Грааль и Откровение Иоанна Богослова. Философия благородства

Древний Грааль – это рай или вход в рай в чаше гор, место, защищенное тайной, "гора спасения". А в будущей концепции уже лангедокского Грааля, в которой тайна, а значит и ее функция защиты уже не могли быть применены, роль защитников отведена рыцарям. Им предлагается найти рай, т.е. Грааль и хранить его. Созерцать и хранить, именно не владеть, а только хранить, т.е. охранять. Способны на это только чистые сердцем, потому что эта военная, вроде бы, задача не является наступательной, но только оборонительной. Что касается экспансии и распространения, то это вообще не рыцарская задача. Потому что Грааль зовет сам. И этот зов каждый, рано или поздно, услышит в своем сердце, но вот откликнется ли?

Катары

"Местность, которая называлась Лангедок, и в которой мы находим эпицентр, всего того, что связано с Граалем в 12 веке, не входила во Французское королевство, и эта земля была независимой. Она простиралась от Прованса до Аквитании, и от Пиренеев до Керси" – так начинается описание этой земли в знаменитой книге "Священная загадка". Это был чудный край, по растительности похожий, может быть, чем-то на кавказское побережье. Да и находится он на одной параллели с Кавказом, а если быть более точным, с абхазским городом Сухуми. И видимо это не просто совпадение, ибо племена на юге Франции от века имели свою иберийскую тайну, пусть и утраченную в предании, но хранящуюся в глубинной памяти народа, как некий неистребимый архетип, и выразилось это во всецелом увлечении Граалем. Следует отметить, что все истории 12-го века о Граале писали и рассказывали знавшие о нем от вторых и третьих лиц. Посвященные более глубоко, молчали, не обнаруживая себя. Кто они были, остается только догадываться. Считается, и видимо совершенно справедливо, что романы о Святом Граале Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха – это скрытая в христианской поэтической аллегории рефлексия катарского настроения и мировоззрения. И, наверное, поэтому все, связанное с традицией Грааля, становилось жертвой гнева воинственных клириков и монахов.

Попам всегда видится заговор там, где провозглашаются свобода, равенство и братство с нравственным совершенствованием. Отчасти они и правы, так как все эти ценности, особенно свобода и равенство отрицают поповскую систему, т.е. иерархию и власть. А когда система жестоко наказывает инакомыслящих, тогда оппозиция становится тайной, и это уже действительно заговор. Мы уже говорили, что с зародышем такого отношения к себе от адамитов-аеыргов столкнулся уже Енох. Когда говорят об отечественности, о священном отцовском начале, то здесь имеются в виду только отношения: отец – сын. Если же включить в эти отношения женщин, то слово отец придется рассматривать и как сексуальный термин, и, даже перенесенный в чисто духовную плоскость, этот архетип не избавляется от сублимированной сексуальности с подсознательными комплексами.

Романтический идеал нравственного совершенства не существует вне идеалов свободы, равенства и братства именно в смысле осознанной жизненной позиции. Если нравственный идеал это качество одной личности, то при встрече с другими личностями, не имеющими такого качества, она становится банальной жертвой. Если же нравственный идеал это качество не личности, а отношений между личностями, то здесь предполагается одинаковая нравственная позиция всех участвующих в этих отношениях. Если Грааль есть реальность, как романтический идеал красоты нравственно чистых отношений, то он представляет революционную опасность для любого социального строя, основанного на сублимированных отношениях "отец – сын". Есть ли смысл жить без этого идеала, или без хотя бы надежды на такой идеал в будущем? Любой суицид в своей основе имеет отрицание этого идеала. Полная утрата идеи нравственного идеала есть утрата воли к жизни даже для самого закоренелого эгоиста. Когда поповская система власти предлагает подчиниться себе, она противопоставляет себе худшее зло, с которым она борется, например, сатану или демонов преисподней. Т.к. склонить к умеренному злу можно только напугав гораздо более худшим злом, однако, ограничивая выбор лишь между злом и злом, только в разной степени. При этом имеется в виду, что добра в чистом виде вообще не существует как реальности (т.е., например, заповеди Христа не выполнимы, и, значит, они не есть реальность). Предлагается быть трезвым реалистом, и выбирать наименьшее зло, однако все же зло. А люди, клюющие на приманку абсолютного добра, видятся в этом свете наивными простаками, романтичными фантазерами и мечтателями. Но если у этих романтичных фантазеров получается воплотить идеал нравственных отношений в жизнь и хотя бы ненадолго сделать его реальностью, эти фантазеры превращаются в злейших еретиков и рискуют действительно перестать быть реальностью в смысле физического существования.

Папа Иннокентий третий (1198-1216) организовал крестовый поход, утопивший в крови Прованс и уничтоживший утонченнейшую культуру, известную как "Лучезарное время", и не имевшую в христианском мире ничего себе подобного. Официальной причиной этого самого варварского крестового похода в истории была знаменитая теперь на все времена альбигойская ересь – катары. В 1209 году армия из тридцати тысяч всадников и пехотинцев, набранных из отбросов общества со всей Европы, опустошила Лангедок. Цветущие города с высочайшей культурой были начисто сметены с лица земли. Разгромив Безье, армия "крестоносцев" продолжает свой жуткий марш через Лангедок, не оставляя после себя ничего, кроме крови и руин. Один за другим исчезают Перпиньян, Альби, Каркассон, Тулуза; деревни, селения и замки сожжены и разграблены. Этот Альбигойский крестовый поход – один из самых долгих и самых жестоких за всю историю земли. 20 лет войны уничтожили большую часть простого мирного населения. Что послужило причиной такой, небывалой до сих пор, лютой ненависти со стороны римско-католической церкви? Только ли царящая в Лангедоке философская и мировоззренческая терпимость? Эта страна, действительно, благодаря своему политическому и географическому положению, была открыта для различных проникающих в нее культурных течений, например, мусульманской и иудейской мысли. Считается, что влияние евреев на катарскую ересь очевидно, ведь евреи чрезвычайно плотно селились на "катарском" юге Франции. Но при внимательном рассмотрении этого вопроса обнаруживаются признаки обратного направления заимствования.

Прежде всего, приходится признать, что ересь катаров принципиально не была богословской или философской, но только нравственной. По имеющимся историческим сведениям, можно только и заключить, что их главной целью была простая, скромная, добропорядочная и мирная жизнь. А еврейская, как, например, и мусульманская мировоззренческие позиции очень ясно и основательно изложены в соответствующей литературе. Да и любая другая религиозная традиция, будь то христианская ересь, или вообще независимая от христианства религия, всегда оставляет свои философские следы. От ереси же катаров не осталось ровным счетом ничего вразумительного и ни одного письменного документа! По своей логико-смысловой неопределенности это до странности напоминает студенческое движение 60-тых. Однако осталась историческая память о рыцарской культуре. Неправильно считать, что феномен рыцарского благородства 12 века – это влияние христианской церкви на военную среду. Дело куда сложнее. На самом деле именно куртуазная культура Лангедока, в сердце которой была катарская ересь – это и есть тот плод, по которому можно судить о катарах, да еще по ненависти к ним католической церкви. Катарам приписывают следование манихейской традиции, но дух куртуазного рыцарства бесконечно далек от космизма и эзотерической мистичности манихейства. В поэзии трубадуров и труверов мы тоже не видим абсолютно ничего похожего. Достоверно известно, что общин, было множество, и они не имели общей мировоззренческой концепции. Можно считать установленным, что для катаров это вообще было не важно. Видимо ни с самого начала, ни потом здесь и не было ни философии, ни богословия, которые можно было бы разгромить дискуссионным способом. Поводом для обвинения катаров в манихействе было, скорее всего, просто осуждение катарами материального богатства, точнее страсти к материальному имуществу, именно в этом грехе больше всего погрязла католическая церковь. Здесь и действительно можно найти похожесть, ведь главная идея манихейства в том, что материя в принципе есть зло и грязь, с соответствующим пониманием чистоты. Но альбигойская чистота – другая в принципе, и только до невозможности неинтуитивный и до невероятности неумный человек может сделать из этой похожести вывод о тождестве катаров и манихеев. Посему напрашивается предположение, что впервые вывод об этом тождестве был просто чьей-то сознательной ложью, которую теперь уже одни не вникая, механически повторяют за другими, теми кто продолжает сознательно лгать.

Кстати, это противостояние по поводу морального отношения к имуществу – не единственный случай. Похожее противостояние было и в русской Православной церкви между стяжателями и нестяжателями, в котором судьба заволжских старцев во главе с Нилом Сорским, в конце концов, оказалась немногим лучше катарской. В результате в России как ныне видим Православная церковь до сих пор это церковь стяжателей. А что Ватикан не гнушался клеветой для того, чтобы подорвать авторитет политических или идеологических противников мы видим и на примере тамплиеров. Катары – это, по сути, не профессиональное христианство. Как и Грааль, это символ нравственного идеала, не имеющий ничего общего с принадлежностью к профессиональным клирикам. Это и есть главное – христианские церкви возглавляли флегматики, главной страстью которых является доход и накопительство.

Возникновение секты катаров загадочно, а ее уничтожение просто поразительно. В Безье, например, было растерзано более двадцати тысяч человек, среди которых было всего лишь 222 катара! То же самое творилось в Перпиньяне, Нарбонне и в старинном, самом элегантном городе Лангедока Каркассонне. Вне всякого сомнения, "чистые", проповедовавшие своим примером нравственную чистоту в противовес царившим в то время нравам, именно этим и были абсолютно неприемлемы для католической церкви. С этим не спорят, это уничтожают. Первое, что в целом бросается в глаза в культуре Лангедока – это куртуазия, т.е. своеобразный свод правил этикета. Куртуазный, в переводе на русский означает – дворцовый, т.е. изысканный, утонченный, изящный, элегантный, и, прежде всего, куртуазия характерна культом приветливости, вежливости и эстетикой благородства, т.е. эстетической моралью, в отличие от обычной запретительной морали. Выше мы уже говорили о различии между запретительной моралью, т.е. законом, о котором писал ап. Павел, и эстетической моралью, т.е. свободой и любовью, о которых тоже писал ап. Павел. Наивеличайшая и наипрекраснейшая святыня куртуазного века – постоянство. Имеется в виду эмоциональное постоянство, преданность и верность в любви, которые возможны только для человека адамитского типа, властвующего над своими чувствами. Когда бы друг ни обратился к такому человеку, всегда встречает одно и то же эмоциональное волнение в его душе. Такое постоянство и есть самое прекрасное и самое богоподобное в человеке. Ведь Бог, по свидетельству всех без исключения пророков – "верный и истинный". А истина это и есть вечная любовь. Что касается запретительной морали, то она, по свидетельству жизнеописаний практически всех подвижников такого рода, обязательно сопровождается непостоянством, т.е. "падениями" и последующими покаяниями. Покаяние в этих неизбежных падениях и есть главное делание древних и современных монахов.

Куртуазия (если упростить) – это искусство быть симпатичным, вызывать эстетическую симпатию именно при помощи эстетики нравственных поступков и нравственного состояния. Куртуазная культура южной Франции 12-ого века – это уникальнейшее время в истории, когда, например, рыцарство понималось именно как нравственное благородство и воспринималось чисто эстетически, хотя рыцарская честь, рыцарская куртуазная любовь и, вообще, рыцарское поведение, т.е. все эти нарицательные понятия изначально вовсе не были присущи рыцарству.

Принципы, положенные в основу европейского этикета, получили распространение от благородного воинства, однако, например, у части историков считается, что рыцарство в свою очередь переняло их у "неверных" на "языческом" востоке в ходе завоевательных крестовых походов. Совпадение по времени действительно имеет место. Именно в это время былая простота и даже грубость рыцарских нравов сменились строгими и утонченными нормами куртуазного поведения. Но на каком таком востоке мы можем наблюдать общеизвестные аналоги так ясно выраженной эстетической морали куртуазного Лангедока? Да, прованские поэты стали применять в своих произведениях изысканные приемы восточной поэзии, но это только литературные приемы, а не суть. Суть родилась более загадочно и таинственно. И родилась она здесь, на пересечении и на стыке многих национальных культур. Лангедок это вненациональное явление. И только Грааль, соль и суть куртуазной культуры, дает возможность проследить истоки этой культуры. И эти истоки отнюдь не на "языческом" востоке, как, впрочем, и не на православном востоке.

Основательно изучив восточную православную традицию (главным образом в "Добротолюбии"), мы не нашли даже намека на эстетическую мораль. Только запретительная мораль, но гораздо более суровая и более подробно перечисляющая греховные страсти, с которыми надо бороться. Целью этой морали является или спасение души, или стяжание Божественной энергии. Даже великий русский святой Серафим Саровский разделял богословскую идею Григория Паламы, что целью христианской жизни является стяжание благодати Святого Духа, а не нравственная, например, красота сердца. Однако не более ли красиво выглядит человек, когда он стремится не к энергии Бога, а к Самому Богу, к отношениям с Ним? Ведь известно также, что стяжание божественного света ради любопытства, превозношения, социальной выгоды или хотя бы просто здоровья – невыполнимая задача. Тогда напрасны все монашеские труды и подвиги. Но даже если они ради только божественной энергии… Неужели рай – это просто изобилие энергии? Тогда православный рай не особо будет отличаться от, например, мусульманского сексуально-гастрономического рая, в котором, в общем-то, только и есть что прекрасные гурии да плодовые деревья. Если к этому прибавить еще и божественную энергию, ощущение сытости, наверное, будет исчерпывающим. Но только ли это надо экзистенциальному человеку? Настоящий рай – это идеальные человеческие отношения. Это и есть главное. Можно сказать, что рай это просто очень хорошая компания. И тогда моральный максимализм Христа – это и есть вход ("Аз есмь дверь") в новый уровень бытия, который есть Любовь. Что же касается католиков, то куртуазия духовно отменяет и упраздняет Ватикан как социальный и идеологический институт полностью. Недаром с такой свирепостью Лангедок был сметен с лица земли. А ведь куртуазия это еще только зародыш, еще только мечта о совершенной красоте нравственного идеала.

Что касается иудейского влияния, то, как уже было сказано, иудейство само по себе как устойчивое и постоянное явление, достаточно известно любому интересующемуся этим человеку. Самой характерной его чертой является строгое следование закону Моисея, а так же бесчисленные его толкования. Из этого неопровержимо следует, что именно само традиционное еврейство в Лангедоке подверглось чьему-то мощнейшему духовному и нравственному влиянию и на какое-то непродолжительное время стало не совсем традиционным. Кстати, не случайно, что именно в 12 веке шестиконечная звезда стала еврейским национальным символом. Сейчас, когда так популярна книга "Священная загадка", Грааль многие связывают с еврейством, понимая его так, как написано в этой книге. Не думаем, что с этим имеет смысл спорить, поскольку здесь все зависит от уровня восприятия и заведомо предвзятого масштаба понимания. Эстетическая мораль, о которой в этой книге ни слова – далеко не такая вещь, чтобы вот так мощно обнаружиться ради просто национально-политических видов и целей. Скорее, можно предположить, что для таких корыстно-политических целей был организована не альбигойская ересь, а орден тамплиеров. И, между прочим, у тамплиеров, как потом и у масонов, ни равенства, ни свободы не было с самого начала. В наше, например, время количество степеней неравенства (градусов) у масонов колеблется приблизительно от 30 до 100. Таким образом, это с самого начала иерархическое общество. Тамплиеры, подчеркивая свою нейтральность в отношении истребления альбигойцев, ограничились только тем, что объявили настоящими крестовыми походами походы против сарацин. В Лангедоке тамплиеры, оказавшись лицом к лицу с настроением, очень далеким от римско-католической ортодоксии, могли бы консолидироваться с катарами гораздо более глубоко и тесно. Но этого не случилось и теперь, вопреки общепринятому мнению, приходится признать, что катары и тамплиеры – это духовно и интеллектуально вполне независимые друг от друга течения.

Итак, на самом деле, есть все основания предполагать, что в благоприятное время в толерантной среде Лангедока, появились некие проповедники Грааля, понимаемого как идеал общественности. Некоторые результаты их влияния особенно сам дух куртуазии, показывает, что они содержали в себе чисто духовно-нравственные интуиции, не выводимые ни в философию, ни вообще в логику. И теперь только в исторической памяти остался загадочный дух куртуазной эпохи и символ… Чаша… Святой Грааль. Авторы "Священной загадки" указывают на четырех человек избежавших смерти при сдаче крепости Монсегюр: "На заре двести совершенных, из которых ни один не согласился отречься, собрались внутри высокого палисада, против подножия горы, где полыхали уже многочисленные вязанки дров, ибо для такого большого количества жертв не успели приготовить столбы. К вечеру от них уже ничего не останется; только несколько кучек горячего пепла еще долго будут дымиться ночью. Однако, четверо избежали сожжения. Это четверо совершенных, которых оставшиеся в крепости с риском для жизни спрятали в подземелье, пока остальные еретики покидали замок, чтобы взойти на костер. В ночь на шестнадцатое марта они с помощью веревок, подвешенных на западной стене, убегают из замка. Побег такой же опасный для них самих, как и для остатков гарнизона; зачем он?" Как и многие другие исследователи, авторы "Священной загадки", считающие, что Грааль это вещь или документ, думают, что эти четверо вынесли из замка некое сокровище, не допуская мысли, что сами эти четверо и являются самой величайшей ценностью катарских общин.

Катарское эстетическое и этическое мировосприятие долго еще порождало свои рецидивы в нравах европейского общества. Символ чаши Грааль тоже оказался на удивление живучим, накладывая свою печать на многие новшества в культуре. Например, женщина стала восприниматься романтически, как драгоценная чаша прекрасных добродетелей, сосуд возвышенных чувств. Интересно, что появление моды на Х-образные платья, повторяющие образ чаши, приходится на тот самый посткуртуазный век. И вот, в связи с этим, жуткое совпадение: в дальнейшем за 300 лет инквизиции сожжено около пяти миллионов женщин. Как будто специально вытравливалась сама память о Граале и соответствующий ему тип романтического и свободного человека. А может, инквизиция, как она утверждает, действительно уничтожала ведьм, т.е. носителей языческой традиции, предшествующей господству христианской церкви? Но тогда чему же теперь давался "зеленый свет"? Что пришло на смену? Надвинулся ренессанс, торжествующее неоязычество. Язычествующие мастера расписывали католические храмы, и язычество расцвело пышным цветом под лицемерным христианским флером. Католичество процедило языческую культуру, выделив лучшее и усвоив его себе, и в результате создалось впечатление, что язычество способно быть умным (даже мудрым), искусным и красивым. Языческие сливки, когда в христианстве они оказались без отстоя, стали привлекательными. Вот только теперь прежняя католическая папская доктрина, наоборот, оказалась по сравнению с этими сливками обскурантистской и примитивной. Для Леонардо да Винчи, например, язычество стало более обаятельным и культурно ценным, чем папизм, хотя, наверное, его языческие настроения были не религиозным отступничеством от Христа, а своего рода идеологическим диссидентством свободолюбивого интеллигента, которому языческая мудрость дает приятную пищу уму, удовлетворяет пытливую жажду знаний, дает чувство могущества, независимости.

Власть, в том числе Божественная власть, которую дает Грааль, вот что волновало умы многих его искателей, вожделеющих власти. Хотя для трезвого человека сама мысль заполучить у Бога Его власть кажется нелепой. Но таково магическое сознание и магическое восприятие власти. Власть они рассматривают не как свойство и качество Бога или человека, а как нечто самостоятельное, что можно оторвать от одной личности и пришить к другой. Скорее всего, действительно правдивую легенду о том, что Грааль дает Божественную власть, надо понимать, например, так: совершенный человек просит о чем-нибудь Бога, и Бог исполняет любые его просьбы бесчисленное количество раз. Надо только понимать, что эти отношения взаимны. Человек тоже всегда и постоянно исполняет Божественную волю. По другому (например, через волшебный предмет или заклинание) заполучить Божественную власть никому не дано. Но время изменилось, и память об истинном духе Грааля ушла в загадочное и таинственное прошлое. Прошли века, и романтика куртуазной культуры через чувствительность сердца и рыцарскую любовь, минуя философию, перешла к неудовлетворенности жизнью и обществом, к мечтательности, к высшим идеальным устремлениям, и, наконец, став вершиной человеческой культуры, превратилась в сознательную жизненную позицию современного безвестного меньшинства, т.е. по-прежнему осталась тайной. Что же касается эзотерического мистицизма, пришедшего на смену таинственности Грааля, то он только претендует называться мистичным (тайным), на самом же деле весьма публичен. Но и Грааль, который являлся когда-то исключительно символом свободы, равенства и братства, теперь превращается, например, в герб королевской династии Меровингов, т.е. нечто совершенно противоположное и свободе и равенству. Власть над миром – это настолько не новая идея, что от нее уже просто скучно. И давно уже не интересно обличать без конца повторяющееся лицемерие рвущихся к этой власти людей, использующих теперь еще и Грааль в качестве своего символа. Что удивительного в том, что какая-нибудь современная политическая группировка, даже пусть и действительно некая династия, активно продвигая себя, использует все, что подворачивается под руку, дабы придать своей власти видимость священности? Показывая, кстати, этим свое невежество и бездуховность. Эффектный когда-то, но теперь дешевый политический прием, далеко не первый в истории, и, разумеется, не последний. Хоть у них и представляет ценность сама мысль, что Грааль – не предмет, а символ общности людей, но то, что их общность заключается в кровном происхождении от общего предка, тем более царственного (т.е. принадлежащего к красной касте), сводит ценность идеи к нулю. Чтобы подтвердить династическую концепцию Грааля обращаются к этимологии слов (sang royal), но этот вариант не представляет ни научного, ни духовного интереса, т.к. здесь даже переставлены и изменены буквы. Если так их менять и переставлять, многое можно переосмыслить совершенно произвольно.

Нас же обаяние древности самого звучания слов "Сан Грааль" могло бы навести на совершенно другие направления этимологического поиска значения этих слов. В "Сан Грааль" слово "Сан" обычно понимается как "святой" или "священный". Но кроме этого, подходящим к понятию Грааль в нашем контексте могло бы быть еще одно значение – свет. Или, если на древнейших, еще протоязыках, слово "свет" могло произноситься только одной буквой "с", тогда "Ан" в слове "сан" когда-то могло означать имя Бога – "Ан". Тогда получается, что "сан" – это свет Бога Ан (ср. Английское sun). "Ан" (переводится на русский как "Я") – это самое древнее имя Бога-Творца. Оно долго сохранялось у евреев как тайное имя Бога, и было утеряно (забыто) после разрушения храма. Александр Мень комментирует в своем толковании Евангелия: "Я есмь" (по еврейски: "Ани Ху")… Так мог говорить только один Предвечный. Это Его тайное имя, которое произносил первосвященник в дни Кущей, когда святые слова заглушал трубный звук и клики народа… Выражение "Я есмь" встречается в Ветхом Завете как эквивалент слова "Сущий" (Яхве) (например, Ис. 48.12, 43.10). О том, что имя Ани-Ху произносилось во времена праздника Кущей, говорит рабби Иегуда-бен-Элай (2 век). В Евангелии Иоанна Христос много раз относит это имя к Себе… Подобные выражения есть и у синоптиков" (А. Мень. Сын Человеческий. Изд. "Жизнь с Богом", стр. 205, 426).

Обратимся к современным лингвистическим исследованиям. Корень "Ан" употребляется у разных народов в названии самого архаичного, часто почти забытого Бога, но считающегося Творцом всего сущего. Приведем некоторые примеры. Ану – древнейший и забытый Бог Египта. Амон – абстрактный Бог, творец всего сущего. Римский Янус – небесный Бог творец. Греческий Уран – древнейший Бог неба. Этрусский Куслан – небесный Бог творец. Хуритский Ану – изгоняемый верховный Бог. Шумерский Ан – небесный Бог творец. Армянский Ангех, культ в районе озера Ван. Вагахн – бог грозы и молний. Ан, ян – типичные окончания армянских фамилий. Кельтская богиня Дану. Йеменский Анбай – верховный бог мудрости. Иранский Асман – верховный Бог неба. Индийский Брахман – высшее божество, творец мира. Китайский Шан – небесный верховный дух. Германский Вотан. Фино-угорский Ен – небесный Бог творец. Тюркский шаман – жрец, служитель бога.