Очищение. Городские волки

– Эх, куда ты хватил, – засмеялся Павел. – Забыл давно.

Перед мысленным взором Павла тут же предстала худенькая очаровашка Ира из 9 «Б», с которой у Павла был юношеский роман. Первая любовь закончившаяся ничем.

– Да нет, помню. Желаю ей всего наилучшего.

– Да у нее и так все хорошо. Муж, двое детей. А Шустрого помнишь?

– Кого, Шустрилу? Так она за него, что ли вышла?

– Сплюнь! Нет, конечно. Я просто так вспомнил. Помнишь, как он в школе спекулировал.

– Конечно, помню, дешевку эту.

– Он теперь не дешевка. Он мать его, крутой стал.

– Разбогател?

– Еще как. Олигарх хренов. Он, как ты уехал все свой бизнес делал. Купи – продай. Все шустрил. Да, если бы не его брат, тогда… – Игорь замолчал и стал разливать. Пили они из маленьких стопок, почти символически и несмотря на многочисленные тосты опьянели совсем немного.

Наблюдая за ним, Павел вновь мысленно увидел картины прошлого. Брат Шустрилы. Это за него тогда вступился Павел, не зная с кем связался, за что и чуть было не поплатился жизнью. Из-за этих Шустрил – старшего и младшего пришлось ему покинуть родной город, который в те далекие времена стремительно стали прибирать к рукам всевозможные братки. Вот с ними то и угораздило схлестнуться Павлу, когда у него на глазах стали бить младшего Шустрилу, не плохого в общем – то парня, но бывшим под полным влиянием старшего брата.

В той драке Павел умудрился пробить головы сразу двум боевикам группировки Кислого. Он только потом узнал кто они такие, когда уже было поздно.

Кислый – один из городских отморозков эпохи поздней перестройки, за своих парней обещал отомстить по полной. И отомстил бы, если бы Павел вовремя не покинул город, в котором в то время, все больше шалеющего от «свободы» , практически не было власти.

К этому времени Павел уже был сиротой.

За год до этих событий от болезни умерла мать. Отец не перенес разлуки с ней и сгорел за два месяца. Павел остался один, если не считать сестру матери вечно деятельную и не унывающую тетку Наталью. Но у нее была своя семья. Павел был практически один, если не считать друзей. Но что они могли сделать против вооруженных бандитов не боящихся ни кого и ни чего.

Жалел ли Павел о том, что все так случилось? Он не думал об этом, потому, что знал, что за старшего Шустрова, которого презирал за его махинации, за жадность к деньгам, он никогда бы не стал вступаться. Поделом. К младшему же всегда относился хорошо, за что и поплатился изгнанием из родных мест на целых десять лет.

Пришлось ему тогда, как трусу бежать из города.

Но не испытывал он за это ненависти к толстой и рыхлой фигуре старшего Шустрого. Так он тогда выглядел. А как выглядит сейчас? Кому это интересно?

– Да, брат, – продолжил Игорь. – Он и сейчас у Шустрого на поводу. А Кислого Паша, на следующий год уложили в перестрелке. Ты бы знал, что тут было. Дикий запад. Хотели мы тебе об этом сообщить, да кто же знал, где ты находишься.

– Да и поделом. Всех бы их вслед за Кислым.

– Давай за это. – Друзья с удовольствием чокнулись.

– Ну а сейчас как жизнь то, если не считать того, что я уже успел увидеть? – спросил Павел

– Да никак. Ничего хорошего. Поживешь здесь – увидишь. Своих бандитов как собак нерезаных, черных – стада. Менты не поймешь, чем занимаются – кого от кого защищают. Сколько раз видел их на ступеньках МВД. Стоят с чурковыми, ржут во всю глотку. Жизни радуются. Только что в засос не целуются. Вот так.

– Ты-то сам как? Где на кусок хлеба зарабатываешь?

– Да я Паша охранником. Как завод наш закрыли, пришлось к новым хозяевам идти наниматься. У нас тут огромный супермаркет есть. Меня как увидели, сразу взяли. Работаю сутки через трое. Правда я теперь бригадир смены.

– Крутым значит стал?

– Да брось ты! – отмахнулся Игорь, чуть ли не с досадой.

– Ладно, ладно, – засмеялся Павел. – Ну, а ты Андрей? А то Севастьяныч тебе слово не дает сказать.

– А я …. – начал было Андрей.

– Да он у нас спортсменами руководит. В спорткомплексе – администратором.

– И не болит же язык у человека, – проворчал Андрей, слегка обидевшись на то, что его перебили.

– Ты еще скажи, не болит ли голова у дятла! – хохотнул Игорь, просто переполненный хорошим настроением.

– А вообще хорошо-то как! Хорошо же сидим мужики! С возвращением Паша! – поднял он свою рюмку.

«Да, – подумал Павел – с возвращением», и поднял свою стопку. К ним присоединился Андрей.

Наговорились вдоволь. Лишь только когда начало темнеть, Павел стал собираться к тетке Наталье, не смотря на горячие протесты Игоря, который не хотел отпускать вновь обретённого друга, на ночь глядя. Но Павел настоял на своем – очень уж хотелось подышать вечерним воздухом и насладиться навеваемой с реки прохладой.

Друзья отстали от него только тогда, когда он сел в вызванное ими такси, и категорически не рекомендовали ему гулять в одиночестве по ночному городу.

Он ехал в Октябрьский район, уютно устроившись на заднем сиденье такси, и смотрел в окно. Таксист не доставал его праздной болтовней. Может, был не словоохотлив, а может как-то понял, что пассажир и так уже сегодня наговорился и хочет помолчать. Как бы-то ни было, Павел был благодарен ему за то, что тот не вторгался в его одиночество, нарушаемое разве, что вызовами диспетчеров к таксистам. Он молча смотрел на ночной город. Город своей юности.

Вновь заработала рация. Диспетчер вызывал какой-то номер к очередному клиенту. Как видно не смотря на трудности нынешних времен, работы таксистам хватало. Хотя может быть только в вечернее и ночное время, когда наступало время особой, скрытой от посторонних глаз жизни. Время тех, кто устав от добывания любыми способами денег в дневные часы, спешили избавиться от части их в какое – ни будь шикарное заведение с яркими огнями, музыкой, девочками, рулетками и прочими неотъемлемыми атрибутами новой жизни. Жизни не для всех.

Таксист внезапно затормозил:

– Вот черт! Приехали.

– Что там такое? – очнулся от своих мыслей Павел.

– Да, авария опять.

– Что, часто бывают?

– А то. Богатеньких буратин развелось. Деньги им девать некуда, понимаешь? Столько уродов себе иномарки купило! Как деньги завелись, сразу за руль лезут. А мозгов как дерьма от комара. Вот и результат. Будешь?

Водитель повернулся, сунул Павлу сигареты. Тот отказался.

– Да, – закуривая, продолжал свой монолог шофер. – Этих мордоворотов бритых столько сейчас развелось. Выпучат шары и несутся не разбирая дороги. Им телегу-то страшно доверить со старым мерином, а тут скорости реактивные. – Шофер сделал глубокую затяжку и выдохнул в открытое окно. – Столкнутся лбами, и давай пальцами крутить: «Ну ты попал!». Стрелки забивать. А один раз наблюдал – смех!

– Стрелку?

– Да нет, как они бозлаются. А машины в хлам! Откуда у людей деньги только такие берутся? Хотя известно откуда – не от станка. Да и какие это люди – так, мутанты бройлерные. – Водитель через зеркало заднего вида скосил глаза на пассажира, неизвестно ведь кто такой. Сидит, молчит. Сел почему-то сзади.

Павел понимал, почему вдруг прорвало молчавшего всю дорогу водителя. Тому просто хотелось снять с себя накопившуюся за день усталость и раздражительность от беспросветной жизни в тени ярких реклам. От необходимости целый день колесить по улицам в поисках клиентов не очень-то по нынешним временам жалующих такси. Колесить, что бы хоть как-то более- менее достойно содержать семью, отчаянно понимая, что жизнь с каждым днем все дороже, а дети все больше и потребности у них , тоже все больше. Так как живут они в этом же мире и не виноваты в том, что папа простой шофер, не может дать порой даже самого необходимого. А вокруг изо дня в день блеск реклам красивой жизни манящей и опьяняющей.

И от всего этого только больше и больше копится усталость, все больше и больше раздражения, и все сильнее хочется схватиться за кольцо воображаемой гранаты, которой, к сожалению нет, прижать ее к себе как можно туже и дернуть что есть силы за кольцо. И все. Тишина. Покой. Долгожданный, все примиряющий, избавляющий от необходимости тянуть каждодневную лямку лишь для того, чтобы существовать.

А если нет гранаты, то излить свою тоску хоть на кого-то, хоть на этого умника сидящего сзади. Ему-то, конечно, по барабану мои проблемы, ему сейчас хорошо. Коньячком от него, вон как попахивает. Ишь, как разомлел. А шоферу все легче, все есть ощущение, что хоть чуть-чуть да дернул за кольцо. И на том тебе жизнь спасибо.

– Цветы демократии, – произнес Павел, глядя через окно на перевернутые машины и на людей суетящихся возле них.

– Кто? – не понял шофер.

– Да мутанты, про которых ты говоришь.

– Это точно, цветы. Только в отличие от настоящих цветов, которыми хочется любоваться эти хочется затоптать. Вот только вряд ли. Скорее они нас. Сейчас их время.

– А должно быть время людей. Ну, что, я так полагаю это надолго. Как думаешь?

– Надолго. Вот черт! Что за день сегодня. Тебе вот до места не довез.

–Ничего. Пешком пройдусь. Отсюда не далеко. А ты брат черта–то поменьше по вечерам вспоминай. Глядишь, и все наладится. Сколько с меня?

Расплатившись с таксистом, Павел зашагал вдоль дороги мимо аварийного места, где группа мордоворотов с глянцевыми черепами выясняла кто из них прав. Все они были похожи друг на друга как однояйцевые близнецы.

Павел оглянулся. Справа от него начинался парк. Он вспомнил, что если пойти напрямки, через парк, то дорога к теткиному дому сократится вдвое, если не втрое.

Ну что же, где наша не пропадала. Павел свернул в темный массив парка. Сумку с вещами он оставил у Игоря, и шагать налегке среди темных силуэтов деревьев издающих густой ночной аромат было даже приятно. Пары того небольшого количества алкоголя, что принял он с друзьями за встречу, уже успели почти выветриться благодаря крепкому организму и хорошей закуске. Голова была ясной, перед мысленным взором проносились картины недавнего застолья и общения с Игорем и Андреем. Одним из примечательных моментов встречи было то, что не смотря на оживленный разговор, пили совсем не много, явно не увлекаясь. Из всего закупленного спиртного добрая половина осталась не тронутой. Неплохо! Не скатились парни в болото вслед за многими. Имеют головы на плечах, а не воронки для водки. И мыслят трезво, словом так, как и нужно.

А ведь о многом успели поговорить. Теперь картина жизни в родном городе становилась для Павла все яснее и ярче. Правда яркость эта ни глаз, ни душу не радовала. Пьянство повсеместное, бандитский произвол, беспредел милиции, буквальная пассивность местного населения пытающегося держаться лишь каждый своего края, своего угла, выжить в одиночку не понимая, что такой путь не приведет никуда.

А ведь завтра взойдет солнце, осветит своими лучами, все еще не смотря ни на что зеленые улицы, защебечут в их листве птицы, улицы заполнятся пестрыми горожанами, и будет казаться, что все хорошо вокруг. Что все сыты, довольны жизнью, что у всех всё есть.

«Хорошо, что хоть, кажется. Хорошо, что…» – размышления Павла прервал какой-то шум впереди в темноте.

Он уже достаточно глубоко проник в расположение парка. Вокруг было темно, тихо. Шум вечернего города заглушали стоящие стеной деревья – часовые тишины, которую нарушали лишь ночные насекомые. Шум впереди опять повторился. Павел услышал голоса. Два голоса, один из которых был женским. Неизвестно, что там происходило впереди, и можно было легко свернуть на боковую тропинку от греха подальше, но он лишь ускорил шаги, почуяв не доброе.

Вскоре он увидел впереди под тусклым и сиротливо светящим фонарем, на перекрестке парковых дорожек стояли двое. Вернее не просто стояли. Между ними происходила борьба, борьба между сильным и грузным мужчиной и женщиной, пытающейся вырвать свою руку из цепкой кисти мужчины.

– Послушайте, отпустите меня, меня дома ждут, – донесся до Павла молодой женский голос с умоляющими интонациями.

– Что, мамочка ждет? – мерзкий кавказский акцент резанул слух, и Павел невольно прибавил шаг. – Ждут – подождут. А ты пойдешь со мной. Я хочу с тобой поиграть.

Борьба между мужчиной и женщиной была предрешена. Что она могла сделать одна против наглой откормленной туши вбившей себе в голову, что русские, те, чью землю он сейчас топчет и чей хлеб он ест, люди второго сорта и с ними надо обращаться безжалостно.

– Я тебе руку сломаю сука! – начал терять терпение кавказец.

– Да отпустите меня! – уже громче крикнула женщина, которая увидела чей-то темный силуэт, приближающийся к насильнику сзади. Если это окажется его приятель, шансов на спасение не оставалось никаких.

Остановившись в метре от кавказца, Павел почувствовал, как хищная нервная улыбка стала растягивать его губы:

– Эй, дорогой, а может быть, ты со мной поиграешь? – спокойным, даже несколько веселым голосом произнес Павел.

Но его спокойный голос произвел на кавказца совсем не тот эффект. Он вдруг вздрогнул и замер, словно пытаясь сообразить, откуда это раздались какие-то слова. От неожиданности он даже ослабил хватку, чем тут же воспользовалась его жертва, отскочив от обоих на несколько шагов и с расширенными от страха глазами ставшая наблюдать за тем, что будет дальше. О том, что появилась возможность просто исчезнуть в темноте, ее парализованное пережитым ужасом сознание просто не давало ей знать.

– Э урод, я кажется, к тебе обращаюсь, – все так же спокойно продолжал Павел своим холодным взглядом сверлил мощную южную спину.

Кавказец резко повернулся и если бы освещение было чуть ярче Павел смог бы увидеть, как наливаются кровью его глаза. От него за версту разило кабаком. Сын Аллаха, безбожно нарушая суры Корана и заветы отцов, был пьян. Его рука стала медленно тянуться к внутреннему карману пиджака, что не ускользнуло от внимания Павла.

– Так что, поиграем? Я ведь страсть как люблю развлекаться с жирными кавказкими баранами.

Вместе с последним словом Павел что есть силы, зарядил ногой в пах своему противнику так и не успевшему добраться до своего кармана.

Из недр туши его противника наружу вырвался не то стон, не то обиженное хрюканье, которое Павел тут же оборвал мощным ударом сцепленных рук в шею противника. Тот безвольным мешком рухнул на асфальт.

Только тут Павел впервые обратил внимание на незнакомку, к которой так вовремя подоспел. В свете тусклого фонаря она показалась ему красивой, но разве в том было дело, какая у нее была внешность?

Он усмехнулся сам себе.

– Ну что, ты-то как? – как можно миролюбивее спросил напуганное существо.

– Что? – дрожащим голосом спросила она, не спуская с него широко раскрытых глаз.

– Да ты успокойся. Я спрашиваю, ты в порядке, ничего этот урод с тобой не сделал?

– Н-нет, а что?

– Да все хорошо. Ты где живешь-то?

– Здесь не далеко. Отпустите меня, пожалуйста.

Её слова больно резанули Павла. «Сволочь!», подумал он о кавказце.

– Да я же тебя не держу. Проводить могу, если хочешь.

– Не надо, я сама. Я пойду? – словно боясь спросить и все еще не веря, что все страшное для нее на сегодня кончилось, произнесла незнакомка.

– Конечно, конечно. Только не надо больше, милая девушка ходить одной по ночам. Видишь чего можно встретить, Павел ткнул носком туфли неподвижную тушу.

– Это случайно. Я у подруги задержалась, – она не знала, зачем это говорит.

– Я понимаю. Ладно, иди, тебе ведь кажется, мама дома ждет?

– А он? – вдруг спросила она.

– Кто? – Павел сразу даже не понял, что она говорит про кавказца.

–Он то? С ним все в порядке. Я о нем позабочусь.

– Но он жив?

– Конечно. Я разве похож на убийцу?

– Не знаю.

– И на том спасибо. Ладно, иди. Все будет хорошо.

Девушка исчезла в темноте, а Павел, слушая звук издающихся шагов, вновь усмехнулся.

Вот она – загадочная русская женская душа. Едва не став жертвой насильника, она уже беспокоится о его судьбе. О, русские женщины – воистину вы или святые или дуры! Павел огляделся по сторонам и прислушался. Вокруг все было тихо.

– Ну-с друг мой, теперь займемся тобой. – Он склонился над поверженным противником. – Что там у тебя в кармане? Чем ты так хотел меня удивить? Ого! – присвистнул Павел.

В руке у него оказался «Макаров», да еще и с полной обоймой.

– Да ты у нас не простая чурка. Вы бандит, да? – спросил Павел, не ожидая ответа. Из другого кармана он достал глушитель, и понял, что если бы эта скотина не был сильно пьян, еще неизвестно кто бы сейчас лежал на асфальте городского парка. Слава славянским Богам – они оберегли своего сына. А вот Аллах сегодня сплоховал. Всегда бы так!

Уже собираясь уходить, Павел как бы вспомнил:

– Да, вот что я еще хотел сказать тебе на прощанье. Жаль только, что ты не слышишь: «Нельзя всяким пришлым ублюдкам прикасаться к русским женщинам. Больно будет».

И как бы закрепляя сказанное, от души пнул бесчувственное тело своего врага. А потом добавил:

– Впрочем и местным выродкам это тоже не рекомендуется.

3 Глава

Прошло несколько дней. Павел все больше обживался в городе. Привыкал к новой – старой жизни, понемногу хозяйничал в квартире. Благодаря заботливым рукам тетки Натальи квартира за 10 лет не изменилась, не была в состоянии запустения или разрухи. Все эти годы она регулярно посещала квартиру, стирала пыль, убирала, в общем, относилась по хозяйски. Павел был приятно удивлен, войдя в квартиру и увидев на окнах свежие нарезные шторы. Он даже улыбнулся тому, что тетка не забыла, что он терпеть не мог, когда на окнах нет штор.

Все эти дни Павел мотался по городу, присматривался, встречался со старыми знакомыми и с теми, которых считал когда-то своими друзьями. Ему было интересно это общение с людьми, которых он знал раньше и которые теми же и остались в его памяти. Теперь же, всех их он открывал для себя как бы заново, ведь время изменило не только его, но и их, не только саму жизнь, но и отношение к ней.

Кто – то из них был рад его видеть, другим было все равно, а были и такие, которые узнав, что Павел был не чужд столице, искренне удивлялись его возвращению пусть в красивый но всё же провинциальный город.

У каждого из его былых знакомых теперь была своя жизнь, своя семья, интересы, проблемы; хотя у большинства и интересы и проблемы были одни – как выжить в этом веселом свободном мире равных возможностей.

В основном это были те, кто не вписался в струю новой жизни, не смог или не захотел приспособиться, извлечь выгоду из соблазнов, предложенных обывателю наступившей на него эпохой чистогана.

Пообщавшись с Павлом, выразив радость в связи с его приездом и пересказав дежурные новости, они вновь погружались в море своих проблем и повседневных забот.

Встретился Павел и с «Шустрилой» о котором ему напомнил в день приезда Игорь.

Как – то он оказался в районе, где Шустрый имел два современных павильона, земля вокруг которых была ухожена, заасфальтирована и зазеленена. Везде чувствовалась рука хозяина твердо знающего, что он вкладывает свои деньги и вкладывает так, чтобы деньги эти возвращались к нему назад.

Весь торговый комплекс был как бы отдельным городком, царством изобилия и потребления. Своим внешним видом, щитами реклам, музыкой плавно льющейся из репродукторов, он по- неволе притягивал взоры и мысли потенциальных покупателей.

Сзади раздался звук подъезжающего автомобиля. Павел, обернувшись, увидел как из остановившегося неподалеку роскошного авто, не спеша, словно ощущая собственную значимость и весомость в этом мире, вылез еще более раздобревший за последние годы хозяин всего того, что только что осматривал Павел. Михаил Яковлевич Корзун – нынешнее воплощение школьного спекулянта советских времен Шустрилы.

Теперь он был не Шустрила – тот был с вечно бегающими по сторонам глазами и трясущимися от жадности руками. Этот же являл собой воплощение надежды и опоры современной Российской демократии. Не было у него уже тех бегающих потных глазок. Теперь это были глаза уверенного в себе, крепкого хозяина жизни, весь вид которого выражал: «На свои, на свои гуляю!».

Глядя на это «явление», Павел неожиданно для себя вдруг вспомнил как давным – давно, в школьном туалете Шустрик подобострастно ухмыляясь, предлагал другим школьникам, попыхивающим дешевыми сигаретами, наручные часы «Ролекс» явно не фирменного производства, тем не менее, уверяющего заинтересовавшихся что они «почти настоящие». Что означает «почти настоящие» и сколько в действительности стоит настоящий «Ролекс» никто тогда понятия не имел, но Шустрячок всегда находил лохов готовых расстаться со своими деньгами.

" Черт! – подумал Павел. – А может быть вот так, в прокуренном школьном туалете и должен зарождаться настоящий бизнес".

И хотя мысль эта пронесшаяся в сознании была полна иронии он, тем не менее, сейчас воочию видел ее логическое завершение.

Скользнув по Павлу равнодушным взглядом, но тут же узнав его, Корзун конечно же был «рад» увидеть старого школьного приятеля. Он даже вальяжно похлопал Павла по плечу и поздравил с возвращением домой.

Вряд ли он забыл, кому был обязан Павел тем, что ему пришлось бежать из родного города, но и вспоминать об этом он явно не имел желание. Осознав же, что Павел и сам не собирается теребить прошлое и предъявлять счет, он и вовсе успокоился, тем более что постоянно находился под неусыпным присмотром двух накаченных добрых молодцев стоявших в паре метров у него за спиной.

– Удивляюсь я тебе Паша, – по-отечески, снисходительно пожурил его Корзун. – Столько лет прожить в центре, в самой Москве и вернуться сюда.

– Да вот, так получилось, – усмехаясь про себя, сказал Павел. Они не спеша шли по направлению к торговому центру.

– Я конечно понимаю, – тем же, едва ли не покровительственным тоном продолжал Шустрый.– В жизни может всякое случиться или, к примеру, тоска по родине заест, по местам детства там, юности. Но ради этого бросать столицу? Москву, на которой все завязано, где можно такие бабки делать, что тут никому и не снилось. Да, кстати, – Корзун не на минуту не забывал о том, ради чего он живет на земле, – ты там, в Москве, может, имеешь какие-то связи в коммерческих кругах?

Павел с иронией развел руками.

– Да, жаль. Столько лет и в пустую, – Корзун недоверчиво скосил на Павла глаза, – с Москвой завязать было бы очень даже полезно. Здесь у нас для делового человека простор не тот. Там все. Там главное. Только подобраться все как-то не досуг. Ну ты понимаешь, – красиво усмехнулся он толстыми губами.

«А может ты просто рылом не вышел?» – подумал Павел, но в слух сказал:

– Ну, Миша, какие твои годы. Умный человек везде себе дорогу пробьет.

Корзун по-своему воспринял его слова:

– Да пора уже.

Делано скучающим видом он осмотрелся вокруг, словно хотел сказать: «Как же мне все это надоело». Потом повернулся к Павлу и тот прочел в его глазах немой вопрос: «Ну а от меня–то ты что хочешь?».

В это время они проходили мимо убогой старушки, понуро стоящей с протянутой рукой и так резко контрастирующей со всей этой торжественной и праздничной из стекла, бетона и метала обстановкой вокруг, и выглядящей чуждо и даже враждебно каждодневному празднику жизни в котором казалось нет и не может быть места подобному убожеству.

Но все же оно было, стояло и молча протестовало против того, что оказалось за обочиной набиравшей обороты новой жизни. Против того, что оказалось подобно комку грязи, которую брезгливо стряхивают с шикарной обуви входящие в казино осенним дождливым вечером современные господа России.

Павел сунул руку в карман и нащупав монету, вынул ее. Оказался рубль. Положил его в старую сухонькую ладошку которая, протрудившись всю свою жизнь, получила за свои труды только возможность выставлять себя на всеобщий позор, потому, что другим способом уже не может прокормить свою хозяйку, которой почему-то все еще хочется жить.

Корзун же проходя мимо старушки, чуть не с раздражением отвернул в сторону свою самодовольную голову.

– Неплохо ты все же живешь Павел, – отреагировал он, спустя несколько шагов, на рубль. – А вот я не подаю принципиально. Кто у нас сейчас бедный и нищий? Нет, ты мне скажи. Да тот, кто не хочет мозгами шевелить, что бы работать и зарабатывать. А все почему? Потому что привыкли при Советах дурака валять – работать кое-как, пьянствовать. Потому что знали, профсоюз не бросит, выручит. Коммунистам важно было всему миру показать, что нищих и голодных у нас нет. Вот и тратили государственные средства на всю эту шваль. Один работает – семеро пьют. А зарплату всем поровну.

«Ты–то у нас пахарь» – подумал Павел. Его забавляли эти откровения Шустрого. Тот прочно вошел в роль хозяина и знатока жизни. Может быть, он, покоренный Москвой в тайне надеялся, что Павел от него что-то скрыл и совсем не тот за кого себя выдает. Вот ведь, старушонке целый рубль отвалил. Может и его, Корзуна, совсем не случайно встретил и сейчас прощупывает какие–то свои темы. Ох, не прост ты гость Московский. На всякий случай надо с тобой держаться на равных.