Предзимние росы

Предзимние росы

Александр Галыга

© Александр Галыга, 2018

ISBN 978-5-4490-6260-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предзимние росы

С. В. Ив.

Я не люблю морозы и жару,но обожаю мокрую порошу,когда окно раскроешь поутруи утро враз дотронется до кожи.И серебристой зернью в синеву,укутывая небеса и дали,оно рассеет влагу наяву…И что с тобой как будто не видалиувидим мы в красе предзимних рос.Когда душой охолодевшей крутопочувствуем как шорохом березнас обжигает музыкою будто.Осиротевшим шелестом ветвейзаполня все пространство по соседству,неповторимой музыкою, всейтакой родной, такой знакомой с детства.Уйдем под эту музыку сейчаспока душе и холодно, и грустно,пока не оживут пронзая нас,внезапные нахлынувшие чувства.Неузнанные прелести зимыеще едва понятые, срастутсякак смутные, встревоженные сны…И разойдутся снеги, разойдутся.И в этот миг я и беру перочтоб записать, как деликатно в косытвои всепроникающе, хитрокладется снег, растаивая в росыпредзимние. Там, ближе к холодам,так снег на них уже не будет плакать…И я тебя, ты знай, я не отдамза тысячи созвездий зодиака.

На плёсах хариуса нет

Андрею Русецкому

На плёсах хариуса нет.Весь хайрюз нынче на шивёрах.Такого лета много летдавненько не было. Коль скоропотаял раньше срока лед,открылись и прогрелись воды,уже их теплыми несетОка- красавица. Погодатеплом ласкает берега.Черемуха цветет, и вербапушится золотом. Ольхаслегка волнуется под ветромзеленым бархатом листвы…Май, но уже отцвел подснежник.Напрасно думаете вы:– Чудак, ей-богу, он – насмешник…В Сибири, в мае, где же тутон лилии сегодня видел?…Но что поделать, коль цветутуже поляны желтых лилий.И потому весь белый светтак изменился непохоже…На плесах хариуса нет,на перекатах нету тоже.И я бреду на шиверупод пену струй, где с ног срывает…И как июльскую жарумне майский день напоминает.Уеду завтра под Уян.Палатку разобью у яра.И буду вдохновен и пьянот аромата и припаравеликолепных этих днейприродой выплеснутых в мае…Мы доверительны лишь с ней:без слов друг друга понимаем.

Апрельское утро

Пробивалось, сквозь марево рдело,молодое работало солнце,у завалин парило, потело,умывало слепые оконца.Млела верба у края обрыва,осиянная солнечной пудрой…и запели ручьи торопливо,наполняя апрельское утроощущением радости, света…И земли обнаженное тело,обласкав дорогое семейство,предвкушая хорошее лето,потянулось так сладко и смелоприступило к великому действу.

Придет весна негаданно

Антону Александровичу Гаврилову

Придет весна негаданно, и чтобыизбавиться от снежной толчеи,проворно март подсахарит сугробыи на откосы выплеснет ручьи.Пойдёт она, свободная водица,на все переливаясь голоса,и наземетно потеплеют лица,и отойдут от горечи сердца.Не долго ждать останется, ей богу,когда соединя в могучий хор,поток весны, лесок, дворы, дорогу,освободит, смывая хлам и сор,и вынесет по рекам к океанув места глубин, безмолвия и льда.Предчувствую как скоро и желанносойдёт туда апрельская вода.

Снова капли на ветвях повисли

Снова капли на ветвя́х повисли —вечная условность бытияи пытаюсь заново осмыслитьвсё, что не впервые вижу я.Краснотал над отмелью взметнулся,бъёт в литавры прошлогодний леди подснежник к небу потянулся,не спугните, он впервые пьёт,и потом нахохлится, глазея,вслушиваясь долго, как вокругземлю вышивает, зеленея,сочными травиночками луг.

Ручеек—журчалочка

Ручеек—журчалочка оживился к вечеруи береза белая словно ожила,желтыми сережками шелестела веселои шептала ласково, что весна пришла.Снова огородами выбегу взволнованныйпо сырым проталинам, я весь мир любя,к берегу отлогому, где так сладко екалос замираньем трепетным сердце у тебя.Где водою талою упоенный шалоюв басовитом рокоте буйствует овраг,где с тобой гуляли мы от капели пьяныенад рекой, влюбленные, ночи до утра.Эти ночи теплые, этот смех девчоночий,эти звезды ранние в сердце берегу…Снова за околицей на сосульки колетсярассыпаясь бисером лед на берегу…Жаль что на прощание с верой и отчаяньемтолько, до свидания… И на много лет…пусть же звезды ранние в наши сны желанныеи дороги дальние посылают свет.1977 – 2001 г.

Лето

Ирине Викторовне Бухаровой

Здравствуй лето с туманами белымимеж теснящихся в роще берёз,с дождевыми поющими стрелами,зябким трепетом утренних рос.Дай мне лето волшебное средство,чтоб от зимних простуд и тревогмог ступить неожиданно в детство,в пыль вечернюю теплых дорог.Чтобы только согреться душоюи вдохнуть запах скошенных трав,посидеть у костра над водоюу забытых речных переправ.И опять наслаждаться рассветом,замирать от зарницы в окне.Жаль, что коротко здешнее летои от этого краше вдвойне.

Осень

Грустно как! Куда бы взгляд ни бросил,потускнела зелень и листваи едва замеченная, осеньскоро вступит в полные права.Пеленой тумана опечаля,у реки уснувшие кустыи едва позолотит вначалепервые увядшие листы.Но ещё ни на луга, ни в рощужелтокрылой птицей не летит,кровью клёнов на ветру не ропщет,мне души ещё не холодит.Но так скоро с ней не будет сладу,чтобы без труда и маятыоторвать восторженные взглядыот её печальной красоты.До конца в её живом сосудененасытным пламенем дышабудет всласть, чего не знают люди,бесноваться женская душа.Только всё посовершив как надо,напомадя губы серебром,вновь уйдёт, спеша опять куда-тодонага раздетым октябрём.Буду ждать, ходить лугами к рощеи напрасно с болью, повторять:– Я люблю вас, Осень! Правда, прощене любить, не ждать и не терять.

Листопад

Виталию Кузнецову

Грустное время. Осенние листьяшумно гнездятся в постель.Сохнет палитра, замочены кистии бесполезна пастель.Переболеть колдовски-бесноватымтанцем кровавых сердец,чувствуя в корень себя виноватыми бесталанным вконец.Пить колорит, обжигая глазницы,трепет угасших ветвей,милая, ты не поможешь, синица,трелью весёлой своей.Долго ещё, в напряженном прищуре,впитывать будет, спеша,прелесть и боль уходящей натурыдо утоленья, душа.А, между тем, успокоив осиныи завершив листопад,киноварь крупным мазком с мастихинабросило солнце в закат.

Осень

Какая затяжная нынче осень,с обилием и снега и тепла…И лёгкая небес увядших просинь,и туч нависших сумрачная мгла.И ветер, что кусты клонил усталопод колкий перезвон шуги, затих…И мне вдруг на мгновение предстало,что этот год устал в конце пути.Как конь ретивый вырвавшись на волюон нёсся, не щадя могучих сил.То невпопад дождей излишек пролил,то ягоду в цветеньи засушил…То горы тряс, забыв про осторожность,разливы рек, как пену рта швыряли рук людских строения на прочностькак старый зодчий строго проверял.Да. И судьба и время беспощадны…За летом осень… Но из года в годс какой-то легкой грустью непонятнойлюблю её приход, её уход.Люблю журавий крик во тьме осенней,дымок полупрозрачный у реки,и свежесть чувств, и силу вдохновенья,очарованья, грусти и тоски.И журавлиным плачем сердце раня,как в детстве раннем, так вот и теперь,мне так и не найти разумной гранисреди находок наших и потерь…А над рекою снова в эту осеньуставший год снежинками кружил…Он на виски мои впервые проседькак первый снег на зиму положил.

Когда зимой растительность в мороз

Калянову Александру Петровичу

Когда зимой растительность в морозодета в иней фантастичной силы:березы в нити белоснежных грези иглы сосен в лунные белила…Когда земля в белесой пеленепухового без края одеяла,когда полмира в тихом полуснеи до весны совсем еще не маломне жить и ждать, топить холодный доми радым быть к обеду редким солнцем…Я вот сегодня думаю о том,что где-то там, вдали за горизонтомлежит родной, желанный сердцу край,откуда начал я свои дороги,и сколько мест к душе не выбирай,он остается лучшим из немногих.И красотою зимней упоен,сейчас, когда зима на белом свете,я думаю сегодня о своем,я почему-то думаю о лете.

Деревенские помню гулянья

Деревенские помню гулянья.У мостов, у околиц народна уютной закатной поляневечерами водил хоровод.Лай собак нарочитый и громкий,перезвон табуна, да какой!Монотонное рыпанье хромки,стук весла над уснувшей рекой.И гармонь, стало быть, неспростаперебор свой хитро выговаривалаи о чем-то всё не договаривала,всё кого-то звала у моста.И теперь, как услышу гармонь,так и манит тряхнуть стариною!Звуки первой любви как огоньобожгут и уйдут стороною.Отзвенели, забыты вечёрки,лишь туманы на дальних лугахвновь и вновь заливают пригорки,жмутся заполночь к тёплым стогам.

Эти зимние горки- забавы

Трофимук Татьяне

Эти зимние горки- забавы.Этот синий искрящийся снег.И налево кругом, и направогулкий говор и радостный смех.Новогодние пьянки, гулянокбесконечная ночь напролет,фейерверки, улыбки, и саноксумашедше несущих впередкрики, пенье полозьев, и елкаименинницей праздничных днейзазывает настойчиво, долгоразноцветной палитрой огней.Я люблю новогоднюю стужу,эту звонкую звездную ночь.Снова буду весельем разбужен,мне бессонницу не превозмочь.Я оденусь и выйду на гору.повстречаю друзей и подруг.Дома в эту счастливую поруусидеть невозможно, мой друг.Разве плохо, когда в целом светелюди вместе ликуют, поют,беззаботно, как малые дети,мне уснуть до утра не дают.

Я люблю мой Саянск

Я люблю мой Саянск в августовские росы одетый,и весной, в ожерелье багульника, добрый, хмельной.По еловым распадкам, по тропам извилистым летомя лунатить люблю под большой серебристой луной.Это звездное небо с полярной звездою над лесом,с той надеждой, что льет мне таинственно свет из ковша…Я люблю, когда солнышко утром приходит воскресным,освещая мне комнаты ласково и не спеша.И по будням, и в праздники эти знакомые лица,что приветливым взглядом, улыбкой согреют своей…И, надолго уехав, скучаю, и город мне снится,город юности, счастья и город надежды моей.И опять вспоминаю с теплом и надеждою тоже,как приветливы люди в глубинном сибирском селе…И когда возвращаюсь, то чувствую, – нету дорожеи уютней Саянска на этой огромной земле.

Саянский вальс

Александру Петровичу Сигал

По бережку от станции Зимавеселой лентой магистраль уносится.А вдоль нее заводов терема,и за рекою новый город строится.В добрый час, в добрый час приезжайте в Саянск.Город наш вы полюбите сразу.Без прикрас, без прикрас молод он и вихрастнад сибирской Окой синеглазой.Там по распадкам кроется туман.Из леса на газон багульник просится.Купается в заре, колдует кран.И над рекою ласточки проносятся.Таежный воздух, чистые снега.Вершинами Саяны голубеют.И удивленно смотрят свысока,как город наш растет и молодеет.

Над деревней Мурино

Над деревней Муриноу Байкала хмуритсясолнышко за облаком,калибруя луч.Голубою дымкою,словно невидимкою,пеленает кадмиемгоризонты круч.И по над заливамимы идем счастливые:кедрами, рябинамимы опьянены.Пихтачи, черничникис шорохами птичьимишепотом беседуютс ветками сосны.И во всем увиденном,и во всем услышанноместь неповторимаяпрелесть тишины.Нас она аукает,нас она баюкаетотдаленным шелестомголубой волны.Полуобнаженные,солнышком сожженныемы пойдем навстречуласковой волне…У костра случайногопо соседству с чайкамипосидим задумчивов этой тишине.Будет сниться-помнитьсядолго, очень долго нами не омрачитьсятенью серых скал,как по над заливамимы идем счастливыми,как у ног приветливоплещется Байкал.

У нас сегодня превосходный день

У нас сегодня превосходный день.С утра колючей мглою моросило,и в голове металась хренотень,и в бесполезной суете носило.Но к десяти открылся небосвод,и выкатило солнце из-за леса,и оживило бег байкальских вод,и мы с тобою не без интересаглядели на булыжники в воде,на многоцветье призрачных каменьев…И у тебя был летний день рожденья…И вновь, и вновь мы наблюдали, гдеиз леса паутину на Байкалрастягивал паук – левобережник,и пихты аромат у влажных скалпьянил… Причудой форм валежник,укрытый мхами, создавал уюткартины необыденной и древней…Как слышно далеко, как тут поютлесные птицы, сразу за деревней,и плеск волны, и белых чаек крик!И отдаленный голос пароходаорганным басом все-таки достигдо берегов, чуть напрягая воду…И, оттолкнувшись от прибрежных скал,уплыл назад, как одинокий странник…И избирал, и знал один Байкал,кто на сегодня есть его избранник…И были мы почти оглушеныизяществом великолепных звуковв империи великой тишины…И долго кроны кедра и сосныввысь улетали, обнявши друг друга.

Ольхон

Под гуденье дорожной шарманки,вот уже позади Еланцы,вижу гордые скалы Шаманки,в молоке Маломорья гольцы.И Хужир, утопающий в дымке,крике чаек, паромных тросах,застывает в стотысячном снимкеи твоих утомленных глазах.Да и я, как во власти недуга,то меняя тетрадь на мольберт,все рисую чудесного друга,все пишу за портретом портрет.Он, Ольхон, он суров и прекрасен,он Байкала достойный венец…То рассветит, то снова угаситвсе тона и оттенки в свинец.И надрывно, могучей стеноюдержит он под Сармою шторма…Долго пеной его ледяноюнаслаждается злая зима.А когда закует и устанет,зелень льда загорит, зазвенит,и еще величавее станетхрусталем обрамленный гранит.

Яр – красавец остывшим рубином горит

Анатолию Ананьевичу Сизых

Яр – красавец остывшим рубином горити на паберега, и по рекев приглушенном малиновом свете царитполудымка. И там, вдалеке,на осенних полях, что уже отцвели,за прозрачным леском у болот,доставая до сердца, кричат журавли,журавлят собирая в полет.Полететь бы и мне вольной птицей большойнад полями, над яром, туда…И у теплых морей бы согреться душой,где зеленая катит вода.Только не улететь от родных деревень,от погоста, родительских мест,где на тысячи верст и на тысячи днейесть один только праведный крест.Здесь, в родной стороне, где я в детстве бродил,здесь, у Яра, в тумане цветном,О местах, о которых так нежно грустил,вторят мне журавли о родном…

Деревня Усть-Када

Анатолию Петрову

Вновь уйти знакомою дорогойчерез мост, где прямо под тобойвновь Ока певуньей – недотрогойускользает лентой голубой.И тиранит взор воображеньяколоритом пламени закат,и дурманит свежестью весеннейу реки черемух аромат.Вновь уйти единственным прохожимперелесков, балок и бугров,где надолго будешь завороженгомонов лягушечьих хоров.Кем заведено земное время,как оно наполнено умнозвуками и запахом растений,связано и переплетено.Как земля красива в эту пору!И когда, уставши, потемну,возвратясь поднимешься на гору,и родную взглядом сторонувновь окинешь. Нету их прекрасней,сладостнее сердцу моему,этих вод зеленовато-красныхи черемух в розовом дыму…Так, терзая зимними ночами,будоража в сутолоке дней,предстают красоты и печалимилой малой родины моей.

Столько прожито, столько пройдено

Столько прожито, столько пройдено,отшумели мои поезда.Свою милую малую родинуне забыть бы мне навсегда.Там в глубинной деревне моейтихо бабушка век доживаети не видит, и не слышит годами детей,даже правнуков многих не знает.И чем чаще дождями, туманамисвет придавлен в моем окне,тем отчетливей слышу мамино:– Не забудь, сынок, обо мне.До родимых мест как же долог путьот проблем, от дел, от дорог…Верю все равно и когда-нибудь…Как я долго прийти не мог!Под журавий скрип. Скрип колодезный,чтоб опять, хоть глоток, вдохнутьвоздух милой моей малой родины.Жаль, что прошлого не вернуть.Не вернуть уже смех девчоночий,ночи теплые у реки,как всю жизнь, по родной стороночкене избавиться от тоски.

В Уяне

Сизых Анатолию Ананьевичу

Нежданный гость уже вторые суткихозяином гуляет по двору,бубнит, бормочет шутки, прибаутки,в одну ему понятную игруиграет он, а вроде занят деломс утра до ночи, с ночи до утра.За сутки столько шалостей наделал:тропу к колодцу превратил в овраг,наполнил бочки, тазики, ограду,в саду залил осевший напрочь стог,не чтоб проехать, а пройти по трактупроблематично стало без сапог.Смотрю в окно. Не видно крыш соседских,бывают и сильней дожди, хотяя не припомню со времен советскихтакого неуемного дождя.Набрякли прясла старого забораи пожелтел меж них зеленый мох…Неугомонных воробьишек своратолкается, запрятавшись под стоги под навес у погреба всей стаей…во мгле подвижной дождевой пылитеснятся на колодине, слетаяпочистить перья в пухуне земли.К обеду потеплело. Солнце близкок земле пробившись, уронило жаросвечивая двор и низко – низкопо-над землею заструился пар.И засмеялись индюки в ограде,заржали кони у солончакови, надо полагать, не шутки радизавыл мотор у пьяных рыбаков.А дождичек все силится, стараясьвновь лужи пузырить, плясать в песке,но луч меж туч все чаще прорываясьсулит конец безделью и тоскедвух дней воскресных. Закрываю книгуи следом за детьми иду во дворулаживать дождливую интригу…Нежданный гость, он все—таки не вор.

К малой Родине

Разрывая бампером туманымчит меня тойота по шоссе.Импрессионистом полупьянымсонный взгляд блуждает по росепридорожных галечных обочин…Силуэт машины грузовойто, поблекнув, канет между сосен,то возникнет снова, как живой.По колени в молоке туманаутонули сосны и всерьезпредстают необычайно странноветви опечаленных берез.И среди империи туманана сиденье слева от менябезмятежно дремлет дочка Аннав предвкушеньи сказочного дня.На высокий яр приедем с доней.Это место любят земляки,где на сотню верст, как на ладони,видно все: извилины реки,перелески, села, деревушки,связанные лентами дорог,облаков пушистые верхушкис лапами теней, что тракторокдогоняют и перегоняют,накрывая, словно кошка мышь…На Уянском озере играетвыводок утят, блестит камышбликами листвы. И отрываясьс горизонта кверху и вперед,и пунктирно двигаясь, сверкает,и слепит стрелою самолет…Каждому из нас они знакомы,те дымки родные вдалекес запахом родительского дома,с болью сердца сжатого в тоске.Мне оно особенно желанно,это место в дорогом краю…Важно мне, чтобы могла и Аннавновь увидеть родину мою.Я хочу, чтобы не стала АннаДарьею не помнящей родства,чтобы в самых трудных испытаньяхне увяла ветвь, была жива,незабвенна на семейном древе…И вдогонку солнечным лучамтеплый ветер нежно юной девекудри развивает по плечам.Мы глядим туда, где на кладбищепрадед наш покоится и дед…На планете мест красивых тысячи,но для нас святее места нет.

Медвежатнику

Андрею Степановичу Корниенко

При первой встрече он рычал сурово:– Не трону я, и ты меня не трогай…Но не послушал ты и ищешь сновав тайге зимою раннею берлогу.С тех пор, кто знает, может и случайнов тайге окрестной вывелся медведь,мигрировала белка в Забайкальеи дичи меньше стало. Правда, ведь?А помнишь, как в былые времена,в седле сидел подобно Дон Кихоту,слегка не доставая стремена,когда впервые ехал на охоту.И пусть большая утекла водас тех пор и сделано так много.Но новая в твоей душе мечта,а где мечта, там новая дорога.Ты от мечты к мечте идешь упорноне ведая усталости в труде,и зажигаешь смело и задорноогнем своей души сердца людей.Декабрь 1983г.

Ока. Уян. Ананьев остров

Сизых Ивану Ананьевичу

Я живу спокойно. И ленивовоет ветер за моим окном.И стоит забытый, сиротливонад обрывом старенький наш дом.Только это кажется так людям,что упёрся он глазами в лес.В окна створниц праздников и буденне видать давным-давно чудес.Нет! Из сенцев из моих, так просто!…С яра видно множество чудес:плавает в реке огромный острови на нем растет еловый лес.На полянах лук, чеснок и щавель,и сарана, и кипрей цветёт.На мысу коряг и брёвен заваль,и сквозь них вода кипит, идет,и шумит, и ухает, и стонет.Отдалённый водопадный звуксоздает такой уют и тонетв гомоне обыденном. То стуквёсел и гагары в днище лодок,лай собак, то птицы гоготьё.Звонкий смех и пение молодоквечером полощущих бельё.И моя река, – моя отрада!Перелески там на берегуза рекою и тебе так рад я.Как я быстро под гору бегу!И ещё быстрей, нет-нет, не сдуру,снова в гору взять и припустить.Просто уходящую натурумне не в силах больше упустить.Красный яр рубиновою булкойбудет этот остров обагрять.И осой назойливою гулкогде-то вдалеке гармонь гулять.О моя родимая сторонка!Гонят пастухи стада в село.И ругает паренька чалдонкана пароме весело и зло,О моя Ока! Ананьев остров,мой Уян, Алкушка и Курья!Здесь дышать мне и легко и просто.Только здесь так долго счастлив я.

Я уйду не простившись, уеду

Владимиру Михайловичу Кулинченко

Я уйду не простившись, уедув эти сладкие сердцу места,где мальцом просыпаюсь до света,где роса упадает с куста,у раскидистой старой берёзы, —не шуметь ей уже на юру…Обмелели знакомые плесы,лишь трава шелестит на ветру.Моя милая, малая родина,этот богом заброшенный край!Столько лет! Но всё та же смородинаобнимает всё тот же сарай…Выйдет там, за селом, огородами,мое детство в шальном далеке,между новым и старыми бродами,где закат утопает в реке.Он по прежнему сочен и ярокв редких соснах на том берегу.Скрипа вёсел и песен доярок,наполнявших уютом реку,не услышать уже. Только воды,одиноко журча на бегу,увлекают снося мои годы,как осенние листья в реку.

Отзвуки детства

Андрею Семёновичу Корниенко

Я помню как пахнет талинника куст,как каплет, мутнея, березовый соки запах полыни, и щавеля вкуся в отзвуках дальнего детства сберёг.А ты, ощущаешь как дышит трава,тонка и прозрачна небес акварель,как преет, слоясь подо мхами листвапод звон тишины?Неожиданно трельрасколет распадок, уйдет рикошетом,и предощущение красоты     возникнети трудно сдержаться при этомчтоб не закричать, не запеть…Впрочем, тынаверное любишь свой город не меньшес его суетою и праздной тоской?…Но только на фоне любой деревенькибеззвучно тускнеет пейзаж городской.Не архитектоника звука и света,там лепет черемух, вселенские сныи лёгкая грусть уходящего лета,и клёкот прощальный: до скорой весны!Уже в октябре остывают поляи ёжится пашня под первой порошей,задиристо-весел морозец хороший,и неповторима родная земля.Мечтаю дощатым пройти тротуаром,себя ощутить человеком сполнаи снова увидеть: над старым амбаромбольшая, как в детстве восходит луна.

Клёкот ворона

Сергею Куприяновичу Казаченко

Клёкот ворона. Давняя,издалека печаль…Тихо скрипнуло ставнями,раскрутилась спиральлет и звуков забытых…Хорошо в городах:нет ни окон забитых,ни кладби́ща в крестах.И пастух не разбудит,не расколет бичомсон      и звонкой не будетсинева над ключом.День уютной ложбинойне сойдёт за мысок,не споёт петушиныйс хрипотцой голосок.На окраине летане вопьётся в глазалунным оттиском светаколея колеса.Через годы, в наследство,далека и близка,мне осталась от детствапо деревне тоска…

Первостроителям Саянска

Александру Петровичу Сигал

Я город мой люблю и воспеваю.за свежесть рос, за утренний туман,сосновый бор в котором утопаетпо гулким голубеющим утрам.За яркую расцветку редколесьяпо осени над милою Окой.За русскую задористую песнюпо вечерам, морозною зимой.И землякам своим я благодаренза то, что здесь, в моем родном краюкрасавец-город выстроен, подарен,и навсегда вошёл в судьбу мою!

Журавли

Пожелтели поля. Потускнели заметно закатыи поплыли туманы на покосах у самой земли,и на дальних болотах, за рекою, как в детстве когда-тослышно мне, как кричат долго, долго в ночи журавли.Что они говорят там, бедовые, снова друг другу,собирая в дорогу своих дорогих журавлят…Дети, дети! Они, – тоже чувствуют нашу разлуку…Из родительских гнезд скоро выпорхнут и улетят.Улетят по делам, по началу совсем ненадолго.И всё реже и реже, возвращаться к нам будут потом…И быть может забудут, что речечка наша не Волга,что без них опустел и стареет родительский дом.Тихо выйду во двор. Так же тихо открою воротаи пойду через мост, через поле в тумане один.Попрощаюсь и я с журавлями на дальних болотах,как тогда от родителей, в тайне, сюда приходил.А когда я вернусь и ты спросишь, ну что же я маюсь,не сознаюсь, что сердце ночами всё чаще болит…И скажу тебе тихо: «Родная, я всё понимаю…Просто плакали долго опять за рекой журавли».

П Р О З А

СТРИЖИ

Рассказ

Это была самая большая моя потеря за последние годы. Я встретил ее у солнечного плеса за шиверой-кормилицей, где рыбачу много лет. Стрижи стремительными бестиями вырывались из гнезд высокого крутого берега и так же стремительно вонзались в него, возвращаясь. Их щебет и сейчас звучит в моей голове. Она сидела на корточках неподвижно и наблюдала за моей снастью, которая работала монотонно и утомительно – назойливо для постороннего глаза. И лишь подсознательное чутье, которое постоянно держит в напряжении азартного рыбака, чувствующего присутствие крупной рыбы, заставляло делать одну проводку за другой.

Ей было лет около тридцати пяти. Она спросила, как только я приблизился к ней, проводя снасть вниз по течению: