Тайны мифологии: рождение вселенной – 1. Раскрытие древнего знания

…Великий бог Ра вычихивает Шу и выплёвывает Тефнут…

Вновь, два этапа события, взрыв и сжатие. Символ «вычихивания» подтверждает символику Шу, как первого большого взрыва, а символ «выплёвывания», как в связи с тем, что он идёт вторым, так и в связи с естественными ассоциациями с символом «плевка», указывает на Тефнут, как на символ схлопывания взрыва, его поглощения.

Мы уже упоминали предвечную мать, богиню Нейт. Интересно описывается её двуполость, она, на две трети женщина, и на одну мужчина. Понять это, несложно. «Первое Я», это её единственная «мужская часть», которая, как говорится, «стала в ней преобладать, для того, чтобы могло начаться творение», а две «женских части», – это пустота, «бездна впереди», а точнее – вокруг, и «бездна позади», «за глазами», где-то там, внутри, – ещё более непостижимая и очень важная, – тот самый Тартар Гесиода. Она нам ещё пригодится.

…На её коленях сидит «солнечное дитя» и плачет, ведь оно не знает, на чьих коленях оно сидит, то есть, чувствует себя абсолютно одиноким и заброшенным…

Вновь, всё то же, «первое Я». Что было дальше, ты уже помнишь. Рыдание ребёнка, как первый взрыв, и гневный плевок Нейт назад, за спину, как сжатие его. О том же, образ «слёз ребёнка», «бросаемых назад», в другом варианте мифа. «Плевок» Нейт трактуется, как реакция, гнева и презрения, на его слабость, но это можно увидеть тоньше и интереснее, как результат этой самой слабости, ведь взрыв не смог расширяться вечно, не смог стать бесконечным, то есть – проявил слабость, и именно потому, схлопнулся, что символизируется «презрительным плевком».

…бог Птах задумывает богов в сердце, высказывает их имена, и они начинают существовать…

Здесь, как часто бывает в кратких эпизодах, в проявлениях бога Птаха объединяются два мотива, – «первое слово», которым «Я» создаёт пустоту пространства, пустоту «не Я», и «творение богов», составляющих первого большого взрыва, прямо указывающее на сам взрыв.

В других вариантах, всё та же Нейт творит мир «семикратным заклинанием», в чём мы видим то же смешение двух образов, двух этапов творения. «Заклинание», то есть, – «слово», творящая пустоту «не Я», и ясный символ цифры «семь», прямо указывающий на составляющие взрыва, и значит, – на сам взрыв. Тема «семёрки» здесь очень важна, и скоро мы к ней подойдём.

…Амон, чтобы начать существование, распадается на двух змеев…

Всё та же тема, разделения Единого, разделения «космического яйца», на «Я» и «не Я», всё те же, – разлучённые Геб и Нут.

И совсем уже просто описывает нам появление «первого Я» – «чёрный холм», пирамида, чёрный камень «бен-бен», всплывающий из вод хаоса. «Чёрный цвет» здесь, очевидно говорит о свёрнутости, об отсутствии проявлений во вне. Цвет же «золотой», «солнечный», как во множестве примеров выше, и в случае «золотого яйца», «золотой утробы» – «хиранья гарбха» индуизма, говорит, не только о потенциале, что проявится, в процессе творения, позже, но и, как мы с тобой уже говорили, о первом проявлении среди пустоты, – «божественности», разума, сознания «первого Я».

как взорваться, если нечего взрывать?

Ты скажешь – хорошо, с влечением понятно. Но как, среди «нигде», смог появиться взрыв? Из чего, собственно? Вновь, правильный вопрос.

Итак, влечение и страх. Вновь, закрывай глаза, время от времени. Та пустота, что видишь ты перед собой, как кажется, является, не столько чем-то, недостающим до счастья твоего, сколько тем, что можно изменить, заполнив собой, сделав «не пустотой». И то, что она ужасает, обжигая пустотой, угрожая тебе растворением, это лишь, лишний повод устремиться, слиться, стать с ней единым, став всем, для чего не будет чего-то, угрожающего «другого». Но всё это, как ты понимаешь, если мотивом возникновения первого большого взрыва, считать влечение к этой самой пустоте, на что нам прямо указывают многие мифологические мотивы. Но как же это сделать? Почувствуй. Чтобы устремиться, проявиться вовне, сознанию нужно чем-то стать, а для этого, нужно что-то, какой-то ресурс, какой-то материал. И здесь, мы вспоминаем «вторую бездну», ту, что где-то там, «за глазами». Глазами, ты видишь первую, вторая же, – где-то за, позади них, внутри тебя. Здесь, можно вновь, вспомнить начало нашего повествования. Бездна, пустота Хаоса, порождает Гею, Тартар и Эрос. Хаос, Гесиода, это не беспорядок, это абсолютная пустота, ещё никем не воспринятая, никем не названная. Ничто. Эрос, это «первое Я», его влечение, которое возникнет, как только оно пробудится, развернётся вовне. Гея, это та пустота, что он сотворит своим вниманием, своим взглядом, своим первым восприятием, словом, названием, в каком-то смысле. Хотя, конечно же, никакого «слова», а тем более названия, в нашем понимании, в тот момент прозвучать не могло. А Тартар, это та самая, «тьма позади глаз», «тьма за спиной», та тьма, что и станет сырьём, ресурсом для дальнейшего. Надеюсь тебя не смущает то, что я варьирую её наименования. Чтобы взорваться, чтоб воспламенить её, тебе нужна искра. Есть описания того, как молит Брахма «Всевышнего». Затерянное в пустоте «Я», заброшенное, одинокое, пытается призвать, вернуть, то своё воспоминание, о, ещё недавно, бывшей наполненности, единстве, цельности, огне. В итоге, на какой-то миг, сделать это получается. И ты, «первое Я», взрываешься, пытаясь заполнить всю, окружающую тебя пустоту.

Но, как ты видишь, даже для этого нужно обращение к Всевышнему. А значит, гораздо более правдоподобной является версия, говорящая о том, что «первое Я», в силу своего заблуждения осознавшего себя одиноким, заброшенным среди пустоты, главным своим побуждением имеет возвращение в «божественный мир», прикосновение к нему, обретение связи с ним. Связи, каковая, по неким важным причинам, возникает лишь на миг, но этого мига оказывается достаточно для того, чтобы эта, ухваченная «первым Я», частица «божественного мира», эта «искра», послужила воспламенителем первого большого взрыва, а иными словами, – спроецировалось в пространство пустоты, став этим самым взрывом. Прежде чем прояснять, дальнейшие этапы творения вселенной и важные детали этапов уже рассмотренных, я предлагаю тебе некоторые интересные примеры вышесказанного.

А что, в «завете ветхом»?

Совсем позабыл историю космогоническую, что самой известной является, благодаря христианству. Что говорит нам о сотворении мира «ветхий завет»?

…В начале сотворил Бог небо и землю.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.

И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. \ [И стало так.]…

Вот пожалуй и всё, что можно хоть как-то расшифровать, наверное, потому и забыл.

…тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою…

Здесь мы видим «первое Я», витающее в пустоте «не Я».

…сказал Бог: да будет свет. И стал свет…

Эти слова, как мне кажется, указывают на внимание «первого Я», создающее, окружающее его, пустое пространство. Хотя, здесь можно увидеть и указание на первый взрыв. Давай посмотрим, что будет дальше, и может быть, проясним этот вопрос.

…И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. \ [И стало так.]…

В этом кратком образе можно увидеть несколько смыслов. Суди сам. Во-первых, «твердью посреди воды» может быть само, пробудившееся «первое Я», по аналогии с Гебом, называемом «землей». «Первое Я» действительно «отделяет воду от воды». Ведь именно оно, самим фактом своего сознания, своего пробуждения, разделяет полную пустоту Хаоса Гесиода, на пустоту – вокруг, вне, и пустоту – позади, внутри. А ведь это, именно, те самые «воды».

Далее, «твердью посреди воды» мы можем посчитать первый большой взрыв. Ведь именно он является «чем-то», возникшим среди «ничего». Его, как выбор, как шаг, сделанный «первым Я», также можно посчитать тем, что разделило «воды», «отделило воду от воды», нарушив некое их равновесие.

Ещё, здесь можно предположить плотность, возникшую по завершении сжатия взрыва, по сжатии взрыва в точку. Сжавшееся «Я», испуганное, страдающее, разделяющее, бездну перед собой и бездну где-то там, в глубине, позади.

Ну и, – очень важная идея «семи дней творения», обращающая нас, как и во многих других мифах, к составляющим взрыва, к его аспектам. Вот, пожалуй и всё. Немного. Возможно, дело в многочисленных – переводах, трактовках и собирании этого источника из разных частей, что несомненно неоднократно имело место со времени существования оригинального первоисточника «Торы» в древности.

О начале знали, и в Америке. Немного, из мифов индейцев

Несколько эпизодов, вкратце.

…Изначально существовало три Бога: Хуракан – сердце небес, Великая Мать, и Великий Отец – Кукумац.

В мире была, лишь бесконечная водная гладь и небеса над ней. Всё окутывал беспросветный мрак и глухая тишина. После, бесконечно долгого молчания, Хуракан – сердце небес, воззвал к богам, таящимся в пучине вод. Боги собрались на совет, после чего, силой своих слов, сотворили свет, разогнавший тьму…

…Изначально существовало три Бога: Хуракан – сердце небес, Великая Мать – Тепеу, и Великий Отец – Кукумац…

Сам состав богов, это достаточно ясное указания на «первое Я», объединившее в себе потенциал и «искру» из мира богов, то есть – на триединство, воспламеняющее взрыв, хотя, на этот момент, говорить о взрыве ещё рано. Можно предположить, что Хуракан, «сердце небес», то есть – то первое, единственное, что появляется в пустоте, что сияет сознанием, озаряя всё вокруг, это – «первое Я», узловая точка, необходимая для объединения всех прочих начал, делающих возможным творение вселенной. К тому же, – это инициатор всего происходящего.

«Великая Мать», это, судя по всему, – «тьма за глазами», материал, первовещество, необходимое для возникновения взрыва. Хотя, если вспомнить «корову Аудумлу» из германской мифологии, чей образ, мы с тобой уже рассматривали, вполне возможно, что символ «Великой Матери» на этом, самом раннем этапе творения, содержит в себе образы, – и пустоты внешней, и пустоты внутренней, и даже, аспекта божественного мира, то есть, – образы, практически всего, кроме самого «первого Я».

Что же до Кукумаца, «Великого Отца», то он может символизировать «искру» божественного мира. Если «Великий Отец» и «Великая Мать» являются супругами, что кажется вполне вероятным, то параллелью, подтверждающей их роли, будут Шива и Кали, «искра» божественного мира и «тьма за глазами». Хотя, распределение ролей в отношении богов, особенно мужчин, может быть иным.

…В мире была, лишь бесконечная водная гладь и небеса над ней. Всё окутывал беспросветный мрак и глухая тишина…

Сложно сказать точно, что описывается здесь, – положение вещей до пробуждения «первого Я» из состояния «мирового яйца», или пробуждение и разделение на «Я» и пустоту. «Водная гладь и небеса над ней», – могут говорить, как об этом разделении, так и об изначальном Хаоса Гесиода, о пустоте, – не названной, не затронутой вниманием, практически, не существующей. Хаос, в таком случае, это «водная гладь», а «небеса над ней», – незримый, непроявленный «божественный мир», из которого, шаг за шагом, исходит всё, чем станет в итоге вселенная. «Беспросветный мрак и глухая тишина», – заставляют предположить, что пробуждения «Я» ещё не произошло, ведь его сознание, его взгляд, его внимание обращённое вовне, это уже вибрация, движение, и даже звук, не зря это проявление, это прикосновение к окружающему называют «словом», откуда и пошло имя этой пустоты – Вак, Сарасвати – богиня мудрости, богиня знания. Думаю, ты помнишь, что это супруга Господа Брахмы.

…После, бесконечно долгого молчания, Хуракан – сердце небес, воззвал к богам, таящимся в пучине вод…

Странно, что он «воззвал к богам, таящимся в пучине вод», а не в «небесах», ведь главное и единственное устремление «первого Я», это устремление к «божественному миру», из которого оно здесь проявилось, то есть – это попытка вернуться назад, отсюда, где так неуютно.

…Боги собрались на совет, после чего, силой своих слов, сотворили свет, разогнавший тьму…

Конечно, «светом, разогнавшим тьму» можно посчитать и первый взгляд «первого Я», обращённый вовне, но всё же, то, что для этого понадобился целый «совет» богов, и само ощущение от слова «разогнавший», говорит, на мой взгляд, о первом большом взрыве. А для этого, нужно триединство, – «первого Я», «тьмы за глазами» и «искры» «божественного мира». Всё же, на мой взгляд, эти «боги», в большей степени боги «небес», чем боги «таящиеся в пучине вод». Суди сам. У этого текста есть различные версии, различные переводы, смысл которых значительно разнится. Например Хуракан, описывается как триединый, состоящий из трех богов. Так что, возможно, смысл этого эпизода является несколько иным. В одной из последних глав этой книги, в главе о мифах индейцев мезоамерики, мы попробуем окунуться в эти символы глубже и подробнее.

Ну, а дальше, ещё один, гораздо более яркий и подробный, образ первого большого взрыва:

…В начале, была только пустота, в которой, двойной Бог Ометекутли-Омесиуатль сотворил сам себя. Он был одновременно, порядком и хаосом, мужчиной и женщиной, хорошим и плохим. Поскольку он был и мужчиной и женщиной, он мог порождать потомство…

Думаю, что ты сам всё понимаешь. Мы видим здесь описание двойственной, двуполой природы «мирового яйца». Также, все описанные характеристики подходят для следующего этапа, то есть – для разделения на «первое Я» и пустоту «не Я». Это же разделение подтверждается следующим образом:

…Он сотворил четверых сыновей, ставших богами сторон света. Эти четверо начали творить…

Ты помнишь Брахму, породившего четырёх сыновей, Санат-Кумаров, «не знающих, как творить». Да, эти «четыре сына, ставшие богами сторон света» – «начали творить», но не думаю, что это следует считать принципиальным различием. Полагаю, дело просто в том, что это повествование является более упрощённым. Ты помнишь, что четырёх Санат-Кумаров, как и четыре головы Брахмы, мы с тобой связывали с пустотой пространства, с его созданием, с заблуждением «первого Я», связанным с восприятием этой пустоты, причём, – именно на основе символа цифры «четыре», по ассоциации с четырьмя сторонами света. Цифра «четыре», как кажется, может символизировать и творческий потенциал «первого Я», мы встретим предположительный пример этого, когда будем рассматривать символику первого аркана Таро, но всё же, в первую очередь, как мне кажется, речь здесь идёт о возникновении пространства, о разделении на «первое Я» и пустоту «не Я». Хотя, сложно игнорировать прямое указание на то, что творение здесь совершается именно этими «четырьмя сыновьями»; возможно, мы с тобой ещё найдём подтверждение этой версии. Так или иначе, а дальше, мы видим ясный символ первого большого взрыва:

…Помимо прочего, они сотворили морское чудовище Чипактли, огромного как всё, всепоглощающего монстра, который должен был стать источником творения космоса…

«Всепоглощающее», «огромное как всё», «чудовище», и даже – «морское», – всё указывает на первый большой взрыв, разливающийся в бездну «космических вод», пытающийся заполнить собой всё, стать всем. Новый образ его расширения, распространения следует дальше:

…Пришло время, и четыре Бога напали на морское чудовище, растянув его на все четыре стороны, и, как бы оно не сопротивлялось, в итоге, уничтожили его…

«Уничтожение» чудовища говорит нам об отступлении взрыва, о возвращении взрыва к истоку, о сжатии, схлопывании в точку. А вот, предшествовавшее этому, растягивание «на все четыре стороны», является ясным символом, всё того же взрыва. Ты помнишь, что великана Имира, в мифах германцев и скандинавов, разорвали на части три брата-бога, – Один, Вилли и Ве. Там, символ цифры «три» говорил о триединстве, воспламеняющем первый большой взрыв, здесь же, символ цифры «четыре» говорит нам о самом взрыве, о его распространении в пустоте пространства, «во все четыре стороны». Я уже говорил тебе о том, что символ «четвёрки» может говорить, как о пустоте пространства, окружающего «первое Я», если он не связан с образами взрыва, так и о самом взрыве, распространяющемся в этом пространстве. Тогда я тоже не смог удержаться от тавтологии. Продолжим.

Молодой бог кукурузы

«Первое Я» в мифах мезоамерики часто предстаёт в образе «мальчика-кукурузы». Вот один из известных мотивов, в котором мы ясно видим образ пробуждения первого «Я». Конечно, эти образы часто понимаются как истории о происхождении кукурузы, но ты сам можешь вникнуть и рассудить, насколько эта версия правдоподобна.

Итак…

Миф рассказывает нам о том, что когда-то кукуруза была спрятана в толще горы. Муравьи по зёрнышку вытаскивали её наружу, благодаря чему, люди смогли узнать, где спрятана кукуруза. Они долго пытались разбить эту гору, чтобы добыть себе пропитание. Гром, или дятел, в разных версиях по-разному, наконец-то смогли это сделать.

Не первый раз, мы с тобой видим описание пробуждения, разворачивания «первого Я», как непростой, длительный, постепенный процесс. В данном варианте истории, об этом нам говорят, как «муравьи», «таскающие зёрна из горы», в чём можно увидеть некие, самые первые, самые тонкие эманации вовне, ещё цельного, спящего, свернувшегося в себя «первого Я», так и, долгие попытки разбить «гору», условно извне. Именно условно, ведь никакого «вне» для «золотого яйца», «космического яйца» на тот момент, ещё не существует. Гипотетическое «внешнее» воздействие на «яйцо», на «гору» происходит скорее, из того божественного, не здешнего мира, мира счастья, мира единства, который один существует весь долгий период между сворачиванием, уничтожением предыдущей вселенной и созданием новой, и в котором и пребывает сознанием «первое Я», находящееся в состоянии свёрнутости в себя самого, в состоянии сна.

Кстати, «муравьи таскающие из горы зёрна», благодаря которым «люди» узнали о «кукурузе» скрытой в ней, вполне могут символизировать эту, ещё неразрывную связь спящего «первого Я» с этим самым, «божественным миром», из которого оно и изошло туда, где оно сначала, пробудившись, сотворит пространство, а потом, уже в нём, всю нашу вселенную. Но только, если осознать, что всё что упоминается в мифе на данном этапе, и «люди», и «муравьи», всё может существовать лишь в этом «божественном мире», ведь никакого другого пока не существует.

С другой стороны, эти «люди», вполне могут символизировать внешнюю пустоту, несмотря на то, что в полной мере её ещё не существует, пустоту, взывающую о привнесении в неё разума, сознания, творения.

В тех версиях, где речь идёт о «громе», нам объясняется причина различия окраски «зерен кукурузы». Миф говорит нам о том, что всё дело в разной степени обожжённости «зёрен» «громом», а точнее, конечно же молнией. В результате, «зёрна кукурузы» имеют красный, чёрный, белый или жёлтый цвет. В этом явном указании на цифру «четыре», на различие этих «четырёх», я вижу параллель с «четырьмя головами», «четырьмя ликами» и «четырьмя сыновьями» господа Брахмы, о котором мы уже с тобой так много говорили, и который является, пожалуй самым известным образом первого во вселенной «Я».

Эти четыре цвета «зёрен», таким образом, указывают на пробуждение «первого Я», на выход «кукурузы» из «горы», то есть – из состояния свёрнутости, а значит – эти цвета, через, всё тот же символ цифры «четыре», указывают на создание пространства пустоты, на разделение «мирового яйца» на «первое Я» и «не Я».

Очень похожей параллелью этому является образ, который мы можем найти на другой стороне планеты, в мифологии кельтов, а точнее – ирландцев. На щеках их известнейшего героя, Кухулина, находится по четыре ямки разного цвета. Учитывая то, что у Кухулина по семь пальцев, то ли на руках, то ли на ногах, по семь зрачков в глазах, учитывая многие другие моменты, мы можем уверенно считать его, образом всё того же, первого «Я», и творимого им, первого большого взрыва.

Что же до «кукурузы», до «мальчика-кукурузы», извлекаемого из «горы», то ли «дятлом», то ли «громом», несложно увидеть в этом пробуждение «первого Я», разворачивание его вовне. Полагаю, что, и «дятел», и «гром», символизируют прикосновение к «мировому яйцу», прикосновение «божественного мира». Откуда ещё мог бы прийти импульс для его пробуждения, для проявления вовне? Возможно, что это, всё та же «искра», хотя, о воспламенении взрыва говорить, на тот момент, ещё рано.

Это всё то же «мировое яйцо», «золотое яйцо», снесённое курочкой рябой, которое – «дед бил – не разбил, бабка била – не разбила», о чём мы поговорим, когда дойдём до сказок. Там же, мы поговорим О князе Гвидоне гениального Пушкина, который младенцем, был заточен вместе с матерью в бочку, брошенную в воды моря-океана, а когда бочку прибило к берегу, поднатужился и выбил дно, освободив себя вместе с матерью. Всё это – образы того же.

Это, всё та же, голова великана, которым притворился для Тора и его друзей повелитель Уттгарда Уттгардлоки, а точнее – валун, который он подсунул Тору вместо своей головы, и который, тот пытался расколоть своим молотом Мьёльниром. Мы с тобой уже встречали множество самых разных образов первого пробуждения, разворачивания «первого Я» вовне, и встретим ещё не раз.

Есть у индейцев мезоамерики и такие, краткие описания самого начала, где говорится о том, что когда-то давным-давно, дождь был сухим, а потому – ничего не росло. Несложно увидеть в этом образе изначальную пустоту. С одной стороны, она леденит, пугает, угрожает разъесть, растворить, то есть – проявляется как некий «дождь», который «идёт». С другой стороны, он ничего не даёт, ведь это пустота, а потому, он – «сухой». При этом, несмотря на «сухой дождь», и связанную с ним, казалось бы, засуху, окружающая пустота описывается как вода, с которой «кукурузный мальчик» собирает «пот», предположительно – пену. Полагаю что это, всё тот же, первый большой взрыв. Первую, ещё эфемерную плотность, возникшую среди пустоты, вполне можно назвать «потом» этой воды, как бы странно это ни звучало для русского уха. Ещё менее странным покажется этот образ, если вспомнить мотив пахтания океана богами и асурами, с целью добывания амриты, в известном индийском мифе, что мы уже разбирали.

«Кукурузный мальчик» собирает её в тростинки, и это, достаточно ясный символ сжатия, схлопывания первого большого взрыва. Это же сжатие, символизируется образом языка крокодила, который мальчик у него вырывает. Крокодил, его развёрстая пасть, это всё та же космическая пустота, окружающая «первое Я». Хотя, в этом образе несложно увидеть и образ самого, первого большого взрыва. В вырванном языке несложно увидеть параллель с оскоплением Урана Кроном, с отрыванием головы Брахмы Шивой, и многими другими образами. То есть, речь здесь идёт о переходе взрыва от расширения к сжатию. Этим языком «кукурузный мальчик», или «гром», которому он отдаёт его, порождает громы, молнии, и дождь, питающий всё вокруг, в чём несложно увидеть переход от сжатия ко второму, уже бесконечно долгому, творению, разворачиванию вселенной. А значит, «язык крокодила» здесь, символизирует тот минимум, ту точку сжатия «первого Я», из которой и происходит второе творение, настоящее творение вселенной, что символизируется здесь благодатью дождя. Сложно не вспомнить в связи с этим, славянского Даждьбога.

Также существует мотив, где переход первого взрыва от расширения к сжатию, символизируется ящерицей, связываемой с идеей смерти, и попросившей всевышнего о смертности для людей. Она объясняет это тем, что «не умирая», люди заполонят всё вокруг, и ей некуда будет положить свой хвост, чтобы они его не затоптали. И в этом прихотливом образе, вполне очевидна, уже хорошо знакомая нам, идея невозможности бесконечного расширения для первого большого взрыва, и необходимость перехода его, от расширения к сжатию.

Мы ещё поговорим о сотворение мира в мифологии индейцев подробнее.

Порою, приходится отступать. Как взрыв переходит в сжатие?

Так могло ли у тебя получиться, расширяться взрывом вечно и бесконечно? Мы уже коснулись многих образов, описывающих нам переход от расширения к сжатию, и разных мотиваций этого. Но, что же, здесь произошло, на самом деле? Что и почему?

Почувствуй. Расширяясь всё более, получив, ещё первую, тончайшую, но совершенно новую для себя, телесность, ты начинаешь чувствовать, что вот-вот растворишься совсем и потеряешь себя в бесконечности окружающего пространства. Мало того, искра воспламенившая тебя, действительно была чем-то разовым. И, где-то там внутри, в центре, в истоке твоего взрыва, вот-вот должна была появиться, всё та же пустота, не воспламенённый ресурс, сырьё. То есть, всё шло к потере себя, к гибели, к растворению в нигде. Ты видишь, что это не умозрительная конструкция, это непосредственно ощущается.