Глаза Младенца

– Я не мог, и мне нечего было Лили сказать, – упрямо ответил я.

– А сейчас есть, что ей сказать? – прямо спросил профессор.

– Да.

– Через пять дней будет связь с Землёй. И всё скажешь.

Приземлился второй бот, из него выскочили два человека и поспешили к Антону. Один из них был медиком. Антону ввели обезболивающие и поддерживающие лекарства.

– Как он? – спросил профессор у медика, когда стали готовить Антона к транспортировке.

– Плохо, но жить будет. У него сломан позвоночник и травмированы нижние органы.

– Лексис, я говорил, что профессор нас спасёт, – неожиданно прозвучал голос Антона и по внутренней и по внешней связи. – Разумнейший человек. Здравствуйте, профессор, – поздоровался удивительно громко для недавно умирающего человека Антон.

– Здравствуй, Антон. Я вижу, ты меня не послушал.

– Не послушал, признаюсь. Ошибся…, – сказал он, но через паузу продолжил, – а может, и нет.

Я удивлённо слушал, о чём они говорят, и не мог понять, когда они успели познакомиться.

– Ладно, полетели, Лексис, – сказал профессор мне, а потом добавил медику, – а ты, пожалуйста, аккуратно доставь пострадавшего на станцию и сразу на операционный стол. Колено Лексиса посмотришь позже.

– Профессор, можно Лексису полететь со мной? – попросил Антон.

Я понимал, что Антон не хотел подвергать меня риску, разделяясь по ботам. И ещё не хотел, чтобы профессор узнал о микрочипах в наших головах.

Профессор удивлённо посмотрел на Антона, а потом на меня. – Будет тесно.

– Ничего, мне на самом деле лучше полететь с Антоном, а вас бы я попросил облететь ещё территорию, особенно те места, где увидите сгоревшие куски транспорта. Может, кто-то ещё остался в живых, – попросил я профессора.

Он сомнительно покачал головой, но ответил, – хорошо, правда, топлива у нас маловато, после неожиданного прилёта военных.

Нас отвезли в центральный корпус в медицинский блок. Самое главное, надо было оказать срочную помощь Антону. К счастью, главный врач на Европе был очень квалифицированным и опытным. Он несколько часов проводил операцию, и потом постоянно в течение недели контролировал состояние пострадавшего. Мои ушибы плеча и спины, разбитая чашечка и разорванные мышцы колена не представляли больших проблем ни для врача, ни для меня. Месяц и всё полностью восстановится. Но с Антоном всё было намного сложней. Врач через неделю выдал окончательное заключение. Операция прошла успешно, все разрывы и мелкие кровотечения ликвидированы, сломанные кости скреплены. Теперь лекарства, покой, внутренние силы Антона и время восстановит его организм. Но ходить он не сможет. Только с помощью дорогостоящего микроэлектронного нейрохирургического операционного лечения можно частично восстановить функции движения. Проще сказать, сделать искусственный электронный мост с помощью микропроцессоров и рецепторов между мозгом и нервами. Разрыв спинного мозга нельзя восстановить. Антон сможет медленно ходить, сидеть, но не бегать или прыгать. Но такие восстановительные сложные работы можно провести только на Земле или Марсе.

Я проведывал Антона в первую неделю минут на пять, стараясь его особо не беспокоить. Больше времени я проводил с профессором, когда он освобождался от работы.

– Как вы догадались, что надо нас искать? – сразу спросил я его, когда он смог мне уделить внимание.

– Во-первых, кто-то уже давно передал нам сообщение с Марса, что возможен прилёт небольшого транспорта с пассажирами как раз в этих числах, с просьбой оказать помощь. Но прилетел военный лёгкий корабль. Мы его заметили уже пять дней тому назад. Он просто кружил вокруг спутника с отключенными двигателями. Капитан корабля сообщил нам, что выполняет специальное задание. А вчера корабль сел. Военные настоятельно попросили топлива, воды и продуктов. До прихода грузового транспорта ещё три с половиной месяца, а топлива у нас не так много, чтобы заправлять полные баки военного корабля. Но они оставили документ приказа с электронной подписью ВОБР и сказали, что следующий грузовой транспорт компенсирует потерю. Тогда я спросил, какое военное задание они здесь выполняли? Капитан ответил, что это секретная информация. Я тогда спросил у пилота, он тоже ничего сначала не хотел говорить, но я нашёл к нему подход. И он рассказал, что их задача состояла в уничтожении транспорта с особо опасными преступниками, которые хотели укрыться на нашей научной станции. И они с ней успешно справились. Почему уничтожить, а не захватить, спросил я. Он пожал плечами. Я попросил показать район, где они атаковали транспорт. Он показал, но уточнил, что в живых никто не остался. Это он знает точно. Тогда я специально пошёл на конфликт с военными, чтобы они быстрей всё загрузили и покинули Европу. Я припугнул капитана корабля жалобой на неправомерные действия по отношению к научным работникам и оглаской их секретной ликвидационной операции на Европе. Он всё понял и дал команду на взлёт. А я дал команду на поиски.

– Но пилот сказал, что никто не остался в живых.

– Антон правильно сказал, что я – разумный человек. У меня хватило разума ему не поверить и всё проверить самому. Когда перед тобой стоит вопрос жизни или смерти людей, надо доверять только себе или человеку, которому ты не можешь не доверять. Пилот к таким людям не относился, – профессор задумался. – И ещё, я думал о тебе. Это удивительно, но я ожидал найти именно тебя, Лексис. Фантасмагория? Оказывается, нет.

Он посмотрел на меня добрыми глазами, и спросил, какими путями меня сюда снова занесло? Я рассказал вкратце о своих злоключениях, стараясь смягчить некоторые детали. О роли Антона, конечно, не упоминая микрочипы, о гибели Тома, о марсианском братстве и самоотверженности. Профессор слушал, ничему не удивляясь, словно знал об этом раньше. Он только сильно огорчился, когда узнал о смерти Тома. Он понимал, кем для меня был Том, и вообще, понимал, кем был Том. Когда я закончил рассказ, профессор спросил, почему же ваш транспорт пытались уничтожить? Я выдумал секретную информацию о преступной работе ВОБР, о которой узнал Антон и я. Профессор задумчиво сказал, что всё понятно. Что о нашем спасении никто за пределами Европы не должен знать, и он это обеспечит. Доступ к связи имеют только надёжные работники, в честности которых он не сомневается. А мы должны лечиться и выжидать. Он даже не разрешил мне пообщаться с Лили, только позволил слушать, а сам попытался завуалированными фразами успокоить её и дать понять, что я жив, здоров, люблю её и Поля и обязательно вернусь домой. Только ей надо верить и ждать.

Антон быстро поправлялся. На его лице снова появилась улыбка, но не такая уверенная, как раньше. Он знал, что обречён на малоподвижный образ жизни. Быстрое сильное тело, внутренний мир, получающий большую радость от стремительной жизни, как они смирятся с таким положением дел? Я не знал, и не знал ещё толком сам Антон. Первые дни, когда боли ушли, и самочувствие стало относительно хорошим, Антон был задумчив и самоуглублён. Я старался ему не мешать, и мои посещения были не долгими. Но Антон постепенно свыкался со своим будущим, и у него снова появилась тяга к общению. Со мной и профессором. Особенно со мной, так как профессор освобождался только вечером и всё-таки не был так близок к нему, как я. Так считал Антон.

А я так не считал. Не было у меня близких отношений с Антоном. У меня был в жизни и остался в душе только один настоящий друг – Том. И в его смерти повинен Антон. Может косвенно, но это уже неважно. Да, Антон снова немного ожил в моём внутреннем мире после последних трагических событий. Я не мог не замечать его хорошие человеческие качества, а они точно у него есть, и я не мог быть неблагодарным ему за спасение, но всё не то. Всё, как игра. У меня было двойственное ощущение. Странно, игра, но серьёзная игра, когда на кон ставятся жизни, в том числе и моя жизнь. Но это – не жизнь. И поэтому я не хотел сближаться с Антоном, чтобы не стать похожим на него.

– Лексис, почему ты спешишь покинуть меня? – спросил как-то Антон. – Во-первых, я в отличие от тебя даже хромать не могу. Во-вторых, чем ты можешь быть занят в этом затерянном от цивилизации мире, где даже новости приходят с некоторым опозданием?

– Я помогаю одному старому знакомому по прошлому посещению Европы. Талантливый молодой человек, и он со своей стороны открывает много нового для меня.

– Понятно, – с некоторым огорчением сказал Антон, – но не забывай и меня, пожалуйста.

– Конечно, Антон, – сказал я. – Ты о чём-то хочешь поговорить?

– О нас. Ты знаешь, что произошло на Марсе, пока мы летели сюда?

– Да, кое-что понял из старых записей новостей, переданных на Европу, рассказа профессора и других сотрудников станции.

– Я тоже просмотрел записи. О чём там рассказывается? Марсианское восстание в течение восьми дней подавлено. Все подпольные подземные производства уничтожены. Все лидеры марсианского восстания убиты или схвачены. Наступило время братской любви, взаимопонимания и сотрудничества Марса и Земли. Всю ответственность за тысячи погибших людей несут лидеры марсианского восстания, жаждущие власти и толкающие невинных людей на смерть. Такое больше не должно повториться. Насилие и человечество – несовместимые понятия. И так далее, и тому подобное. И что ты по этому поводу думаешь?

– Демагогия о человеколюбии и ложь.

– Правильно, – радостно согласился Антон. – Как во все времена. Лицемерная политика продолжает править мозгами непосвящённых людей, а их большинство, а значит, и миром. Но мы, посвящённые, понимаем, что всё не так. Марсианское движение не уничтожено. Я смотрел приведённые списки погибших и захваченных лидеров, многих имён там нет. Макса, кстати тоже нет. Может, он остался жив?

– Может и Мик? – произнёс я вполголоса, нащупывая в кармане его кольцо.

– Кто такой Мик? – спросил Антон.

Я покачал головой, давая понять, что Антон его не знает.

– Так вот, – продолжил он, – корабль тоже не обнаружен. О нём бы обязательно сказали. Это было главной задачей операции «Война миров». Что касается погибших, то именно марсиан погибло тысячи, а десантников только сотни. И виной этому не только упрямство марсианских лидеров, но и прямолинейная жестокость ВОБР.

– Но ты раньше считал, что благость для многих оправдывает жестокость для некоторых.

– Я и сейчас продолжаю так считать. Разум людей несовершенен, поэтому возникают проблемы, и многие из них можно решить только жёстким методом. Пороки властвуют над людьми в разной степени, – ответил Антон.

– Так кто больше порочен? Марсиане, отдающие свои жизни ради свободы и счастья всех марсиан, или земляне, препятствующие им? Я не спрашиваю – дальновиднее, разумнее? Я просто спрашиваю – порочнее? – прямо смотря в глаза Антону, спросил я.

– Разум надо воспринимать комплексно. Добрые, но не умные стремления могут быть опасны для неразумного общества. Я не хочу оправдывать руководителей ВОБР и корпораций. Они провалили операцию, потому что поспешили. Я чувствовал, что информации ещё недостаточно. Но они опасались, что не успеют, и надеялись, что по ходу действия сумеют всё сложить. Но, по-моему, ничего у них не получилось. Земляне поступили неразумно во всех отношениях – безумно по плану и бездушно по-человечески. А марсиане, ты прав, оказались разумнее землян. Может, действительно, надо стать марсианином, чтобы раскрыть в себе настоящего человека, – задумчиво сказал Антон.

– Да, у марсиан есть чему поучиться землянам. Я провёл вместе с ними не так много времени, но мне кажется, я стал немного похож на них.

– Но, Лексис, повторюсь, если случится решающий бой, он должен случиться, дело времени, и марсиане победят и приобретут свободу и независимость, то это не будет победой всего человечества. Люди не готовы жить по светлым принципам, разумом не готовы. Допустим, что марсиане все готовы, хотя я в этом сильно сомневаюсь, но земляне будут лицемерить, выжидать и готовить благоприятные условия, чтобы вернуть себе всю власть. Ты посмотри, если руководство ВОБР способно лгать и предавать, то, что можно сказать о рядовых гражданах Земли. Каждый второй такой же, как они, если не хуже.

– А когда-то ты верил ВОБР.

– Я просто шёл с этой организацией по пути. У нас была одна цель – развитие человечества. Я не всегда соглашался с их действиями и методами работы. Но видел результат. Положительный результат. Но в этот раз кто-то из руководства ВОБР, я догадываюсь кто, поступил совершенно неразумно. И дело даже не в стремлении нас уничтожить. Мы – частный случай. Мне кажется, эти люди через месяц или год уйдут в отставку, их заставят уйти, и мы поможем, а ВОБР будет продолжать выполнять свою миссию. В целом положительную миссию. Проблема не в ВОБР. Идея создания и работы этой организации разумна. Проблема в людях, которые не могут ещё по природе поступать разумно, и именно они, проникая во властные структуры, мешают жить людям, И на Марсе, и на Земле.

– А я всё-таки верю в людей, во всех людей, где бы они не жили. И в их светлое будущее.

Антон улыбнулся, – ты светлый человек, и стараешься видеть свет и в других людях. Но в жизни ещё много темноты, – а потом, через паузу, как бы спохватившись, продолжил. – Да, о нас. Я всё продумал. Есть два варианта, чтобы нас не попыталась добить ВОБР, как людей, имеющих на неё большой компромат. Первый вариант, если марсиане в ближайшее время, пока мы будем находиться здесь, приобретут независимость. Это самый удачный для нас вариант, и тогда решить все проблемы – дело техники. Второй вариант, если вся власть останется у ВОБР. Это сложнее, но тоже можно.

– Антон, давай подождём, – перебил я его. – И перед отлётом будет ясно, как нам лучше поступить. А сейчас я хотел бы оставить тебя. Я обещал молодому учёному, что буду присутствовать при его эксперименте. Зайду к тебе позже.

– Ладно, – ответил он и грустно посмотрел мне вслед.

Мне было немного неприятно так покидать Антона. Но я обещал. Это раз. И моя жизнь – это моя жизнь, а не наша общая, несмотря на микрочипы и его беспомощность. Это два. Надо, чтобы всё стояло на своих местах, без лицемерия.

Как-то вечером я и профессор вместе навестили Антона. Разговор пошёл о взаимодействии философии и науки. Больше говорил Антон и профессор, часто вспоминая великих учёных и философов. А я внимательно слушал, и замечал, что иногда в их речи проскакивали ссылки на прошлый разговор. Я точно знал, что профессор и Антон встречались, но никак не мог понять при каких обстоятельствах. И когда у них возникла пауза в разговоре, я не выдержал и спросил.

– Когда и где вы встречались?

Профессор сначала посмотрел на меня, а потом выжидающе на Антона.

Антон немного замялся, но потом сказал. – Я знал, что ты задашь этот вопрос. Я встретился с профессором здесь на Европе за три месяца до встречи с тобой. Я прилетел сюда с целью найти осмий.

– Ты лгал мне,– сказал я, с укором снова смотря на Антона.

– Нет, я просто не был откровенен с тобой.

Я перевёл взгляд на отца Лили, как бы спрашивая, не доставил ли ему Антон неприятностей в прошлую встречу.

Но Антон ответил за профессора. – Ничего не думай плохого, Лексис. Профессор замечательный, редкий по разуму человек. Если бы все люди были похожи на него, то светлое будущее уже давно наступило. Я очень ценю его, и никогда бы не позволил себе неуважительного отношения. Он мне рассказал об осмии всё сам, потому что скрывать информацию смысла не было. Мы оба понимали, что всё сейчас решается на Марсе. Только профессор меня предупредил, чтобы я не привлекал тебя к своей марсианской миссии. Дважды предупредил, акцентировав, что это, в первую очередь, не нужно самому мне. И что мы сейчас видим – я стал калекой. Потому что не послушался разумного человека. Но мои чувства и мысли неоднозначны. Да, я совершил глупость и теперь расплачиваюсь. И вдобавок из-за моих действий погиб Том. Всё закончилось очень плохо. Но если бы я не привлёк тебя, что было бы с тобой, Лексис? Скажи, так же тебя сейчас мучают глаза Младенца, как раньше?

Профессор с небольшим удивлением посмотрел на меня, но ничего не спросил. Он всё старался постигать самостоятельно или уже постиг раньше. С небольшим ожиданием смотрел на меня и Антон. И он тоже многое постигал самостоятельно. Я ничего не ответил, только посмотрел на них, не разочаровывая их в своих способностях.

Антон был прав, глаза Младенца всё реже вглядывались в мою душу и всё слабее терзали её. Они чаще появлялись в ночных кошмарах, когда я заново переживал прошедшие моменты марсианской жизни, или ночных светлых сказках, когда любимые были рядом. Я видел Тома, вернувшегося мёртвым к живому, и он говорил мне с любовью в глазах: «счастья тебе, Лексис, Лили и твоим детям». Я видел, как осколки гранаты прошили молодое тело Мика, но он успел прошептать мне: «не забудь про кольцо». Я видел Макса, который кричал мне сквозь огонь: «да здравствует революция». И сквозь всё на меня смотрели глаза Младенца и глубоко чувствовали мою боль и тоску, как я раньше чувствовал их.

Антон и профессор оставили меня в покое и снова переключились друг на друга. – Скажите, профессор. Почему вы на многие годы спрятали себя на этом далёком ледяном спутнике? Вы талантливы, почему бы вам не работать поближе к людям и над более насущными проблемами? Допустим, генетические исследования в области клонирования полезных и дешёвых продуктов питания или исследования микроорганизмов с целью предотвращения экологических нарушений на Земле и так далее. Ваш разум многогранен, и вы могли бы больше помочь людям, занимаясь реальными делами, а не поиском жизни на других планетах. Тем более, мне кажется, что её кроме как на нашей родимой Земле больше нигде и нет. Я, конечно, имею в виду Солнечную систему.

Мне не понравилось выражение «спрятали себя». Профессор просто работает, а не убегает от чего-либо, и ему виднее, где он полезнее всего – на Европе, Марсе или Земле. Я уже хотел заступиться за отца Лили, но он ответил сам.

– Ну, что же, Антон, давай поговорим. И не только обо мне, но и о тебе. Откровенно поговорим.

Я занимаюсь наукой, и моя работа не сводится только к поиску внеземных жизненных форм. Ты наивно думаешь, что если я не найду этих форм, то значит, моя жизнь прошла бесцельно и бесполезно. Всё не так. Я систематически готовлю лекции для студентов и отправляю их на Марс и Землю, и они пользуются популярностью. Написал три научные монографии и получил хорошие отзывы коллег. Дело в том, что, изучая особенности Европы, как спутника, где есть относительно благоприятные условия для возникновения жизни, я уже вкладываю свой кирпичик в фундамент науки, даже не найдя внеземных жизненных форм. И ещё, я сделал некоторые открытия, несвязанные с местом моего пребывания. Если есть знания и работает логика, интеллект, то умные мысли рождаются независимо от того, где ты находишься. И последнее, наука не терпит слово «кажется». Была, есть, будет или никогда не было и не будет внеземной жизни в Солнечной системе – это можно узнать только с помощью бесспорных научных доказательств, а не предполагать условно. Поиском этих доказательств я и занимаюсь.

– Но вы верите, что она есть? – не унимался Антон.

– Научные предпосылки утверждают, что должна быть. Верить можно в человека, Мировую гармонию. Философия, а не наука оперирует понятиями веры, любви и счастья. А я счастлив, работая на Европе. Мы проникаем всё глубже и глубже в строение и историю формирования спутника, и наши шансы найти доказательства существования или отсутствия жизни растут. Пока моё место здесь. Именно здесь я ощущаю свою полезность и значимость для людей.

Антон больше не стал ничего говорить. И я не мог понять, убедил его профессор, или он остался при своём мнении.

Между тем, профессор продолжил речь. – А теперь, Антон, поговорим о тебе. Ты имел очень высокий потенциал разума, и сумел его в определённой мере раскрыть. Плюс к этому у тебя сильный характер и высокая целеустремлённость. Но как ты сумел реализовать в жизни свои способности?

– Никак, – вставил иронично к себе Антон.

Профессор пропустил реплику мимо ушей. – Не спорю, ты старался сделать много хорошего людям, ты старался жить для людей. Ты не относишься к слабым разумом людям, которых кроме материального потребления и массового развлечения ничего более не интересует, и которые живут только ради материального благополучия себя и своих близких.

– Я их презираю, – снова вставил Антон.

– Нельзя презирать людей, даже если они не столь умны, как ты, – вставил уже я. Антон посмотрел на меня и улыбнулся. Профессор же посмотрел недовольно на нас обоих, и мы его больше не перебивали.

– Никого ты не презираешь. Просто относишься с меньшим вниманием и уважением. В тебе нет большого тщеславия и корысти, но небольшое есть. А небольшое есть у всех нормальных людей. У кого чуть больше, у кого чуть меньше. Это естественно. Получается, у тебя были все возможности найти своё место среди людей, достойное тебя место. Ты мог стать и творческой личностью, и научным работником, и мастером дела или таким, как Лексис. Но ты никем не стал. Таланта не хватило? Сомневаюсь. Силы воли? Тем более. Я с полной уверенностью могу сказать, что будь у тебя стремление к власти, ты без труда мог стать значимым политиком или финансистом, но ты понимал, что жизнь-карьера опасна для разума, и поэтому старался просто быть полезным людям. Но по большому счёту не смог, потому что расплескал себя. Наверное, писал философские заметки, но по-настоящему философию жизни не раскрыл и не смог её продвинуть вперёд, или пытался рисовать а-ля Антон, но, не уделяя много времени обучению живописи, остался на любительском уровне. Ты решил помогать людям конкретными делами, борясь с преступниками, но профессиональным полицейским, военным не стал. В нынешнее время только один человек из трёх, занимающихся вышеперечисленными профессиями, имеет право называться настоящим профессионалом. То есть, служить людям так беззаветно, самоотверженно и честно, что заслужить их светлую благодарность. Ты Антон, относишься к остальным двум. Ты был слишком умным, а не слишком усидчивым, справедливым и добрым. Твой разум при всей разносторонности был сдвинут в сторону расчёта, а не самопожертвования. Ты любил манипулировать людьми и часто достигал положительного результата. Используя некоторых, делал хорошее дело для многих. Но всё это носило локальный характер. И сумма положительных результатов локального характера не привела к положительному результату глобального характера. Ты боролся с марсианским движением, считая его несвоевременным, но в итоге проиграл. И самое главное, ты проиграл в жизни. Тебя бросила и ВОБР и вообще люди. У тебя есть друзья? Нет. У тебя есть семья? Нет. У тебя есть благодарность людей? Есть, но не так её много. А ты уже не молод.

Антон печально слушал, понимая, что профессор во многом прав. Учёный решил подбодрить Антона.

– Я не хочу критиковать твою жизнь. Я хочу, чтобы ты задумался, как её сделать более светлой и созидательной. Задумался, в чём заключается это чуть-чуть, которое отличает тебя от тех людей, которые находят своё достойное место в жизни.

– Уже поздно. Я действительно проиграл, и жизнь меня разочаровала. У меня нет ни духовных сил, ни физических возможностей. Я даже ходить не могу по-человечески. Что я могу сделать? Написать философские мемуары о своей неординарной жизни, оправдывая свои поступки. Но кому они нужны? Удивительно, я общался со многими хорошими людьми, в том числе и с вами, но они остались или в стороне, или на противоположном берегу, или погибли. Я был в любовных отношениях с милыми женщинами, но они так и остались только любовницами из прошлого. У меня осталось только одно важное дело. И больше ничего. Я никому ничего не хочу доказывать или искать справедливости. Что заслужил, то и получил. – Антон замолчал, задумчиво воспринимая самого себя.

– Ходить ты будешь, а дело всегда можно найти, было бы желание, – протестуя, сказал профессор.

Но я чувствовал, что Антон сгорел. Он радовался борьбе и победам, пока не понял, что окончательно проиграл. Когда всегда выигрывающего боксёра посылают в глубокий нокаут, да так, что он годы не может оклематься, то он никогда больше не захочет боксировать. Настоящий победитель в жизни тот, кто испытывал трудности, часто проигрывал, но не сдавался и шёл вперёд, и, в конце концов, выиграл самый важный для себя бой и остался непобеждённым навсегда. Я сочувствовал Антону, но помочь ничем не мог. Если он и сможет подняться, то только сам. Но он не сможет, его разум признал поражение.

– Ладно, я вас покидаю, мне надо заняться делами. Что-то не очень сложился у нас разговор, – сказал досадливо учёный и ушёл.

Я чувствовал себя немного неловко, но не уходил. Нельзя было уходить следом за профессором.

– Лексис, вот скажи мне, почему у людей разные судьбы? Одним выпадают знаки Мировой гармонии и полностью меняют жизнь, а кому-то нет. Одним меняют жизнь в положительную сторону, другим – в отрицательную. Сколько попыток было научиться предугадывать и влиять на судьбу, но всё на метафизическом уровне и без реальных результатов. Может, ты знаешь ответ? – спросил меня Антон.