скачать книгу бесплатно
Фантасофия… Академик мира сего… 2000—02 годы
Александр Леонидов (Филиппов)
От автора: в этот сборник вошли произведения 2000—2002 года, изданные впервые в таком формате в 2023 году. Можно сказать, они – ровесники века, им открылся для автора XXI век. Удивительный мир МИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА, причудливые фантасмагории о безумном профессоре, гение и алкоголике, учителе и хулигане, паром на Стиксе, растворение камня, архей и протерозой ждут читателя на этих, многим полюбившихся с начала века, страницах. Книга содержит нецензурную брань.
Фантасофия… Академик мира сего…
2000—02 годы
Александр Леонидов (Филиппов)
Редактор Ренарт Глюсович Шарипов
© Александр Леонидов (Филиппов), 2024
ISBN 978-5-0062-9880-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
АЛЕКСАНДР ЛЕОНИДОВ
«ФАНТАСОФИЯ»
…АКАДЕМИК МИРА СЕГО…
От автора: в этот сборник вошли произведения 2000—2002 года, изданные впервые в таком формате в 2023 году. Можно сказать, они – ровесники века, им открылся для автора XXI век.
ЛЁША МЕЗЕНЦЕВ И ДРУГИЕ
Танька Сметанина была немного не от мира сего: худая, с грустными, мечтательными большими глазами и выпирающими детскими ключицами, погруженная в свой мир, даже в старших классах не бросающая любимых кукол…
Этим Лёша Мезенцев и воспользовался, когда дед в очередной раз не удовлетворил его финансовых запросов. Отец давно Лёшу ненавидел, даже кормил сквозь зубы, а карманных денег вообще почти никогда не давал. Но спасал дедуля-академик… От случая к случаю…
Лёша подкатил к однокласснице, как будто впервые её заметил, и весь день трогательно ухаживал за ней: даже тяжелый портфель попер в гору, на Каретки, куда черт костей не занашивал. По дороге трепался о динозаврах и золоте курганов. Таня смотрела на него чуть искоса, доверчиво, как овечка, кивала в местах его смысловых ударений и тихо млела от внимания этого красавца. Подарки Лёша делал милые, но бесплатные: например, притащил Танюше котенка, обозванного Пусиком, вручил торжественно:
– Держи, Танечка! Пусть он шипит на тех, кто тебе опасен!
За три дня, регулярно наведываясь к Таньке за парту и домой, Лёша совершенно сумел расположить её к себе. Мешало исполнению плана то, что Сметанины (мать-одиночка и её дочь) жили бедно. Но Лёша чувствовал необыкновенный картежный подъем: он был почти уверен – раздобудь он сейчас две-три штуки вонючих «деревянных» рублишек[1 - Цены в повести изменены в соответствии с инфляцией. – прим. редакции] – и через пару покеров у него будут две-три штуки вечнозеленых долларов с протухшим отцом демократии в ореоле алчности.
Смешная сумма – 2—3 тысячи рублей! В лучшие времена Лёша проигрывал во дворе среди матерых забубенных прогульщиков и великовозрастных дебилов суммы кратно большие. Но дед уперся – ни тпру ни ну, об отце с матерью и говорить было противно… Лёша понимал, что надо занять у Сметаниной. Другого выхода нет! Ну не мешки же идти разгружать на товарную! Лёша клялся сам себе, что немедля должок отдаст – только отыграется с Лысым и Серым, заведет банчок для будущих игр – и отдаст!
И на четвертый день (четыре дня без копейки, на материном борще, ужас!!!) Лёша не выдержал, изобразил из себя сломанного человека. В подъезде долго мусолил губами сомлевшую Танечку, попутно осознавая, что она не в его вкусе, чересчур костистая – и, когда она почуяла необъяснимым женским чутьем неладное, тяжело вздохнул.
– Что с тобой, Лёшенька? – спросила подружка, погладив Лёшину щеку сухой горячей ладошкой.
– Да ничего…
– Ну, я же вижу!
– Неудобно об этом говорить…
– Мне скажи. Мне можно. Я ведь тебя… – она запнулась и покраснела.
– Бабки я посеял, Тань… Ладно бы свои, или там папашины! Дед, сука, дал мне три тысячи – иди, говорит, купи мне килограмм табаку трубочного «Данхилл»… он другой не курит, чтоб ему подавиться этим табаком! А у меня карман-то вон… (Лёша вывернул карман брючишек и показал заранее старательно прорезанную дыру)
– Ты что? – охнула Танька. – Что ж теперь будет?
– Дед у меня зверь! – блаженно конструировал Лёшка – Возьмет ремень, три жопы спустит… Из-за своего вонючего «Данхилла» внука родного не пожалеет…
– А… как же… что же делать? – с наивным идиотизмом спросила Таня, хлопая пушистыми ресницами.
Лёшка начинал злиться на её недогадливость.
– Не знаю! – прошипел он сквозь зубы.
– Я бы тебе дала их, конечно… – судорожно сглотнула Танечка. – Но у меня сейчас нет… И у мамы… Если только вот занять у кого-нибудь… Но ты понимаешь… Мне неудобно об этом говорить – но ведь отдать мне будет нечем…
– Это не проблема! – перешел на деловой тон Мезенцев. Ему, юному потертому жиголо, никто не дал бы взаймы, это факт. То есть, кто мог дать – уже давали, и обратно не получили. А несколько невежливо простить нового кредита, не вернув старого… Другое дело – Танька. Ей поверят. У неё кредитная линия чистая…
– Мне через три дня отец пятёрку даст! – вдохновенно врал Лёша. – Ну, в смысле пять тысяч! Если бы мне три дня продержаться… Эх, Танюша, я бы тебе всю пятёрку отдал, лишь бы три дня… Мне отец всегда дает в начале месяца, на карманные-то расходы…
Таня загрузилась и ушла. Просила подождать немного. Лёша сел у слухового окна на лестнице и достал из кармана ворованный с лотка номер «Плэйбоя» – поглазеть на красоток, которые не чета Таньке – блаженной…
***
– Горб, ну мне очень нужно! – уговаривала Танюша во дворе своего соседа, состоятельного тинэйджера – Я через три дня отдам! Понимаешь, прямо позарез…
Горб (Женя Горбенко) сидел за потемневшим от дождей столом для стариковского домино в спортивном костюме «адидас» и жмурился на солнышко. Чудесный майский день и бутылка правильного пива сделали его податливей обычного.
– Да ладно, Танюх… – протянул Горб, сплевывая жвачку – Лады…
Достал из заднего кармана тренировочных цветастых штанов смятые три тысячных, кинул на столешницу небрежным жестом:
– На… все равно пробухаю… Но ты учти, Танюх, халявы нет! Через три дня я, блин, как этот… минеральный гость… Туки-туки… Где мои денежки?!
– Будут деньжишки! – уверяла Танюша. Протянула руку за мятыми «фантиками» – Горб ласково накрыл её ладонью.
– Можем, в принципе и по другому договориться…
Таня зарделась и выдернула кисть из влажных, будто сопливых, пальцев Горба.
– Никак мы не договоримся, понял?! Через три дня я тебе три тысячи принесу!
– Через четыре – четыре… – лениво промурлыкал Горб. – Через пять – пятак… Лады?
– На счетчик меня ставишь? – нахмурилась Таня.
Золотое цыганское колечко горело от стыда в ухе Горба. Но сам Горб был стыду чужд. Он ухмылялся отбеленными зубами нагло и в открытую.
– Не, Танюх… Какой счетчик? Просто ты въедь – каждый свою выгоду тащит… Въехала?
Таня подумала, что Лёша получит пять тысяч. Даже если отец у него на день запоздает (но у Лёхи отец – крупный чиновник, очень аккуратный и прилежный) то можно будет отдать проценты. И, недолго думая, Таня согласилась.
Горб прицокнул языком и подмигнул дружку Хмыре (Антону Хмарову) – мол, через недельку мы её окантуем! Откуда этой нищебродине взять деньги? Подстелится, сучара…
В тот же день Лёша Мезенцев получил заветные три тысячи. Понюхал, посмотрел на свет – и хотел уже усовестить подружку, что такие мятые принесла – но тактично промолчал.
– Ох, уж эти бабы! – бормотал Лёша, отправляясь к себе во двор, где тоже был столик из досок для домино, земля вокруг которого пропиталась на метр смачными харчками игроков. Там, под бельевой веревкой, среди старых партнеров, Лёша выкинул свой гонорар.
– Хм! – прищурился на деньги, прибредший на игру Горб – Ты, смотрю, тоже деньги в заднице носишь…
– А где ещё? – заржал Лёша. – Да ладно, деньги не пахнут, Горбенок!
Матюгаясь и оплевывая мир вокруг, детишки взялись за взрослую игру. Лёше повезло. Он выиграл обещанную от имени отца пятёрку, потому что Бог все-таки любит Мезенцевых.
– Всё, отцы! – хмыкнул Лёша – Завязон… До завтра! У меня ишо должок один…
– Это какой же? – осклабился Тобик (Толя Бикметов).
– Перед дедом. Обещал ему табачку купить, для боцманской трубочки, да деньжишки-то спустил нахрен…
– Ага, конешно! – сиял фиксой Тобик. – Так тебе твои предки и дали денег в магазин сходить… Ты же их, мля, проглотишь, и скажешь – так и було!
– Говорю же, пацаны – деньги грязь! Кстати, по-еврейски «пацаны» – это маленькие членики… Так что, гуд бай, микроскопы, ищите иголку в стоге трусов…
Насвистывая, Лёша удалился.
***
– Мама! – сказала Таня смотревшей вечерние программы Зинаиде Михайловне Сметаниной – Я хочу тебе сказать одну важную вещь…
У матери с дочерью не было секретов. Мать выключила ужимки Якубовича и с готовностью посмотрела на Таню. Танюша подсела к ней, обнимая руками подушку, взволнованно теребя её краешки.
– Мама… Я, кажется, люблю одного человека…
Мать молчала. Мать не верила в счастье. За годы унылой и бедной битвы с жизнью, за годы борьбы за алименты она стала мужененавистницей. Она боялась, что её дочь однажды придет к ней с этими словами. Но жизнь не остановить…
– Может, Танюша, тебе только кажется? – с затаенной надеждой спросила Зинаида Михайловна.
– Нет, мама… – потупилась Таня.
– А он – хороший человек?
– Он? – Таня чуть призадумалась. – Он самый лучший!
– Надеюсь, что так… Не торопись с решением, дочка! Он начнет приставать к тебе, тащить в постель – не нужно скороспелых выводов, ладно?
– Ладно…
– Ты мне обещаешь?
– Да.
Когда на следующий день мать уезжала в сад, она врала себе, что этот ответ дочери её успокоил. Но на самом деле все внутри её волновалось и бушевало: в такой момент оставить дочке ОДНОЙ квартиру…
Но Сметанины жили очень бедно, и без сада, наверное, не выжили бы. Как ни крути, а поливать помидоры надо – в трудные времена задержек небольшой зарплаты огородные плоды спасали и мать, и дочку. И Зинаида Михайловна уехала.
***
В яркий солнечный субботний день Лёша Мезенцев в зеленом клубном пиджачке «Янки дудл» поверх майки с надписью «Фак ю, Америка!», в белоснежных кроссовках поперся (с облегчением подумал – в последний раз!) в район Кареток, чтобы отдать Танюше должок. Позвонил, вошел вовнутрь. И не обратил внимания, что Таня смотрит как-то особенно, смущенно-вызывающе, долго и пронзительно.
– Я сегодня одна, Лёша…
– Отлично, старуха, рад за тебя! Я тут у тебя стрельнул на неделе – так что вот, изволь получить… Честный человек дамам долги не задерживает! Вот три тысячи, и четвертая сверху, за моральный ущерб…
Лёша выложил деньги на телефонную полочку и уже развернулся уходить.
– Ты не останешься? – удержала его Таня за рукав.
– Зачем? – опешил Лёша.
В маленькой «хрущобе» Сметаниных можно было толкнуть дверь в спальне, не выходя из прихожей. Таня толкнула…
Её маленькая, ещё с недавних времен детства, кроватка была расстелена аккуратно, сверкала свежестираной белизной. На полочке сверху сидели плюшевый мишка и кукла «Барби». Лёша Мезенцев подумал, что предложение неплохо само по себе. Но кровать узковата – вдвоем на ней, пожалуй… Взгляд дошел до плюшевого мишки – и Лёша дрогнул. Это уже походило на растление малолетних – а это не дело.
– Понимаешь, Тань… – потупился Лёша. – Ты, в принципе ничего девчонка… Но я тебе судьбу ломать не хочу… Ты уже заметила – я человек прямой, честный – ты не в моем вкусе…
Таня отшатнулась – как будто он её ударил. Она дрожала, будто ток через неё пропустили. В больших глазах оленёнка копились горные хрусталики слез… Потом закапали, смешно зависая на ресницах.
– А как же… как же…
– Да вот так… – развел руками Лёша. – Ты уж ладно, не мокрушничай, дело житейское…
– Но зачем ты… Как же ты…
– Три тысячи рублей-то на дороге не валяются… Понимаешь, влетел я немного – ну и хотел показать тебе свою надежность, что ли… Как видишь, не обманул…
Лёша никогда не мог бы представить себе такой силы в руках хрупкой Тани. Она, как бес, схватила его за плечи и одним махом выбросила вон из прихожей. В подъезде он чуть не упал. Деньги, честно возвращенные деньги, полетели ему вслед распадающимся веером.
– Три тысячи рублей, да? – кричала рыдающая Таня перекошенным ртом. – Ты недооценил себя, Лёшечка! Твои сексуальные услуги стоят дороже… Так что это я у тебя в долгу! Понял! Вали отсюда, козел, и бабки свои возьми – от меня за поцелуи! Мне понравилось, понял! Это ведь тоже не бесплатно!
Дверь захлопнулась. Таня убежала из прихожей, упала на свою, ещё детскую кроватку и затряслась в рыданиях.
– Да ну тебя… – смущенно выдохнул стоявший на лестничной клетке в столбняке Лёша. Деньжишки подобрал и отнес в Сметанинский почтовый ящик – может, хоть матери этой чокнутой пригодятся?
В подъезде лежала старая рекламная газета, которую раскидывают бесплатно. Лёша аккуратно завернул в неё четыре тысячные купюры и сбросил в стальное, многократно обожженное хулиганами чрево ящика.
Насвистывая, ушел к себе во двор, потому что рассчитывал на оставшуюся штуку начать большую игру. С ходу выиграл десятку, и, отслюнив из них три тысячи, небрежно сунул обратно удрученному неудачей Горбу.
– Ты же сосед Танькин, Горбатый? На вот, от меня, купи ей самый большой букет роз, а на сдачу себе мороженко… Окей?
