Пылающий 42-й. От Демянска до Сталинграда

Самые большие потери советская техника несёт от противотанковой артиллерии фрицев. В первую очередь, от тех же «гадюк», которые в огромном количестве попали к фашистам в 41-м году. Затем, идут мины, зенитки и самоходки с большими калибрами, ну, а потом и «лаптёжники». Если пятидесятикилограммовая бомба попадёт точно в цель, то не спасёт никакая броня.

Механик привёл сослуживцев на тот участок, где был вчера вечером. Парень поставил их в другую бригаду, что находилась поблизости, и занялся делом. Они проработали до самого ужина.

В восьмом часов вечера, они поели ту простую еду, что давали рабочим, а потом, ударно трудились ещё два часа. Хоть за стенами цеха было не очень темно, ремонтники всё же закончили смену. Они усердно пахали с рассвета, и сил у людей уже не осталось.

Танкисты сходили к тому офицеру, что дежурил в цехе готовой продукции. Они постучали в закрытые двери, но им никто не открыл. В тесной каптёрке было темно.

А вопрос: – Где капитан? – никто из рабочих им не ответил, и сержанты вернулись назад. Они спустились в бытовки, расположенные в глубоком подвале, хорошенько помылись в пустой душевой и, чуть обтеревшись своим нижним бельём, повалились на деревянные нары. Большая часть этих шконок осталась свободной.

Двадцать шестого августа, их разбудили с первым гудком и приказали зайти в каптёрку начальства. Танкисты тотчас привели себя в полный порядок, поднялись на первый этаж огромного цеха и пошли к капитану.

Там Доля узнал, из шести увечных машин удалось починить лишь четыре. Две другие пострадали так сильно, и их обещали пригнать ближе к обеду. На вопрос парня: – А как же те танки, что сейчас находятся в цехе? Неужели за прошедшее время, их нельзя было слегка подшаманить?

Капитан сухо ответил:

– Те, что ты видел вчера, ушли среди ночи на фронт. Немного позднее, приехали люди из ближайшего к нам батальона и привезли десяток подбитых «тридцатьчетвёрок». Они пересели в отремонтированные машины и отбыли ещё до рассвета.

Сержант обругал себя всеми словами, которые знал. Ведь он спал, как сурок и упустил крупный обмен бронетехники. Доля немного подумал и решил не ждать до полудня.

В городе шли большие сражения, и каждый ствол был сейчас на счету. Свободных водителей в цехе, увы, не нашлось. Они повели готовую к бою продукцию к ушлым соседям. Пришлось садиться в три танка, что есть, а четвёртый взять на буксир.

В восемь утра, Доля привёл колонну к оврагу, где находился их батальон. Механик вдруг понял, что не может узнать окружающей местности. Всё вокруг перепахали большие воронки. Их глубина превышала рост человека, а диаметр достигал пяти с лишним метров.

Парень остановился, пригляделся к широкому спуску, ведущему к Волге, и понял, что здесь случилось в течение ночи. Пока они спали в подвале ремонтного цеха, фрицы ударили по батальону из дальнобойных орудий.

Видимо, всё проходило по отработанной схеме. «Рама» парила высоко над землёй и бросала осветительные бомбы, что горят пять минут. Причём, эти «люстры» пылали так ярко, что на расстоянии в полтора километра можно было увидеть любую травинку.

Кроме того, разведчик висел над намеченной целью и корректировал стрельбу крупнокалиберных пушек. Большие снаряды проутюжили балку. Они обрушили склоны, повредили несколько танков и сожгли большую часть автопарка.

Шофера и экипажи машин спали в тесных землянках, а бронетехника стояла бок о бок в маленькой роще, укрытая лишь маскировочной сетью. Машины не могли куда-нибудь скрыться и даже, как следует, рассредоточиться. Кругом росли большие деревья. С одной стороны поднималась стена из земли, с другой находился глубокий обрыв с широким ручьём, протекавшим на дне.

Сколько погибло людей оставалось только гадать. Все документы воинской части бесследно пропали. Старшину задавило в его «канцелярии», а кроме Петровича, никто толком не знал численный состав батальона.

Танкисты, ремонтники и солдаты обслуги гибли здесь каждый день, и многие не знали своих сослуживцев даже в лицо. Да и зачем было близко знакомиться с кем-то, если мало кто мог, протянуть несколько дней.

Да что говорить о бойцах, если, как сказал капитан с танкозавода, любая «коробка», живёт в Сталинграде не более двух с чем-то суток. После этого, её нужно капитально чинить, а то и оправлять в переплавку.

Из четырёх командиров уцелел только один, молодой, но уже поседевший, старлей. Он осмотрел разрушения, нанесённые базе его батальона, и с огорчением выяснил, что тяжёлые «чемоданы» попали в три танка и уничтожили их безвозвратно.

Разбитые корпуса превратились в кучи железа и не поддавались ремонту. Легче бросить их под откос, чем тащить на завод. Восемь «тридцатьчетвёрок» отделались лишь небольшими поломками, которые устранялись на месте. Ещё девять можно было чинить, но только на тракторном.

Офицер увидел боеспособную технику, приведённую Долей. Приказал грузить снаряды в машины и отправить их в бой на окраину города. Этим занялись экипажи, оставшиеся теперь «безлошадными». Пока их заправляли соляркой и маслом, уцелевшие при налёте ремонтники осмотрели подбитые танки.

Выяснилось, что пять из них могут двигаться. Пусть и не быстро, но всё-таки сами, а это значительно лучше, чем ничего. Заметив Долю, к нему подошли Лёня и Федя. Оба были измазаны в глине, словно недавно рыли окопы. Скорее всего, они откапывали несчастных друзей, погребённых в разбитых землянках.

Во время обстрела, сержанты потеряли мехвода и очередную машину. Каким-то неведомым чудом, они уцелели в том жутком аду, и благоразумно решили поехать со знакомым сержантом.

К увечным машинам прицепили четырех инвалидов, и Доля, как проводник, вновь потащился туда, откуда пришёл час назад. Теперь в каждой башне, как и положено, сидело по два человека.

Командир батальона решил, что техники сами управятся с ремонтом слегка поврёждённых машин. Тем временем, экипажи, что остались без танков сгоняют на Сталинградский завод. Они получат там новые «тридцатьчетвёрки», перекинут в них боезапас, и прямо оттуда рванут на окраину, где нужно усилить пехоту.

Переваливаясь через большие воронки, бронетехника выползла из устья оврага. Небольшая колонна свернула на разбитую бомбами трассу, ведущую к югу, и еле двигаясь, направилась к тракторному.

В небе висела проклятая «рама», но пикировщиков пока не было видно. Доля молился о том, чтобы, как можно дольше, «лаптёжники» не появлялись над нами. Повреждённые танки еле ползли, и не могли удрать от фашистов, петляя меж развалин домов. А такие неуклюжие цели бомбить одно удовольствие.

Так же, как накануне, Доля вёл головную машину. Колонна преодолела половину пути. Она оказалась перед очередным перекрёстком, и тут парень услышал, как из боковой узкой улицы донеслись необычные звуки.

За то время, что он ездил по городу, кругом было удивительно тихо и пусто. Мёртвый покой нарушал только шум его танка, да рокот самолётов противника, пролетающих в небе. Ещё гремел гул канонады, доносившийся с дальних окраин или берега Волги. Там днём и ночью фашисты утюжили все переправы.

Доля остановил головную машину, сбросил обороты мотора и внимательно вслушался. До ушей удивлённого парня донёсся рёв дизелей и дробный лязг гусениц по асфальту. Хоть большая часть всех домов была сильно разрушена, грохот катящихся танков отражался от стен, и мчался вперёд. Он опережал те агрегаты, что его породили.

В наушниках прозвучал голос Лёни:

– Немного высунись из-за угла и тотчас затормози. Вдруг это фрицы прорвались сюда? Чуть что, рви назад.

– «А что в этом толку? – расстроился Доля: – Пушка разбита, да и покалеченный танк висит на прицепе. Ни стрелять, ни удрать, мы не можем. Даже пойти на таран с этим грузом нам и то не удастся. Если мы напоролись на «Т-IV» с длинным орудием, то он бахнет в упор и конец».

Парень вздохнул и исполнил приказ командира. «Т-34» проехал на три метра впёред и замер на месте. Он стоял так, что передняя часть низкой башни оказалась за гранью стены, закрывавшей источник странного шума.

Лёня посмотрел в перископ. Он разглядел «тридцатьчетвёрки», что ехали к Волге с западной окраины города. Четыре танка двигались совершенно спокойно и шли один за другим. Видимо, тоже спешили в цех на ремонт.

Рации, что имелись в машинах, давно уже вышли из строя. Заменить их было нечем, и танкисты привыкли обходиться без связи. Сейчас была нестандартная для всех ситуация. Однако, никому не хотелось выбираться наружу, идти по пустынной улице города и спрашивать у встречных бойцов, к какой части они все приписаны?

Хоть и ехали по своей территории, а кто его знает, где сейчас находятся фрицы? Может быть, в каждом из зданий залегли фашистские снайперы? Стрельнут, и понять не успеешь, что ты уже умер. Конечно, это значительно лучше, чем сгореть заживо в танке, и всё же, с этого света на тот, никто не спешил. Каждый очень надеялся, что смерть пройдёт мимо него.

– Наши…– облегчённо вздохнул командир и, сразу повеселев, отдал команду: – Продолжаем движение.

По какой-то причине, эта короткая фраза, не успокоила Долю. С большою опаской, он тронулся с места, осторожно проехал мимо жерла «тридцатьчетвёрки», вставшей перед перекрёстком, и двинулся дальше.

Краем глаза Доля видел, что кроме орудия на «Т-34» стоят два пулемёта. Один спаренный с пушкой и второй у радиста. Это весьма удивило механика, на машинах их батальона, «ДТ» давно уж отсутствовали.

Успокоился парень лишь после того, как командир глянул назад и сказал: – Попускают наши машины и через одного, входят в колонну. – механик облегчённо вздохнул: – «Точно наши, а я уж подумал что фрицы».

Он вспомнил «Матильды», захваченные врагом под Рамушево, и успокоил себя тем обстоятельством, что фашисты всегда малюют кресты на броне. Так же, как наши рисуют белые звёзды на трофейных машинах. Он сам видел такие в ремонтном цехе завода. Причём, достаточно много.

Особенно парня заинтересовали модернизированные «Т-IV». Он влез в отремонтированную недавно «коробку» и поразился большому пространству, в котором было очень вольготно. Механик сидел в отделении управления танком, и три человека в удобной внушительной башне.

– «Пусть в «тридцатьчетвёрке» и тесно. – успокоил Доля себя: – Зато, она может двигаться, куда как быстрее немецких машин. Меньше вязнет в распутицу, да и попасть в небольшую округлую башню гораздо труднее. А стоящие под углом плиты брони значительно реже пробивают снаряды, прилетевшие издалека». – о том, что на ближней дистанции даже они не спасают людей, он постарался не думать.

Размышляя о том, и о сём, Доля вёл головную машину и с тревогой посматривал в небо. Всю дорогу над головой висела проклятая «рама», но никаких неприятностей у них не возникло.

Длинная, тихоходная и неповоротливая колонна изувеченной техники была прекрасной мишенью для фрицев. Но, как это ни странно, на неё не напали «лаптёжники» и не обстреляла дальнобойная артиллерия немцев.

Машины добрались до завода и тихо въехали на большую площадку, устроенную перед распахнутыми настежь воротами. Из проёма вышел знакомый механику мастер, и устало сказал:

– Внутри всё забито. Ставьте на этой площадке. Потом, мы их сами заведём на ремонт.

Услышав в ответ, что на открытом пространстве их заметят самолёты фашистов, старик сообщил: – Вокруг нашего цеха стоит столько зениток, что они редко сюда забредают. Даже лёгкие «рамы» и те облетают нас на большом расстоянии.

Доля глянул на здания, разбитые бомбами и большими снарядами и с огромным сомнением покачал головой. Какой бы мощной не была противовоздушная оборона завода, но проклятые фрицы нанесли тракторному огромный урон. Кое-какие цеха были разрушены до самых фундаментов. Стены и крыши пробиты во многих местах. Окна, ворота и двери все снесены ударной волной.

– «Скорее всего, он выдаёт желаемое за действительное. – понял механик: – Так всем рабочим намного спокойней. Лучше думать, что ты в безопасности, чем постоянно дрожать от каждого взрыва».

Парень открыл крышку узкого люка, поднялся с сидения и почти что до пояса вылез наверх. Пристальным взглядом он осмотрел территорию, заставленную подбитыми танками.

Доля увидел четыре «тридцатьчетвёрки», что примкнули к ним по дороге, и вдруг заметил, что те ведут себя несколько странно. Они не встали в рядок, как все остальные. Наоборот, разъехались в разные стороны и застыли в углах просторной площадки. Потом, повернулись пушками к машинам и людям, сбившимся в тесные группы.

Раздался залп четырёх длинноствольных орудий, калибром в 76 миллиметров. Болванки взвизгнули в воздухе, ударили в неисправную технику, а дальше начался бой.

Вернее сказать, даже не бой, а настоящая бойня, избиение фрицами наших танкистов. Все их снаряды попали в нужные цели и мгновенно взорвались. Сражённые осколками люди падали наземь. Послышались крики ужасающей боли, вопли отчаяния и крепкая ругань. Два дизеля тотчас загорелись, а к небу поднялись клубы чёрного дыма.

Вылезшие из машин экипажи не могли сразу понять, что происходит? Они прибыли с линии фронта в центр Сталинграда. Кругом все свои, в небе нет самолётов, но рядом грохочут выстрелы пушек и рвутся снаряды. Кто здесь стреляет, в кого и зачем?

Пару секунд царила растерянность, а потом, те, кто остался в живых, вспомнили военные навыки. Они все метнулись к машинам, взлетели на башни и прыгнули в люки. Затем, схватились за рукояти механизмов и неожиданно поняли, что совершенно бессильны.

Все прибывшие танки, были подбиты. Одни еле двигались, другие уже не могли стрелять во врага, у третьих не ворочались башни. Потому, из девяти «тридцатьчетвёрок» лишь три открыли огонь, да и то ненадолго.

Машины, захваченные и ведомые проклятыми фрицами, оказались в полном порядке. Они перемещались по всей территории и палили по неподвижным противникам, словно в тире, навыбор.

Услышав выстрелы пушек, Доля упал на сидение, захлопнул броневую заслонку и посмотрел в узкую щель. Он доподлинно знал, что его «Т-34» не может что-либо сделать. Оставалось лишь уходить от ударов и прятаться за горящими танками, находившимися справа и слева.

Так он и сделал. Сдал немного назад и скрылся в облаке дыма, стелющимся над пыльной землёй. Фашистский снаряд попала в правый трак, и лишил его хода. Вторая болванка врезалась в башню. Пробить броню не пробила, но свернула надстройку так сильно, что пушка склонилась к земле.

После нескольких залпов, фрицы решили, что с караваном всё кончено. Они повернулись к ремонтному цеху и стали палить по нему из четырёх орудийных стволов. Снаряды убивали рабочих, рушили стены, раскидывали оснастку и разбивали станки. Плюс ко всему, фашисты лупили из всех пулемётов. Множество пуль свистели вокруг, и довершали разгром.

Спустя пять минут, из-за угла огромного цеха выехали исправные советские танки, и наступило возмездие. Наших машин оказалось больше, чем фрицев. Через четверть часа, все фашистские «тридцатьчетвёрки» были подбиты.

Одна из них вспыхнула бушующим пламенем, но не осталась на месте. Она рванулась вперёд и протаранила трофейный «Т-IV». В горящей машине детонировал боезапас. Мощный взрыв сорвал башню с шасси и отбросил её в левую сторону.

Через какое-то время, оглушённый ударом, Доля очнулся. Парень прислушался к звукам, долетавшим снаружи, и с облегчением понял, что всё благополучно закончилось.

Он открыл крышку люка и осторожно выбрался из увечной машины. Парня качало от сильной контузии. Из носа текли струйки крови, но во всём остальном, он был в полном порядке. Механик повертел головой и увидел поле недавнего боя. Вокруг дымились подбитые танки и, где свои, где чужие, понять было сложно.

Среди взятых фашистами, «тридцатьчетвёрок» виднелись трофейные танки с не закрашенными крестами на серой броне. Несмотря на родные эмблемы и те и другие дрались на чужой стороне.

– От такой путаницы можно свихнуться. – сказал себе Доля, а после добавил: – С другой стороны, на войне подходят все средства. Тут уже, не до каких-либо правил, или мы их убьём, или они нас всех уничтожат.

Затем, Доля вспомнил, что от кого-то услышал жуткие цифры. Мол, в 41-м году, возле западных рубежей нашей страны стояло четырнадцать тысяч бронемашин разных видов. За первый месяц войны практически все они были потеряны.

Какая-то часть погибла в боях, но всё остальное просто бросили в поле из-за поломок и нехватки горючего. Даже если фашисты отремонтировали треть этих танков, то это какая же сила? А если прибавить ту технику, что захватили в Европе, то неудивительно, что они допёрли до Волги.

К погружённому в мысли механику, подошёл грустный Лёня и тихо сказал:

– Федю взрывом убило. Помоги отнести его в сторону.

Доля кивнул. Он посмотрел на рану на руке командира, которую тот зажимал правой ладонью, покачал головой и ответил:

– Сначала мы тебя перевяжем.

Парень вернулся в машину, достал сумку с медикаментами и наложил повязку на предплечье напарника. Кроме того, бедро сослуживца задело осколком, и его ногу пришлось бинтовать. К счастью, порезы были не очень глубокими. Командир потерял мало крови и мог почти что, свободно действовать всеми конечностями.

Уцелевшие в сражении с фрицами, люди занялись пострадавшими. Их набралось более тридцати человек. Лёгко раненные встали на ноги, и сами спустились в бытовки, где им оказали нужную помощь. «Тяжёлых» подняли на руки, отнесли в цех и уложили неподалеку от входа.

– Чуть позже придут к нам полуторки и мы отвезём их в воинский госпиталь. – пояснил мастер танкистам.

Затем, дошла очередь и до убитых. К каждому подходили вдвоём или втроём. Их брали за руки, за ноги, тащили в сторонку и укладывали на землю, где раньше был отличный газон. После чего, шли за следующим телом.

Число погибших перевалило за двадцать. Так что, тяжёлое дело двигалось достаточно медленно. Общими силами их уложили в просторную яму, что тут возникла от взрыва большого снаряда, и похоронили всех вместе, военных с гражданскими. В рыхлую землю вбили доску с перечнем имён и фамилий тех людей, которых смогли опознать.

Мёртвых фашистов забросали землёй в соседней, более мелкой воронке. А чтобы не спутать их со своими, на холмике не поставили каких-либо знаков. Даже кусок кирпича и тот пожалели.

Когда закончили с погребеньем врагов, Лёня презрительно плюнул и хмуро сказал:

– Пусть, нам фашисты скажут спасибо, что по-человечески их закопали, а не бросили на растерзание собакам и крысам.

Рабочие занялись наведеньем порядка в цеху. Танкисты отправились к дежурному офицеру, что отвечал за выделение исправных «тридцатьчетвёрок». Они сели в отремонтированные недавно машины, и выехали с территории тракторного. Там бронетехника развернулась, помчалась на северную окраину города и сходу вступила в бой с наступавшими фрицами.

Схватка с оборотнями

Сталинград находился на берегу матушки-Волги и был сильно изрезан большими оврагами. Расположение балок сильно мешало переброске советских частей, и они не могли очень быстро перейти с одного места в другое.

В то же самое время, это не позволяло фашистам действовать так, как они поступали во всех военных компаниях. Они не имели возможности окружить поселение ударами с фланга, устроить блокаду и уморить защитников жаждой и голодом. Передовые отряды захватчиков пробились к реке на севере города, но дальше идти было некуда. На юге они не смогли достигнуть и этого.

Фрицам не удалось использовать множество танков, чтобы прорвать оборону РККА. В жилых тесных кварталах тяжёлая техника не идёт несокрушимой лавиной, а перемещается длинным гуськом.

Из-за каждого здания противник бьёт по машинам. Так что, они не живут больше двух с чем-то дней. Здесь даже не требуются мощные пушки. Достаточно бросить бутылку с зажигательной смесью, и железной «коробке» конец.

Да и перевес в живой силе и современном оружии не всегда выручали фашистов. Выбить людей, засевших за кирпичными стенами, намного сложнее, чем опрокинуть пехоту, что стоит в чистом поле.

Авиация и артиллерия тоже не всегда помогала пришельцам из «культурной Европы». Казалось бы, остались только руины, а всё равно, кто-то прячется между камней. Красноармейцы ведут оружейный огонь и не позволяют войскам великого Гитлера перемещаться вперёд.

Приходиться штурмовать любое крупное здание, а если там несколько этажей и подвал, то нужно брать каждый ярус, уничтожать упорных защитников и лишь после этого, двигаться дальше. Но лишь до тех самых пор, пока на пути не встанет другой каменный дом, вдруг превратившийся в неприступную крепость.

В ходе летнего наступления, немцы захватили две железнодорожные ветки. Одна из них шла к Волге с запада, от городка под названьем Луганск, вторая от Краснодара, что расположен на юге.

Большую часть «красных соколов» фашисты смогли уничтожить в 41-м году. Советская авиация удивительно редко появлялась над степью, и не могла нанести фрицам крупный ущерб. Поэтому, немцы непрерывным потоком двигались к городу.

Красная Армия оказалась в довольно плохом положении. Несмотря на господство захватчиков в воздухе, они не смогли отрезать армии РККА от снабжения. Дороги, ведущие к Сталинграду, бомбили круглые сутки. Огромное количество войск и бронетехники погибало в пути, но какая-то часть прорывалась к линии фронта и немедля вступала в смертельную битву.

Пехота дралась с наступавшим врагом и пыталась изгнать его из приволжского города. Танки метались из квартала в квартал. Они поддерживали красноармейцев огнём и вступали в жестокие схватки с противником.

Каждый бой требовал множества жертв и бронемашины гибли одна за другой. Не считаясь с потерями, их постоянно вытаскивали с поля сражения и везли на завод. Ремонтники проявляли чудеса мастерства, смекалки, упорства. Они возрождали подбитые в сраженьях «коробки» и снова отправляли в войска.

Жуткий Мо́лох войны перемалывал технику, несчастных людей, и здания города, в мелкую пыль. Фрицы рвались вперёд и хоть и медленно, но пробивались к матушке-Волге. А за ней, как сказал один политрук, не имелось земли для отступавших солдат.

Линия фронта подходила к Сталинградскому тракторному всё ближе и ближе. Всё меньше рабочих оставались в строю, но те, кто ещё мог трудиться, не жалели ни сил, ни самой своей жизни. Они пахали в две смены, если не больше, но делали для приближенья Победы всё, что только возможно.

Следующие несколько дней, Доля почти не слезал с жёсткого кресла водителя. Если он и выбирался наружу, то лишь для того, чтобы поесть, немного поспать или сменить подбитую «тридцатьчетвёрку» на «новую».

Светлое время суток, слилось для парня в непрерывный кошмар. Едва танкисты выходили из боя, как нужно было срочно грузить в машины снаряды и снова идти в атаку на фрицев.

К сожалению парня, ночью тоже не удавалось поспать. Фашистские самолёты парили над городом и бросали осветительные бомбы крупных размеров. В свете пылающих «люстр», пилоты выискивали крупные цели и передавали координаты бомбардировщикам и артиллерии.

После чего, они корректировали огонь мощных гаубиц, которые били по площадям. Крупнокалиберные снаряды фашистов сыпались на переправы, на большие овраги и другие места, где могли укрываться люди и техника. Грохот стоял просто ужасный. Если ты и не попал под обстрел, то всё равно было трудно уснуть.

Батальон стоял в том же месте. Все деревья маленькой рощи уничтожило взрывами. Машины нечем было укрыть, поэтому, их загоняли в пещеры, которые вырыли в глинистых склонах. Экипажи ночевали в землянках, устроенных рядом.

Из многих танкистов, кого Доля видел, в первый день в батальоне, уже никого не осталось. Все либо сгорели, либо погибли при взрывах снарядов и бомб, либо их побило осколками, и они умерли от кровопотери.

Доле невероятно везло. Место механика расположено над самой землёй. Иногда, его от врага закрывала куча земли или обломки разрушенных задний. Поэтому, почти каждый раз, фашисты лупили чуть выше его головы.

К тому же, болванки рикошетировали, а если и били под опасным углом, то, в первую очередь, в башню. Обычно, это кончалось гибелью командира и заряжающего, что там находились. На участь механика выпадала контузия и маленькие осколки брони. Хорошо, что пока, ни те, ни другие, не оказались настолько опасными, чтобы убить Долю Первова.

Небольшие ранения в счёт даже не шли. Кости целы, вот и прекрасно. Наложили повязку на руку, на ногу? Можешь ты ими двигать? Значит, иди в бой с захватчиками. Всё равно, заменить тебя некем, а враги уже рядом.

Если кого-то и схватят фашисты, то не станут с ним церемониться, и шлёпнут на месте за милую душу. И наши и фрицы брали в плен одних языков. Да и те были живы, лишь до окончанья допроса. А потом, уважаемый, пожалуйте к стенке. Вести тебя некуда, караулить, тем более, некому, а кормёжки самим не хватает.