скачать книгу бесплатно
От племянника Лени узнаю, что все Выприцкие и другие родственники из Гудермеса уехали в Избербаш на свадьбу. Оставили его одного охранять дворы родичей и учить уроки на осень.
Хожу по огромному двору. Пытаюсь обнаружить хотя бы один признак Старого хутора, но ничего не напоминает мне о прошлом.
Даже несколько фруктовых деревьев здесь на хозяйственном дворе посажены совсем недавно, лет пять назад. Все остальное не имеет даже срока давности.
Перекусив булочкой и стаканом кислого яблочного сока, сослался на свою занятость. Тут же покинул дом своих родственников, где ничто не напоминало мне о гостеприимном родстве терских казаков.
Попрощавшись с бабушкой Диной и с жирным племянником, отправился через весь город к речке Белка. Петляя по совершенно не знакомым мне улицам, едва выбрался к речке.
Подошёл к обрыву правого берега реки, откуда в детстве прыгал в воду, посмотрел вниз и поразился. Внизу под обрывом протекал жалкий ручеёк, в котором лежали две бездомные собаки, спасающиеся от летнего зноя.
Слева от меня ржавые обрывки старого висячего моста, по обе стороны берега бывшей речки Белка. Дальше, новый огромный мост, через который мчится различный транспорт.
На месте бывшего совхоза «Кондухова» и развалин первого хутора Ивлевых, вырос огромный посёлок городского типа. Когда-то давно в этом месте жила наша семья.
Опять перевёл свой взгляд на русло бывшей реки Белки, в которой, когда-то, было много разной рыбы и дикой водоплавающей птицы. Как-то дедушка Гурей поймал здесь в речке сома, который не поместился в двухметровой подводе и хвост сома тащился по земле. Где вся эта красота?
Куда всё делось за эти годы? Здесь не осталось даже леса, который был настолько огромный, что в нем мог свободно заблудиться взрослый человек. В этом лесу водилось много разного зверья.
Лес был из фруктовых и лиственных пород деревьев, полный лечебных трав. В лесу весной рвали ландыши, а на полянках тюльпаны. Все лето в лесу собирали фрукты, грибы и ягоды.
Лесные полянки были полны душистой земляники. Теперь на месте бывшего леса поля с зелёными полосами тополей, от которых летит белый пух и мне тяжело дышать.
Рядом находится опасно. Уезжал из Гудермеса вечером поездом, с душой наполненной печалью после увиденного жалкого зрелища, в котором ничего не осталось от сладких воспоминаний моего прекрасного детства в Старом хуторе.
Будто приезжал из моего прекрасного прошлого, в печальное настоящее, которое не влечёт меня к себе.
4. Рождение в Старом хуторе.
Думаю, что нет никого на белом свете, кто мог запомнить своё рождение. Тоже не был исключением.
О своём рождении знаю со слов своих родителей, а также со слов многочисленных родственников по линии моей мамы, то есть, терских казаков, которые проживали в Старом хуторе.
Большинство терских казаков по фамилии Выприцкие, родились в Старом хуторе в хате-мазанке.
– Ты был последним, кто родился в хате-мазанке, а не в роддоме, – рассказывала мне бабушка Нюся, мамина мама, из рода Выприцких. – После твоего рождения все рождались в роддоме.
Примерно за год до моего рождения, возле вокзала станции Гудермес, в старом здании управления железной дороги астраханского направления, открыли родильный дом.
Рассчитанный на приём рожениц с астраханского направления железных дорог, роддом был оборудован всеми необходимыми медицинскими проборами и оборудованием, которые имелись тогда в медицине.
Такая близость роддома от железной дороги была вызвана тем, что после окончания войны с фашистами вернулось с фронта много мужчин, сразу резко возросла рождаемость населения.
Единственный роддом в Грозном не успевал принимать городских рожениц. В сельских населённых пунктах беременные женщины рожали на дому. Отчего была большая смертность младенцев.
Бывшая станица «Кахановская», на территории которой располагался Старый хутор, сразу после войны получила статус города с названием Гудермес. Поэтому решено было построить роддом в центре города.
Так как роддом при вокзале станции Гудермес находился в трёх километрах от города. В то время современных улиц и санитарного транспорта не было. Ходить рожать до вокзала беременные женщины не могли.
Однако после войны не было денег на строительство роддома в центре города. Поэтому женщины рожали детей там, где им было удобно рожать своих детей.
– Твоим родителям, точнее, твоему отцу, как инвалиду войны, дали жилье на левом берегу речки Белка. – рассказывали бабушки по линии моей мамы. – Это был единственный дом, который остался на месте бывшего хутора Ивлевых и чеченского аула, которые были стёрты с лица земли. Во время стычек между чеченцами и терскими казаками. После установления советской власти на территории земли, принадлежащей чеченцам и терским казакам.
Старое бесхозное строение, переходило из рук в руки, то сельскому управлению, то поселковому совету. Когда на месте бывшего аула и станицы «Кахановской» образовался Гудермес.
Все бесхозное перешло под городское управление. Мария (моя мама) устроилась работать в совхоз «Кундухова», Сергей (мой отец), как инвалид войны получил место проживание в старом доме, стал работать сторожем в совхозе.
После того, как мама забеременела мной и не смогла работать в поле, то ей дали работу на дому. Мама шила одежду труженикам сельской местности. Надо было как-то зарабатывать трудодни, чтобы кормить семью.
Тогда в колхозах и в совхозах денежную зарплату не давали. Колхозники и сельские труженики, питались и жили на то, что выращивали в сельской местности (трудодни), а также на деньги, которые имели от продажи своей продукции на колхозном рынке в городе.
Мама часто торговала сельской продукцией, выращенной у нас на огороде, а также торговала сельской продукцией, выросшей на полях совхоза «Кундухова». Несмотря на своё маленькое образование, четыре класса церковно-приходской школы, мама хорошо знала математику и грамотно писала. Кроме того, в церковно-приходской школе мама хорошо выучилась домашнему рукоделию.
Могла кроить и шить разную одежду, а также с детства прекрасно вязала одежду на спицах. Как старшая дочка у парализованной бабушки Нюси, моя мама взяла бабушку к себе домой.
Несмотря на то, что бабушка Нюся была парализована на ноги, все остальное у бабушки Нюси было цело и здорова. Поэтому бабушка руками вязала на спицах разную одежду на продажу и получала небольшую пенсию на своё содержание.
Так мои родители крутились в быту до моего рождения. Несмотря на то, что в хозяйстве моих родителей было все необходимое для проживания. Однако они были оторваны от города тем, что не было никакой связи на случай беды или рождения ребёнка.
Единственной связью с городом был через речку подвесной мостик, который построили сто лет тому назад, чеченцы и терские казаки в знак дружбы между народами.
За сто лет мост сильно обветшал и фактически был непригоден к общению между населёнными пунктами по обоим берегам речки Белка. На подвесном мосту были огромные проёмы с отсутствием досок.
Можно было перебираться по такому мосту, как канатоходцу по тросам, с риском для своей собственной жизни. На расстоянии нескольких километров по обеим сторонам от дома моих родителей были автомобильный мост из брёвен и железнодорожный мост из бетонных свай с железными проёмами.
Оба моста со времени войны были под охраной солдат. Через автомобильный мост можно было передвигаться под контролем солдат. К железнодорожному мосту разрешалось подходить в наличии документа на ремонт и обслуживание железнодорожного моста.
Всех остальных к железнодорожному мосту не подпускали на расстоянии выстрела. Солдаты имели право стрелять по людям. Когда мама была беременна мной на последнем месяце беременности, то по решению наших родственников, терских казаков, беременную маму вместе с парализованной бабушкой, решили поселить на несколько месяцев в хату-мазанку в Старом хуторе.
Со времени войны с фашистами в нашем доме проживали семьёй евреи-беженцы с Европы. Евреи-беженцы и терские казаки жили, как одна семья. Поэтому все хозяйство дома моих родителей оставили на время евреям.
Ко времени моего рождения Старый хутор занимал не большую территорию земли. Там стояла древняя хата-мазанка, несколько изб, крытых соломой, два дома крытых дранкой и огромный хозяйственный двор, который кормил всех хуторян. За поселением Старого хутора были, старинное кладбище терских казаков и огромный фруктовый сад, которые по своей территории были больше Гудермеса.
Фруктовый сад располагался вокруг Чёрной речки до железной дороги. Старинное кладбище находилось между фруктовым садом и берегом речки Белки.
Обе территории фруктового сада и старинного кладбища были огорожены колючим чилижником, через который, как через густую колючую проволоку не могли пробраться люди и животные.
Поэтому эти территории, никогда не охранялись. Однако любой желающий полакомится плодами сада или посмотреть на древние кресты на могилах терских казаков, мог свободно пройти через ворота сада и кладбища.
За порядком на территории фруктового сада и древнего кладбища терских казаков присматривали сообща оба рода древних терских казаков, Выприцкие и Ивлевы.
Так как эти две территории, фруктового сада и древнего кладбища, испокон веков считались собственностью двух фамилий, Выприцких и Ивлевых.
Конечно, близкие родственники этих двух фамилий тоже принимали участие за порядком на территории фруктового сада и древнего кладбища.
Однако главными смотрителями были двойня, Георгий (Гурей) Выприцкий и Мария (Маня) Выприцкая (Лебедева).
– Несмотря на то, что большинство наших родственников, с обеих сторон были верующие, – рассказывала мне, моя мама. – Но все равно относились к своей жизни по-светски и демократично. Поэтому решили, что буду рожать своего первенца в роддоме в Грозном или в роддоме возле вокзала станции Гудермес.
К тому времени оба роддома ничем не отличались друг от друга. Конечно, можно было рожать и в Старом хуторе, где родилось большинство терских казаков.
Но родственники мужа посчитали, что рожать ребёнка в Старом хуторе, это какая-то дикость. Все равно, что рожать ребёнка в пещере, как в каменном веке. Терские казаки были не против того, что новое поколение терских и донских казаков будут рождаться по-современному в родильных домах…
– Однако Богу было виднее, где рождаться первенцу у моей старшей дочери Марии. – рассказывала мне бабушка Нюся. – За неделю до того, как отвезти беременную Марию к родственникам в Грозный, над Старым хутором началась ужасная стихия.
Вначале разразилась ужасная запоздалая гроза. Вместо ожидаемого снега в начале зимы, на Старый хутор хлынули проливные дожди. Воды было так много, что наш Старый хутор могло смыть водой в речку Белка. Все взрослые в Старом хуторе и родственники из станицы принялись укреплять территорию Старого хутора от возможного наводнения.
Вокруг двора Старого хутора сделали вал из хвороста и соломы, которые засыпали землёй и крупным песком с гравием. Саму территорию Старого хутора засыпали песком с гравием. Хату-мазанку превратили в укреплённый блиндаж, обнесённый плетёной изгородью.
– В укреплённой от дождя хате-мазанке во время стихии находились, парализованная Нюся и беременная Мария. – рассказывала, бабушка Маня. – Родственники из Старого хутора часто наведывались в хату-мазанку. Кормили узников обрушившейся с небес стихии и ждали приплода.
– Мои планы рожать в роддоме окончательно провалились после того, как на Старый хутор после проливного дождя обрушился шквал крупного снега. – рассказывала мне, моя мама. – Территория старого хутора превратилась какое-то месиво из воды, песка, глины и крупного мокрого снега.
– Вот, что дорогуша! Ни в какой роддом ты не пойдёшь! – строго сказала бабушка Нюся, моей маме. – Рожать будешь в хате-мазанке, как рожали все бабы терских казаков Выприцких. Ни одна роженица и ни один младенец, родившийся в хате-мазанке, не умерли и жили здоровыми много лет.
Как рассказывала моя мама, за день до моего рождения погода над Старым хутором неожиданно наладилась. С самого раннего утра прошёл крупный пушистый снег, который укрыл землю от грязи и обновил природу.
В самые первые часы рассвета небо очистилось и над Старым хутором взошло не по-зимнему яркое солнце. Вокруг территории Старого хутора стало светло и тихо.
Словно весь мир хотел увидеть новорождённого и услышать крик первенца в полноценной семье.
– Все! Мужики! Вымётывайтесь из хаты! – приказала бабушка Маня, когда увидела, что живот моей мамы резко опустился к низу. – Сейчас Мария будет рожать. Позовите наших баб. Надо приготовить медный тазик, тёплую воду и несколько чистых белых простыней. Все должно быть чистое.
– Несмотря на то, что мой живот резко опустился и отошли воды. – рассказывала мне, моя мама. – Ты всё никак не хотел появляться на белый свет. Во всем моём теле была ужасная боль.
– Кричи, Мария! Ругай на чем свет стоит, своего мужа. – кричали наши бабы, которые прошли то, что мне предстояло впервые пройти. – Будешь орать! Тебе легче будет рожать! Иначе издохнешь!
– До первых родов была, словно ангел среди терских казачек. – рассказывала мне, моя мама. – Никто никогда от меня плохого слова не слышал. Мама всегда ставила меня в пример сёстрам и братьям, как старшую самую положительную во всем среди своих родственников. Во время родов кричала словно резанная и крыла матом, на чем свет стоит. Даже мужики такого не слышали.
– Родился ты к рассвету следующего дня. – рассказывали мои бабушки. – Вопил так сильно, что в это утро петухи охрипли, пытаясь тебя перекричать. Собаки во дворе Старого хутора лаять перестали. Коров, коз, баранов и домашнюю птицу вообще не было слышно в хлеву Старого хутора.
– Такой казак не пропадёт! – радостно, сказал дедушка Гурей, принимая меня из рук повитухи, которая в это время принимала роды от моей мамы. – От такого горластого казака, горцы будут обходить Старый хутор стороной. Так что быть этому новорождённому казаку атаманом среди нас.
– Откровенно говоря, до твоего рождения мы не придумали тебе имени. – рассказывала мне, моя мама. – Так как толком никто не мог точно сказать, кого произведу на белый свет. Мальчика или девочку? К тому же у терских казаков не принято называть имя того, кто пока не появился на белый свет.
Так же как не принято заблаговременно покупать одежду и кроватку новорождённому. Считали, что такая поспешность может привести, к несчастью, во время родов и в дальнейшем к плохому здоровью младенца.
Однако так считаю, что терские казаки придумали такой обычай к рождению младенца по той причине, что в случае неудачных родов приобретённое добро младенцу не понадобится никому.
К тому же никто никогда не брал вещи после умершего младенца или взрослого человека. На то тоже была плохая примета, что горе умершего перейдёт здоровому человеку.
Если быть точным человеком, то казаки соблюдали такие обычаи из-за своей бедности. Терские казаки всегда были расчётливые люди и никогда не распыляли своё добро на ветер.
– По старому календарю первенец родился в день рождения вождя всех пролетариатов Фридриха Энгельса. – заметил Николай Выприцкий, который был коммунистом и сторонником социализма во всём мире. – Пускай этот малыш носит имя вождя пролетариатов. Может быть, прославится?
– Ишь, что придумал! – возмутилась бабушка Нюся. – Где это видано, чтобы терский казак носил имя буржуйское. Пусть даже этот буржуй был вождём всемирного пролетариата. Такого имени среди терских казаков не было, и быть не может. Надо малому дать красивое имя терского казака.
– Вы, что-то совсем забыли, что у этого малыша отец донской казак. – напомнила Галина, сестра отца новорождённого. – Надо ему дать такое имя, которое подходит терским и донским казакам.
– Надо ему дать имя Александр. – предложила бабушка Маня. – Такое имя носили известные люди. Македонский, Пушкин и Грибоедов. Необязательно нашему малышу становиться полководцем, как Македонский. Поэт, писатель или художник среди казаков никогда не помешают. К тому же Пушкин и Грибоедов тоже были Сергеевичами. Возможно, что в будущем мы тоже будем им гордиться?
Присутствующие родственники поддержали предложение бабушки Мани. Так утром 28 ноября 1946 года в хате-мазанке в Старом хуторе терских казаков появился на свет Александр Сергеевич Черевков, рождённый от терской казачки и донского казака. Дальше по своей жизни он сам определит, кем ему быть. Поэтом, писателей, художником, полководцем или обыкновенным человеком.
5. Первый год после рождения.
После тяжёлых родов моего рождения. Мама не могла пойти в отделение городского ЗАГС, зарегистрировать моё рождение. Мой отец сам пошёл утром объявил в ЗАГС, что сегодня у него родился сын Александр.
В этот же день моего рождения к нам в Старый хутор пришли представители регистрации ЗАГС. Пышная дама в красивом плате с алым бантом на груди и солидный мужчина в европейском костюме поздравили моих родителей с рождением первого сына Александра.
– Едва только представители ЗАГС произносили твоё имя, – рассказывала мне моя мама, – как ты тут же начинал сильно кричать. Словно понимал, что произносят твоё имя и плохо о тебе говорят.
– Боже мой, что будет дальше! Если в первый день своего рождения так громко кричит. – с удивлением, сказала пышная дама. – От такого крика можно сума сойти. Вам придётся уши затыкать.
– Это он при вас такой крикливый. – пошутила мама. – Утверждает перед вами своё рождение. До вашего прихода наш сынок был спокойный. Сосал мамину грудь, и довольный он тихо посапывал.
– Тогда мы пойдём. – заторопилась пышная дама. – Пускай ваш сыночек упокоится. Распишитесь в документах. Получите на руки свидетельство о рождении Черевкова Александра Сергеевича.
– Так от нас гости с пустыми руками не уходят. – расписываясь в книге регистрации о моём рождении, сказал мой отец представителям ЗАГС. – Даме цветы из нашей теплицы и торт от нашего стола. Сто грамм вина даме и сто грамм водочки мужчине. Иначе нельзя уйти Вам в такой день.
Представители городской власти не были нашими родственниками. Но у них в венах тоже текла кровь терских казаков. После сто грамм вина и водки в хате-мазанке в честь моего рождения, все поднялись наверх во двор Старого хутора.
Прошли в самый большой дом к накрытому там столу по случаю моего рождения. Не прошло и десяти минут, как Старый хутор наполнился песнями терских и донских казаков.
Через час праздник в день моего рождения перекинулся на соседние хутора наших родственников. Во второй половине дня половина Гудермеса отмечали день моего рождения.
К вечеру почти весь город кутил напропалую. Большинство казаков не знали, по какому поводу пьют. Терским казакам все равно, какой повод, лишь бы погулять на славу и с размахом.
– Первую неделю после твоего рождения не выходила из хаты-мазанки. – рассказывала мама. – Мне надо было окрепнуть после родов и тебе требовалось малость подрасти, чтобы ты мог легко дышать свежим морозным воздухом. За эту неделю наши старики сходили в местную церковь и договорились с батюшкой насчёт твоего крещения. Ведь ты все-таки рождён от православных.
В первую субботу после моего рождения в маленькой церкви Гудермеса негде было яблоку упасть. Пришли почти все наши родственники со стороны мамы и со стороны отца.
Большая часть родственников остались на улице. В церковь прошли только самые близкие родственники новорождённого. Батюшка прочитал молитву над новорождённым.
После священник взял меня на руки и окунул в священную воду, которая была в небольшом тазике из серебра. Мама приняла меня от батюшки на руки и завернула в тёплое полотенце и в пуховое покрывало. Батюшка надел мне на шею суровую нитку с золотым крестиком. С этого момента стал православным казаком.
– Самоё удивительно было в день твоего крещения то, что ты молчал. – рассказывала мама. – Можно было подумать, что ты знал о порядке в православной церкви, где нельзя кричать никому.
– Едва только тебя вынесли на улицу из церкви. – рассказывала бабушка Маня. – Как ты сразу закатил истерику, то ли из-за того, что тебя вынесли из церкви, то ли из-за того, что купали в купели.
– Ты не успокоился до того времени. – продолжала рассказывать мама. – Пока тебя несла от церкви до Старого хутора. Только когда дала тебе свою грудь, ты сразу упокоился. После того, как напился материнского молока, так сразу уснул. Так было каждый день, пока тебя кормила грудью. Голодным ты никогда не был. Молока у меня в грудях было много, и ты всегда был сыт.
Несмотря на то, что у моей мамы и у меня со здоровьем было все хорошо, переезжать в свой дом за речку мы не спешили. Погода нас на улице не баловала и не за горами были рождественские праздники.
Поэтому родственники решили меня, мою маму и парализованную бабушку Нюсю оставить в хате-мазанке. Здесь было тепло и уютно нам троим. Остальные хуторяне жили в избах и в домах на дворе Старого хутора.
Места всем хватало в Старом хуторе. Можно было долго жить. После рождественских и новогодних праздников наша тройка обратно осталась жит в хате-мазанке.
На то была особая причина. Дело в том, что пока в Старом хуторе все были заняты моим рождением, а также рождественскими и новогодними праздниками, в семье евреев-беженцев родилась девочка.
