скачать книгу бесплатно
Живот у Лыкина раздувался.
– Изюм с гнильцой попался, – объяснил доктор присутствующим в операционной, – во как прет. Так еще и не успеем, сам вскроется.
– Начинайте, доктор, – скомандовал Палыч.
– Промедление смерти подобно, – голосом вождя из революционного кинофильма подтвердил политически подкованный понятой.
Лыкин заорал от резкой боли в животе и проснулся. Настенные часы у соседей откуковали пять часов. Лыкин, скрючившись от боли, босиком заспешил в туалет.
Опорожнившись, сказав «ух», он хотел было расслабиться, но другая напасть заставила его зажать рукой рот и кинуться в ванну. Добежать не успел. Остатки вчерашнего вырвались из его измученной груди и обделали дверь, порог и пол в коридоре.
– Ё-ё-ё-ё… – застонал Лыкин, споткнулся, ткнулся головой в сотворенное и, теряя сознание, повторил почему-то въевшуюся фразу вождя про промедление.
Проснулся Лыкин от яркого голубого света. Над ним стояли милиционер в парадной фуражке и хирург со скальпелем.
– Да… редкий случай, – набивал себе цену врач. – Рак груди, матки, мочевого пузыря и задницы. Такое не каждый день встретишь.
– Палыч, нам пора – понятые на всякий случай отступили на шаг назад и заспешили на работу.
– Стоять, граждане понятые, а то быстро у меня в подозреваемых превратитесь.
Грузчики замерли, однако, чтобы не подцепить заразу, дышать стали пореже.
– Не бздите, мужички, сейчас отрежу каждому по куску, прожарим, и под самогоночку за милую душу пойдет, – обнадежил хирург.
– Мы тебе чего, Робинзоны Крузы, что ли, по пятницам людей жрать?! – ответил начитанный понятой.
– Ты не Круза, а хренуза, – объяснил милиционер. – По пятницам евреи мясо человеческое едят, а не Крузы.
– Евреи не едят по пятницам человечину, они ее вообще не едят, – присоединился к разговору врач, – они по субботам не работают.
– Евреи умные, – согласился милиционер. – У нас в ателье один портной был, мне китель сшил. Я в нем десять лет ходил, а он как новенький. Влитой. Жалко, форму сменили, а то бы и сейчас ходил. Сносу не было. Теперь в Израиле живет.
– Да, утекают из страны мозги, – поддакнул начитанный понятой.
Все замолкли. Лыкин застонал, открыл глаза, потом снова закрыл.
– Да хрен с ними, с евреями, а у этого, может, и не рак вовсе, – сменил тему другой понятой.
– Может, и не рак, – согласился хирург.
– Раки они с пивом хороши, – вступил очнувшийся Лыкин, – холодненьким. «Жигулевским». По двадцать две копейки за кружку. В хорошей компании. С лещом или вяленой щучкой.
Все вздохнули, вспомнив времена социализма. Глаза подобрели, повлажнели.
– Да ты садись, мужик, чего лежать, – предложил Палыч, – в ногах правды нету.
Врач спрятал за спину скальпель.
– А мы тебя разрезать хотели, – не к месту брякнул начитанный понятой.
Врач поглядел на него с укоризной и покачал головой. Другой понятой покрутил у виска пальцем и присвистнул.
Милиционер приложил руку к фуражке:
– Извините, гражданин, ошибка вкралась. Мы предполагали, что вы евреев по пятницам едите, а у нас, сами понимаете, с этим делом строго, в Европейский союз и ВТО вступаем, потому что стране деньги нужны.
– В куда вступаем? – не понял Лыкин.
– В Европу, ? продвинулся на передний план другой понятой, стоявший до этого подальше и молча. – Ты, мужик, не суетись. Сейчас тебе доктор пятьдесят граммов ректификату даст, и ты быстренько придешь в себя.
Доктор действительно плеснул в протянутый граненый стакан спирту и передал Лыкину. Тот, повинуясь условному рефлексу, выдохнул в сторону, заглотнул содержимое и еще раз выдохнул.
– Вступали в Европу, а вступили в говно, – подытожил он. – Знакомая история. У нас всегда так. А ректификат у вас хороший.
Народ дружно закивал.
– То, что от социализма осталось, просвистели демократы первой волны, которые нас от социализма, как детей малых от сиськи, оторвали, а то, что в долг назанимали во всемирных и прочих банках, разворовали демократы, пришедшие им на смену, – подытожил доктор, с горя хлебанувший спирт прямо из бутыли.
Приняли и милиционер с понятыми.
– Теперь, конечно, пива много стало, – вернулся к началу разговора милиционер, – однако мы его на Родину менять не договаривались.
– Не договаривались, – подтвердили все, включая Лыкина.
– Так что, гражданин, раку у вас нет, самогонки тоже, поэтому можете быть свободны, ? подытожил милиционер.
– Благодарю за внимание, – ни к селу ни к городу ответил Лыкин.
Понятые разочарованно опустили стаканы и головы. Уважение к блюстителю порядка начало падать. Он чутким профессиональным ухом почувствовал это и перехватил инициативу:
– Однако проверить вас мы все же должны. Предъявите ваши документы.
Лыкин опешил:
– Какие документы, я голый?! У меня одна простыня и больше ничего нету.
Понятые оживились.
– А я, Палыч, видел по телевизору, показывали террориста. На нем, как и на этом, тоже простыня была, а под ней гранатомет РПГ и «калаш» с тремя рожками, – доложил начитанный.
– Разберемся. – Милиционер опять был в центре внимания и уважения. – Попрошу ваши документы, гражданин. – Голос блюстителя стал железен, вежлив и нарочито четок.
– Вы чего, мужики, – не понимал ситуации Лыкин, – мы же только что пили вместе!
– А ты мне не тыкай, – продолжал Палыч, – я с тобой гусей не пас.
– Товарищ старшина, что же это такое? – воззвал к здравому смыслу Лыкин.
Но блюститель уже нажал кнопку в своем мозгу, и оттуда, как с магнитофонной ленты, полилось:
– Гусь свинье не товарищ. Паршивая овца все стадо портит. Таких, как ты, надо выметать железной метлой. Выжигать каленым железом. Расстреливать без права переписки. Пока мы тут с такими миндальничаем. Тамбовский волк тебе товарищ.
– А может, у него и рак, – в задумчивости сам с собой дискутировал врач.
– Признавайся, сволочь! – заорал на Лыкина впавший в истерику милиционер и, не дав тому раскрыть рта, треснул дубинкой по голове. Лыкин опять потерял сознание.
Милиционер, не в силах остановиться, колотил ногами основание операционного стола, бил дубинкой сам стол. Понятые начали его успокаивать, он зарыдал, обнял одного из них и, повсхлипывав, затих.
Опять наступила пауза.
В операционную вбежала запыхавшаяся медсестра с двумя авоськами.
– Виктор Леонидович, – захлебываясь от спешки, начала тараторить она, – я не опоздала? Простите христа ради. Пока мужа накормишь, младшего в детсад отведешь, старшую в школу выпроводишь, а тут еще транспорт сами знаете как ходит. А я вам молочка купила со стрюделем, с маком, как вы любите.
Речь ее оборвалась столь же внезапно, как и началась.
– Опоздала, – выдержав минутную паузу, ответил хирург, покрутив перед собой и спрятав уже ненужный скальпель в карман. – Опоздала.
– А… – медсестра хотела что-то сказать, но замолчала.
– Ну? – спросил врач.
– А мне тут рецептик классный рассказали. Растирается клюква с сахаром, двести граммов клюквы и пятьдесят сахара, и вливается в поллитру спирта, настоянного на мяте с лимоном. Вкус обалденный, и запаха никакого.
– Ну и что?
– А я и клюкву купила.
– О-о-о! – застонал пришедший в себя Лыкин.
Медсестра удивленно посмотрела на Лыкина и сказала:
– А я думала, его в морг.
– Татьяна, ты не в анекдоте. Видишь, представитель власти и понятые.
Те опять приосанились. Старшина изобразил галантного кавалера, поцеловал медсестре руку и представился:
– Николай Павлович.
– Ну, вы как император.
– Какой император?
– Российский. Его еще в школьных учебниках называли Николай Палкин.
Понятые довольно заржали за спиной у старшины и начали при помощи движений рук изображать его сексуальные потенции, возможности и особенно размеры. Старшина, польщенный сравнением с императором, не расслышал вторую фразу, заулыбался и спросил:
– А как вас зовут?
– Татьяна. – Не понятно для чего, она сделала книксен и покраснела.
– О-о-о! – простонал Лыкин.
Но он был уже не интересен блюстителю, и тот, продемонстрировав выдающиеся способности стратега по части женского обольщения, приказал понятым помочь доктору увезти больного в палату.
Те перетащили Лыкина на каталку и повезли. При этом врач шел сбоку, бережно неся бутыль с остатками спирта.
Лыкин снова потерял сознание, а старшина остался наедине с соблазнительной медсестрой.
Как только дверь в операционную закрылась, Николай Павлович одной рукой обнял помощницу эскулапа за шею и прильнул к ее губам своими. Другой рукой он обхватил гораздо ниже, поднял не очень легкое тело и положил на освободившееся от Лыкина место.
– Не надо, Коля, – прошептала медсестра, сексуально дыша.
Получив благословение, тезка императора начал стаскивать с нее трусы.
– Коля, а ты можешь пройти техосмотр? – осведомилась практичная женщина. – А то мой придурок никак не доведет старый «жигуль» до кондиции.
– Могу, Танечка, могу.
– Завтра же, – конкретизировала прагматичная коллега матери Терезы.
Наступила минутная сексуальная пауза.
– Хорошо, – то ли согласился, то ли констатировал после нее свое состояние милиционер.
Собрав обмундирование, застегнув пуговицы и поправив фуражку, которую во время всего процесса не снимал, Николай Павлович подошел к телефону, набрал номер и, когда ответили, строго приказал:
– Сержанта Скорикова, немедленно.
Тот ответил.
– Здорово, Васильич! Это Николай. Петь, ты завтра дежуришь? С утра! Слушай сюда. Просьба имеется. К тебе завтра подойдет от меня хороший человек. – Страж порядка подозвал Татьяну и, зажав рукой трубку да еще зачем-то шепотом, спросил, как мужа звать. Потом снова продолжил разговор с Петром: – Его Виктором звать. Фамилия Гвоздев. Ты ему помоги. А то у него «копейка» не первой свежести.
Петр что-то ответил.
– Не, Петь, я же сказал, подойдет, а не подъедет. – Старшина, довольный своим юмором, продолжал: – Ну вот и ладненько. Как ты после вчерашнего?
И у меня трещит. Петя, за мной не заржавеет.
Гы-ы!
Натурой. Ну, бывай. Пока.
Николай повесил трубку и, поцеловав Татьяну, сказал ей:
– Всё слышала. Петр Васильевич Скориков. Мой двоюродный брательник. Завтра твой должен быть у него в девять ровно. Со всеми документами. И пешком, а то на вашем драндулете, не дай бог, снимут там номера, после не расхлебаемся.
