Нескучная жизнь policeman(a) Чапаева

Негромко тренькнул айфон у Корниенко.

– Да, Дмитрий Борисович. Поняла, Дмитрий Борисович. Есть… – И, посмотрев на нас диким взглядом, зло процедила: – Что смотрим, мужчины? Жидков-старший у подъезда. Пацана отвязать, уложить и простынёй закрыть. Кстати, и протокол опознания заодно подпишем, – срываясь с места, приказала Корниенко.

Мы с Ворониным выбежали в коридор и рванули на место преступления. Но там уже всё было как надо. Наши эксперты заканчивали работу и приготовили тело к приезду «спецперсонала». В ходе работы Наташа и Жорик познакомились поближе и теперь, закончив работу, «на брудершафт» протирали свои руки и инструменты медицинским спиртом. Коллеги не спешили, глубоко вдыхая пары С2Н5ОН, и весело делились друг с другом полезной информацией. В коридоре предупреждающе рыкнул Степан, и мы услышали строгую команду Сомовой:

– Закрытая зона. Проход запрещён, работает выездная следственная бригада МВД.

В ответ раздалось:

– Кто старший? Пусть выйдет.

– Давай, Чапаев, – подтолкнул меня полковник Воронин, – ты единственный из нас по форме.

Я одёрнул китель, поправил галстук и вышел в коридор, где несли дежурство наши «пограничники» Сомова и Степан. В начале коридора стояли три человека в тёмных костюмах, издалека похожие на трёх богатырей. Правда, даже с такого расстояния была заметна разница в качестве и цене их официальных «доспехов». У одного из мужчин правая рука была заведена внутрь пиджака. «Телохранитель», – понял я.

– Подполковник полиции Чапаев Андрей Васильевич, оперативный дежурный по управлению… С кем имею… – спросил я, доставая из внутреннего кармана кителя удостоверение.

– Я отец… – не поднимая головы, сказал стоящий впереди всей группы мужчина лет пятидесяти (правильно, в дорогом костюме).

– Сергей Ильич Жидков? Я понял… Проходите, пожалуйста. С вами может пройти один человек, второй на месте. Уважаемый, руку опусти… – как можно спокойней попросил я.

Сомова со Степаном сделали три шага назад, и Жидков с одним из телохранителей вошли в номер двадцать восемь. В спальне судмедэксперт и эксперт-криминалист собирали подушки, разбросанные по полу, в огромный целлофановый мешок. На мой вопросительный взгляд Гагуа ответил:

– Хочу определить, какой из них именно была произведена асфиксия.

– Это получается, что его подушкой задушили? – негромко спросил Жидков, ни на кого не глядя.

– От чего наступила смерть, точнее мы скажем после вскрытия, но по результатам предварительного обследования смерть наступила примерно два с половиной часа назад в результате асфиксии, – так же негромко ответила Наташа, – то есть от удушья, сопровождающегося критическим падением уровня кислорода и избытком углекислого газа в крови и тканях потерпевшего.

– А почему в крови весь? – спросил отец убитого, мрачно глядя на огромное кровавое пятно на простыни.

– Раны нанесены уже после убийства, Сергей Ильич. Думаю, убийца был в состоянии аффекта, – объяснил я. – Так бывает…

– Так бывает… Виталька… Виталька…

– Сергей Ильич, я следователь по особо важным делам Корниенко Виолетта Юрьевна. Мне поручено вести дело об убийстве вашего сына. Примите мои соболезнования. Посмотрите? – кивнув на тело, закрытое простынёй, спросила следователь.

– Давайте…

Судмедэксперт аккуратно приподняла простынь с головы убитого, и депутат ближе подошёл к кровати. Реакция была неожиданной. Мужика будто током ударило. Он резко отшатнулся, правой рукой ища опору, а левой схватившись за голову… Охранник вовремя подставил плечо… Подбежала Наташа с ваткой, заранее пропитанной нашатырём.

– Не нужно… – отмахнулся Жидков, прислонившись к стене, – может быть, не к месту… Но хорошо, что мать его не дожила до этого дня. Виталька… Виталька…

– Извините, Сергей Ильич, вот тут подпишите… это протокол опознания, – попросила Корниенко, протягивая мужчине ручку.

– Уже что-то выяснили? Версии рабочие есть? Мотив? Подозреваемые… – подписывая протокол, уже ровным деловым тоном задавал вопросы Жидков.

– Работаем, Сергей Ильич. Пока в приоритете версия убийства на почве ревности, – ответила следачка.

– А, вы имеете в виду эту надпись… Да уж… кобелём он был ещё каким. Молодой да ранний… У меня к вам просьба… Держите меня в курсе вашего расследования. Хочу посмотреть в глаза этой душительнице. Чапаев, говоришь? Запомню. С тебя лично спрошу, Чапаев, – ткнув в мою сторону пальцем, строго сказал влиятельный депутат. – Виктор, раздай товарищам мои визитки, – обратился он к охраннику.

И тут неожиданно его взгляд упал на стоящего в стороне Воронина в безукоризненно торжественном чёрном смокинге и бабочке. Жидков нахмурился, медленно, тяжело ступая, подошёл к вытянувшемуся по стойке «смирно» Воронину и жёстко сказал:

– Налетели, вороны… Не успело тело моего мальчика остыть, а они уже тут как тут. На чужом горе наживаетесь. Ладно… Если фирма солидная, похороны у вас будем заказывать. Виктор, этому тоже визитку дай… Свяжешься с моим помощником. Место на кладбище лично со мной согласовывать будешь.

Я краем глаза следил за реакцией Корниенко. После первых слов Жидкова её лицо побагровело, глаза выпучились, как у водолаза в барокамере. Она как-то присела, держась обеими руками за низ живота, и эдаким гигантским крабом, боком-боком вышла из номера в коридор.

– Что это с ней? – подозрительно спросил Жидков, почему-то глядя на меня.

– Женщина… до сих пор к виду крови привыкнуть не может, – глубоко вздохнув, ответил я, чувствуя, как от напряжения наливается краской моё лицо. Сегодня я ставил мировой рекорд по удержанию безудержного веселья в отдельно взятом внешне невозмутимом мужском организме.

– Бывает… Я там, у входа, видел машину сына. Мы можем её домой забрать? – уже спокойным голосом поинтересовался Сергей Ильич.

– Пока нет. С ней ещё будут проводиться следственные мероприятия, – ответил я.

– Я вас понял, – кивнул головой Жидков. – Держите меня в курсе. До свиданья, товарищи, – попрощался он со всеми, но пожал руку только мне.

– А фамилия Чапаев – это…

– Непосредственное…

– Понял… уважаю… – ещё раз пожав мне руку на прощание, сказал депутат.

Откуда-то вынырнула Виолетта Юрьевна с размазанной тушью под глазами и мутной каплей на кончике носа и по-деловому начала раздавать поручения:

– Николай Петрович, ну чего ты тут такой торжественный? Ехал бы ты… к похоронам готовился, что ли…

– Знаешь что, Корниенко… – попробовал возмутиться полковник Воронин, в раздражении снимая с шеи бабочку. – «Если у вас фирма солидная…» Солидная у нас фирма… ещё какая солидная!

– Ну, серьёзно, Коль… Мы тут с Чапаевым сами закончим. Всё нормально будет… Давай! У тебя ж торжество сегодня, – по-товарищески хлопнув по плечу Воронина, сказала Виола.

– Да какое… два часа ночи. Все уже по домам разлетелись. Ладно. Чапаев, завтра после дежурства зайди ко мне, расскажешь, чем тут всё закончилось, – согласился наконец совсем уже трезвый полковник и не спеша пошёл на выход из гостиницы.

– Чапаев, пошли наряд ППС по месту проживания официанта ресторана Вячеслава… Как его?

– Кривошеев Вячеслав, – подсказала администратор гостиницы.

– Во-во, Кривошеева. Похоже, он последний, кто видел Жидкова-младшего живым. Кстати, Андрей, а ты заметил, как сказал наш папа Жидков? Он хочет посмотреть в глаза «душительнице». А вот как раз наоборот, товарищ Жидков. Душителю, а не душительнице. Совсем не знал папаша своего Виталика. Вот отсюда и трагедии. А где наш участковый? Смелей давай, тётя не кусается. Номера осмотрел? Что выяснил?

– Так точно. На этаже из десяти номеров заняты были только три. Остальные проверил – пусто, – живо отозвался старший лейтенант, ошибочно думая, что прощён. – В двадцать втором проживает Князев Сергей Петрович. Заехал три дня назад. Командированный из Нижнего. Провели опрос. Извините, дядька до сих пор пьяный в драбадан… Говорит, сдачу объекта отмечали с коллегами. Просил по месту работы не сообщать… Слышал, как собака в коридоре гавкала, и всё. В двадцать девятом поинтересней. Пара. Мужчина и женщина. Местные. Паспорт только у мужчины. Стелькин Максим Анатольевич, частный предприниматель, восемьдесят первого года рождения, женат. Но в номере был не с женой, – загадочно улыбнулся в кулак участковый Шатров.

– А где двадцать девятый? Через стенку? – поинтересовалась В. Ю.

– Нет, в аккурат напротив! – уточнил «свисток».

– И чем они пользуются? «Тайдом» или «Ариэлем»? – насмешливо глядя на суетливого участкового, спросила «следачка».

– Не понял…

– Тогда мы идём к ним, Шатров! – уже давно привыкший к необычному юмору «важнячки», ответил я.

Вежливо постучав в дверь номера двадцать девять, мы вошли, оставив участкового в «тылу».

– Здравствуйте, господа. Меня зовут Виолетта Юрьевна, я следователь. Это Чапаев. Вас, наверное, уже проинформировали, что произошло в соседнем номере, и нам бы хотелось услышать, что вы знаете по существу этого происшествия. Очень хотелось бы… Да, Чапаев? – объяснила Корниенко причину нашего визита, усаживаясь в кресло у журнального столика.

Зная манеру общения Корниенко, на последний её вопрос ты мог и не отвечать. Но кивнуть был обязан, что я и сделал.

– Вы знаете, мы тут совершенно случайно… – первым начал петь арию «Заблудшего странника» частный предприниматель Стелькин Максим Анатольевич (имеющий паспорт).

– И я… и я тоже случайно, – пискнуло прелестное создание лет двадцати пяти, натягивая на круглые коленки короткую юбочку (женщина без документа, удостоверяющего личность).

– Так, стоп! Пока без протокола. Я даже фамилии твоей спрашивать пока не буду, детка. Рассказываете, что видели, что слышали, а дальше… А дальше, как пойдёт. Да, Чапаев? – с жизнерадостной улыбкой спросила меня В. Ю.

– Да, – ответил я, на всякий случай приветливо улыбнувшись.

– Вопросы самые простые. Когда вы сюда вошли? Что слышали из двадцать восьмого номера? Может быть, видели, кто приходил или уходил из номера? Какие звуки доносились? Не показалось ли что-нибудь странным? Давайте, ребята, напрягитесь… – ободряюще посмотрев на парочку, приготовилась слушать В. Ю.

– Извините, я не прислушивался. Да, собственно, мы сюда не за этим, как вы понимаете, пришли… Зачем нам прислушиваться к звукам в соседнем номере? – пожал плечами гражданин Стелькин М. А. – Мы же не из ЦРУ какого-нибудь.

– Макс, а я слышала… – виновато ответила девушка, заморгав длинными ресничками.

– Да, что ты там… – недовольно буркнул партнёр, в сердцах махнув на партнёршу рукой.

– Так! Вы мне тут не сбивайте свидетельницу! – грозно шлёпнула по столу широкой крепкой ладонью старший следователь по особо важным. – Да, Чапаев? Рассказывай, милая, рассказывай.

– Ты, Макс, тогда в душе плескался, а я видела… а потом слышала, – начала девушка, доверительно придвигая свой стул ближе к В. Ю. (глупышка). – В двадцать восьмой номер официант заходил, я в глазок видела. Худенький такой блондинчик с длинными волосиками. Меня что удивило… не стучался он в номер, а открыл его своим ключом и тележку с бутылками и тарелками туда закатил. А ещё я слышала, как он дверь номера изнутри закрыл. Замок щёлкал… Мы не первый раз с Максом в этой гостинице… и ужины заказывали. А я тележку услышала и в глазок посмотрела, думала, что нам привезли. Обрадовалась, дура. Так есть хотелось… А это не нам. Но чтобы официант вот так сам… Это же странно, правда?

– Безусловно… – посмотрев на меня, ответила Корниенко. – Ну, а дальше что было?

– Дальше… дальше Макс из душа вышел, ну и… – тихо ответила девушка, скромно кивнув в сторону широкой кровати.

– Что ж ты, Макс? Подождать не мог? – широко улыбнулась следачка, испепеляя взглядом нетерпеливого частного предпринимателя Максима Анатольевича Стелькина.

– Вы обещали… – отвернувшись в сторону, промямлил Стелькин.

– Обещала… обещала… И всё, что ли? Как тебя, милочка?

– Маша…

– Машенька… прелесть какая. Правда, Чапаев?

– А я ещё слышала, как официант уходил. У него тележка эта… что-то там с колёсиком. Тарахтит, как ткацкий станок. Я, кстати, на «Большевичке» работаю. Макс на балкон покурить вышел, а я в ванную побежала. И тут слышу… щёлк, щёлк… замок двери напротив. А потом тресь-тресь-тресь… тележка с поломанным колёсиком.

– Это он ещё раз пришёл или уезжал? – спросил я, поглядывая на Виолу.

– Это он уходил из двадцать восьмого, – ответила Маша. – Точно уходил. Телега скрипела в сторону лестницы. Так он больше и не приходил.

– И сколько он в номере в этом, получается, был? – как бы про себя спросила следачка.

– Ну я не знаю… Пока Макс в душе… потом мы это… Но, правда, сегодня Макс как-то быстро… – закатывая глаза, вслух вспоминала Маша. – Потом мы немного поругались, и Макс пошёл курить, а я в туалет… Минут двадцать, двадцать пять точно!

В дверь номера настойчиво постучали. Я выглянул… Передо мной стояла судмедэксперт Наташа. Поправив очки, она, скромно опустив глазки, негромко попросила:

– Извините, передайте, пожалуйста, Виолетте Юрьевне, что мы свою работу закончили и труповозка приехала. Тело отдавать?

Услышав её, важнячка крикнула:

– Наташка! Никому ничего не отдавать, пусть лежит себе. Кому мальчик мешает? И эти пусть ждут. Официанта привезли?

– Привезли. У администратора в кабинете сидит, – ответил участковый Шатров из-за двери.

– Ну и какого хрена молчите, партизаны? – возмутилась Корниенко. – Значит, так! Вот тебе, девочка Маша, бланк, ручка… сиди, пиши всё, что мне сейчас наговорила. С подробностями и время везде указывай.

– Ну, вы же обещали! – возмутился кавалер.

– Обещала. Обещала, Чапаев? Так и быть, про интим не пиши, а остальное всё сюда! – настойчиво постучав красным ноготком по бланку, сказала следователь. – Оба пишем! Обещала я им… Шатров, не отпускать этих… и присматривай, чтоб не шептались. И крикни «пепсам», пусть официанта нежно так прямо сюда ведут. В двадцать восьмой…

Мы с Виолеттой Юрьевной зашли в гостиную номера «люкс» и сели в глубокие кожаные кресла у круглого журнального столика. Вошёл старший сержант и положил перед нами паспорт задержанного. Я взял в руки документ, раскрыл его на первой странице и прочитал вслух:

– Кривошеев Вячеслав Иннокентьевич.

– Это я… – тихо сказал вошедший в номер худенький невысокий парень с длинными вьющимися светлыми волосами. – Здравствуйте.

– Здравствуйте, Вячеслав. Вам объяснили, для чего, собственно, вас привезли? – спокойным, я бы даже сказал вкрадчивым, голосом задала вопрос следователь.

– Да. У нас в этом номере человека убили. А я сюда заказ из ресторана привозил. А когда пришёл, чтобы посуду забрать и рассчитаться, то увидел… короче, зверски его кто-то убил, – глядя в глаза Виолетте Юрьевне, без запинки выдал Кривошеев. – Я тут же всё администратору рассказал, а она в органы позвонила.

– Про органы ты всё правильно… Кривошеев, а расскажи нам всё с самого начала. Кто передал заказ? Кто тебя послал в двадцать восьмой? О чём вы говорили с убитым? Когда пришёл за посудой? Что увидел? – перечислил вопросы я, стараясь подстроиться под индивидуальный стиль допроса следователя Корниенко.

– И, Слава… не торопитесь, – полуприкрыв глаза, попросила Виола, расслабленно вытянув ноги.

– Да ничего такого… – начал вещать Кривошеев. – Поступил заказ из «люкса». Две бутылки шампанского французского, корзину с фруктами, два чизкейка и мороженое.

– А мороженого сколько и какое? – облизнув губы, поинтересовалась Виолетта Юрьевна, не открывая глаз.

– Два… ванильное и фисташковое, – ответил Слава.

– Ванильное и фисташковое, – в полудрёме тихо прошептала Корниенко.

– Ну, вот… Я привёз всё это в номер и поставил вот на этот столик. Предупредил клиента, что ресторан у нас работает до двадцати трёх. Он сказал, типа, ну тогда в двадцать три и расчёт получишь, и посуду заберёшь. Я сказал, что ладно, мол, и ушёл, – замолчал вдруг Вячеслав.

– Ну? А дальше что? – сонно поёжившись, спросила следователь.

– Дальше? Дальше я в двадцать три поднимаюсь, стучу в дверь, а мне никто не открывает. Стучу ещё раз… потом на ручку нажал, а дверь незапертой оказалась. Ну, я тележку в номер загнал и хотел со стола убирать, но потом думаю: пусть клиент сначала рассчитается. Кричу, а мне никто не отвечает…

– А что кричал? – спрашиваю я для того, чтобы что-то спросить.

– Виталик, где ты?

– Так вы знакомы были? – неожиданно встрепенулась Виолетта Юрьевна. – А ну-ка, всё на стол из карманов!

– Не понял… Зачем? Я объясню. Виталий – наш постоянный клиент… был, – попробовал возмутиться Кривошеев, пятясь назад.

Но я был рядом и пришёл нерешительному парню на помощь. На столе оказались ключи от квартиры, какие-то старые мятые квитанции, солнечные очки, зажигалка, презерватив в надорванной упаковке, приличная сумма рублей и всевозможные скидочные карточки. В. Ю. тут же начала активно всё это рассматривать.

– Слава, у вас сегодня зарплата была? Нет? А откуда столько рубасов, Вячеслав? Или это только сегодняшние чаевые за сервис и хорошее поведение? И на хрена я пять лет училась? О! Чапаев, смотри! Вот, что я искала! – радостным голосом выкрикнула следачка и протянула мне именную карточку-пропуск в столичный ночной клуб «Голуби».

– Такты из этой стаи голубиной, Кривошеев? – невольно засмеявшись от такой новости, поинтересовался я и щёлкнул официанта по носу яркой карточкой ЛГБТ-клуба.

– Я не понял… при чём здесь… вы не имеете права, – плаксиво заныл официант, пятясь назад. – Мы в свободной…

Неожиданно в дверь гостиной протиснулась голова в белой медицинской шапочке:

– Господа! Имейте совесть, господа. Два ночи. Мы трупешник забираем?

– Сомова! Почему… – дальше никто не слышал, о чём я спрашивал Сомову. Даже я сам не слышал, что говорю.

Почему? В диалог вступил, вернее, меня перебил на полуслове Степан Блэкович…

– У-афф! У-афф!!!! – как-то очень грозно и объёмно разносилось по коридорам и открытым номерам гостиницы «Мишель».

– С собакой ты придумал, Чапаев? – улыбаясь, спросила Виолетта.

– Ну не то чтобы я…

– Ты бери их с собой по возможности чаще… Как-то защищённей себя чувствуешь! Дисциплинирует некоторых опять же… – с удовольствием прислушиваясь к суматохе в коридоре гостиницы, весело хохотнула Корниенко.

– Так он ещё и след берёт… – с гордостью за Степана ответственно заявил я, надеясь, что меня не слышит Сомова.

– Та ладно…

– Зуб даю…

– Зуб потом, Чапаев. А сейчас пройдёмте к покойничку. Проходите, Кривошеев, проходите, – подталкивая в спину упирающегося официанта, настаивала Корниенко.

– Я покойников боюсь… – канючил парень, отворачиваясь от накрытого простынёй тела убитого.

– А чего их бояться? Лежат себе тихонько, никого не трогают. Ты, гадёныш, зачем своему любовнику писюн отрезал? А? – громко и неожиданно для всех задала вопрос официанту следователь по особо важным, резко сдёргивая с трупа окровавленную простынь.

– Ничего я… мне домой нужно… у меня бабушка… – жалобно загундосил Кривошеев, закрывая ладонями лицо.

– А чем ты резал, живодёр? Медэксперт говорит, что чем-то не очень острым. Ножичек с собой у тебя, Славик? – зло процедил сквозь зубы я, подключаясь к психической атаке. И для пущей убедительности шлёпнул по белобрысой макушке гомосексуалиста.

– Смотри, Чапаев! А член-то где? Писюн никто не видел, господа? Во рту же был… Ты не брал случайно? – в сердцах всплеснула руками Виолетта Юрьевна, почему-то посмотрев на меня.

– Нет! Зачем мне два? Может, он его проглотил? У покойников такое бывает, я слышал. Это когда перед смертью последний вздох… В кино видел, Славик? А тут он вроде вздохнуть напоследок хотел, а рот забит чёрт-те чем… Вот и сглотнул! – продолжил развивать тему я, надеясь, что душевный «фурункул» у мальца вот-вот рванёт.

И рванул! Кривошеев как-то позеленел лицом, коленки подкосились, и его благополучно вывернуло… Прямо недалеко от охладевшего к земным утехам любовника. Шампанским, фруктами, малиновым чизкейком…

* * *

Тело Жидкова-младшего увезли, и мы отпустили всех свидетелей, взяв с них подписки о невыезде. Судмедэксперта Наташу повезли домой пэпээсники, а чувствительная администратор гостиницы пошла до конца дежурства плакать к себе в кабинет. Сомова со Степаном пристроились на большом диване в вестибюле. Они, обнявшись, тихо дремали и слушали занимательный рассказ разговорчивого пенсионера-охранника. Дед не к месту вспомнил похожий случай из своей многолетней «вертухайской» практики. Правда, без убийства и других страстей-мордастей. Жорик Гагуа настроил видеокамеру, и мы со старшим следователем Корниенко решили провести первый допрос подозреваемого Кривошеева в рамках предварительного следствия по делу прямо здесь, в интерьере номера «люкс».

– С этим… с Жидковым мы в клубе «Голуби» познакомились полгода назад, – начал свой рассказ белобрысый мальчишка, мало себе представляющий, какая жизнь его ожидает в ближайшие лет десять. – Ну и закрутилось. Я его сразу предупредил, что категорически против беспорядочных связей. Что если встречаемся, то больше никаких… Ну, сами понимаете, СПИД и всё такое… Сначала всё так и было. У меня встречаться негде. Квартира маленькая… мама, бабушка больная… А он крутыш… Машину его видели? Ну, вот… помогал мне. Подарки там, деньги, когда попрошу. Но вы не думайте, я не наглел. Я не проститутка какая-нибудь. А тут чувствую, что-то мой Виталик про меня забывать стал. Приезжать стал редко, «чирик» на столе оставит и всё, как бы… Прихожу как-то в «Голуби», а мне мои… друзья, в общем, и говорят, мол… типа, твой Виталька сучек меняет как перчатки. Смотри, типа, без презика не давай! Ах ты, думаю, кобель… Клялся ведь! Ну, я всё и придумал. Вот так со всеми кобелями нужно… Скажите, а в тюрьме такие же, как я, есть?

– Есть, Слава, есть… – печально ответила следачка, – дальше-то что? Привязал руки к спинке кровати, задушил подушкой, а потом член отрезал?

– Ну да. Вы и без меня всё знаете, – уже ничему не удивляясь, ответил Кривошеев, с искренней жалостью в глазах рассматривая свои руки в наручниках.

– Резал чем? – спросил я, понимая, что даже при таком признании нож с отпечатками пальцев убийцы и следами крови убитого – это железная улика.

– Десертным ножом, – просто ответил Славик. – Еле отрезал. Тупой, зараза…

– А дел его куда?

– Кого? Член…

– Да нет… ножик этот десертный, – брезгливо морщась, спросил я.

– Так я его сразу в мусорный бак выбросил. Он и сейчас там. Мусор только утром вывезут. Честно, – уже безразличным голосом признался Славик, беззвучно заплакав.

– Шатров!!! – почти хором крикнули мы с Виолеттой Юрьевной.

* * *

Душегуба увёз в СИЗО № 2 вызванный экипаж ППС. Участкового Шатрова наконец отпустили в семью. Отмываться после получасового штурма ресторанной помойки, на его удачу увенчавшегося успехом. Корниенко приняла волевое решение – на допрос подозреваемого в убийстве вызвать ближе к обеду. Нет, ну надо же и «важнякам» иногда отдыхать, пёрышки, потускневшие после борьбы с преступным элементом почистить, бельишко сменить. Оставшиеся члены следственной группы разместились в моём «барсике». На заднем сидении, посадив Степана между собой, расположились прапорщик Сомова и эксперт-криминалист Гагуа. Ну, а «командирское» место заняла В. Ю. Ехали весело.

– Нет, ну надо же пса с собой в гостиницу притащить, – веселилась Виолетта Юрьевна, обернувшись к сидящим на заднем сидении. – Как тебя?

– Сомова.

– А его?

– Степан. Степан Блэкович, если по батюшке.

– Ой! Ну, я не могу! Эта орёт: «Стоять, мать вашу! Работает следственный комитет!» А этот лохматый как зарычит… Как его?

– Он Степан, а я Сомова, – переглядываясь с Гагуа, начала смеяться и прапорщик-кинолог.

– Я и говорю, пацаны депутатские, наверное, штанишки-то замочили! – заливалась от смеха следачка. – Шефу своему сегодня расскажу! Пусть генерал повеселится. Чапаев, ты бери их с собой чаще!

– А с этим похоронным бюро… – напомнил я о проколе Воронина.

– Ох, ёб… напомнил! Меня чуть на куски не разнесло! – вспомнила Виолетта Юрьевна, вытирая под очками навернувшиеся слёзы. – И такой каламбурчик получился… Помнишь, Жидков с презрением таким: «…налетели вороны…» А перед ним полковник Воронин собственной персоной… Нет, ну определённо ему смокинг идёт… Это ж анекдот какой-то!

– Слушай, Виолетт, давай договоримся… Не напоминай ты ему этот позор… Ты же знаешь, Коля – человек ранимый, – попросил я на всякий случай.

– Ладно, Чапаев, я ж понимаю… авторитет. Слушайте… Сомова, а чем вы там сзади всё время хрустите? – поинтересовалась В. Ю., в очередной раз услышав смачный хруст за своей спиной.

– Это они сухарики едят. Стёпа любит, – ответил за Сомову я, поглядывая в зеркало заднего вида.

– Вкусные, между прочим, подсоленные, – согласился Гагуа, отправляя сухарик в рот.

– Да? А нам можно попробовать? Жрать хочется, мочи нет, – сложив ладошки лодочкой, попросила старший следователь Центрального аппарата Следственного комитета РФ.