Огненная купель Шантунга

* * *

Расширенное заседание Комитета имперской обороны[7] премьер-министр Великобритании распорядился созвать в течение ближайших двух недель, тотчас по прочтении полученных Кабинетом телеграфных сообщений с Дальнего Востока о прискорбном и, главное, неожиданном для многих лондонских небожителей известии. Хотя для самого Бальфура, который изначально не слишком верил в военный успех японцев, форменным громом среди ясного неба сообщение о самом неприятном событии с начала войны между Японией и Россией не стало.

Макаров ловко переиграл по очкам японского визави: несмотря на все потуги Соединенного флота и британских морских советников при штабе адмирала Того помешать им, три русские эскадры без потерь соединились в Порт-Артуре. А с учетом известных личных качеств русского командующего это событие было неприятным вдвойне. Высадка гвардейского корпуса в Дальнем, ударившего в тыл японской осадной армии, и погром торгового порта в Осаке были к этому лишь вишенками на торте.

Дальнейший «паровоз» проблем в виде катастрофического падения котировок токийских ценных бумаг, вздорожания стоимости фрахта в Японию почти вдвое, а также резкого «усыхания» очереди судовладельцев, готовых хоть что-нибудь везти туда на любых условиях, уже никого не удивил. Даже удачно провернутая операция по продаже японцам двух эскадренных броненосцев типа «Лондон» с прицепом из практически всех боеспособных чилийских и аргентинских кораблей на общем мрачном фоне ожиданий неизбежного поражения Токио не шибко радовала.

Исполненный черного пессимизма меморандум вице-короля Индии Керзона, опасающегося того, что «следующий скачок бешеного русского медведя» будет в Кашмир или Пенджаб, и заявление сменившего Селборна на посту Первого лорда Адмиралтейства импульсивного Джека Фишера, сделанное в присутствии короля Эдуарда, о том, что германский флот необходимо копенгагировать, не дожидаясь заключения германо-российского союза после победоносного возвращения на Балтику русской Армады с Тихого океана, плеснули нового масла в огонь.

И наконец, недавняя шифровка от посла Чарльза Гардинга о его встречах в Петербурге с несколькими чрезвычайно влиятельными персонами, заинтересованными в англо-российском сближении, но чего, по их собственному мнению, в сложившихся обстоятельствах можно добиться только личностными переменами на самом верху властной пирамиды.

К сожалению, подробно об этих лицах и обсуждавшихся с ними вопросах он имел возможность доложить только лично, поскольку вокруг великобританского посольства в Санкт-Петербурге сложилась такая сложная обстановка, что посол не видел возможности рассчитывать на иной, гарантированно скрытый от русской разведки способ передачи информации…

«Да, пожалуй, более неприятной повестки дня для обсуждения у нас не было за все более чем пятьдесят предыдущих заседаний. Замечательное предстоит юбилейное! Ведь как раз в эти дни нашему Комитету исполнится ровно два года… – Бальфур[8] невесело улыбнулся своим мыслям. – И самое неприятное, что в отличие от Лансдауна, Китченера и Селборна, я-то как раз и был уверен, что японцы в одиночку не справятся с русским медведем.

Сегодня можно долго говорить, верным ли было наше решение, принятое 4 января, когда наш Комитет, обсуждая информацию Токио о том, что война с Петербургом предрешена и неизбежна, высказался за то, чтобы ни при каких обстоятельствах не выступать в поддержку японцев с открытой силой. Мнения лордов Ротшильда, Керзона и Селборна оказались в тот день решающими. Первый уверял, что Россия не сможет вынести современной войны с растянутыми коммуникациями по причине банальной нехватки финансовых средств. С парижским Домом Ротшильдов все было уже скоординировано, так же как с Уолл-стрит и бельгийскими банкирами.

Возможности немцев помочь русским наличностью были сравнительно невелики, кроме того, мы все тогда были уверены, что переговоры Коковцева о заимствованиях на немецком финансовом рынке окончатся ничем, разбившись о проблему заключения нового русско-германского Торгового соглашения. Настроения юнкерства были однозначно воинственными – им требовался реванш за 1894 год, когда русский министр финансов Витте продавил в заключенном с Германией на десять лет Торговом соглашении большинство из российских требований, в том числе низкие немецкие ввозные пошлины для русской сельхозпродукции.

В свою очередь, лорд Керзон потребовал в первоочередном порядке довести индийскую армию до ста сорока тысяч боеготовых штыков и сабель, со всем причитающимся обозом и артиллерией. И хотя генералы Китченер и Бракенберри посчитали эти цифры излишними, не считая русскую угрозу Афганистану, а тем более Индии настолько серьезной, вице-король упрямо стоял на своем. И кстати, его поддержал его величество…

К этому же решению – не ввязываться – склонился бывший первым лордом Адмиралтейства Селборн. Он посчитал, что с учетом бурного роста германского и североамериканского флотов, рисковать потерями в численном составе Ройял Нэйви нам не следует. Вдобавок он был уверен, что японский флот качественно стоит на голову выше русского.

Взвесив все плюсы и минусы, в итоге мы решили вести в отношении России довольно умеренную политику, а японцев поддерживать всем, чем угодно, кроме прямого военного вмешательства. Кстати, наш апрельский договор с Парижем, гарантированно исключивший помощь Петербургу от его единственного союзника, дорогого стоил для японцев. Конечно, неприятно, что ситуацией воспользовался кайзер Вильгельм, активно обхаживающий русского царя и сулящий ему всякие манны небесные. Однако полагаю, последнее слово в этой пьесе все равно останется не за ним.

Но дабы быть честным перед самим собой, и меня, и лорда Солсбери тоже вполне устроило, что большинство членов Комитета высказалось против нашего выступления на японской стороне. Фактор растущей германской угрозы, для обуздания которой нужно улучшать отношения с царем, а не воевать с ним, мы были обязаны учитывать. И меня просто взбесило, что господа из Токио проигнорировали наше предупреждение о нежелательности этой войны для Кабинета при складывающемся положении в Европе. Они попросту решили разыграть английскую козырную карту в своей азартной игре. А такое в отношении Британии не позволительно никому. Ознакомившись с итогами заседания Комитета, именно так и высказался его величество король Эдуард.

Но даже в итоге чисто политической и экономической поддержки японцев мы получили в наш адрес мощнейшую вспышку ненависти по всей стомилионной России, и в первую очередь, к сожалению, – в Зимнем дворце. Гардинг, контролируя ситуацию в Петербурге изнутри, зря в колокола бить не стал бы. Сейчас необходимо думать о том, как спустить давление в этом котле, ни в коем случае не доводя до открытого разрыва. И не потеряв лица при этом. Сам русский царь Николай достаточно консервативен и тактичен для понимания этого. Но вот можно ли сказать то же о его нынешнем ближайшем окружении?

Дело отнюдь не минутное. Возможно, придется потратить годы. Поэтому сегодня мы и решили пригласить на заседание Комитета господ-либералов Асквита, Хольдена и Грэя. Если, паче чаяния, на волне японского разгрома и нашей склоки с упрямцем Джо Чемберленом, который с некоторых пор даже демонстративно уклоняется от присутствия на заседаниях Комитета, может случиться так, что мы проиграем выборы, следующий Кабинет предстоит формировать им. А политика Британской империи должна быть последовательной в столь важном вопросе, как отношения с Россией.

Нельзя допустить, чтобы труды короля по подманиванию галлов, а через них, позже, и царя, пошли прахом! Только бы не довели дело до военного столкновения наши джинго[9], типа Горацио Китченера[10], которого лорд Керзон, хвала Господу, оставил на хозяйстве в Индии, или «Джеки» Фишера, сменившего на днях в Адмиралтействе холодного и рассудительного Селборна, который был профессиональным политиком, а не палубным «морским волком».

Сперва неуемный адмирал притащил за собой в Портсмут шлейф его взрывной деятельности на Китайской станции и Средиземноморской эскадре, взбаламутив все и всех своими подводными лодками, надбавками кочегарам и грядущим переводом энергетики кораблей на нефть. Теперь мы получили Джека, во многом благодаря его величеству, кстати, во главе всего Флота. Да, пожалуй, лучшей страшилки для кайзера выдумать было нельзя, но и реакция белой кости флотского офицерства на это назначение была вполне предсказуема. Достаточно вспомнить последние высказывания лорда Чарльза Бересфорда.

Так что сможем ли мы с адмиралом Фишером сработаться – вот в чем гамлетовский вопрос…»

* * *

– Джентльмены. Я имел честь специально пригласить на наше заседание генерала сэра Генри Бракенберри, помощника генерал-квартирмейстера генерал-лейтенанта Альтхама, а также кэптэна сэра Чарльза Оттли, директора морской разведки. Поскольку нам сейчас крайне важно получить всю последнюю информацию о ситуации в Маньчжурии и у Порт-Артура, которой обладают армейские и флотские разведывательные органы. Полагаю, что вы, господа, не будете в обиде за то, что я в некотором смысле действовал при этом через ваши головы? Прибытия лорда Керзона мы ждали только через три дня, поэтому я вынужден был сегодня поторопить события, узнав, что вице-король уже в Лондоне, дабы не терять ни единого лишнего часа. – Бальфур слегка поклонился в сторону расположившихся вместе с лордом Селборном чуть обособленной группой Хью Арнольд-Форстера, секретаря военного кабинета, лорда Уильяма Бродрика, военного министра и адмирала Джона Фишера.

– Кроме того, дабы исключить на будущее влияние на наши сегодняшние решения любых превратностей внутренней политики, я пригласил разделить сегодня с нами бремя непростых решений наших коллег и оппонентов из либеральной партии. И конечно, лорда Эшера, имевшего вчера весьма содержательную беседу по теме нашего заседания с его величеством. Также по моей просьбе прибыл из Санкт-Петербурга сэр Чарльз Гардинг с важными, самыми свежими новостями из российской столицы. Итак, джентльмены, к делу. На повестке дня у нас стоят три вопроса. Я сформулирую их, по возможности, предельно кратко. Первый: поскольку поражение Японии в войне с Россией представляется неизбежным, какие шаги должна предпринять Британия, дабы не допустить окончательного разгрома Токио и его полной капитуляции? И сколько это, пусть в первом приближении, нам будет стоить? Второй: до какой степени может сегодня распространяться наше давление на Россию в японском вопросе, с учетом прогрессирующего роста германской угрозы, и, следовательно, крайней нашей заинтересованности в привлечении Петербурга к участию в Антанте? Третий: на какие шаги может и должна пойти империя, если в ближайшее время станет ясно, что наши усилия привлечь царя к союзу окажутся тщетными или более того – вероятен его альянс с кайзером?

* * *

– Должен заметить, господа, что мой срочный приезд в Лондон был вызван не только и не столько тем, что наш глубокоуважаемый господин председатель пожелал учесть мое скромное мнение при сегодняшнем обсуждении. – Посол Гардинг поклонился в сторону Бальфура. – К сожалению, после вскрывшихся недавно фактов попытки подкупа двух высокопоставленных сотрудников моего посольства, включая даже первого секретаря Сесила Спрингс Райта со стороны русской разведки, я не смог доверить бумаге и шифру важнейшую информацию о трех встречах в Петербурге, которые у меня состоялись в этом месяце. Я счел, что риск подставить доверившихся нам персон слишком велик, а они для нас сейчас слишком ценны. Вынужден признать, я перенес чрезвычайно огорчительный удар, обнаружив, что начальнику моей канцелярии была предложена «скромная» сумма в тысячу фунтов за то, чтобы он выкрал копию одного из наших дипломатических шифров. Поскольку, раз речь шла лишь об одном коде, надо полагать, два других у русских уже имеются.

Господин Витте, о встрече с которым я буду говорить далее, заявил, что ему все равно, насколько подробно я передаю наши беседы, если это делается в устной форме, но умоляет меня ни в коем случае не пересылать сообщения письмом или телеграфом, поскольку содержание почти всех посольских телеграмм и почты «им известно…». Тут он определенно имел в виду новую тайную политическую полицию царя Николая, так называемую ИССП.

В конце октября я инкогнито переговорил с Сергеем Юльевичем, который в настоящее время хоть и отстранен царем от активной деятельности, сам так вовсе не считает. Он готов бороться как за себя, так и за лучшую участь для Российской империи в том плане, как он себе это представляет. Поддерживают его в этой решимости многие влиятельные фигуры, в том числе вдовствующая императрица. Хотя, полагаю, она не вполне отдает себе отчет в том, как далеко при этом готов зайти бывший царский министр финансов и премьер. Затем, как оказалось, в свете предыдущего моего разговора с господином Витте, со мной тайно встретился великий князь Николай Николаевич младший…

Полагаю, вы уже достаточно заинтригованы? Ведь в пробританских настроениях этот горячий поклонник парижского стиля жизни ранее замечен не был. И наконец, аудиенция, которую я, опять же, в режиме полной секретности получил у великого князя Владимира Александровича. Причем, как и в первых двух случаях, инициатором этой встречи был не я.

– Сэр Чарльз, мы уже внимательно ознакомились с вашим отчетом. Скажите только, как вы сами считаете, сколь серьезно желание, так скажем… определенных кругов дворцовой камарильи пойти до конца в деле смены главы правящей династии? – не совсем тактично перебил Гардинга его непосредственный начальник, глава Форин-офиса Лансдаун.

– Полагаю, оно более чем серьезно, милорд. Старшее поколение Романовых стремительно утрачивает влияние на решения царя, почувствовавшего вкус власти. А наследник-гемофилик, лишая нынешнюю царскую семью дальнейших тронных перспектив, только поддерживает их решимость самим фактом своего появления на свет. Полагаю, что перед нами образование в России фронды посерьезнее, чем во времена покойного Павла Петровича.

– А как вы расцениваете заявления царя Николая о его готовности тотчас после войны ввести Конституцию и парламентаризм?

– В большинстве великокняжеских дворцов этому не верят. Соответствующие настроения царят и в головах большинства гвардейских офицеров. Кстати, как и в среде либерального крыла их буржуазии, которое де-факто представляет господин Витте. И тем более среди интеллигенции.

Достаточно показательно, что партия социалистов-революционеров не свернула своей террористической деятельности, а это было бы самым верным барометром. Кстати, трагическая гибель японского полковника Акаши в Стокгольме, безусловно, организованная русской разведкой, лишь на пару недель прервала налаженный канал финансирования левых элементов в России, и должен особо сказать, что за успехи в этом вопросе я бы рекомендовал отметить нескольких сотрудников нашего посольства. Подробную докладную я представил лорду Лансдауну.

– Благодарим вас, сэр Чарльз. Это, безусловно, чрезвычайно важная информация. Но стоит ли нам явно поддерживать эти настроения? Конечно, при необходимости финансовую поддержку мы сможем обеспечить. Как и моральную. Но все телодвижения в этом вопросе должны оставаться «под ковром». Тем паче пока не ясна ни реакция царя на наши и американские предложения по посредничеству в деле урегулирования конфликта с Токио, ни его приоритеты на послевоенный период. Все-таки темпераменты упомянутого вами Павла Петровича и Николая Александровича несколько различны, а рычаги воздействия на нынешнего русского государя далеко не все потеряны, и не только родственно-монархические. Кстати, об организации возможного визита в Санкт-Петербург его величества короля я бы предложил подумать очень серьезно.

Крайне желательно также, чтобы Париж как можно быстрее задействовал все свои приводные ремни для скорейшего мирного урегулирования на Дальнем Востоке… – С этими словами Артур Бальфур выразительно посмотрел поверх очков на холодное, непроницаемое лицо лорда Ротшильда. – А теперь, джентльмены, давайте дадим слово военным. В первую очередь хотелось бы узнать ваш прогноз, господа, по поводу того, как долго еще продержатся против русских японские армия и флот. И чем мы сегодня можем помочь им сражаться подольше, дабы время и место для нашего политического маневра не оказались слишком ограниченными.

При этом прошу вас учесть, что ни о каком пересмотре наших решений от 4 января не может быть и речи. Мы не должны позволить японцам прямо вовлечь нас в эту войну, как бы печально для них ни развивались события. Кстати, об этом же умоляют нас и французы. Интересные подробности недавней неофициальной встречи господина Делькассе с лордом Лансдауном и со мной вы также сегодня узнаете…

Глава 2

Осакская побудка

Филиппинское море, Осакский залив 09–10 ноября 1904 года

– Ваше превосходительство! Разрешите доложить, наше место по счислению на семнадцать часов – 134 градуса 55 минут восточной, 32 градуса 40 минут северной. До входа в пролив Кии сто двадцать миль, – доложил вошедший в ходовую рубку «Ушакова» младший штурманский офицер броненосца прапорщик Зорич.

– Спасибо, Эммануил Иосифович. Когда производили обсервацию и кто?

– Лейтенант Максимов, по солнцу, утром проглядывало. Семь часов сорок минут назад.

– Добро. Ну-с, командуйте к повороту. Курс – норд, ноль – обернулся к командиру корабля Сильману контр-адмирал Беклемишев.

– Туман так и ползет, Николай Александрович. Может быть, подождем часок-другой? Ветерок тянет, есть ведь шанс, что в итоге разгонит.

– Федор Федорович, любезный, вы же не хуже моего знаете: в это время года здесь куда вероятнее, что к утру он вообще как молоко станет. Тем более ближе к берегам. А вот то, что и вам, господа офицеры, и мне одеться потеплее не помешает, так это точно. Сырость эта уже до костей пробирает…

Такой погодой просто грех не воспользоваться: волнение меньше балла… Нет. Вперед и только вперед! Мы и так из-за этого трехдневного шторма отстаем от расчетного времени на пятнадцать часов. Но нет худа без добра, проплюхаем ночь потихоньку, без перегруза машин. Прилив в проливе Кии нам добавит узла полтора, так что к узости пролива Китан подойдем как раз за час-полтора до максимума высокой воды. Сегодняшний день мы потеряли, с этим уже ничего не поделаешь, зато к цели подойдем в расчетное время суток, на восходе.

– Эммануил Иосифович, по вашим с Максимовым и Сипягиным расчетам, что у нас получается?

– Пройти ворота пролива Кии мы должны за два часа до рассвета. С учетом приливного течения скорость нужно держать восемь узлов.

– Спасибо… А если мы часа три сейчас простоим?

– Минуточку… Так… На одиннадцати узлах нужно будет идти. Наши транспорты вполне поспеют.

– А не вылезем на камни в тумане, Николай Александрович? – озабоченно проговорил старший офицер «Ушакова» Мусатов.

– Навигационный риск есть, конечно. Но я в наших штурманах уверен. При ширине пролива в узости в двадцать миль да промахнуться? И в конце концов, Александр Александрович, мы ведь не зря впереди этот конфискат пустили, а за ним уже «Храброго». Так что, ежели вдруг… Но все равно: не дай бог!

Минут через двадцать встанем, как всем отрядом ляжем на новый курс. Первый пункт плана мы выполнили: не открытыми противником вышли на широту горла пролива Кии. Теперь пути назад нет, мы должны атаковать в любом случае – Камимура нас перехватить на отходе не успевает.

Игорь Андреевич, прикажите набрать сигнал по отряду: «Лечь в дрейф. Командирам прибыть на флагман». Предварительный – как перестроимся, исполнительный – как все отрепетуют. В сумерках, да еще и с туманом, нас уже никто не опознает. Тем более ночью. А к утру как раз пройдем остров Ишима. Вряд ли их наблюдатели оттуда нас засекут.

– Есть! – вахтенный начальник мичман Дитлов козырнул, выходя из рубки на мостик.

* * *

– Все собрались, господа офицеры? Тесновато, конечно, но не обессудьте. Ну-ка, чайку! Чайку горяченького миноносникам нашим! Продрогли, небось? Сейчас согреетесь… Однако пришла пора нам начинать у самураев в горнице шорох наводить. Время пошло. У меня, откровенно говоря, на душе пусто как-то даже. Отработали все изрядно, и мы, и штаб командующего, для той спешки. Так что просто неловко перед япошками. Да и не только перед ними, ведь не им одним завтра достанется. Кстати! Как раз к случаю. Мне Всеволод Федорович перед расставанием анекдотец рассказал. Изрядный весьма… Стало быть, встречаются два подвыпивших малоросса:

«Привет, Петро!» – «Привет, Михась! А пидэмо москалям морды бити!» – «Хм… Гарно! Це дило… Тильки, Петро, а коли вины нам набуцкають?» – «Тю… Та нам то за шо?!»

К чему это я… Конечно, мы обнаглели. Шутка ли, с семью истребителями, канонеркой, тремя ББОшками и шестью минными катерами лезть на крупнейший неприятельский порт, защищенный полутора сотнями орудий и миноносной флотилией. Но, как мы все понимаем, задача для нас вполне по силам. А чтобы никто ничего не забыл, сейчас еще раз пробежимся по пунктам. Давайте-ка все поближе к столу…

Пока теснившееся общество скрипело стульями и креслами, Беклемишев попросил своего флаг-офицера кавторанга Свенторжецкого подготовить карту предстоящей операции, и когда все, наконец, расселись, констатировал:

– Итак, господа, мы идем в бой. Отменительного сигнала по телеграфу через Егорьева мы не получали, так что план оставлен в силе. Первый шаг сделан: дошли не обнаруженными и никого не потеряв. «Невки» держались в строю и на волне удовлетворительно, о штормовых и иных повреждениях никто из вас не докладывал, – контр-адмирал Беклемишев обвел взглядом сосредоточенные лица командиров истребителей, – значит, как я понимаю, к бою вы готовы. «Храбрый» тоже на волне смотрится прекрасно, признаю, что вы, Давыд Васильевич, были правы, когда заставили меня разрешить вам взять по тридцать пять шрапнелей на каждую шестидюймовку сверх комплекта. Даст бог, придутся кстати…

Ох, замечательный чаек! Все попили? Согрелись? Вот и славно. Ну, докладывайте, будьте добры, Евгений Владимирович. Что и кто нас ждет.

– Итак, господа, общая характеристика береговой обороны Осакской бухты, или залива Идзуми, как его зовут сами японцы. Входными воротами в Осакскую бухту является сравнительно узкий, менее трех миль на входе, но глубоководный пролив Китан, открытый в обширный залив Йошино, который, в свою очередь, сообщается с Филиппинским морем через пролив Кии. Пролив Китан расположен между западной оконечностью острова Токушима и юго-восточной оконечностью острова Авадзи. Между Токушимой и мысом Када лежит еще один остров – Тарушима, примерно равный первому по площади. Эти два небольших острова преграждают вход в Идзуми-ван, оставляя туда из залива Йошино три прохода. Западный, упомянутый пролив Китан, является судоходным. Он в несколько раз шире, чем два других, расположенных восточнее него пролива, а глубины в нем достигают ста метров, позволяя свободно проходить любым типам кораблей и судов. Два малых пролива мелководны, изобилуют подводными камнями, и в период отлива средний непроходим вовсе. Даже для небольших рыбачьих парусников. Трудности навигации дополняет то, что перепад высокой и низкой воды в заливе достигает двух с лишним метров, а максимальная скорость приливно-отливных течений зафиксирована на уровне шести узлов. Кстати, по заслуживающей доверия информации, с началом войны японцы перегородили оба этих узких пролива бонами.

В проливе Китан боны отсутствуют. Ставить там таковые или минировать этот пролив – занятие бессмысленное. Что касается бона, держать в проливе с такими течениями и интенсивным движением судов сооружение подобного размера просто нереально. В отношении мин есть два принципиальных момента. Во-первых, постоянные их срывы повлекут за собой серьезную и постоянную угрозу собственному судоходству. Во-вторых, это главный порт страны. Перекрыть пролив к нему минами – значит колоссально усложнить себе и нейтральным купцам жизнь. И многие из последних не рискнут везти груз в «защищенный» таким образом порт. Следовательно, и это принципиально важно, ни мин, ни искусственных препятствий в проливе мы не встретим.

Японцы уповают прежде всего на их береговую артиллерию, как на главную защиту портовой зоны. Такому положению дел способствует и рельеф местности в районе пролива. В непосредственной близости к побережью, не далее полутора-двух миль, как на острове Авадзи, так и на Кюсю в районе мыса Када и мыса Арида, лежащего к югу от города Вакаяма, есть высоты более тысячи футов. Остров Токушима представляет собой скальный массив с высотами до шестисот-восьмисот футов. Остров Тарушима выглядит на этом фоне лилипутом – его высота в западной оконечности не достигает ста пятидесяти футов, плавно понижаясь к востоку.

С учетом удобства секторов обстрела, высот и скального грунта японцы расположили свои береговые батареи в трех тактических группах. Группа «Юра» на Авадзи объединяет одиннадцать батарей, на вооружении которых находятся 62 орудия: шестнадцать 9-сантиметровых пушек на батареях № 1 и № 2, двенадцать 12-сантиметровых пушек на батареях № 3 и № 4, десять 15-сантиметровых орудий на батареях № 5 и № 6. На батареях № 7 и № 8 установлены одиннадцать 28-сантиметровых «осакских» гаубиц, а на батарее № 9 находятся четыре 24-сантиметровые пушки также производства Осакского арсенала. Высота верков этих батарей от 280 до 480 футов над уровнем моря. И наконец, дальнобойные 27-сантиметровые пушки Шнейдера. Их имеется восемь. Они стоят на батареях № 10 и № 11. Высота их расположения порядка 680 футов, и отстоят они от моря в глубину острова примерно на милю.