скачать книгу бесплатно
Мы с Гуреем встали и демонстративно покинули банкет в честь нашего столетнего юбилея. Не могу точно сказать, кто из нас был прав, а кто нет, но с того самого времени мы оба перестали общаться со своими родственниками.
Мы собственноручно оборудовали под жильё сарай в глубине сада, который был нашим ровесником. На наш столетний юбилей родственники попросили, чтобы мы с Гуреем оделись так, как одевались люди в прошлом веке.
Гурей надел свою родовую черкеску. Надела своё шикарное платье со шляпкой и пенсне с графского гардероба. Так мы ходили все своё свободное время. Брат в черкеске.
У меня платье графини. В шестидесятых годах так никто не одевался. Горцы и те не носили черкески. На смену национальной одежды пришёл костюм.
Нас, вероятно, принимали как старых дураков. Но в нас кипела кровь терских казаков, которые всегда держат сказанное слово.
Возможно, что родственники тоже так считали, поэтому ни одна из сторон не хотела уступать другой несмотря на то, что между нами была разница в десятки годов? Такой протест длился долго. Гурей по саману разбирал хату-мазанку.
Когда брат уставал, то занимался изучением своих странных книг, которые обратно появились у него неоткуда. Часами он копался с деревьями в саду. Стирала нашу одежду и готовила пищу. Смотрела за нашим жильём.
– Хочешь отправиться со мной в неизведанный край? – однажды, спросил меня, Гурей. – Там с тобой мы увидим то, что обычным людям никому не дано было узнать. Окунёмся в мир совершенно иных понятий о земной жизни. Ты поймёшь, что мир имеет совершенно разные стороны жизни.
В этот раз тоже подумала, как наши родичи, что Гурей к старости лет окончательно свихнулся.
– Мне и тут хорошо живётся, – деликатно, ответила. – Давай мы лучше помиримся с родичами.
Гурей больше ни стал разговаривать со мной. Замкнулся в своём изучении странных книг. Он изредка подходил к хате-мазанке и разбирал очередные саманы.
Так потянулись последние годы нашей жизни. Мы с Гуреем понимали, что нет обратной дороги в прошлую жизнь и в будущее нам тоже все закрыто.
Мы были на перепутье, между жизнью и смертью. Может быть, именно в этом состоит мера жизни, о которой все годы думал Гурей? Такой сытый момент жизни, как кусок вкусного мяса – когда есть совсем не хочется и выбросить жалко.
Понимаю, что, возможно, это не совсем точное сравнение меры нашей жизни, но другого примера у меня нет? Мы жили, как могли. Старались угодить себе и людям.
Сами строили свою меру жизни. Никто не может упрекнуть нас. Со времени нашего юбилея прошло шесть лет. Гурей разобрал всю хату-мазанку.
Осталась только одна тыльная стена, которую можно было толкнуть рукой, чтобы она сама завалилась. Но, очевидно, у брата это был самый ответственный момент.
Прежде чем завалить последнюю стенку, Гурей решил помериться со всеми родственниками, которые жили в Гудермесе. Написал письма во все города и станицы Кавказа, где жили наши родственники.
Попросил меня отдать Библию и Евангелию самым верующим людям в нашем городе. Эти книги имели историческую и культурную ценность. Библии и Евангелии было несколько столетий.
Всего было в мире четыре пары подобных книг. Ни стала спорить с братом о ценности книг. Отдала две книги, Библия и Евангелия действительно, особо верующим людям, которые всю свою жизнь молились Богу. Затем, Гурей сходил в русскую баню, которую никто не хотел рушить, так как в ней купались. После бани, брат, оделся в нарядную родовую черкеску. Взял меня за руку и отвёл к железному бревну в конце сада. Там мы всегда делились своими тайнами, о которых больше никто не знал.
– Маня! Может быть, ты согласишься отправиться со мной туда, где все иное? – серьёзно, предложил мне Гурей. – Никому никогда не доверял этой тайны. Лишь тебе могу её доверить. Там все совсем по-другому. Мне будет скучно жить без тебя в совершенно другом измерении жизни.
– Нет, братик, не могу, – твёрдо, отказалась. – Здесь вся моя жизнь и возраст мой не позволяет ездить. Если бы ни моя старость, то давно поехала бы во Францию к своим внукам и правнука.
– Тогда езжай к Грише. – сказал Гурей. – Брат умирает. Хочет, чтобы именно ты к нему приехала.
Гурей сказал все это так серьёзно, что не могла ему не поверить и в тот же день отправилась в станицу Каргинскую к старшему брату Грише, которому было почти сто двадцать лет.
Перед моим отъездом Гурей разогнал всех родственников из Старого хутора на целый день. Он сослался на то, что у него сегодня ответственный день в жизни и ему надо быть одному, чтобы окончательно разобраться во всем.
Другого такого времени в его жизни больше никогда не будет. В станице Каргинской меня встретили со слезами. Сразу ни поняла, что случилось у них. Думала, что Гриша умер, не дождавшись меня.
Но старший брат наш был вполне здоров. Даже стал немного говорить со мной, чего раньше с ним не было. Постоянно молчал и что-то думал о своём.
– Маня! – сказал Гриша, когда потрогал моё лицо. – Гурей тебя обманул. Он покинул нас навсегда.
Руки брата задрожали. Из-под огромных белых бровей, которые свисали над глазами до щёк, потекли слезы. Затем Гриша крепко прижал мою руку и постепенно обмяк.
Рука брата медленно сползла с моей руки на простыню. Почувствовала, как замедляется пульс старческого сердца. Постепенно, в течение этого дня, жизнь моего старшего брата Гриши закончилась.
Больше брат ни сказал, ни слова. К вечеру Гриша умер. По просьбе Гриши, перед смертью, в этот же день хоронили его те, кто жил в этом доме и был с ним рядом. Гриша никого из родственников не хотел тревожить от повседневной заботы. Он хотел умереть спокойно для всех. У каждого своя мера жизни.
– Неделю назад, – рассказывали родственники на поминках Гриши, – он, вдруг, неожиданно заговорил. Сказал нам, что надо, срочно, сообщить сестре Марии, чтобы она не оставляла Гурея одного. У него такой ответственный момент, что он может покинуть нас или жить долго. Мы думали, что дедушка Гриша пришёл в себя перед смертью и плетёт всякую старческую чушь. Когда вы, бабушка Маня, приехали, то мы сразу поняли, что он действительно говорил правду. Мы на расстоянии поняли о потери среди наших родных. Очень жалеем, что сразу не поверили словам своего деда.
Первым отправилась астраханским поездом в Гудермес. Когда пришла в Старый хутор, то увидела в нем много родственников. Все плакали. Прошла по всему двору и домам Старого хутора, но Гурея нигде не нашла.
Брата не было ни живого, ни мёртвого. Родственники тревожно и виновато смотрели на меня. Никак не могла понять, что случилось в Старом хуторе в моё отсутствие.
– Кто-нибудь скажет мне, где Гурей? – строго, спросила родичей. – Вы, что молчите, как рыбы?!
– Баба Маня! – начал говорить за всех Пётр Выприцкий. – Когда дедушка Гурей нас всех выгнал из Старого хутора, то стал ломать последнюю стенку в хате-мазанке. Вечером мы все пришли домой. Деда нет. Мы думали, что дед отправился к своим друзьям или на рыбалку. Но возле речки и у друзей его не было.
Мы обыскали весь Гудермес и все дома родственников, но деда не нашли. Тогда, на следующий день, мы разобрали по саманному кирпичику всю стену.
На краю стены нашли пучок его седых волос. В глубине сада нашли семь кучек пепла, возможно, что это осталось от семи странных книг, которые он сжёг перед смертью?
Среди вещей деда в сундуке нашли интересный лист с какими-то лицами и странными записями. Мы ни знаем, что здесь изображено. Пётр подал мне находку. Это был лист от странной книги, похожий на металлическую фольгу.
Стала изгибать лист в разные стороны и при ярких солнечных лучах увидела карту и какие-то неизвестные мне знаки с изображением двух лиц, мужского и женского. Возможно, это были лица Эль-русса и Лейлы? Так думаю, по той причине, что на обрывке обычного листа был перевод стихов с арабского языка –
В святых местах. Где пуп Земли.
Живёт моя любовь – Лейли.
В разлуке жизнь невыносима.
Пока душой не остыну,
Вернусь туда, к родному сыну.
Искали мы Гурея до конца месяца, но нигде его так и не нашли. Кто-то предложил похоронить то, что осталось от Гурея. Может быть, он опять явится, как в прошлом веке, в день своих похорон?
Вообще была против подобной затеи. Как можно похоронить того, кого нет в мёртвых? Взамен ничего другого не придумала. На необычные похороны без покойника собрались родственники, которые проживали в Гудермесе.
На свои импровизированные похороны брат не явился. Все присутствующие на похоронах поняли, что потеряли деда навсегда. Похоронили волосы Гурея и останки странных книг на родовом кладбище, рядом со всеми родственниками по линии Выприцких и Ивлевых, с которых и начинался на Северном Кавказе род терских казаков.
Теперь они все лежали рядом, кроме Гриши, который завещал похоронить себя в станице Каргинской, чтобы не возить его в Старый хутор. Видимо, Грише хотелось, чтобы Выприцкие продолжили свои корни в станице Каргинской.
Но, возможно, так, что брату Грише было все равно, где его похоронят родичи? Когда ни стало рядом никого из моих братьев и сестёр, то почувствовала себя совершенно заброшенной.
Рядом кипела другая жизнь, совершенно неизвестная мне. От моей прошлой жизни остались – сад с бревном, старенькая русская банька, столетний сарай, родовое кладбище, через речку Белку полусгнивший висячий мост, который был связующим звеном мирной жизни между терскими казаками и чеченцами.
За мостиком с левой стороны, на месте бывшего чеченского аула, старый кирпичный завод, из кирпича которого построили Гудермес. С правой стороны, от совхоза «Кундухова», холмики из развалин бывшего хутора Ивлевых, который был разрушен чеченцами.
Там до сих пор никто не решился строить жилье. По воскресным дням хожу на родовое кладбище, поправляю могилки родных. Тут лежит и Устин, мой бывший кучер и друг всей семьи.
Когда во время войны с фашистами Устин поехал с моей старшей сестрой Соней в лес косить траву своим лошадям, там на них напали чеченцы, пытались отобрать наших лошадей.
Силы были не равные. Чтобы спасти лошадей Устин обрезал стремена от подводы и приказал лошадям галопом скакать в Старый хутор. Так мы узнали об опасности, грозящей Устину и Соне.
Станичники поскакали в лес, но было поздно. В лесу нашли истерзанные тела Устина и Сони. Рядом много крови от чеченцев. Тела Сони и Устина привезли домой. Тут же, целым отрядом конных казаков с оружием, станичники отправились на левый берег речки Белка в аул к чеченцам. Там станичники застали весь чеченский аул у трупов, которых поубивал Устин из моего бельгийского ружья и заколол чеченцев вилами.
Бельгийское ружье знали все чеченцы и терские казаки. Ружье было рядом с трупами чеченцев. Ружье служило вещественным доказательством того, что именно из этого аула были те убийцы, Устина и Сони, на которых напали в лесу.
Станичники плотным кольцом окружили чеченцев. Потребовали от них сдачи оружия. Когда чеченцы отдали оружие станичникам, казаки разрешили чеченцам провести исламский обряд похорон убитых.
После похорон казаки изгнали чеченцев из их аула. Казаки разрушили аул до основания и сравняли с землёй. После войны с фашистами, на месте бывшего чеченского аула, построили совхоз «Кундухова», куда вскоре после смерти Сталина из эвакуации вернулись жить чеченцы.
Соню и Устина похоронили рядом. Родичи не знали фамилии Устина, то написали на кресте Выприцкий. Иначе в Старом хуторе о нем никто не вспоминал.
Всем он был Выприцкий. Устин всем жителям станицы и Старого хутора был терским казаком. Бабушка Маня умерла через три года, после смерти дедушки Гурея, в возрасте сто девять лет.
Смерть её была глупой, конечно, умной смерть тоже не бывает. Бабушка Маня первый раз в своей жизни купила в магазине колбасу, поела её и умерла.
Похоронили бабушку рядом с могилой её брата-двойняшки на родовом кладбище терских казаков, за Гудермесом у берега речки Белка. Во время похорон бабушки Мани присутствующие на похоронах родственники заметили, что бабушка мёртвой выглядела значительно моложе своих лет и такой свежей на вид, словно она не умерла, а уснула.
Кто ранее был на похоронах родственников, доживших до столетнего возраста, то же вспоминали, что они также выглядели помолодевшими и на вид словно спящие, но только ни в коем случае не мёртвые.
Никто из присутствующих на похоронах своих столетних родственников не мог объяснить столь странного биологического явления в организме умерших родственников.
Можно было просто сделать для себя вывод, что таким образом все наши родственники переходили в мир иной, значительно помолодевшими, чтобы сохранить о себе приятное воспоминание.
3. Новое поколение.
Много лет не был в Гудермесе. Когда, в конце семидесятых годов, приехал в командировку на Северный Кавказ. Первым долгом отправился в Гудермес к родне.
С вокзала попал за рельсами железной дороги в городскую черту, откуда ранее был большой пустырь до Старого хутора, далее начиналось строительство новых поселений.
В пятидесятых годах Гудермес строился за вокзалом у Чёртовой горы. По неизвестной мне причине, строительство города в сторону Старого хутора не велось.
Возможно, что так горожане хотели сохранить историческое поселение терских казаков?
Может быть, препятствием к стройке жилых домов служило большое родовое кладбище терских казаков?
Ни у кого рука не поднималась разорить старинное кладбище. Как бы там не было, но к моему приезду по обе стороны железной дороги был огромный город.
После Грозного, по своей величине, Гудермес второй в Чечне. Откровенно говоря, сразу растерялся и не знал дороги до нашего родового хутора. Двигаться просто на восток, все равно, что искать выход в неизвестном лабиринте.
Решил спросить дорогу в Старый хутор у местных жителей. Никто из молодёжи не знал Старого хутора.
Побрёл в определённом направлении. По дороге догнал ковыляющую старушку.
– Скажите, пожалуйста, как в Гудермесе пройти к Старому хутору? – спросил, ветхую старушку.
– Откуда тебе известно это место? – с удивлением, лукаво, спросила меня, любопытная старушка.
– Там, когда-то, родился. – ответил, старушке. – Вот, сейчас, хочу посмотреть на это место.
– Так ты, что, Выприцкий, что ли? – настойчиво, допытывалась настырная старушка. – Ты, чей сын?
– Не Выприцкий, а Черевков Александр. – ответил ей. – Моя бабушка Нюся из рода Выприцких.
– Тогда ты и мой внук. – сказала настырная старушка. – Меня зовут баба Дина. Двоюродная сестра Нюси, по отцовой линии. У меня девичья фамилия Выприцкая. Замужем была за Степаном Ивлевым. Живу в Грозном. Вот, приехала навестить своих правнуков, которые живут в Старом хуторе.
Старушка ещё долго вспоминала своих родственников по именам и фамилиям. Плёлся следом за ней и никак не мог вспомнить её, как нашу многочисленную родственницу, которую, возможно, видел всего один раз в своей жизни?
– Так вас хорошо помню. – вдруг, радостно, воскликнул. – Когда маленьким болел, то меня привозили в Грозный лечиться. Мы заезжали к вам в гости. Вы тогда жили в старом доме у крепости.
– И сейчас там живу. – ответила баба Дина. – Старые дома давно снесли. Мой дом, как крепость.
– Бабушка Дина! – громко, спросил её. – Сколько вам сейчас лет? Наверно, много лет исполнилось?
– Ты, внучек, не кричи, хорошо слышу. – хитро, ответила бабуля. – Родилась в прошлом веке.
Мы шли с бабушкой Диной по тем местам, где когда-то в далёком детстве бегал без штанов пацаном по траве, из Старого хутора на речку Белка, ловить рыбу и купаться.
Сейчас тут улицы и проспекты Гудермеса. Родовое кладбище терских казаков было стёрто с лица земли в конце шестидесятых годов. Можно сказать, что на костях терских казаков построили большой город.
На улице Дербентская дом-25, подходим к воротам и забору высотой больше двух метров. На воротах картинка с немецкой овчаркой и надпись: «Здесь злая собака».
Бабушка Дина нажимает на красную кнопку звонка. Звонок истерически долго и настойчиво звенит, никто к воротам не подходит. За воротами злобно рычит собака.
Затем раздаётся глухой лай старой собаки. Бабушка Дина продолжает нажимать на кнопку звонка, который пищит до хрипоты. За воротами что-то шелестит.
Вижу, как мелькает глазок, вмонтированный в доски ворот. Сильно лязгают стальные засовы и звенят цепи. Медленно открывается дверь, вставленная в огромные ворота. В открытую дверь высовывается большая голова старой собаки. Она начинает осторожно обнюхивать ноги бабы Дины.
– Во! Баба Дина с Грозного прибыла. – вялым голосом, объявляет толстый балбес. – Где сумка?
– Сумку оставила в камере хранения на вокзале. – ответила бабушка Дина. – Не таскать же мне её через город. Ты сам к поезду меня встречать не пришёл. Знакомься, твой дядя Саша Черевков.
– Лёня Выприцкий. – нехотя называет себя толстяк, протягивая мне свою пухлую руку. – Входите!
Рука племянника мягкая и влажная. Чувствуется, что рука никогда не ощущала рабочих мозолей. Проходим с бабушкой Диной в большой двор, покрытый бетоном.
Во дворе три больших дома под черепицу. Дальше хозяйственные надстройки с сараями и несколько фруктовых деревьев.
– Вот это и есть наш Старый хутор. – объявляет, бабушка Дина. – Точнее то, чего от него не осталось. Уже лет пятнадцать, как снесли наш прекрасный сад и кладбище, построили новые улицы.
– Бабушка Дина! Где, то странное бревно, которое было в конце сада? – спрашиваю, старушку.
– Кто его знает? – нехотя, отвечает баба Дина. – Столько всего хорошего пропало в Старом хуторе.
