Электрические киты

– В этом ты прав, Леннон, диалектика замороженной курицы неразрешима, – сказала Лана.

Когда мы вышли из магазина, я услышал знакомый звук. Вы тоже наверняка его знаете, это звук отвинчивающейся бутылочной пробки. Я обернулся и увидел в ее руках «Джек Дэниэлс». Она украла его. Черт возьми, украла! Я думал, что сейчас из магазина выскочит кассир с ружьем. Как в кино. И убьет нас. Но по крайней мере я умру влюбленным. Но ничего не произошло. Она просто протянула мне бутылку виски.

– А ты не такая уж и правильная, – сказал я.

– Я относительная. Все в жизни относительно… ты берешь тут и отдаешь там, верно?

Сам не знаю, как складывался наш разговор. Я порядком нервничал, потому что сомневался во взаимности: а вдруг она играет, вдруг ее чувство не такое сильное, как у меня, да и вообще сомневался, можно ли меня любить. И поэтому чаще прикладывался к бутылке. Самое интересное, что мы так и не ушли от супермаркета, а просто сидели перед ним и внаглую пили украденную бутылку «Джека Дэниэлса».

– Мой отец алкоголик, – сказала Лана. – И сделала глоток.

Я чуть не поперхнулся.

– Да ты забей, у тебя вообще никого нет.

– В смысле – никого?

– В том смысле, что твои уплыли в разные стороны на своих кораблях. Отец на своем, а мать на своем. Понимаешь, мы с тобой здесь одни. Под огнями супермаркета. С агентом Смитом за нашей спиной. И резиновыми пулями в голове. И если когда-то мы появились на свет благодаря нашим родителям, то сейчас пришло время нам самим появиться на свет.

Ты знаешь, вот это меня и удивляло в Лане, она была вегетарианкой и при этом пила виски, была буддисткой и воровала в магазинах.

– Мы должны родиться заново, – сказала она. – Как пузырьки, которые идут со дна океана

– Мы как киты, – сказал я, – вымирающие одинокие существа, в которых есть любовь и древние силы…

Древние силы, которые должны сообщать друг другу о своем существовании… посылать друг другу сигналы, узнавать друг друга в ночи, во тьме, во мраке, видеть, что за миллиарды километров существует еще такой же, как ты, даже если вы никогда не встречались.

Лана запрыгнула в тележку и подняла вверх бутылку с виски, как будто она была пиратом:

– Так найдем же друг друга в кромешной ночи!

– Так осветим ее гитарными рифами!

– Так скажем слова, которые вырываются у нас из души, назовем себя теми, кто мы есть!

– А кто мы есть? – спросил я.

– Мы группа «Электрические киты».

Я посмотрел на парковку рядом с супермаркетом. Легкий ветерок нес прозрачный пластиковый пакет. Он крутился и вертелся, словно бабочка. И подумал, откуда Лана знала про записку… про этот клочок бумаги, спрятанный в чемодане с кодом моего рождения. И из-за которого начался весь сыр-бор.

«Иногда мне кажется, что киты говорят о чем-то большем, чем они сами. Я нашел звучание, интонацию, которая не похожа ни на поиск еды, ни на призыв партнера. Это песня, которая обращается к чему-то большему, чем кит. И это большее содержит в себе то, что есть и отражение того, что могло бы быть. И это большее манит кита вперед. Дает надежду выплыть из самой тьмы. Потерявшийся в шуме, сбившийся с пути, голодный, уставший или попавший в сеть, он находит в себе песню, которая рождается из самых недр космоса».

Или это совпадение? Синхроничность Юнга? Или я говорил ей об этом в зуме? Но я не говорил. Она просто считывала мои мысли, мои чувства. Будто была какой-то шаманкой. Я только хотел подумать, как она уже произносила это вслух. Или, может быть, я правда сошел с ума, так же как мой отец?

– Стадионы наши, любовь наша! – кричала Лана, показывая, как будто играет на электрогитаре. И мне казалось, что мы так похожи друг на друга. Что мы может быть вообще одно существо, в которое много тысяч лет назад ударила молния. И вот две половины этого существа разъединило, разбросало по свету, и они были вынуждены скитаться, пока не нашли друг друга. Но дело даже не в этом. Найти можно сегодня все, что угодно; верно, «Гугл»? Главное, что мы узнали друг друга.

– И у нас есть миссия, – сказала Лана, – хочешь знать какая? – И, не дождавшись моего ответа, закричала: – Найти других таких же, как мы, китов, набравших в себя воздуха, чтобы не умереть, и скитающихся в самой тьме!

И я каким-то внутренним взором увидел сцену: огромные толпы людей с зажженными телефонами, машущих в такт ветру. Кто-то сидел в автобусе, в своей машине, дома перед компьютером, на скучной лекции по философии, в вагоне, на земле, в тундре, тайге… всюду.

– Наша сцена – это наша жизнь! – закричал я, выхватывая у Ланы бутылку виски, словно это был наш олимпийский огонь.

Напротив сел какой-то алкаш, тоже с бутылкой, будто этот факт сближал его с нами. Правда, свою он обернул пакетом, это типа давало ему презумпцию невиновности.

– Следующая песня посвящается всем потерявшим свою дорогу во тьме океана.

– Всем, кто ищет дорогу к воздуху.

– Всем, внутри кого живет фонтан.

Тут я прыснул со смеху…

– Какой фонтан? – спросил я Лану.

– Ну, этот, который из кита выбивается!

– Эту песню написали киты, – крикнул я. – Мы просто услышали их в своих снах. Когда случайно заснули в метро, в трамвае, в электричке, когда ехали на работу курьером, инженером, дизайнером, разносчиком пиццы, айтишником, менеджером, копирайтером или закладчиком окон, архитектором, юристом и бухгалтером, фотографом или любым другим фрилансером.

Мы приняли их сигнал, и вот что они просили передать.

Тут идут гитарные рифы:

     Вау-у-у-у-у-у-у-а-а,Всем привет!Настроимся на радиоволну!Мы группа «Электрические киты»,Забиваем на все, где нету любви:На пластик в ваших сердцах,На отсутствие чувств,Что потерялись в страстях по тому, чего нет,Но как нам найти себя,Найти кислородИ дыхание рот в рот,Чтобы выжить.В мире, где нету любви,Выживут только любовники,Только те, кто плыветВо тьме.«Электрические киты»,Забиваем на все, где нету любви,Пошел он в жопу,Мир без любви,без любви,без любви.Полюби-и-и-и-и!!!Йе-йе-йе.

Мы стоим и дурачимся. Будто у нас есть гитары. Лана ставит аранжировку на телефоне. Из супермаркета вываливается какой-то бродяга. Алкаш с бутылкой качает головой в такт музыке. Прикуривает, а затем поднимает зажигалку, как на концерте.

И машет ею из стороны в сторону. Мне кажется, что на щеке у него блестит слеза. А дофаминовые реки текут через нас и выбиваются лучами радуги в ночное небо. Мы целуемся, запивая каждый поцелуй виски. Танцуем под плейлист с телефона Ланы: «Нирвана», Кортни Лав, «Соник Юс». Потом сидим с бомжом. Он рассказывает нам, что был моряком и водолазом. Затем протягивает руки. И говорит, вот давай проверим. Просит налить ему виски в ладошки. Он все выпивает и говорит, что так, чтобы ни капельки не протекло, могут только водолазы. Лана спрашивает, а почему он теперь на улице. Говорит, что из-за Людки. С Жак-Ивом Кусто, говорит, нырял за белыми акулами, Антарктику, говорит, прошел, Ледовитый океан, говорит, прошел, а Людку не смог. Разбился, говорит, его корабль о брега ее любви. И дальше он плачет, и мы плачем с ним вместе. А я спрашиваю себя: неужели это случайность? Жак, твою мать, Ив, твою мать, Кусто! Не было ли то предупреждением, которое я должен был понять, как-то осмыслить?

– Поцелуй меня крепче, – сказала Лана, когда, полупьяные, мы провалились в ее мрачный подъезд, мрачный, скрежещущий лифт и в свет квартиры, в глубокий поцелуй ночи в обычном спальнике большого города.

Утро любви

Как вы представили себе самое счастливое утро? Вы встретили девушку, которая спустилась вам с облака мечты. Она лежит рядом, и солнце через белую занавеску, преломляя лучи, подсвечивает ее волосы. Она улыбается. Тебе одному. И ты думаешь, что, кажется, нашел наконец, кого посадить в свое индейское каноэ, рассчитанное только на двоих. Вы поплывете в нем с гитарами и будете петь миру о ценностях, которые он позабыл во мраке. В эту минуту мне хотелось плакать. Простить всех, кто причинил мне в этой жизни зло. Простить маму за то, что она закрылась в своем коконе, отца – за то, что предпочел мне, да и жизни в целом, тюльпаны. Я даже вспомнил хулигана Песковского из школы, который выворачивал мне руку в четвертом классе, и тоже простил его…

Хуй с тобой, Песковский. Иди с миром. И если ты где-то сдохнешь, я все равно буду любить тебя в этот светлый день.

Я подобрался поближе к Лане и поцеловал ее в губы. Она приоткрыла глаза. В первые минуты даже не понимая, кто я.

– А-а-а… это ты, Леннон. Я уже и забыла, что ты приехал.

– Что? – спросил я, пытаясь за веревку, связанную из простыней и пододеяльников, затащить в сегодня магию вчерашнего дня.

– Башка раскалывается, что вообще вчера было? – спрашивает она… потом садится на кровать. Ее русые волосы струятся и светятся в утренних лучах. Мне хочется потрогать их. Кажется, что они – как весенняя рожь, согретая на солнце, и в ней уже чувствуется запах испеченного хлеба. – Блядь… – говорит Лана. – Кофе… надеюсь, есть. Кофе – это жизнь, Леннон. Ты знал об этом?

И вот тут в наш мир на улице Свободы, 81, на полной сверхзвуковой скорости влетел метеорит. Когда он начал свой путь? Когда я нашел Лану на «Проза. ру», когда мы поняли, что у нас общие мечты? Или, может быть, вчера, когда мы организовали нашу группу?

– Клянусь кровью… мы завоюем этот гребаный мир!

Она сделала себе порез и дала мне булавку.

– Мы будем петь о правде наших сердец… Рука-то как болит… ну блядь… Леннон, скажи, это твоя идея была?

– Наше оружие? – кричал я.

– Наше оружие – самое страшное оружие, которое убивает насмерть, проникая в самое сердце.

– Наше оружие – самое сексуальное оружие на планете Земля!

– Наша оружие – это рифмы души.

И мы скрестили руки и сделали порезы булавкой.

И никто: ни она, ни я – не знал, что в этот момент все уже поставлено на карту и может взорваться. Не знал никто, кроме Ланы, потому что этот всеуничтожающий метеорит летел именно в ее мире. И сейчас он разрушит нашу планету на хер!

Дзззззынь… дзын-дзынь!

Кто-то с той стороны нещадно давил на дверной звонок. Лана, растрепанная и уставшая, побрела в коридор и вернулась с высоким сбитым парнем в косухе. Как будто в соседнем квартале жила шайка обезьян и их альфа-самец решил зайти к нам на кофе.

– Костя поможет нам добраться до точки назначения, – сказала Лана.

Все как в замедленной съемке. Слова, пережеванные пленкой в магнитофоне; он держит ее за талию. А она ведет себя как ни в чем не бывало. Такое называют «сбой в матрице», кажется.

– Мы едем на гонки на мифический остров, а там до Шотландии рукой подать. Или куда ты там хотел? Косаток посмотреть… или дельфинов там.

Я посмотрел на Лану, она дернула плечами, будто ну что, пусть думает как хочет. Типа, может, он вообще придурок.

– У нас в Литве Рупа… он участвует в гонках на мифическом острове. Слышал про такое?

– Ну слышал, – сказал я. Хотя на самом деле что-то там просто погуглил про какие-то там гонки на каком-то там острове.

Это современный рыцарский турнир, ты представляешь? Каждый год гибнет куча людей. Такой вызов жизни, скорости и смерти.

– Ты бы так смог, – спросил Костя, – или уже на старте бы обоссался? Кстати, совсем забыл спросить, а ты, вообще, байк водишь?

Леннон и мотоциклы

Я помню запах масла. Темного, тягучего, который остается на руках, когда смазываешь цепь. Мы с отцом в гаражах за домом на Неманском. На двери весит радио, и из хриплого динамика, который теряет частоты, кричит Цой:

     Покажи мне людей, уверенных в завтрашнем дне,Нарисуй мне портреты погибших на этом пути.Покажи мне того, кто выжил один из полка,Но кто-то должен стать дверью,А кто-то замком, а кто-то ключом от замка.Земля. Небо.Между Землей и Небом – война!

Отец затягивается сигаретой. Щурится. Смотрит на землю. Он зависает. Потом будто что-то переключается в его голове, и он снова здесь. Протягивает мне бычок. Я затягиваюсь. И сразу получаю подзатыльник.

– Подержи, – говорит он.

– А-а-а… – отвечаю, типа я тугодум.

И он наклоняется к двигателю и что-то там крутит. Просит дать один ключ, потом второй. Бычок обжигает мне пальцы, и я выкидываю его.

– Садись, – говорит он.

И я сажусь. Он говорит мне, как выжимать сцепление и заводить мотор. Я в точности повторяю все действия и чувствую, как подо мной будто оживает дикий зверь. Он тарахтит, подскакивает и хочет нестись в неизвестность. Мы выводим мотик на дорогу и точно так же, как когда-то с велосипедом, отец подталкивает меня, потому что мот заводится только с ходу. И я выжимаю газ. И через секунду еду сквозь яблоневые сады. Чувствую скорость, чувствую, как вхожу в повороты. Слегка нажимаю ручку газа, и будто новая сила, нечто большее, чем ты, несет тебя вперед. Ты представляешь, в четырнадцать лет я выехал на свою «Аллею „Дорога жизни“» и гнал на нашей «яве» по Строгину, подпрыгивая на каждой кочке на зависть всем пацанам и Альме, дворовой овчарке, пытавшейся ухватить за штанину мою радость.

И где-то на периферии моего сознания звучит Цой:

     Но кто-то должен стать дверью,А кто-то замком, а кто-то ключом от замка.Земля. Небо.Между Землей и Небом – война!

И здесь я понимаю, что я вообще ничего не знаю про своего отца. В смысле, что он воевал… Ни мать, ни он сам никогда не говорили об этом. Знаешь, это как в тех голливудских фильмах, когда на тебя наехали бандиты из соседнего квартала и ты узнаешь, что твой папа – любитель поливать цветочки в домашнем саду – на самом деле спецназовец из каких-то там-то подразделений.

– Есть вещи, сынок, которых лучше не видеть, не слышать и не рассказывать, – говорил он.

И есть вещи, которые теперь предстоит выяснить мне. Только я боюсь, что многого уже не узнаю, папа. Ты уже ничего не расскажешь, а мать наглухо заперлась в новом мире с новой семьей, из которого выходит, только чтобы пытаться меня контролировать. А я говорю: идите на хер, дорогие родители!

Часть 3

В дороге

     Я свалил из МосквыВ мае две тысячи четырнадцатого.Прямо с похорон отцаПокинул дом.В начале летаРешил отправитьсяИскать мечту где-то.О забытых китахЯ не вспоминал давно,Пока с гробом отцаНе столкнулся лицоВ лицо.Отец, где ты был,Дай ответ.Почему в воспоминанияхО днях, когда я рос,Тебя совсем нет?И сказал отецПрямо из гроба мне:«Иди и плыви туда, гдеМоре с небом сливаютсяВ синеве,Где киты тебя зовутИз серых дней,Словно родители —Своих брошенных детей!

Дорога на Вильнюс

Вместе с Ланой я трясся в вонючей техничке и смотрел на свои старые советские кроссовки. Лана сидела напротив. И я впал в какое-то молчаливое исступление. Хотел ее спросить, а что, собственно, значит эта история с Костей, который обнимает ее за талию? И что с нашими «Электрическими китами»? Но я как будто сжевал свои носки…

– Ну чего ты смотришь, Леннон? Ты что, не рад? – спрашивает она. – Мы же это сделали. Понимаешь? Вырвались из своих коконов, и теперь впереди только свобода и приключения. Слышишь? – И чтобы то ли успокоить меня, то ли намекнуть на вчерашний день, добавляет: – Мы же «Электрические киты»! – И делает руками такое мимимишное сердечко и подносит к своему:

     Тук-тук,Тук-тук,слышишь моей любви стук?

А я молчу и мычу, будто я умственно отсталый. Но поверь, в ту минуту я именно таким и был. Потому что логичней было бы сказать типа: «Лана, давай выясним все прямо здесь и сейчас и, может, тогда избежим трагедии, которая всех нас ждет в ближайшем будущем. Ты же знаешь, что все проблемы людей из-за того, что они друг друга не слышат. Зачем нам повторять их ошибки? Мы же с тобой другие. И наши отношения. И мы еще окажемся на Северном полюсе в вязаных шапочках, цветных пуховиках с двумя милыми детишками?»

Но нет, блин, я сижу и жую метафорические носки. Хочу вроде сказать все это, но получается какое-то мычание.

И Лана смотрит на меня, улыбается, будто я не мычу, а это у меня такая смешная песня кита.

Но ок, давай по порядку. Я остановился на моменте, когда мы после ночи любви проснулись в светлой комнате Ланы в Минске, появился Костик, этот белорусский Хавьер Бардем. Верно?

– Да, именно так, – вздыхает Лана, – я понимаю. Ты же не из-за Кости? Верно?

– Угум, – мычу я.

– У нас с ним… ничего нет.

И Медведь, наш водитель, о нем я позже подробнее расскажу, в этот момент поперхнулся – так, невзначай.

– Больше ничего нет, – добавляет Лана. – Ты же знаешь, я не думала, что ты на самом деле приедешь. Что ты реальный!

И тут у меня что-то в голове переклинило, замкнуло… И я словно падаю в пропасть. Медленную. Черную. Из простыней, скручивающих твое тело в тупом онемении. И эти простыни тебя душат – так, что при вдохе болит в груди и кажется, что сейчас что-то внутри надломится.

– Ты что-то скажешь, Леннон? Тебе, знаешь, в любом случае придется считаться с моими странностями… а ты думал, у меня их нет? Это, может, в окошке зума их не видно было. А так они есть. Не сомневайся во мне, – говорит. И как ни в чем не бывало надевает наушники, ныряет в свою музыку… будто этого разговора и не было.

До сих пор не понимаю, как у тебя так все просто выходило. Любая сложность и преграда для тебя – что растопленный воск, из которого ты лепишь что захочешь.

– А Костя хороший. Вы с ним еще подружитесь, – добавляет Лана, уже слушая музыку. Так на полтона громче говорит, давая понять, что ответ мой ей не нужен, потому что там у нее уже во всю «Sonic Youth» трещит. И улыбается еще – как девственно-чистое и прозрачное облако.

Да, короч, о том, как мы оказались в техничке и кто такой Медведь. Ну вот мы проснулись в Минске. Костя разрушил нашу идиллию. Лана покидала шмотки в рюкзак. И мы втроем, вместе с чертовым Хавьером Бардемом, выдвинулись в гараж. Там уже встретили остальную часть банды, загрузили шмот в техничку и двинулись в сторону Литвы, где должны были встретить Рупу – главного члена банды. О нем чуть позже, потому что это человек-человечище и я даже не знаю, как к нему относиться, обнять или столкнуть с горы в бушующий океан. Он разрушил мою жизнь до основания и заставил возродиться, как гребаную птицу феникс. Но сперва представлю наших ангелов ада.

Ангелы ада, или Немного литературной теории

Даже не знаю, как начать. Я ведь только первый курс на филфаке окончил, а наш профессор Борев по литературной теории мне уже изрядно успел поднасрать. Сам-то он вполне ничего, такой эксцентричный старичок-нарцисс, мешающий цитаты из классики с историями о своих любовных похождениях. Травил байки, как он встречался с Иосифом Бродским и они там с какими-то дамами во Флоренции смотрели рассветы на берегу Арно. Ну это река такая. А Бродский – известный поэт, на «Ютьюбе» его много. Он там таким заунывным голосом вещает. Не люблю я такое, знаете, когда вот ты с человеком встречаешься, он нормально с тобой общается, а потом начинает читать стихи таким голосом, будто труп оживить хочет. Вот мое любимое:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

«Шоу Трумана» – фильм, в котором главный герой неожиданно понимает, что он участник телевизионного шоу. И вся его жизнь инсценирована продюсерами сериала. После выхода фильма психиатры отметили, что таким недугом и правда страдает множество людей с психическими отклонениями. В один прекрасный день им начинает казаться, что они всего лишь играют роль в прописанном кем-то шоу. – Здесь и далее примеч. автора.

2

SWOT-анализ. – Как говорит «Гугл» (в моей интерпретации), это такой метод мышления, который путем выявления сильных и слабых сторон помогает тебе принять решение. Мы определяем Strengths – сильные стороны, Weakness – слабые стороны, Opportunities – возможности, Threats – угрозы. Только вот когда я начинаю об этом думать, мне в голову приходят только Threats и четыре стандартных поля для заполнения превращаются в один сплошной «Крик» с картины Эдварда Мунка.