Погоня за двойником. Хроники затомиса

– Не видел, потому что груша посылала их именно мне, в мое сознание, чтобы их увидеть, надо с ней в контакт вступить, а ты – не вступал.

– Так ты их как бы внутри себя видишь? – Наконец дошло до Андрея. – Это, что, как сны?

– Можно сказать, что так, только это наяву, в бодрствующем сознании, сознание должно быть активно, ведь тебе нужно поддерживать беседу, а не просто, как баран, слушать, разинув рот.

– А по-моему, – усмехнулся Андрей, – ты именно спала, только стоя, вон даже не видела и не слышала, как я подошел, хотя я и не подкрадывался, как индеец, а, наоборот, шумел.

– Все потому, – ответила Аня, – что этот разговор происходит не на поверхности чувств, как с людьми, а в глубине, как бы на другом регистре, на другой частоте, и чтобы услышать дерево, да еще чтобы оно тебя понимало, нужно переключить сознание на этот регистр. В этом случае перестаешь замечать, что на поверхности…. Хотя, если потренироваться, можно одновременно два регистра контролировать, но это труднее, на это больше сил уходит, проще переключаться.

Чем больше Андрей слушал Аню, тем больше до его уязвленного мужского самолюбия доходило, какая пропасть лежит между его внутренним миром и миром этой хрупкой девочки – и смутно ощущал, что дело не просто в их различие, а в том, что ее мир безмерно глубже и богаче его мира. Это было очень обидно, до сей поры он не встречал среди детей кого-то, кто бы его столь явно умственно превосходил. Учился он неплохо, довольно много читал, и был для своих лет прилично эрудирован. И вот теперь он – полное ничтожество…. А может, она придумывает все это?

– Да что я все это тебе говорю, ты мне, тем более толком и не веришь. – Снова заговорила Аня. – Хочешь, я тебя самого с деревьями разговаривать научу? Ты способный, ты моего двойника увидел – а это далеко не у каждого получится! Правда, поначалу придется тебе помогать, без моей помощи это у тебя вряд ли получится, а со временем – и сам научишься.

– Ты серьезно? – Неуверенно глянул на нее Андрей. – Ты так говоришь, будто деревья разумные, будто у них мозг есть. Как можно с ними взаправду говорить? Вон, у животных, как у нас, мозги есть, и то с ними нельзя, как с людьми разговаривать – хотя высокоразвитые млекопитающие, вроде собак и обезьян, понимают многие слова, что мы говорим. Но дерево же совершенно тупое.

– Это трудно объяснить, – задумчиво проговорила девочка, – оно не тупое, оно – другое, и чувства и понятия у них иные, поэтому так и трудно вступить с ними в контакт, оставаясь человеком. И все же это возможно, но надо как бы внутри себя в дерево превратиться – тогда ты его поймешь, и оно тебя тоже. А когда ты вновь в человеческий разум превращаешься, ты как бы переводишь его язык на наш. Не совсем так, но примерно, тут проще попробовать, чем объяснить. По сути, не человек с деревом разговаривает, а душа человека с душой дерева, по-другому я не могу это сказать.

– Откуда ты все это знаешь и умеешь? – Спросил Андрей упавшим голосом. Он уже открыто готов был признать всемерное превосходство девочки.

– Меня этому научил один очень симпатичный домовой, – улыбнулась девочка, – хотя в действительности он не домовой, а «бриллиант».

– Ну, ты даешь! – Хохотнул Андрей. – Это же сказки старых бабушек, домовых не существует. И потом, ты все говоришь: «душа», «душа» – но ведь ученые доказали, что никакой души нет, все это выдумки церкви, чтобы народ обманывать! Вам что это в школе не объясняли?

– Ученые доказали и то, что духов не существует, – девочка серьезно глядела в глаза Андрею, – тем не менее ты вчера убедился в обратном. И потом, Андрюша, науку «живого мира» я проходила совсем в другой школе, и об этой школе ученые не имеют никакого понятия.

– Что еще за школа такая?

– Когда-нибудь я тебе о ней расскажу, – загадочно улыбнулась Аня. – Ну, так ты хочешь с деревом поговорить?

Андрей смутился. Это, на первый взгляд невинное предложение, почему-то сильно напугало его, причем причину страха он даже бы затруднился назвать – скорее всего было смутное ощущение того, что предложенный Аней эксперимент может поколебать его привычное и уютное представление о картине мира.

– Ты думаешь у меня получится? – Пытаясь скрыть дрожь в голосе, усомнился Андрей (больше всего он боялся, что у него действительно получится).

– Я думаю да, ведь ты уже видел своего и моего двойника. К тому же, я тебе буду помогать.

– А как ты будешь помогать?

– Это трудно объяснить, я помогу тебе наладить канал связи с деревом, войти в мир его ощущений.

– А это не опасно?

– Думаю, что под моим наблюдением – нет. И потом, когда-то же надо начинать! У нас и так мало времени – ты через две недели уезжаешь.

– А ты думаешь, мне это надо? Живут же все остальные без этих штучек?

– А тебе не скучно жить, как все остальные?

– Честно говоря, скучно, – признался Андрей, – но я не знал раньше, что можно жить как-то по-другому.

– Ты представь себе, – сказала Аня, – что тебя окружает огромный мир, гораздо более удивительный и интересный, чем ты видишь своими глазами! Неужели слепой, для которого весь мир сосредоточен в звуках и прикосновениях, отказался бы от того, чтобы вернуть зрение? Не бойся, это совсем не страшно, просто твое инертное сознание держится за привычные представления о мире и боится, что эти представления рухнут.

– Ну, давай попробуем, – набрался храбрости Андрей, – правда не очень верится, что у меня получится.

– А ты не думай, ты попробуй, закрой глаза и вообрази, что ты дерево. Постарайся представить, что оно может чувствовать, покачиваясь на ветру, как по его стволу от корней медленно движутся питательные соки, как оно засыпает зимой и просыпается весной, как на его ветках распускаются листья и цветы, как из цветов формируются плоды…. Причем, ты как бы должен ощущать, что это происходит с тобой. Весь твой привычный мир исчезнет, останутся только ощущения этой старой груши, много повидавшей на своем веку…. Получается?

– Не очень, – пробормотал Андрей, который закрыл глаза, и пытался представить себе все то, что говорила Аня. – Посторонние мысли лезут в голову, сбивают, отвлекают…. – Но тут были не только посторонние мысли, какая-то его скептическая часть словно бы встала на границе неведомого, и с сарказмом говорила: «Ничего у тебя не получится, все это ерунда». Тем не менее это его скептическое «Я» испытывало смутную тревогу, словно в случае успеха оно навсегда утратит влияние на Андрея – исчезнет, растворится…. И тут в сознание Андрея проникла чужая воля и мягко переключила какой-то неведомый тумблер. В этот миг его скептическое «Я» исчезло, память об окружающем мире и привычных ощущениях оставила его. Теперь он весь сосредоточился на ощущениях дерева…. Собственно, он и был им (о, если бы только юный Андрей знал, что в другой Альтернативной жизни, во время астрального путешествия он в полном объеме испытал эту метаморфозу). Скорость мыслительных процессов во много раз замедлилась в его сознании – собственно это уже не были мысли-слова. Перед его внутренним экраном протекали полуобразы-ощущения каких-то, с точки зрения человека, незначимых событий, но, очевидно, очень важных в жизни дерева: кружение огромных мохнатых шмелей вокруг цветущей кроны, и странное наслаждение в тот самый момент, когда чувствительный пульсирующий хоботок проникал вглубь цветка в поисках сладкого душистого нектара. А когда любителей нектара – шмелей, пчел, ос, бабочек собиралось много, то эти уколы наслаждения трепетной, ласкающей аурой охватывали всю крону. Андрей, погрузившийся в ощущения дерева, испытывал то восторг от бурного летнего ливня, грянувшего после долгой засухи, и наполнившего дробным чувственным пульсом все жилы истомленного жаждой молчаливого существа. То упивался первыми днями весеннего тепла, когда все существо пробуждалось от многомесячной спячки, а листики – зеленые детишки, прорывающие клейкие чешуйки почек, подставляли свои зеленые флажочки навстречу ветру, дождю и ласковому солнышку. А созревание сочных плодов! А печальная сонливость увядания и горечь утраты, когда высохшие желтые листы с тихим шелестом падают на пожухлую траву. В мгновение Андрею стала близка и понятна неторопливая однообразная жизнь его молчаливых собратьев по планете Земля. А потом он совершенно естественно заговорил со старой, грушей «Дюшес» – это оказалось совсем не сложно, не надо было слов и переводчика. Чужие образы и представления без труда входили в его сознание, и так же без труда он делился с грушей своими «древоподобными» мыслями. И в переводе на человеческий язык их диалог заключался примерно в следующем:

– Почему ты такой испуганный? – Спросила груша, – ведь ты здоров, и ни тебе, ни твоим близким ничто не угрожает! Не надо ничего бояться, жизнь прекрасна, посмотри, как ласково светит солнце, послушай как весело жужжат насекомые. Мы очень чутко ощущаем ваши эмоции и болеем, когда вы болеете.

– Не знаю, – ответил Андрей, – наверное я боялся, что рухнет мой привычный мир.

– Он не рухнет, – сказала груша, – просто ты поймешь, что твой мир – всего лишь частица другого, всеобъемлющего мира, и твои страхи и печали исчезнут, как исчезают ночные тени. Сорви мой плод, попробуй его сочную мякоть, и ты поймешь, что ни ты, ни я не случайны на этой земле, и связаны единой нитью жизни.

– Я не могу, – ответил Андрей, – это хозяйские груши, мне мама не разрешает их рвать.

– Это мои плоды, – не согласилось с ним дерево, – и когда их срывают с черенка, то они принадлежат тому, кто их сорвал. Только семечки закопай в землю где-нибудь в отдалении, может из них проклюнется хоть одна моя деточка. А то мне уже много лет, а я до сих пор не продлила свой род. Хозяйка тщательно выпалывает все побеги от моих корней и семян, она считает, что эти побеги будут отнимать от меня питательные соки, и это скажется на урожае. А я уже старая, мне надо уступить дорогу молодежи, а самой подумать о вечном, о том, чтобы стать чем-то другим….

– Что значит «чем-то другим»? Если ты не будешь плодоносить, тебя спилят и сожгут на костре. Ты разве хочешь стать пеплом?

– Ну что ж, – грустно сказала груша, – в конце концов пеплом удобряют землю, чтобы лучше росли другие деревья. Конечно, я мечтаю о другом уделе, но мир не справедлив, мечты редко сбываются….

– О чем же ты мечтаешь?

– Я всегда хотела, чтобы из моего ствола сделали скрипку, ведь скрипки делают из груши. Я так люблю музыку, особенно скрипичную – это, наверное, связано с зовом рода. Возможно, если бы из груш делали кларнеты или фаготы, я бы любила духовую музыку, или, скажем, рояль – тогда бы мне были ближе фортепьянные звуки. В общем-то музыка, рождаемая в недрах тел моих собратьев мне мила всякая, не терплю только звуки медных труб – они мне, как пилой по сердцу! Наверное, именно поэтому в саду Готимны, куда попадают наши души после смерти, звучат только скрипки, виолончели, кларнеты, фаготы…. Ты, случайно, скрипки не делаешь?

– Нет, – смутился Андрей, – я и стамеску-то в руках держать не умею.

– Жаль, – разочарованно произнесла груша, – я так мечтаю, что сюда когда-нибудь приедет отдыхать мастер, изготовляющий скрипки, и поймет, что из моего ствола можно сделать инструмент, подобный скрипкам Страдивари…. Но это все мечты, скорее всего меня просто спилят и сожгут, когда я перестану приносить плоды, а люди так и не поймут, что возможно вместе со мной сжигают настоящий скрипичный шедевр…. А жаль.

– Так деревья любят музыку? – Удивился Андрей. – Никогда бы не подумал.

– О, далеко не всю, – сказала груша, – мы – мелодисты, и не терпим современную какофонию, или этот, как его… рок. Почему люди им сейчас так увлекаются? Он же только повышает кровяное давление, убивает чувство прекрасного, и программирует людей на всякие групповые безумства. То ли дело – Моцарт, Шопен, Чайковский….

– Откуда ты все это знаешь? – Продолжал удивляться Андрей. – Я думал, деревья ничего не знают, почти, как камни.

– К сожалению, так думает подавляющее большинство, – грустно сказала груша. – Да вы, люди, вообще самовлюбленны и самонадеянны – считаете, что ничего путного, кроме вас, Господь на земле не создал, и что вам все позволено за счет других. Кстати, твой пример по поводу камней тоже не совсем уместен. Камни, что б ты знал, тоже живые, и среди них встречаются довольно интересные экземпляры, неплохо разбирающиеся в философии «Вечности», и других космогонических проблемах. Правда, они излишне рационалистичны и сухи. В музыке, например, совершенно не смыслят. Да, что я тебе объясняю, попробуй, поговори вон хоть с тем симпатичным валуном на клумбе. Очень своеобразный тип.

– Ты знаешь, – сказал Андрей, – мне кажется, я не смогу к нему подойти. У меня сейчас такое чувство, что я – дерево, и к этому месту корнями прирос, а если я снова в человеческое состояние перейду, то уже ни с кем говорить у меня не получится.

– А зачем с места сходить? – Хмыкнула груша. – Мне, думаешь, чтобы с камнями поболтать, или с теми дальними яблонями-придурками, с места что ли сходить надо? Не думаю, чтобы это у меня вышло, даже если бы сильно захотелось. Если мне куда-то надо сходить, я вполне могу это и в астральном теле сделать.

– А что это за астральное тело?

– Ты что, таких элементарных вещей не знаешь? А еще человек! Как же тебе удалось ментальный образ дерева принять, и со мной в контакт вступить?

– Это мне Аня помогла, – признался Андрей, – у меня самого скорее всего ничего бы не получилось. Это она так сделала, что я мысленно в дерево превратился. Правда, я сам не понимаю, как это у нее получилось.

– Ну, вот ее и спроси насчет астрального тела, это долго объяснять, особенно неподготовленному. А потом, возможно, у нас с людьми разные представления о природе этого феномена. Если уж совсем примитивно, то это сгусток наших чувств, который вне тела существовать может.

– Как это, вне тела?

– А так это, я же говорю – долго объяснять! Я в теоретических вопросах эзотерики не очень сильна. Да, ну тебя! – Почему-то обиделась груша: возможно она и сама плохо понимала, что такое «эзотерика». – Тупой ты, какой-то. Пусть тебя Аня получше в теоретических вопросах подкует, тогда и побеседуем! – Андрей почувствовал, словно груша отгородилась от него невидимой стеной, и все его образы словно бы увязли в какой-то неведомой густой субстанции. В этот момент у него возникло кратковременное головокружение, а затем вернулось привычное человеческое состояние.

– Ну, как? – Аня смотрела на него с легкой улыбкой. – По-моему у тебя получилось.

– Да…. – Только и сумел произнести Андрей. Он никак не мог прийти в себя после удивительного разговора с, казалось бы, неодушевленным предметом. Или, по крайней мере, полу одушевленным, который, к тому же, обвинил тебя, венец природы, в тупости и непонимании элементарных вещей. – Если бы еще вчера, – продолжил он после некоторого молчания, – кто-то сказал мне, что такое возможно, я бы только посмеялся над ним…. Послушай, – тут лицо его приняло подозрительное выражение, – а может это ты со мной мысленно говорила, а не дерево, я что-то такое о телепатии слышал, правда, честно говоря, тоже не особенно в нее верил.

– Ну, ты даешь! – Рассмеялась Аня. – Чего ни коснись – ни во что ты не веришь: в духов-двойников, которых своими глазами видел – не веришь, в телепатию тоже не веришь, хотя только что сам ею пользовался. Может, и меня не существует, и этого сада?

– Да, нет, – смутился Андрей, – конечно верю, – просто все это так неожиданно на меня свалилось! Я раньше с этими вещами не сталкивался, да и людей не встречал, которые с этим сталкивались. Значит, то, что в школе говорят, и по телевизору, что чудес на свете не бывает – все вранье?

Аня пожала плечами.

– Я не знаю, вранье это, или нет. Наверное, люди, которые это говорят, искренне верят, что чудес на свете не бывает. У них – своя правда – и все-таки это не правда, поскольку «Живой мир» существует, его можно видеть, и туда можно входить через особые двери, и эти двери не надо искать где-то за тридевять земель – они расположены в нас самих, но для того, чтобы их открыть, иногда уходят годы. Хотя изредка это можно делать внезапно. Правда, если человек их открывает внезапно, без подготовки, как ты например, – то это означает, что он уже работал над их открытием, но не здесь, в другой жизни, хоть и не помнит этого.

– Это что еще за другая жизнь? – Снова не понял Андрей.

– Человек проживает много жизней, – задумчиво сказала Аня, – думаю, со временем ты это сможешь понять. Душа человека бессмертна, и переселяется из тела в тело после того, как тело умирает. Но это только часть истины. Существуют параллельные миры, параллельные потоки времени, и в них живут отражения нашей души – ее двойники. Вчера что-то подобное ты видел своими глазами. Не знаю, смогу ли я это объяснить более понятно. Твой разум еще не готов, хотя душа уже готова – иначе бы ты не увидел двойников и не встретил меня.

– Голова идет кругом, – сказал Андрей, садясь на лавочку, недалеко от «умной груши». – Иногда мне кажется, что я что-то начинаю улавливать, а иногда – что абсолютно ничего не понимаю и никогда не пойму.

– Это сопротивляется твое инертное «Я», – сказала Аня серьезно, – оно еще долго будет тормозить твои попытки постичь науку Живого мира. Это – не лучшая твоя часть, но она тоже пока необходима, она, как предохранитель, который сдерживает в человеке мощные энергии, в противном случае эти энергии могут просто взорвать человека, разрушить его разум… – Знаешь, – переключилась Аня, видя, что Андрей снова плохо понимает, о чем идет речь, – давай к этим вопросам позже вернемся, когда что-то в твоей голове будет проясняться, а то ты не выдержишь потока новой информации. Все это может быть опасным, и если бы я поняла, что ты самый обычный мальчик, никогда бы тебе этого не стала говорить, и не помогла бы вступить в контакт с деревом. Но ты видел двойников, и потом, когда ко мне вернулась моя вторая память, я тебя узнала, и вспомнила где мы с тобой встречались – нет, не здесь, не в этом мире! – оговорилась она, видя, что Андрей снова непонимающе на нее уставился. – В настоящей жизни мы встретились впервые, но ты ведь сам сказал, что тебе кажется, будто ты меня знаешь. Это помнит твоя душа, а разум – нет, поскольку разум помнит только то, что произошло в этом мире, в этой жизни. Обо всем этом я тебе обязательно расскажу, но не сейчас, не все сразу, пусть информация поступает дозировано, а то может не выдержать рациональный ум.

Было впечатление, что Аня очень торопится, словно осознает, что времени для их встречи отпущено не много, и в то же время опасается, что от услышанного у ее подопечного может поехать крыша, и это несоответствие вызывало в ней нервозность и внутреннюю дрожь. Это состояние передалось Андрею, и его начало «поколачивать», и даже слегка подбрасывать на скамейке.

– Чего это меня т-т-т-рясет? – Сказал он, даже слегка заикаясь. – Вроде бы не холодно на улице.

– Это пройдет, не бойся, – сказала Аня, – ты впервые столкнулся с такого рода энергиями, и твой организм отвечает на них ознобом. Ничего, скоро он привыкнет. А теперь расскажи, что тебе сообщила груша.

– Так значит, это все же не ты?

– Нет, конечно!

– И ты не слышала, о чем мы мысленно переговаривались?

– Нет, я просто помогла твоему сознанию переключиться на другой регистр, войти в измененное состояние – сам ты не сразу научишься это делать – но мне важно, чтобы ты научился входить в подобные состояния самостоятельно за две недели, пока мы вместе.

Андрей хотел сказать, что, может быть это и не нужно, ведь жил же он раньше без всякой мистики, как все нормальные люди, но внезапно понял, что жить, как раньше, после встречи с этой удивительной девочкой он уже не сможет, словно оступился и попал в горную реку, а теперь его несет навстречу неизвестности, хочет он того или нет.

– Ну, ладно, – сказал Андрей, решив отложить все вопросы на потом, и пересказал, о чем успел поговорить с умной грушей.

– Молодец! – Сказала Аня, словно мама, которой Андрей сообщил о том, что получил пятерку по математике. – Очень важно, что ты все это так подробно запомнил – это хороший признак. Многие могут переключать регистр, но, возвращаясь к прежнему состоянию, все, или почти все забывают.

– Ты кого-то уже обучала этому раньше? – Недоверчиво спросил Андрей.

– Да, нет, ты – первый.

– Тогда откуда ты знаешь, что именно так, а не иначе?

– Мне это говорил Варфуша, когда обучал науке Живого мира.

– Кто это?

– Я тебе о нем говорила, это домовой-брилиант и посланник Навны.

– Кого?

– Прости, я все забываю, что в этом воплощении ты пока совершенно невежественен.

– Ну, вот, – обиделся Андрей, – обзываться начала. Я, может, тоже много знаю того, чего ты не знаешь: у нас дома 50 томов Большой Советской Энциклопедии, и я там постоянно о всяких незнакомых вещах читаю!

– А зачем все это? – Пожала плечами Аня.

– Как, зачем, – смутился Андрей, – для общей эрудиции!

– Это, чтобы перед друзьями похвастаться?

– Ну, почему, – растерялся Андрей, чувствуя, что в целом Аня права, – просто интересно.

– А мне кажется, чем забивать голову всякой ненужной информацией, лучше потратить время на изучение Живого мира. Ладно, не обижайся, ты обещал мне здешний лес показать? Давай сходим.

– Давай, – обрадовался Андрей, – тем более моя мама все равно ушла в парк Нафтусю пить, и вернется только к обеду.

– Хорошо, тогда я только сбегаю, скажу своей маме, что ты мне местные окрестности покажешь.

Аня ненадолго зашла в хозяйский дом, а затем ребята отправились к дальнему лесу. Они миновали район деревянных окраин, где за высокими заборами и пышными плодовыми деревьями почти были не видны одно-двухэтажные домики, и вышли в поле, на окраине которого темнел могучими елями дальний лес. Андрей, оставив скользкую мистическую тему, рассказывал своей новой знакомой о Ленинграде, в котором Аня никогда не была, затем перешел на всякие забавные истории из своей школьной жизни, и вообще взял инициативу беседы в свои руки, с удовольствием отметив, что во многих приземленных вопросах он гораздо более сведущ, чем Аня.

– А ты раньше с мальчиками дружила? – Задал он наконец давно вертевшийся у него на языке вопрос.

– У меня вообще было мало друзей… среди людей, – задумчиво ответила Аня. – Одноклассники меня вообще избегали… после одной истории. Сказать по правде, они меня просто боялись, хотя я никому ничего плохого не сделала. А потом, после другой истории, я некоторое время лежала…, даже не знаю, как сказать, может это тебя тоже напугает…, в общем я лежала в психиатрической лечебнице – после этого меня еще больше сторониться стали. И я привыкла обходиться без друзей. Нет, друзья у меня были, и не мало, но не люди….

– Как это, не люди, животные?

– Я думаю, что за отпущенные нам две недели я успею познакомить тебя с некоторыми из них. – Загадочно посмотрела на него Аня.

«Как она непривычно выражается»! – Подумал Андрей. – «Что значит, отпущенные две недели? Кто их отпустил? Ну, уезжаю я через две недели, и никто не знал, что мы здесь встретимся, а она словно бы знала, и собралась какую-то программу, заранее составленную, по моему обучению непонятно чему за этот срок осуществить. Теперь сама призналась, что в дурдоме лежала…. Хотя, конечно, она совсем не похожа на тех девчонок, которых я знал раньше. Может, поэтому меня так к ней и тянет».

– Скажи, – осторожно спросил Андрей, – а почему тебя в психушку положили?

– Это долгая история, – задумчиво поглядела в облака Аня, – не знаю, готов ли ты ее выслушать. Возможно, после нее ты меня окончательно сочтешь сумасшедшей. И начинать ее нужно, чтобы она была понятнее, с давних событий, когда мне было 5 лет. Возможно, это тебе покажется диким, но в одном из ее эпизодов ты тоже принимал участие, вернее твой двойник из параллельного времени, – добавила она, видя, что Андрей смотрит на нее с некоторой тревогой, – боюсь, что если я тебе все во всех подробностях расскажу, то ты будешь меня сторониться, как и все остальные, а я не имею права тебя отпугнуть. Я обязана передать тебе кое-какой опыт – это не моя прихоть, это решено там, на верху, – загадочно подняла Аня глаза к небу. – Поэтому, подожди немного, я расскажу тебе свою историю чуть позже, когда ты окончательно убедишься в том, что я не сумасшедшая, и Живой мир – действительно реальность.

– Уж после того, как я призраков видел и с грушей беседовал, меня по-моему ничто удивить не сможет! – Несколько самоуверенно сказал Андрей.

– Погоди, это только начало, – снова загадочно улыбнулась Аня, – не торопись, все в свое время, иначе твой рациональный разум попытается убедить, что все это тебе приснилось, а я сумасшедшая. Как-то Варфуша процитировал мне слова одного христианского святого: «Пока не узрите чудес и знамений – не уверуете».

И снова Андрею показалось, что с ним говорит взрослая женщина, уж больно не детские вещи произносились, и недетские глаза то и дело пристально всматривались в его лицо. Тем не менее, слова «христианский» и «уверуете» были красной тряпкой для его доселе атеистического разума, уж слишком много помоев было вылито на эти понятия школой, радио и телевидением за его короткий век. Нет, он не был воинствующим атеистом, и в его неверующей семье вообще старались не касаться вопросов религии, но мама всегда говорила, что нельзя смеяться над человеческими убеждениями и верой в Бога, поскольку люди не виноваты в том, что их так воспитали – пусть даже они и заблуждаются, и что интеллигентный человек должен быть веротерпимым. Тем не менее, его раздражало то, что бабушка, хоть явно не молится и в церковь не ходит, не желает признать тот очевидный факт, что «Бога нет», и на все его попытки вступить в антирелигиозный диспут, мягко отвечает: «Что-то такое есть, когда-нибудь ты это поймешь, только нельзя в нашей стране об этом никому говорить» (Бабушка росла в верующей семье, но в советское время, будучи лицом непролетарского происхождения, привыкла тщательно скрывать свои убеждения).