургуча, но Каладиус надеялся, что те, кому адресованы эти письма, достаточно хорошо знают августейшую подпись и не поставят под сомнение прочитанное.

– Поспешите, господа, – великий маг собственноручно принял письма из рук императора и передал их тем гвардейцам, что находились здесь. – Но во имя всех богов – будьте осторожны! Критически важно, чтобы все адресаты получили письма его величества! Возьмите себе в помощь по нескольку человек и не стесняйтесь принести их в жертву. Судьба империи сейчас без преувеличения находится в ваших руках!

Гвардейцы склонились одновременно и перед Каладиусом, и перед своим государем в признательном поклоне. Великий маг знал, что они – лучшие из лучших. Те, кого выбирал лично глава тайной службы Иниборра, и выбирал для сложнейшего и ответственнейшего задания – выкрасть из-под фактического ареста императора Малиллу. Поэтому старый волшебник понимал, что на них можно положиться в этом ответственном деле.

– Идите, дети мои, – напустив на себя максимально важный вид, напутствовал гвардейцев и Малилла, видимо, не слишком-то довольный, что в его присутствии кто-то столь вольно распоряжается его людьми. – Я рассчитываю на вас!

– Служу моему императору! – гаркнули гвардейцы, с металлическим лязгом опускаясь на одно колено.

Затем они без лишних слов поднялись и покинули комнату.

– Прошу, господа, оставьте нас с мессиром Каладиусом наедине, – обратился Малилла к чернокнижникам, всё ещё находившимся здесь.

Те, поклонившись, поспешно вышли, а следом за ними вышли и слуги, к которым император даже не счёл нужным обратиться отдельно.

– Простите мне то, что я скажу, мессир, – твёрдо проговорил император Малилла, который к этому времени, похоже, сумел вернуть себе почти абсолютную уверенность. – Я понимаю, сколь много вы делаете для меня. Я знаю о вас от магистра Палланта и из тех немногих уроков истории, которые мне не удалось прогулять. Я осознаю, сколь вы легендарны и могущественны. Но я всё же хотел бы просить вас в дальнейшем не забывать, что я – император Саррассы. Здесь, в этом дворце, в этом городе, в этой стране никто не может отдавать приказов в моём присутствии. Я слишком долго был в тени этого прокажённого пса, о чём вы сами не преминули меня упрекнуть. Так вот, так больше быть не должно, и больше так не будет.

Удивительно, но этому юноше, едва ли не подростку, хватило силы духа, чтобы произнести подобную речь прямо в лицо человеку, которого на его родине одно время почитали воплощением самого Асса. Месяцы мягкого шёлкового плена, последние дни плена настоящего, весь пережитый ужас последних часов, когда Малилла, рискуя жизнью, пробирался из Медвяного дворца сюда, во Дворец всех императоров, не сломили гордого духа, что передавался правителям империи с семенем отца и молоком матери. Да, Паллант был прав, когда говорил, что из этого мальчика выйдет настоящий император!

– Вы совершенно правы, ваше величество, – несмотря на возраст, Каладиус легко и даже изящно опустился на одно колено перед молодым человеком, и сделал это безо всякой иронии. – Спасибо, что сказали мне это. Поверьте, больше такого не повторится. С этого дня вы – единственный властитель этого государства!

– Благодарю, мессир, – Малилла в приливе благодарности даже сделал шаг к волшебнику и помог ему вновь подняться на ноги. – Простите, если мои слова были чересчур резкими.

– Запомните, ваше величество, – с несколько строгой улыбкой ответил Каладиус. – Льву не должно извиняться за то, что его рык пугает прочее зверьё.

– Я запомню это, мессир, – благодарно кивнул Малилла.

– Вы голодны, ваше величество? – осведомился маг, только сейчас сообразив, что этот мальчик, должно быть, не ел уже много часов.

– Не знаю, мессир, – юноша даже замер на мгновение, словно прислушиваясь к собственным ощущениям. – Я не ел уже очень давно, но, кажется, от волнения совсем потерял аппетит.

– Это никуда не годится, ваше величество, – тепло усмехнулся Каладиус. – В вашем возрасте надо есть много. Я велю принести вам ужин.

И сам великий маг Каладиус, которого некоторые саррассанцы, должно быть, и по сей день величали Асшиани, словно слуга, направился к дверям, чтобы позвать прислугу.

– Скажите, мессир, – окликнул его Малилла.

Каладиус обернулся. В лучах заходящего солнца он разглядел, как тщательно скрываемое волнение и даже страх всё равно проступают на надменном лице мальчика, как морщины проступают через румяна старухи. Император Саррассы храбрился изо всех сил, но сил этих покамест ещё не доставало, чтобы победить неуверенность.

– Да, ваше величество?

– Мы ведь победим? – Малилла и сам поморщился от тона, каким он произнёс свой вопрос, но тут же вновь постарался принять спокойный и гордый вид.

– Вы сказали недавно, что уже слышали обо мне прежде, – улыбнулся Каладиус. – Скажите, хотя бы раз при этом вам говорили, что великий маг Каладиус потерпел поражение?

– Никогда, мессир, – вот теперь лицо императора действительно сделалось спокойным и уверенным.

– Вот вам и ответ, – с улыбкой пожал плечами маг и направился к двери, которую он каких-нибудь четверть часа назад едва не снёс с петель.

Глава 1. Пайтор

– Отец, это я, – тихонько позвал молодой человек, робко касаясь иссохшей, больше похожей на воронью лапу, руки.

В комнате стояла почти кромешная тьма из-за опущенных плотных штор, но это не имело никакого значения для лежащего в кровати старца, поскольку тот всё равно был слеп. Он ослеп ещё прошлой зимой. Или позапрошлой?.. Признаться, юноша не мог вспомнить этого наверняка. Он больше четырёх лет не был в отчем доме, и его жизнь была наполнена куда более важными вещами, чтобы удерживать в памяти события, не имеющие прямого отношения к его делам.

А ещё в комнате стоял смрад. Нет, отец не лежал в собственных экскрементах, и было видно, что за ним ухаживали, но явно недостаточно. Прислуга порядком распустилась при единственном немощном хозяине, и явно пренебрегала своими прямыми обязанностями. А сам старик, никогда не покидавший этих сумрачных стен, наверняка настолько притерпелся к запаху, что и не замечал его.

Молодой человек сделал себе мысленную пометку устроить хорошую выволочку дворне. Может быть, даже выпороть одного-двух, или продать в рабство какому-нибудь фермеру. Глядишь, мотыжить виноградники у них получится лучше, чем блюсти чистоту господского дома!

Но сейчас у него были дела поважнее. Он едва угадывал в темноте кажущуюся такой крошечной фигурку отца, укрытую тонким покрывалом. Как упругая сочная виноградина на солнце превращается в сморщенный изюм, так и его отец – некогда крепкий красивый мужчина и один из самых представительных окрестных дворян – теперь превратился в мумию или какого-то грутта1.

Снаружи был яркий солнечный день (впрочем, в этих краях других почти и не бывает), но юноша не спешил отдёрнуть шторы даже для того, чтобы распахнуть окно и впустить в комнату пусть жаркий и сухой, но всё же более свежий воздух. Уезжая, он покидал отца хотя уже и больным, но внешне – совершенно обычным человеком. Таким, каким он помнил его сызмальства. И сейчас ему было страшно увидеть то, во что тот превратился. Темнота была милосердна к вернувшемуся после долгого отсутствия сыну.

Похоже, старик спал. Его слабые хрипы не слишком походили на дыхание спящего, но всё же он никак не отреагировал ни на появление в комнате человека, ни на прикосновение, ни на тихий голос сына. Он был слеп, но не глух, и наверняка услыхал бы шаги юноши, если бы бодрствовал.

Впрочем, сон больного старика более робок, чем самая целомудренная из скромниц. Хриплое дыхание его сбилось при очередном прикосновении юноши.

– Кто здесь? – прозвучавший голос был более безжизненным, чем пустыня Туум, и сердце молодого человека свело горькой судорогой.

– Это я, отец, – поглаживая сухую, словно слежавшийся песок, кожу, проговорил он.

– Пайтор? – по счастью, немощь старика не затронула его разум, и рассудок его был ясен. – Ты вернулся?

Удивительно. Они не виделись с отцом почти пять лет, но тот сразу же узнал сына по голосу, почти шёпоту. Впрочем, Пайтор был единственным ребёнком в семье после того, как две его сестры умерли ещё в раннем детстве, и потому кроме него некому больше было назвать больного старика отцом.

– Да, отец, – пожимая иссушённую, почти окостеневшую кисть со скрюченными, негнущимися пальцами, отвечал юноша, не уточняя, что вернулся он всего на несколько дней.

– Как это славно!.. – проговорил старик таким тоном, словно собирался заплакать. – Поглядеть бы на тебя, сынок… Поди, совсем взрослый стал!

Пайтор уехал из имения в возрасте двадцати двух лет, так что он и тогда уже был совершенно взрослым человеком, но, кажется, воспоминания отца несколько замутнились. Впрочем, быть может, так он выражал обычную родительскую любовь, и для него сын всегда оставался обожаемым ребёнком.

– У меня теперь борода, – чуть смущённо усмехнулся юноша, поглаживая недлинную аккуратную бороду.

– Ты, наверное, настоящий красавец!

– Слуги наперебой твердили мне по приезде, что я – твоя точная копия.

Пайтор соврал. Никто не говорил ему ничего подобного. Слуги вообще словно одичали за последнее время, привыкнув к своему бесхозяйскому существованию, и потому встретили юного барина довольно настороженно. Но молодой человек и сам замечал, что очень похож на своего родителя. Разве что дородности в нём было поменьше. Хотя теперь, конечно, ни о какой дородности отца не было и речи – юноша, глядя на руку, лежащую поверх одеяла, понимал, что свободно мог бы обхватить её ладонью, словно ветку.

– Переполошились, поди, вороны?.. – удовлетворённо хмыкнул отец. – Поняли, что хозяин приехал… А то совсем распустились в последнее время!..

– Что же Жильронд не спустит с них шкуру? – нахмурился юноша. Он действительно не понимал – почему управляющий имением не наведёт порядок с прислугой.

– Жильронд теперь служит сеньору Дехорхи, – вздохнул старик. – Ещё с весны.

– Старый прохиндей! – сжал кулаки Пайтор. – Ни капли верности и благодарности!

– Он – свободный человек, сынок, – то ли оправдывая управляющего, то ли оправдываясь сам, проговорил отец. – Его воля – выбирать место получше. А наше имение сейчас в упадке.

Увы, Пайтор обратил на это внимание ещё при подъезде. Местные почвы были не слишком уж плодородны и требовали большого ухода, а когда такового не было – виноградные лозы быстро хирели. Когда-то вина имения Дегальда славились по всей округе. Отец, раздуваясь от гордости, припоминал случай двадцатилетней давности, когда большую партию вин у его отца, деда Пайтора, якобы закупили аж для императорского дворца. Теперь же всё было иначе. Виноградники выглядели неухоженными, умирающими. Как и их хозяин.

Род Дегальда был одним из старейших и родовитейших здесь, в Сирбении – сатрапии империи, протянувшейся вдоль Анурского хребта. Когда-то, ещё в детстве Пайтора, их дом был многолюдным и радушным. Была жива его матушка, сёстры, дед по отцовской линии, а также двое дядьёв по материнской, «доставшиеся по наследству» его отцу, как тот сам говаривал в шутку. Впрочем, жили они дружно, и оба дяди были отменными помощниками своему зятю.

Увы, как это часто бывает в этих краях, синивица унесла в одночасье почти всю семью, пощадив лишь сеньора Дегальда и его сына. И с тех пор поместье медленно, но верно увядало, подобно срезанному цветку.

Пайтор Дегальда был необычным ребёнком, и это понимали все с самого его младенчества. Ещё когда мальчик не умел даже толком говорить, его кормилица уверяла мать и отца, что их сын станет великим человеком. А со временем, когда Пайтор дозрел до юношеского возраста, стало ясно, что он обладает особыми способностями.

К тому времени они с отцом уже осиротели, и какое-то время сеньор Дегальда слышать ничего не хотел об учёбе сына. Перенесённая болезнь и горе заметно подкосили его, и он хотел, чтобы юноша оставался в поместье, постепенно перенимая на себя все дела. Он чувствовал, что вскоре будет просто не в состоянии держать всё это хозяйство на плаву. Теперь, когда оба шурина умерли, он осознал, сколь много они делали для благополучия всего семейства, и с горечью чувствовал, что сам он не может похвастать тем же.

Однако вскоре стало ясно, что у Пайтора буквально всё валится из рук, и вовсе не потому, что он – такой растяпа или же разгильдяй. Просто мысли парня были вовсе не здесь, посреди этих пыльных виноградников и бурых долин. Он мечтал сделаться магом, и весь вопрос был лишь в том, как скоро он дойдёт до той точки, когда решит просто сбежать из родительского дома на поиски подходящего учителя.

Пайтор, лишённый доступа даже к самым базовым книгам по прикладной магии, пытался до всего доходить своим разумением и талантом. И надо сказать, что кое-что у него получалось. Юноша продвигался в своём самообучении, но очень уж тяжело и медленно. Он напоминал человека, который тащит на себе тяжёлый каменный жёрнов, вместо того, чтобы просто катить его.

И сеньор Дегальда в конце концов смирился. Он понял, что у сына может быть лишь одна судьба, и что надо творить её прямо сейчас, пока у них остались ещё кой-какие средства от тучных времён. Он не только отпустил парня на все четыре стороны, но и, используя остатки своих былых связей, отыскал ему весьма неплохого учителя.

И так Пайтор наконец покинул опостылевшее поместье в погоне за своей мечтой. Надо сказать, что он отработал каждую корону2, что вложил отец в его образование. Никогда ещё у мессира Сурнара не было ученика прилежней и талантливее. На протяжении четырёх с небольшим лет молодой человек впитывал каждую частицу знаний и опыта своего наставника, пока наконец не случилось неизбежное – ученик перерос учителя.

Мессир Сурнар был весьма хорошим магом, не затерявшимся бы и в залах и коридорах башни Кантакалла. Но при этом в нём не было болезненного честолюбия, или скорее себялюбия. Он, не смущаясь, признал, что больше не может дать ничего своему талантливому воспитаннику.

– Вам всенепременно нужно подвизаться на поприще магии, – старик-Сурнар всегда словно нарочно выражался витиевато и старомодно, но Пайтор давно привык к этому и даже не замечал всех этих смешных оборотов, а иной раз и сам невольно начинал говорить так же. – Я огранил бриллиант вашего таланта в меру своих сил, но всё же этой огранки недостаточно. Я вижу, что ваша мощь и ваша тяга к знаниям столь велики, что вам потребуется доступ к иным источникам, из которых вы сможете черпать полной горстью.