История Палача

– Я даже знаю, кого… – Аделаида сказала это вполголоса, и ее никто не услышал.

– Всех? – Бак замер, пытаясь осознать ужасающие масштабы произошедшего. – Они убили всех…

– Не время терять присутствие духа, пацан. Сперва нужно понять, как пережить это дерьмо, а оплакивать погибших будешь позже, – она перевела свое внимание на Теллана. – Так ты говоришь, что вас для этой операции отбирал сам Отец. Почему так? Какие были критерии отбора?

– Не уверен, что могу ответить, но мне кажется, не брали тех, кто раньше жил поблизости.

– А вот это очень интересно. Не боевой опыт и способности? Ты уверен?

– Уверен ли? – Теллан хмыкнул. – Не хотелось бы кичиться, но я в одиночку умудрился четверых убить в южном лагере. Какой тут может быть боевой опыт?

– Они… всех… – Бак сел на траву, спиной к костру, подтянул колени к груди и, обняв их руками, стал покачиваться. – Они сожгли всех…

– Перебей меня, если я где-то ошибусь. Вас в долине не больше сотни и добрая половина – разведчики.

– Скорее треть, – поправил Теллан.

– Они… всех…

– Ага. Треть. Теперь к лагерям. Их всего четыре: основной с провиантом – в деревне, и по одному на каждую сторону света кроме севера, там укрепления установлены на перевале.

– Все верно.

– Все сгорели… – Бак не знал, что с ним происходит. Его голову будто окутало туманом, а думать он мог только о том, как горит купеческий сарай. Он столько раз видел этот сарай раньше. Бесчисленное множество раз. Они иногда вместе с Ниром сидели за его углом по вечерам, прячась от взрослых, и болтали о том о сем. Обычные детские разговоры, не больше. Но теперь все эти наивные, светлые воспоминания окрасились в цвета пламени. Крепкие доски сарая в сознании Бака полыхали ярко, с гудением присущим огню в кузнице Ульфа, но в этом гудении было кое-что еще, новый оттенок, посторонний звук – крики сотни деревенских жителей, сгорающий заживо.

Парень не мог себе представить ту боль, которую испытывали его родные и близкие в последние минуты своей жизни. Воображение рисовало ему, как их кожа постепенно обугливалась, покрываясь твердой коркой, наподобие той, которая сковала его пальцы в клешню. Их лица искажали гримасы отчаяния и ужаса, а из ртов вырывались вопли, раздирая глотки до крови. Но боль… такую боль невозможно вообразить, не испытав ее хотя бы однажды.

Еще он не мог представить, как у человека вообще поднялась рука запереть их там и бросить факел внутрь. Он всеми силами хотел оправдать этот ужасный поступок, но не мог. Просто не мог придумать достаточного повода. Его юной и наивной душе было мерзко осознавать, что есть на свете настолько испорченные люди. Да, испорченные. Именно это слово он выбрал, для их описания. Не злые, не жестокие – испорченные. И во что бы то ни стало, он хотел их «исправить».

– …а здесь стоит телега? – Аделаида показывала кортиком в плохо начерченную на земле схему деревни.

– Нет, – ответил рыцарь, стирая ладонью добрую половину рисунка и начиная выводить пальцем новый, – вот тут. А здесь…

– Аделаида, – Бак перестал качаться и замер, словно всматриваясь в чащу леса. Если бы не повязка на глазах парня, Теллан был бы уверен, что все именно так.

– Не отвлекай, – она, не отрываясь от разглядывания рисунка, отмахнулась.

– Аделаида, – повторил он более настойчиво.

– Да чего тебе?

– Помнишь свой долг?

– Конечно, пацан. А это может подождать?

– Я знаю, как ты можешь его вернуть, – голос Бака стал холодным и безжизненным. – Убей их. Убей их всех, для меня.

***

Южный лагерь разведчиков был простым, без изысков. Две двухместных палатки из парусины да кострище – это все, что было нужно рейнджерам для жизни. Правда сами рейнджеры были уже давно мертвы. Их тела лежали в разных частях лагеря, и по всему было понятно, что здесь произошло небольшое сражение.

Первым делом сержант нового, укрепленного отряда приказал похоронить покойных в братской могиле. С мертвых разведчиков сняли все обмундирование, ведь в небесных чертогах оно им не пригодится, после, трупы стащили в небольшой ярок неподалеку и закопали.

Затем, по указу все того же сержанта и под его чутким руководством, началось возведение защитных баррикад. Устройство обороны было простым, но, в то же время, действенным. В лесу рубились ветки достаточной толщины, чтобы человек не смог голыми руками их переломить. Длинной же они были в половину роста или выше. Эти ветки надлежало связать вместе посередине в некое подобие ежей, и расставить их по периметру лагеря. Подразумевалось, что такие стены из колючих связок задержат потенциального противника, уменьшая шансы на внезапную атаку, и дадут поднять лагерь по тревоге.

Обустройство шло бурно, быстро, и продлилось до поздней ночи. После линии обороны, в лагере наспех установили еще две палатки, одну для солдат, а во второй – предполагалось хранить провиант с инструментами и оружием. А место для костра расширили и обложили камнями. Такое действие уже можно было считать повышением статуса лагеря от временного до опорного.

Осмотрев проделанную работу, сержант остался доволен и отдал приказ на отдых, тем более, что рейнджеры не собирались сегодня устраивать никаких поисковых операций.

В ночную вахту сержант решил пойти сам, и себе в пару взял никогда не замолкающего рядового. Его болтовня поможет скоротать ночь и не даст уснуть. Тем более, что после упоминания по дороге сюда некого Палача Мерцающего Пика, поговорить было, о чем.

– Ну что, – сержант бросил в костер очередное полено, и огонь в ответ брызнул искрами на окружавшие его камни, – настроение боевое?

В ответ рядовой неопределенно пожал плечами.

– И что это должно значить?

– Не знаю, – он не сводил мрачного взгляда с чащи леса. Небо в эту ночь затянуло тучами и, казалось, будто тьма, оплетенная ветвями деревьев, плотно обступила лагерь со всех сторон, сдерживаемая лишь светом костра.

– Как так, не знаю? Простой вопрос с простым ответом. Или боевое, или нет.

– Ты чего-то хотел, сержант?

– Эм… – он на секунду опешил. Ему никак не удавалось привыкнуть к тому, что этот сопляк постоянно попирает субординацию. – Просто поддержать разговор хотел. Нам всю ночь дежурить так что…

– Тогда нет, настроение не боевое.

– Отчего ж так? Все про свою сказочную девку фантазируешь? – сержант аккуратно выводил разговор в нужное ему русло.

– Это вы о Палаче? – рядовой сам того не заметив поежился. – Может и так. Предчувствие у меня нехорошее, вот чего. Прям нутром чую, как на меня кто-то из темноты смотрит. Наблюдает, оценивает.

– Вот опять ты за свое, – сержант уже привычно двинул его кулаком в шлем, но на этот раз почти без усилия. – Думается мне, что это все суеверия, да и только. Знаешь, как в деревнях народ чего объяснить не могёт, али боится, то на всякую потусторонщину списывает? Ну, чтоб не заморачиваться. Так и у солдат все то же. Сплетни распускают, чтоб таких, как ты пугать. Вот взять те же трупы разведчиков. Ты раны их видел? Одного закололи, другого зарезали. Все как всегда и ничего необычного.

– А вы думаете она взглядом людей убивает? – не выдержал рядовой. – И в деревнях люд тоже неспроста во всякое верит. Вон, в магов-то раньше тоже никто верить не хотел, а теперь походом целым идем, режем гниду.

– Тоже верно, – кивнул сержант. – Ну тогда может расскажешь поподробнее про всю эту историю с мигающими шпилями?

– Мерцающий Пик, – поправил его рядовой. – А чего это вы так вдруг заинтересовались? Днем еще отмахивались, а сейчас…

– Да ничего, – он не хотел пока выдавать свои умозаключения, чтобы не показаться в глазах подчиненного дураком, – просто ночь будет длинная.

– Это уж точно, – рядовой мельком взглянул на сержанта, а потом снова уставился в темноту леса. – Я про Пик мало знаю, да, как и все, наверное. Говорят, странное это место. Будто нету там ни дня, ни ночи, а воздух затхлый, как в темнице.

– А отчего ж он тогда мерцающий?

– Ты перебивать будешь, или слушать?

От такого ответа лицо сержанта снова начало багроветь, но он быстро взял себя в руки и жестом показал, что будет молчать.

– Мерцающий он, – продолжил рядовой, – от того, что сделан из чистого хрусталя и солнце играет на его гранях.

– Откуда ж там солнце, ежели ни дня, ни ночи нет? – не выдержав, ляпнул сержант, за что был тут же награжден недовольным взглядом.

– А мне почем знать? Я там не был, и говорю, что сам слышал.

– Выходит, что-то ты слышал не то. Ну а про бабу-то, про бабу расскажи. Что она за зверь такой?

– Не баба она, а девушка, и поговаривают, что красоты неписанной. Живет в том пике вместе с древним магом, и вместе они всякими мутными делами занимаются.

– Замужем она за ним чтоль?

– Это вряд ли. Кто ж их там поженит? Они же не прицерковленные.

– Ты понял, о чем я.

– Вот чего не знаю, того не знаю.

– Ну а сам как думаешь?

Рядовой пожал плечами.

– Думаю, что не без этого. Ясное дело, одиноко ей на том пике и выбирать не приходится. А может маг ее околдовал. И вообще, отчего такой интерес? Свататься собрались?

– Не, – отмахнулся сержант. – Так, из любопытства просто. Ну и чего там с той девкой?

Он достал из небольшого мешочка на поясе красивую трубку с тонкой резьбой и начал набивать ее табаком.

– А ничего. Выходит она из того пика в белый свет время от времени, и смерть с собой берет. Куда ни явится – везде люди мрут, да не простые, а прицерквленные али волшебные. Никто не знает, чего у нее на уме, и кого она в следующий раз своей жертвой выберет, но ежели попался, то живым не уйдешь, это точно.

Рядовой замолчал, а сержант не спешил продолжать разговор. Он смотрел, как в костре горят поленья, раскуривал трубку и обдумывал услышанное.

– Слушай, а ты уверен, что она только прицерквленных и волшебных бьет?

– Нет, конечно. Вы же сами сказали, что все это слухи да байки. Не думаю, что кому-то вообще хотелось проверять. Да и я бы не хотел больше о Палаче говорить. И без того боязно.

– А придется, – лицо сержанта помрачнело, а изо рта вырвалось облако густого сизого дыма. – Я рейнджерам не говорил, чтобы они не нервничали понапрасну, и сам сперва подумал, что мне просто причудилось. Но, видать не причудилось и дела наши могут в канаву с говном покатиться. Мы как сюда шли, я сказал, что лагерь партизаны накрыли. Так вот увидел я разведчиков порубленных и расслабился сразу. Мол, прав я оказался, что просто местные балуют. Щас их логово быстренько накроем, и в деревню можно будет вертаться. А вот дудки! Как мы покойников раздели, так я сразу и приметил, что слишком уж правильные раны у них. Простой мужик с колуном али вилами таких не сделает, тут опыт и умение нужно. Значится, противник в военном деле не дурак и что-то понимает. Тогда я сам себя спросил: откуда в этой дыре взяться опытным воякам? Ответа смог дать только два. Либо тот рыцарь с мешком умудрился четверых зарубить и смыться, либо в твоей байке про бабу-смерть есть здравое зерно.

Грит лежал на животе, слегка присыпав себя листьями и сухой травой для маскировки. Под промежность он подложил свернутый в небольшой рулон плащ, чтобы защитить самое ценное от холодной земли. Ранняя весна все еще приносила прохладные ночи, и яйца отморозить совсем не хотелось.

Издалека южный лагерь казался лишь светящейся точкой костра, а вернее тысячами точек, потому, как сито оборонительных ежей из веток загораживало обзор. Но ближе Грит подходить не хотел. Его задачей была слежка, и осуществлять ее с расстояния гораздо проще и безопаснее.

Паренек скрестил руки перед собой, положил подбородок на локти и ждал. Все его чувства были напряжены до предела. Он вслушивался в ночь, ожидая, что треск ветки или шелест крыльев встревоженной птицы выдаст подкрадывающегося Палача. Он всматривался в темноту, надеясь вовремя разглядеть мелькнувший меж деревьями силуэт. Он принюхивался, веря, что сможет учуять запах пота, которым должно было нести от девки, просидевшей по меньшей мере неделю в лесу. Но все равно не успел среагировать на произошедшее.

Последним звуком, который услышал Грит, был треск собственного черепа. Лезвие рыцарского кортика проломило кость в затылке и вошло в мозг. Последним, что увидели его глаза было черное от грязи, улыбающееся лицо Аделаиды. Последнее, что почуял его нос – запах собственной крови и дерьма.

Ада окинула любопытствующим взглядом парня в куче листьев. «И накой хрен он так закопался? – подумала девушка. – Надо было спросить, перед тем как убивать. Ладно, хоть штаны подходящего размера. А то как-то голяка неуютно.»

К слову, не только лицо Ады было измазано в грязи, но и все тело тоже, ведь на дело, за неимением своих вещей, ей пришлось идти голой (мало того, что сарафан был не в ее вкусе, так еще и движения сковывал похлеще рыцарских доспехов). Вот только белую кожу в ночном лесу заметить довольно легко, зато черную грязь – нет.

Девушка стараясь не шуметь вытащила тело Грита из-под листьев, перевернула на спину и стала стягивать с него штаны. Но когда они уже сползли до колен, она бросила эту затею и с разочарованием заметила про себя: «Обгадился, зараза.»

– У меня тоже кое-какие мыслишки недобрые про нашу вахту имеются, сержант, – рядовой перешел на шепот. – Не в обиду будет сказано, но мы с вами не совсем те люди, которым начальство могло доверить охрану важного объекта.

– Это от чего же? – переспросил он, пододвигаясь ближе.

– Ну вот сами подумайте. Пока все остальные деревню обносили, да обживались, нас в патрулях держали. Кому такое поручают обыкновенно? Правильно, непутевым.

– Ну дык мы же здесь сейчас. Значится, начальство углядело потенциал и дало нам шанс как-то выслужиться, – в голосе сержанта читалась неуверенность, ведь он сам не верил, в то, что говорил.

– У меня другая мысль на этот счет. И она не радует. Мы здесь не потому, что нас хотели повысить, а для того, чтобы избавиться. Нас не жалко, сержант. Мы – просто приманка для того, за кем начальство людей в долину привело. На нас, как на живца хотят Палача ловить. Вот, что мне думается.

– Невесело звучит, – он выпустил очередное облако дыма, оно пролетело над костром и стало медленно оседать на землю.

– Будет еще невеселее, если я прав окажусь.

– Ну допустим, не приведи Создатель, ты прав, – сержант взволнованно заерзал, – тогда что нам со всем этим делать? Из твоих баек выходит, что в открытую супротив девки этой выходить – последнее занятие. А бежать – дезертирство. За такое я себя сам на месте казню, да и тебя в придачу.

– Вот я бы так не горячился. Иногда довольно легко принять за дезертирство то, что в действительности ничто иное как тактическое отступление. Понимаете? – в глазах рядового промелькнула лукавая искорка.

– Как по мне – игра словами. Бегство от боя есть бегство от боя. А там ты его хоть жопой назови, сути не меняет.

– Но ежели в чистом поле супротив цельной армии оказался, то что ж теперь, воевать? – продолжал давить рядовой.

– Ну, значится, сам дурак, и кушай, что сготовил, – сержант посмотрел на него с толикой недовольства, но было видно, что внутри вояки все же началась борьба между преданностью делу, субординацией, которую он так любил, и здравым смыслом.

Рядовой уже было хотел добить его пришедшим в голову колким аргументом, но не успел. Его прервал истошный крик, донесшийся откуда-то из темноты леса, за защитным кругом света костра.

– Что за срань? – сержант мигом вскочил на ноги и выхватил меч. Он встал гордо, выпрямив спину, закусив покрепче зубами трубку, и ждал, что вот-вот из чащобы на него выскочит… выскочит… что-то страшное выскочит. Но ничего не происходило. На удивление, даже рейнджеры не проснулись. По всей видимости, их сильно вымотала подготовка обороны и импровизированные похороны.

Постояв еще с минуту, сержант пришел к выводу, что скорее всего это была какая-то странная местная птица, но все же решил проверить. Лучше знать и быть спокойным, чем не знать и ерзать.

– Вставай, – не сводя взгляда с направления откуда пришел крик, он похлопал плоскостью меча вжавшемуся от страха в землю рядовому по колену. – Пойдем проверим, что там.

– Может лучше не надо? – пролепетал тот.

– Тебя как звать-то? – вдруг спросил сержант.

– Дунс, – еле слышно выдавил из себя перепуганный рядовой.

– Меня – Орнст. А теперь, Дунс, быстро свою жопу от земли оторвал и встал, когда с тобой старший по званию разговаривает.

К удивлению рядового, командный голос сделал свое дело, и чувство страха немного притупилось, уступая место покорности. Видимо, у старины Орнста все же был генеральский потенциал.

Переборов себя, Дунс встал на ноги и, следуя примеру командира, достал меч.

– Вот и молодец, – сержант перекинул губами мундштук трубки из одного уголка рта в другой. – Слушай мою команду, Дунс. За мной на верную смерть шагом АРШ.

Глаза рядового от удивления раскрылись еще шире.

– Да ладно тебе, – Орнст хмыкнул и выпустил дым. – Я просто пошутил. Но сходить проверить все равно надо, так что не отставай.

Рядовой, не оценив шутки, недовольно цокнул языком. В отличие от сержанта, он искренне верил в существование Палача Мерцающего Пика, и никакой юмор не в силах был затмить пугающую мысль, звеневшую в его голове: «Она здесь!»

Взяв из костра в свободную руку горящую ветку, Орнст пошел первым. Дунс засеменил следом. Вояки продвигались медленно, осторожно, то и дело оглядываясь по сторонам и замирая, якобы услышав что-то подозрительное.

– Нам лучше далеко от лагеря не отходить, – рядовой говорил так тихо, что сержанту едва удавалось различить слова. – Вдруг на него нападут пока нас нет?

– Не ной, салага. Вон, костер еще видно.

Дунс обернулся, чтобы проверить, правду ли сказал сержант, и, засмотревшись на мерцавшие точки лагеря позади, стукнулся в спину резко остановившегося Орнста.

– Ой, вычего-о… – договорить рядовой не смог. От увиденного ужаса слова застряли у него в горле.

Факел, который Орнст держал на вытянутой руке, своим тусклым, колеблющимся светом освещал изуродованное тело Грита. Парень свисал вдоль дерева вверх ногами, прибитый к стволу сквозь лодыжки рыцарским кортиком. От его головы до земли было не меньше человеческого роста. Брюхо покойника было вскрыто, а внутренности разбросаны вокруг, словно с ними кто-то играл. На лбу же был аккуратно вырезан символ церкви Создателя – прямоугольник с маленьким крестиком внутри.

– Мать моя шлюха, да что ж это такое-то? – трубка выпала изо рта сержанта и с неприятным чваканьем приземлилась в кишки специалиста по личной безопасности.

– Создатель, пощади наши души, – рядовой начал медленно отступать назад. – Она здесь. Палач здесь. Мы все умрем!

Голос Дунса начал дрожать, будто тот вот-вот заплачет.

– Нужно поднимать лагерь, сроч…

Орнст резко замолчал, услышав где-то совсем близко женский смешок. Хихиканье, словно эхо в глубокой пещере, переливисто прокатилось по лесу, не оставляя возможности определить его источник.

Сержант начал суматошно размахивать факелом из стороны в сторону, пытаясь разглядеть хоть что-то в окружающей темноте, но кроме бесчисленных деревьев и разделанного трупа ничего не видел.

Тем временем Дунс, пятясь, отходил все дальше и дальше от своего сержанта, выходя из спасительного круга света. Сейчас он больше всего хотел тактически отступить, оставить Орнста позади и, сломя голову, бежать к палаткам, мимо них, прямиком к перевалу. Бежать, не останавливаясь и не оборачиваясь, ведь за ним пришла сама смерть, и в гонке с ней лучше выжать из себя все возможное.

Ада передвигалась рывками, от дерева к дереву, прячась от испуганных взглядов вояк. Эти недотепы не представляют никакой опасности и с ними можно немного поразвлечься. Главное – не дать им прийти в себя и вернуться в лагерь, поднять тревогу. Рейнджеры тоже были не ахти какой угрозой, но сейчас ей не очень хотелось устраивать возню. Лучше уж сделать все красиво и со вкусом, чем скатываться в тупую бойню. Такую тактику она предпочитала не только в драке.

Дунс бездумно отступал назад, не сводя взгляда с подвешенного парня, пока сильно не стукнулся затылком об одно из деревьев. Тут-то все и случилось. Пока в глазах рядового рассыпались искры что-то промелькнуло прямо перед его носом. Дунс почувствовал легкий толчок и резкую боль в правой ладони, а когда поднес ее к лицу понял, что правой ладони у него больше нет, как и меча, который он в ней держал. Рядовой при виде собственной крови и осознания того ужасного факта, что гонка со смертью закончилась, даже не начавшись, жалобно посмотрел на размахивавшего факелом сержанта.

Сержант в свою очередь видел только силуэт Дунса. Силуэт и кое-что еще. Нечто темное, с блестящими в тусклом свете факела глазами, двигалось по крутой дуге к рядовому. Приблизившись на расстояние вытянутой руки, оно сделало резкий выпад. Что-то металлическое сверкнуло в темноте. Нечто продолжило свое движение в сторону леса практически не замедлившись. Еще с пару секунд Дунс просто стоял, будто ничего не произошло, как вдруг его голова отделилась от тела и беззвучно упала в траву. Затем тело рядового обмякло и свалилось рядом.

В этот самый миг Орнст готов был поверить не только в существование Палача Мерцающего Пика, но и в любую другую сказку, которая бы хоть как-то объяснила происходящее, а конфликт между субординацией и «тактическим отступлением» сам собой решился в пользу последнего.

Инстинктивно бросив факел в ту сторону, куда убежало темное нечто, Орнст, сломя голову ринулся к лагерю.

Ада не хотела, чтобы убегающая жертва своими воплями перебудила остальных обреченных. В принципе ей было плевать, и она могла бы справиться со всеми оставшимися в открытом бою, но опять же, это бы убило все веселье. «Элегантность и утонченность подхода – вот, что отделяет тебя от животного» – она всегда старалась напоминать себе об этом.

Взяв за лезвие меч, которым она обезглавила первого солдата, Аделаида со всей силы метнула его во второго. Оружие, вращаясь и гудя, пролетело около десяти локтей и звонко ударилось рукояткой в металлическую пластину на спине сержанта. Удар застал Орнста врасплох и даже чуть не сбил с ног, но солдат вовремя спохватился неловко взмахнул руками и продолжил бежать.

– Жаль, – Ада разочарованно покачала головой. – Было бы красиво…

Орнст несся сломя голову и не разбирая дороги. По глупости выкинув факел, он теперь видел перед собой лишь хлеставшие по лицу ветки да маячивший впереди лагерный костер, просвечивавший мириадами красно-желтых точек сквозь оборонительные ежи из веток. Ежи из веток! Как же он мог про них забыть?

Орнст на полной скорости влетел в одну из связок. По лагерю прокатился громкий треск древесины вперемешку с солдатской бранью. Сержант неуклюже перекатился через ежа, грохнулся на спину и, казалось, окончательно запутался. Но, проявив удивительную для увальня, которым он представлялся со стороны, ловкость, быстро выбрался из-под завала, вскочил на ноги и продолжил бежать.

Орнст не собирался ждать, пока рейнджеры повыползают из своих палаток. Он не собирался оставаться и объяснять им, что произошло, почему Дунс лишился головы и, что самое важное – откуда в лесу возле лагеря взялся распотрошенный труп лакея. Во-первых, он и сам ни черта не понимал, а во-вторых и разбираться не хотел. Если уж на то пошло, сейчас основной версией Орнст считал ту, в которой баба-смерть из хрустального пика пришла и всех укокошила. Именно так он скажет, когда доберется до деревни. Если доберется.

Аделаида, пригнувшись, подобралась поближе, подобрала брошенный ранее меч и стала ждать. Она затаилась, спокойно наблюдая за тем, как обезумевший от страха вояка грохнулся через оборонительную охапку веток, чем переполошил спавших в палатках рейнджеров. Ей было интересно посмотреть на то, как отреагируют сонные разведчики на происходящее. Они, как и предполагалось, потирая глаза, один за другим выползали наружу о чем-то спрашивая друг друга и недовольно ворча. Вояка же, в свою очередь, решил не задерживаться в лагере. Он со спокойной совестью оставил своих боевых товарищей на растерзание и улепетывал на север, в сторону деревни.

Ада часто видела подобные проявления солдатской «смекалки». Простой, не сломленный смертью человек обычно всегда так себя ведет. В момент наибольшей опасности он бросает все и вся, предает друзей, родных, близких, лишь бы уберечь собственную шкуру. И это абсолютно нормально. Гораздо опаснее те, кто выставляют грудь колесом и идут на встречу беде. Такие психи по мнению Аделаиды – абсолютно непредсказуемы. От них можно ожидать чего угодно, и это хуже всего.

Пока сержант, гремя доспехами растворялся среди деревьев, все рейнджеры собрались у костра. Они растерянно переговаривались, недоумевающе пожимая плечами и кивая. Вдруг, откуда-то сверху что-то с треском упало в огонь. Искры брызнули ярким фонтаном, а горящие поленья, шипя, разлетелись во все стороны. Рейнджеры словно стайка встревоженных птиц бросились врассыпную, высоко поднимая ноги и прикрывая руками лица.