
Полная версия:
Колодец
– Алло?
– Олег, здравствуйте, это Степан Анатольевич, директор, вас беспокоит.
– Да, Степан Анатольевич, здравствуйте, – я молниеносно сориентировался и сделал свой голос слегка больным и измученным, а сам от волнения машинально начал расхаживать по квартире. – Знаете, я пришел сегодня в офис, и мне стало как-то плохо. Я подумал, что не стоит работать в таком состоянии и уехал к родителям. Разрешите за свой счет отдохну денек, а если завтра лучше не станет возьму тогда больничный.
– Это конечно без проблем, только впредь желательно ставить в известность хотя бы вашего прямого руководителя, а не убегать сломя голову, чтобы он потом мне не жаловался. У меня нет времени на подобного рода звонки, договорились?
– Да, конечно, благодарю вас, всего доброго! – пронесло.
Я выдохнул и расслабился. Возможно, не придется менять работу, и все само собой утрясется. Пока я придумывал правдоподобную отмазку и пытался сгладить все углы, я оказался в комнате, и закончив говорить облегченно бросил телефон на диван. Не спеша снова направился на кухню. Но не успел я сделать шаг, как телефон зазвонил вновь. Наверняка начальник забыл что-то спросить и теперь перезванивает, и я не глядя прислонил телефон к уху.
– Да, Степан Анатольевич? – снова больным голосом произнес я.
– Кхм, эм, прошу прощения, вас беспокоит Патологоанатомическое отделение БСМП №1, вы Роланов Олег Дмитриевич?
– Я!?
– Вам необходимо подъехать к нам в отделение, нужно срочно решить вопрос с телами, их утром доставили. Мы до вас дозвониться не могли. Сегодня подъехать успеете? До 17:00?
– Какими телами?
– Вам разве еще не сообщили. Полицейский, сказал, что сам вам сообщит и обо всем уведомит. Разве нет? Сейчас минутку. – и голос разлетелся сильным эхо и провалился куда-то в глубь комнаты. – Гриш, а Гриш, эти два тела с аварии, мент же приходил про них разговор был, да? Ага, понял. Все верно. Нам утром сказали, что они сами вас уведомят. Вот мы с самого утра вас ждем, и дозвониться не можем.
– А о каких телах, простите? – и не смог договорить, ком из слез встал у меня в горле, и я еле сдерживался, чтобы не зарыдать.
– Очень странно, что вам не сообщили, уже столько времени прошло. Нам сказали только, что очень рано утром произошла автомобильная авария, смерть констатировали на месте, потом доставили к нам. Вы в списке ближайших родственников. Мне жаль.
Отложив телефон в сторону, я смотрел ровно перед собой, и град из слез капал на ковер под моими ногами. Я просто не мог в это поверить. Собравшись с силами, поднес телефон к уху.
– Олег Дмитриевич? Вы сможете сегодня приехать?
– Постойте, нет. Этого не может быть, я разговаривал с ними сегодня утром, -всхлипывая и кашляя, вымолвил я, – А вы мне что говорите! Это не мои!
– Послушайте, я, конечно, вам соболезную и все такое, но у нас тут несколько тел ждет на очереди! Ваши или нет, прошу приехать сюда и на месте разберемся. У нас тут не гостиница, да и не в моих интересах вас обманывать, уж поверьте!
– Хорошо, сейчас приеду.
– Ушинского 10, постарайтесь до 17:00 успеть.
– Хорошо. – на том конце уже повесили трубку.
Я не хотел плакать, слезы почему-то сами вытекали из уголков глаз и неслись бурным потоком по моим щекам и, хотя я не поверил в сказанное, внутри что-то екнуло от одной мысли о том, что это могло произойти. Я видел их и говорил с ними сегодня утром, трогал их. Снова, уже обдуманные и переваренные мысли и чувства, по новому кругу вернулись ко мне, и я стал погружаться в них, не замечая, что делал тоже самое несколько часов назад. Опять вихрем боль и тоска разлетелись по моему телу и горячим воздухом омыли все мои конечности, так что испарина появилась на моей спине. Не может этого быть! Это точно ошибка. Нужно убедиться, ситуация сама складывается таким образом, чтобы я смог это сделать. Нужно быстро съездить в морг, как можно быстрее все выяснить и наконец успокоиться. Я сунул телефон в карман, как в тумане прошел в коридор, обулся, надел куртку и вышел.
Мысли путались и сновали из стороны в сторону в замкнутом пространстве моей черепной коробки. Ехать на автобусе или идти пешком холодно и долго, а мне хотелось как можно быстрее закончить этот поход, и я, спустившись, вызвал такси и стоял у подъезда в ожидании. Не в силах сосредоточится, я ходил взад-вперед, пошаркивая ногами и черпая старенькими ботинками грязный снег. Жаль, что я не курю, а то самое время. Руки слегка потрясывались, я был сильно возбужден, и по телу пробежала небольшая и неуемная дрожь, истерика перешла в хроническую стадию и слегка стихла.
На улице было пусто, только одинокая девочка гуляла с собакой возле дома. Собака эта радостно виляла хвостом, кружилась и весело прыгала, играя сама с собой и темным, истоптанным снегом. Вот бы и мне так, кружиться и скакать беззаботной собакой. Девочка заметила мой интерес к собачонке и дернув поводок смело двинулась прямиком ко мне. Она молча подошла и встала совсем рядом, а собака с любопытством начала меня обнюхивать. Такси что-то очень долго едет. У собаки был интересный приплюснутый нос и шелковистая не по погоде шерсть, а девочка как-то странно и пристально смотрела на меня. Где-то я уже видел этот взгляд. Пронзительный. Пугающий. Я невольно дернулся, и вместе со мной дернулась девочка, дернулся и поводок. Собака, обнюхав меня, потеряла интерес и стала уходить. По моему телу снова пробежали мурашки, но это был не конец. Немного отойдя от меня, девочка обернулась и сказала:
– От вас дымом пахнет. Что-то горит!
В тот же миг в кармане громко зазвонил телефон, и машина такси повернула прямо к моему подъезду. Черт возьми, я оставил сковороду на включенной плите. Черт, черт, черт! Я пулей подлетел к подъезду, но дверь закрыта. Кто-то выдернул кирпичик и теперь нужно было искать ключ. Трясущейся рукой я шарил по карманам, вынул связку, открыл дверь, вызвал лифт, который сразу впустил меня. Тыкал на кнопку этажа столько раз, сколько было сил, и быстрее он, конечно, не поехал. Очень долго. Выбежал. Вроде бы гарью не пахло. Руки не слушались, а ключ никак не мог попасть в личинку. Ура, открыл. Прямо в обуви добежал до кухни, оставив кучу размазанных следов. Мать меня убьёт. И допрыгнув до плиты одним движением выключил ее. Сковорода раскалилась словно лава, от нее струйкой исходил черный дым, который затянул кухню, но повезло, что я не успел налить масла, иначе…
Снова зазвонил телефон, но я был уже без сил. Снова незнакомый номер.
– Алло.
– Здравствуйте, это такси, стою у подъезда!
– Да, я выхожу.
Мать его, что за день сегодня! Я рассыпался. Раскололся на части. Еще немного и впаду в дикое отчаяние, не смогу вообще ничего предпринять. Уходя, проверил еще раз все ли я выключил и только после этого спокойно закрыл за собой дверь. Лифт был на моем этаже, я спустился, снова пялясь на странную рекламу, быстро сел в такси и покатил в сторону морга. Меньше, чем через пол часа я буду на месте, и наконец-то все закончится. Надеюсь.
На том конце провода
Больница находилась довольно далеко от центра, за всеми этими событиями, время незаметно подкралось к вечеру, и народец хлынул на своих обледенелых, страшненьких машинках на улицы, дабы успеть без пробок попасть домой. Начинало темнеть. Водитель такси будто специально залез в самую гущу, выбрав маршрут, проходящий через деловые и офисные центры. Объездные пути я знал хорошо, а вот он видимо нет, и уперевшись в зад серебристой Лады, мы медленно продвигались от одного светофора к другому. Я сидел сзади и решил молча откинуть голову, постараться сейчас ни о чем не думать, попытаться не загнать себя в темный угол и доехать, сохраняя последние остатки хладнокровия.
Уткнувшись лбом в стекло, я смотрел, как укутанные люди торопятся кто куда: в столовые и кафе, чтобы успеть занять очередь за скверно пахнущим супом и дешевым пепельным кофе, в магазин за черствым батоном и пельменями, за детьми в сады и школы, может быть на вечерний матч или к друзьям на пиво. Все как-то двигались, будто в большом муравейнике, телефоны не выпускались из рук, люди сигналили друг другу, кто-то упал и бранил дворника за лед и снег на тротуаре. Все злились и нервничали, ерзали, бежали, опаздывали, суетились и метались – все подчинялись хаосу. Однако верили, что хаос этот упорядочен и поддается контролю. Что за жизнь, хотя сам тысячу раз находил себя бегущим, а после стоящим в этой самой очереди за тем же самым кислым супом или дерьмовым кофе.
Такие правила игры. Однажды согласившись в нее играть, очень сложно вытащить себя и избавиться от азарта, перестать делать ставки и надеяться на зеро. Тут либо красное, либо черное. И вот ты снова у автомата. Ты на крючке, и с тобой можно делать все что угодно. Сначала ловко поймали, осталось выпотрошить, и хоть жарь, хоть соли. И чем больше и дольше ты играешь, тем сильнее начинает казаться, что все по-настоящему, что жизнь проста и понятна, а чем упорнее борьба, тем больше шансов перейти на новый уровень. Совершаешь безумные поступки, идешь по головам, лжешь, предаешь и все ради чего-то большего, лучшего, вечного. Будто получив это, мы наконец избавимся от того, что нас душило, слезем с крючка и наконец будем счастливы. И отрыть глаза, замереть на секунду, понять суть совершаемых поступков и происходящего вокруг нам дано лишь достигнув точки невозврата, когда, оглянувшись, понимаешь – все снова не так. Никогда нам не достичь своих же идеалов, а все большое, что нам мерещилось оказывается не чем иным, как той же самой кучкой навоза, которая и без усилий была у нас. И от безысходности мы продолжаем висеть на этом крючке, продолжаем играть и соглашаться жрать все дерьмо этого мира, лишь бы оно было дешевым, а еще лучше бесплатным. Лишь бы только нас не тронули и не отобрали последнего – наших пустых иллюзий.
Время шло медленно, казалось, оно тоже встало в пробку, но мертвецы же не убегут и я, отпустив грузные мысли на самотек, закрыл отяжелевшие глаза и погрузился в дремоту. Я устал. Проснулся я, когда щетинистый водитель потряс меня за руку.
– Брат, приехали. У меня заказ новый, выходи, люди ждут!
Ни гвоздя, ни жезла, как говориться! Я выполз с тесного сиденья, и до центрального входа в больницу было метров сто. Пригревшись в машине так, что ледяная улица пробрала меня до дрожи, я, поджав плечи, не спеша и боясь поскользнуться, направился туда, мысленно готовя себя к приключению, коих в моей жизни еще не было. Я терпеть не мог больницы, хотя не знаю кому в России вообще может нравиться в них бывать, кроме бабулек, которым от нечего делать дай потолкаться в узких пропахших спиртом и хлоркой коридорах, и в очередях в кабинеты, что являются главным информбюро. Смесь страха, пренебрежения, или даже отвращения бурлили во мне в момент, когда я открывал дверь.
Возле регистратуры было много народу, как обычно половина окон не работало, врачи в белых халатах сновали туда-сюда, и рядом был вход в травмпункт. Люди растерянно стояли кучками, не зная куда им идти, они мешали и врачам, и больным, которые спускались сюда с верхних этажей, чтобы купить что-то съестное в местных ларьках, а медсестры в смешных синих штанах носились с бумажками и карточками словно пчелки. Я мгновенно оказался в такой же кучке и суетливо искал глазами человека в белом халате, который бы замешкался и на секунду остановился. Мне не хотелось стоять очередь в регистратуру, нужно было как-то быстро узнать, как пройти в морг. В очередной раз мотнув головой, я заприметил стоящих немного обособленно человека в белом халате, человека в полицейской форме, заполнявшего какие-то бумажки и человека с забинтованной головой. Ловко пробираясь сквозь тесные людские потоки, я старался не упустить их и улучить момент обратиться со своей дурацкой просьбой.
– Протокол я составил, вы пока отдыхайте, а мы по горячим следам попробуем отыскать мерзавца. Результат сообщу по телефону, если так будет удобно? – сказал полицейский, обращаясь к человеку с бинтами на голове. Тот кивнул и поблагодарил.
– Так от вас тогда сегодня жду результата снимков и заключение. Нам для возбуждения необходимо понимать характер травм и степень тяжести. Заключение обязательно письменно, сами понимаете. Когда я могу прийти и забрать это все для приобщения?
– Сегодня я на дежурстве, и людей как видите не мало, так что ближе к вечеру займусь писаниной. Если удобно, приходите после семи вечера или завтра, но меня тут не будет, заберете в ординаторской. – уставшим голосом ответил врач.
– Прошу прощения, подскажите, как в морг пройти? – Лучшего момента я не нашел и бесцеремонно вклинился в их разговор. Получилось хоть и робко, но эффективно, ведь все трое слегка изумленно уставились на меня, полицейский заговорил первым.
– Я сейчас как раз туда иду, минуту подождите и пройдете вместе со мной. – и дальше продолжил с доктором, – Поступим тогда следующим образом. Сегодня у меня уже не будет времени, а завтра я постараюсь утром забежать и забрать отчет, заодно о вашем самочувствии осведомлюсь. Договорились? Тогда до встречи! – они все еще раз переглянулись, немного покивали в знак согласия друг с другом, и полицейский, сделав шаг в сторону, тронул меня за плечо.
– Пройдемте.
Не дожидаясь от меня телодвижений, он резво направился по коридору в противоположную от травмпункта сторону. Шел он торопливо. Со спины был рослый, но худощавый, и шаги у него были гигантские, я семенил за ним как мог быстро. Форменная одежда смотрелась мешковатой и при каждом движении колыхалась и заламывалась, как отдельно живущий организм или паразит, облепивший бедное тело обезвоженного человека. Спустились по лестнице на цокольный этаж, долго шли лабиринтами коридоров, навстречу нам то и дело попадались люди в белых халатах, которые негодующе косились и проходили мимо. И вот перед нами двери, которые широко распахивались в обе стороны, а над ними угрожающая надпись: «Патологоанатомическое отделение». Человек в форме, не тормозя, очень смело и бойко, распахнул эти двери и как к себе домой заскочил внутрь храма смерти. Практически сразу в нос ударил своеобразный запах формалина, трупного разложения, хлорки и прочих дезодорантов для мертвецов. Единожды почуяв эту смесь ароматов, их уже ни с чем не спутаешь. Слегка затошнило, пришлось остановиться и зажать нос, но распашные двери сильно ударили меня по спине и протолкнули вглубь. Полицейский обернулся и посмотрев на меня ухмыльнулся, выпятив вперед скулы.
Мы прошли мимо каких-то комнат, с плотно закрытыми дверьми, на которых были только номера. Коридор был длинным и упирался в закрытый плотными резиновыми шторками проем. Не доходя до него, остановились у пластиковой белой двери, так же без надписи, но за ней явно теплилась жизнь. Я покорно следовал за полицией и молча наблюдал за обстановкой. Было немного не по себе, хотя человек в форме держался бодро и не проявлял не малейшего стеснения или робости. Пластиковая дверь открылась на себя, и машинально снимая шапку, громко, чтобы даже мертвецы услышали, полицейский прокричал:
– Гриш, ты здесь? – ответ послышался откуда-то сзади, чьи-то тапочки начали шелестеть по полу в нашу сторону. Противоположная дверь распахнулась и из нее выскочил человечек, по виду напоминавший хранителя секретов умерших.
– Опять ты, что-то зачастил к нам! – человечек этот был небольшого роста, лысенький, с маленьким сплюснутым носом и еле видными глазками, спрятанными за оправой увесистых очков. На нем был белый халат поверх черной водолазки, а в руке он держал какой-то надкусанный пирожок. – Снова труп приволок? Или как прошлый раз поковырять пришел? Кх-кх! Давай, что хотел, дел много?
– Ты всем-то не рассказывай, я так, спросить зашел, не приходили за теми двумя, что после аварии? А то время идет, вещи лежат, машина стоит.
– Ой, я забегался и забыл про тебя. Их забрали, буквально пол часа назад. – он прошел мимо нас в кабинет, попутно откусив пирожок.
– Твою мать, ты серьезно? Гриша, ну просил же! Теперь ищи-свищи его. – полицейский был явно удручен сложившейся ситуацией, но больше всех был удивлен я, однако предпочел не вмешиваться и наблюдать, как диалог развивался сам собой. Мне, без лишних вопросов, оставалось только стоять, смотреть и слушать. Как в театре. Полицейский в раздумье начал ходить взад-вперед и нервно теребить в руках форменную шапку.
– Ну не злись ты. Мы чудом дозвонились до пацана, номер которого ты оставил, и малый очень оперативно приехал. Он явно не в себе был, даже для меня удивительно. Я, когда тела вывез, он их и нюхал, и разглядывал, и все трогал, щупал. – он, не прожевав до конца, ярко жестикулировал и всячески выказывал свое отвращение, размахивая надкусанным пирожком в разные стороны. – В общем не знаю, чем тебе теперь помочь. Я отвлекся, куда-то отошел, а когда вернулся ни его, ни тел уже не было, чему я, честно говоря, несказанно рад. Ты же знаешь, мне важно чтобы ячейки освободились. У нас тут видите ли очередь. – из его открытого рта раздался короткий и нелепый смешок, который больше походил на хрипотцу подавившегося пирожком человека.
– Ты молодец, конечно, отделался, а мне куда теперь барахло девать с металлоломом. Гриш, ну как так-то?
– Да позвони ты ему сейчас, может они еще не далеко убежали.
– А номер остался?
– Кажется так на столе и лежит.
Полицейский прошагал в комнату, из которой вышел человечек и вернулся оттуда с смятой бумажкой в руках. Достал мобильник и кармана брюк и не мешкая начал набирать номер, написанный на ней.
– А этот че тут стоит? С тобой что ли? – лысенький мужичок кивнул в мою сторону и впервые за все время обратил на меня внимание, уставившись своими черными пытливыми глазками.
– Да не мешай ты, видишь дозвониться пытаюсь. – полицейский поднес мобильник к уху, и все замерли, была полная тишина. Он опустил голову вниз и раздраженно топал подошвой, а человечек все пялился на меня, дожевывая свою еду. Раздалось резкое, пронизывающее эхо, быстро облетевшее коридор морга, и все живые в нем присутствующие дернулись в эту же секунду. Мне показалось, что даже трупы слегка откликнулись на зазвонивший в моем кармане телефон. Я медленно достал его – незнакомый номер. Принял вызов и спокойно поднес устройство к уху.
– Алло! – я поднял голову на полицейского, который пристально смотрел мне прямо в глаза. Буквально прожигал меня!
Все недоумевающе молчали. Гробовая тишина снова воцарилась. На несколько мгновений немые вопросы повисли в воздухе. Никто из нас не решался убрать мобильные от уха, а человечек в белом халате проглотил наконец пирожок и скрестил руки на груди. Переглядывались. Я не решался начать говорить. Полицейский тоже. Ситуация, казалось бы, простая, но никто одновременно не понимал, что именно происходит. С минуту каждый в своей голове провернул видимо с десяток чудесных и сверхъестественных историй достойных быть озвученными, однако им не суждено выйти в свет. Первым сдался полицейский, убравший телефон от уха, и еле сдерживаясь процедил сквозь зубы, не сводя с меня взгляда.
– Гриша, кому тела отдал говоришь?
– Я! Ну это. Парень. Пришел. Сразу имена назвал. Я ну и прикатил их. – и он громко и тяжело сглотнул слюну.
– Хорошо. А дозвонились вы тогда кому? Ты же по этому номеру звонил?
– Ну да, номер, что на бумажке написан. Ты же сам его и написал. Я еще удивился как быстро он приехал. Минут десять прошло после звонка.
– И документы ты у него, конечно, не проверил? Так отдал!?
– Забыл. Отвлекли. Я может и не отдал бы. Но все так быстро, я опомниться не успел. Народу видишь, как много. – и он обернулся вокруг себя, пытаясь схватиться за что-то взглядом. В кабинете правда не было ничего, что помогло бы ему аргументировать свою промашку.
– Ох, Гриша блин. Как тебя земля носит? Ладно. Так, тогда разбираемся с тобой. Я так понимаю ты родственник погибших, и телефон, понятное дело, твой? – полицейский теперь обращался ко мне и стал медленно сближаться.
– Мой.
– А документы твои посмотреть можно?
– Пожалуйста. – стараясь не показывать панику, я залез в карман, достал оттуда бумажник и пытаясь угомонить трясущиеся руки протянул его полицейскому. Он развернул паспорт, несколько раз сверил мою внешность с фотографией в документе и даже поднес его ближе к лицу, чтобы получше разглядеть. Молча вернул. Смял свою шапку.
– Гриш, а Гриш, у меня к тебе только один вопрос. Какого хрена!? Неужели так сложно? Проверить документы, прежде чем тела отдавать? Что за люди? Мало мне дерьма, теперь еще трупы искать!
– Слушай, ну опять двадцать пять! Ты же прекрасно понимаешь процедуру, ну кому еще кроме родственников на хрен нужны эти мертвяки? Горе у людей! А я еще буду со своими процедурами приставать. Это ваша работа. А у меня и мысли задней не пронеслось! – он сделал паузу, слегка потер лоб. – А, я вспомнил что меня отвлекло, у меня тут кровь носом пошла, с детства такого не было. Я вышел в туалет, а вернулся, их уже и след простыл. Точно! Я очень даже обрадовался такому стечению обстоятельств, что не буду лишний раз бегать туда-сюда, забрал, увез и отлично, значит места свободные появились! А для меня только это важно сейчас, товарищ полицейский, только это и важно.
– Ну и дебил ты, Гриша!
К этому моменту ко мне чудесным образом уже вернулось спокойствие. Будто обыденную ситуацию решаем, вроде груз какой-то потерялся, и надо его найти. Я решил вмешаться и чуть разрядить нарастающий конфликт.
– Это все конечно здорово, а мне то, что делать? Я даже не уверен мои ли это тела. Ну, то есть родители! – полицейский с многозначительным и важным видом положил шапку на голову и надвинул ее на лоб.
– Что делать, что делать? Сейчас в участок поедем, и там придумаем. Пока ума не приложу кто и зачем мог забрать ваших или не ваших родственников. В участке осмотрите взятые с места происшествия вещи, если ваши, то подпишете протокол, а дальше пойдем на стоянку за машиной, точнее за тем, что от нее осталось. Если нет, будет видно.
Я не стал сопротивляться, хотя до конца не был уверен, что мне вообще стоит на это соглашаться. Двинулись на выход. Полицейский покрутил пальцем у виска проходя мимо Гриши, тот в свою очередь пожал плечами, и все молча разошлись, шаркая ногами по вымытой плитке. Шли той же дорогой, среди пахнущих гноем и испражнениями коридоров, мимо изредка попадавшихся врачей и медсестер, вдоль белых потрепанных стен и безымянных кабинетов. Пытаясь угнаться за великаном в форме, я семенил ногами как умел шустро, и через несколько минут мы оказались во внутреннем дворе больницы. Внутренний двор был скудный и заснеженный, к нему примыкала вычищенная дорога и парковка. Полицейская четырнадцатая была хороша заметна на фоне однообразных машин.
– Ой, черт, забыл. Нужно было еще кое-что спросить. Подождите меня здесь, я быстро. – он открыл машину и усадил меня на заднее сиденье, и уже захлопывая дверь пошутил, – Надеюсь вас не украдут, а то останется много нерешенных вопросов.
Дверь хлопнула и полицейский, перепрыгивая своими длинными и тощими ногами через снег, снова направился к зданию больницы. Было довольно холодно. К вечеру мороз обычно крепчал, а ветер пронизывал даже теплые вещи насквозь, не говоря уже об обледеневшей консервной банке, в которой я сидел. Людей, проходивших мимо, было мало, машин на парковке тоже было не так много, на улице еще светло, только кучка голубей почему-то терлась возле моего окна, и они спешно взмывали вверх, когда я рукой стучал по стеклу.
Ждать стало скучно. Куда-то пропало чувство страха, горе утраты не ощущалось так сильно, хотя буквально час-полтора назад мои слезы невозможно было остановить, и я совершенно не верил, что это происходит со наяву. Сейчас шторм внутри утих, наступил штиль, и я совсем ничего не чувствовал, был пустым, как выпитая бутылка лимонада, внутри которой лишь вонючий воздух и остатки жидкости, которая когда-то приносила удовольствие. Я был готов принять любую правду и сделать все, что скажут, уже ничего не имело значения, и любое предложенное мне продолжение истории, в какую бы сторону она не развернулась, не даст мне прежней картинки мира. Все изменится. Вероятно, именно из-за этого моего пассивного настроя и наплевательского отношения к событиям, я и сижу в промерзлой полицейской машине словно преступник, обреченный на наказание и ожидающий своего приговора. Ожидающий, как судьба распорядится, а внешний мир и обстоятельства сими собой, вместо меня все обустроят и обставят. Я лишь позже посетую, что все не так, как я хочу. В данную секунду абсолютно наплевать с кем и как двигаться, и тем более в каком направлении. Лишь бы не вспять, ведь тогда этот сраный день повториться заново и может вообще никогда не закончится.
Минут двадцать я просидел в полнейшей прострации, в состоянии, в котором я даже не думал, а просто пребывал в странном ощущении бездумья, тупо уставившись на облепивших машину, глупых голубей. В конце концов мне это надоело, к тому же стало нестерпимо холодно, и я решил пойти поискать этого полицейского, или как минимум погреться в холле больницы. Руки и ноги окостенели без движения, а задница окончательно примерзла к поролоновой сидушке. Я со скрипом открыл заледеневшую дверь и распугал всех голубей, что стремительно взмыли вверх. Увидел рассыпанную возле машины и на ней кучу семечек. Голуби изрядно потрудились, перерабатывая их в замерзший белый налет.