Приключения Клима Снегова, курсанта лётно-штурманской школы звёздного флота. Фантастический роман

Катанья молча достал жетон в одной обойме с удостоверением и предъявил комплект командиру.

Лицо премьер-командора, которое было до того белым от гнева, стало наливаться багрянцем.

– Но, при чём тут Снеговы? – начал он. – Это ведь…

– Повторяю вопрос, – недослушал командира Катанья, – где сейчас Снеговы, господин премьер-командор?

– Командор Снегов и вице-командор Снегова находятся за пределами станции на плановом задании, господин премьер-лейтенант! – отчеканил командир станции.

Если до сего момента все присутствующие на мостике лишь навострили уши, то теперь, кто мог это сделать без ущерба для службы, смотрели на Катанью.

– Прикажите вернуть катера на станцию! – не обращая внимания на создавшуюся вокруг него обстановку, распорядился Катанья.

Командир открыл было рот для ответа, как заговорил бортовой компьютер:

– Астероид порядковый номер 0140GN-11 закончил разворот и движется по новой траектории. Вероятность столкновения с поверхность планеты Эсмеральда сто процентов.

Командир моментально преобразился. Он как будто разом стал на голову выше всех в рубке. Властным голосом скомандовал:

– Боевая тревога!

И загремели во всех помещениях станции колокола громкого боя, извещая местное население: пришла, братишки, беда – отворяйте ворота!

Командир повернулся к Катанье.

– Ничем в настоящий момент не могу вам помочь, господин контрразведчик!

– Но…

– Напомнить пункт Боевого устава Звёздного флота, где говорится о правах командира после объявления боевой тревоги? – надменно выгнул бровь премьер-командор.

Но Катанья лишь отрицательно помотал головой. Он прекрасно помнил этот пункт, провозглашающий всевластие во время боевой тревоги командира над кораблём и экипажем. Прикажет и его засунут в утилизатор, а как-то не хотелось. Потому Катанья ещё и добавил:

– Виноват.

– Хорошо. Если будет объявлена шлюпочная тревога, настоятельно предлагаю проследовать на соответствующую палубу, там вас определят в спасательное судно.

«Предлагаю» не «приказываю» можно и возразить.

– Прошу разрешения остаться на мостике до конца!

– Как угодно, – неожиданно легко согласился командир. – Только ни во что не вмешивайтесь. Это приказ!

– Слушаюсь.

Командир отвернулся от Катаньи и заметил понурого Сташевского зажатого между двумя рослыми сержантами. Тут же подал знак рукой, мол, уводите его отсюда!

– Компьютер, доложить о нахождении патрульного крейсера! – приказал премьер-командор.

– Патрульный крейсер находился на плановом ремонте правого маршевого двигателя в орбитальном доке над обратной, по отношению к нашей, стороной планеты. Как только астероид начал менять траекторию полёта, на крейсер было отправлено оповещение. Двадцать минут назад крейсер вышел из дока и идёт к нам на одном двигателе. Опоздание ко времени «Ч» сорок минут.

– Принял. Доложить о состоянии противометеоритной защиты планеты!

– Противометеоритная защита планеты в стадии строительства. Степень завершённости десять процентов. Против астероида 0140GN-11 в настоящий момент не эффективна.

Вот так. Не было на Эсмеральде противометеоритной защиты – болтались на орбите аж три крейсера! Стали строить защиту и два крейсера отозвали под их, «Ньютона-11» вроде бы гарантии. А они их разве давали? Ну, доложили честно, что вероятность метеоритной атаки из ближнего космоса равна 0,022 процента, а опасность, идущая из дальнего космоса, определению не поддаётся. «То есть, маловероятна? – спросили их» – «Ну, если основываться на имеющихся наблюдениях, да». И вот он прилетел, а им придётся подставлять голову, иначе…

– Компьютер, доложить вероятные потери среди населения планеты в случае столкновения метеорита с поверхностью!

– Не менее двенадцати миллионов человек.

– Компьютер, какова вероятность перехвата астероида станцией?

– Если начать манёвр в течение десяти минут – сто процентов. После столкновения вероятность разрушения станции сто процентов, астероида 0140GN-11 восемьдесят процентов. Все обломки как станции, так и астероида 0140GN-11 при падении либо сгорят в атмосфере, либо будут уничтожены имеющейся противометеоритной защитой.

Вот и вся арифметика! Двенадцать миллионов против научной станции. Хорошо, что все это слышали. Так легче командовать.

– Приготовится к манёвру на перехват астероида! Шлюпочная тревога! Всем, кроме дежурной вахты, покинуть станцию!..

– «Шлюпочная» – «Мостику». Пять минут до завершения эвакуации.

– Принято. – Командир машинально засек время. «Норматив перекрыт на полминуты. Не зря, выходит, потели во время учебных тревог».

– «Инженерный» – «Мостику». Маневровые двигатели переведены со стабилизирующего режима на ходовой.

– Принято. Курс на перехват!

– Есть, курс на перехват!

– «Шлюпочная» – «Мостику». Эвакуация завершена. На палубе одна шлюпка для технического персонала.

– Принято, – и уже совсем не по уставу. – Уходите, парни!

– Манёвр на перехват завершён.

– Принято. «Инженерный», все на мостик!

«Теперь всё. Теперь на станции только те, кто в рубке. Рубка сконструирована так, что сама является спасательной шлюпкой. Катапультироваться перед столкновением успеем, а вот уйти…»

– Компьютер, доложить процент вероятности на безопасный отход для рубки!

– Одна целая четыре десятых процента.

Женский голос, которым говорил биоэлектронный компьютер, раньше казавшийся премьер-командору приятным – теперь резал слух.

– До столкновения одиннадцать минут.

«Бесчувственная машина!», – мысленно ругнулся премьер-командор и отдал приказ:

– Рубку катапультировать за две минуты до удара! «Надеюсь, мой голос звучит не слишком уныло?..»

– Есть, за две минуты.

«… Не так, как у вахтенного начальника? Впрочем, я несправедлив. Голос у него вполне нормальный, только безрадостный. И это как раз понятно. Чему тут радоваться?»

– До столкновения десять минут…

**

После объявления на станции боевой тревоги связь стала общей и Снеговы всё слышали.

– Что будем делать? – посмотрела Таша на мужа.

Снегов пожал плечами.

– Если компьютер рассчитал, что от нас в этой ситуации может быть толк, нам бы уже сообщили, нет?

– Наверное, да.

– А командир? Ты слышала, как он произнёс слово «контрразведчик». Это сигнал нам, что Катанья на мостике и предъявил полномочия на наше задержание. Если командир мог, он бы прямо сказал: забейтесь куда-нибудь и ждите, чем всё кончится.

– А может статься, что про нас просто забыли, я имею в виду и компьютер тоже?

– Компьютер забыть не мог, вот не принять в расчёт… Никогда не предполагал пожалеть о том, что меня так воспитали! «Гнездо», «Странник» просит вводную.

– Командир, на связи «Странник», просит вводную.

«Странник» – позывной Снегова, и, видимо, Катанье это известно. Премьер-командор затылком чувствовал его взгляд.

– Чем их скорлупки могут нам помочь? – стараясь говорить безразличным тоном, произнёс командир. – Передайте «Страннику», пусть уходит на безопасное расстояние.

– «Компьютер» – «Командиру», последние расчёты показали, что «Странники» могут изменить траекторию полёта астероида 0140GN-11.

– Что?! Задробить крайнюю команду! Дайте полные данные!

Премьер-командор изучал висящую перед глазами схему. Действительно, если катер и оба космодрона одновременно ударят в одну точку на поверхности «Забияки» – это слегка изменит его курс. Астероид полетит к Эсмеральде по более пологой траектории. Будет время нашпиговать его зарядами и разнести в клочья задолго до входа в атмосферу планеты, это если крейсер раньше не подоспеет. Но Снеговы…

– Компьютер, рассчитать шансы на спасение для экипажа «Странника-1»!

– Ноль процентов.

Премьер-командор до боли в кистях сжал подлокотники кресла.

– Командир, время принятия решения!

У него всего одна минута и…

– Восемь минут до столкновения.

– Отправить вводную! «Странника» на громкую. «Простите, ребята, я не знаю всего, но, может, – командир покосился на Катанью, – так для вас будет даже лучше».

Почти тут же прозвучал голос Снегова:

– Вводная получена. Приступаю к манёвру.

Таша стояла за спиной Сергея, не мешая мужу управлять катерами. Чувство, что это по её вине они сейчас погибнут, было полынно горьким, но, прав Серый: их так воспитали.

– Всё! – Сергей развернул кресло к жене. «Забияка» приглашён на тур вальса. Остальное сделает автоматика. Будем прощаться?

– Они нас слышат?

Сергей кивнул.

– Ну, так пусть умрут от зависти! – Таша села к мужу на колени и обвила его шею руками.

На мостике стояла тишина, которую нарушала лишь трансляция с катера. То, чем занимались сейчас эти двое, в другой ситуации вызвало бы и пересуды и наверняка осуждение, но теперь все, потупив глаза, почтительно молчали; все, включая Катанью.

Пошёл отсчёт.

– Десять…

Командир скомандовал «Смирно» и вскинул руку в традиционном на Звёздном флоте приветствии. Все, кто был в рубке, последовали его примеру.

– Пять…

Три мелкие звёздочки на экране локатора уже слились в одну и стремительно приближались к звёздочке побольше.

– Два…

В последнюю секунду, перед тем как быть взрыву, на мостике прозвучали два голоса мужской и женский, слившиеся в едином крике: «Клим!»

Земля-седьмая. Штаб Звёздного флота. Кабинет заместителя начальника контрразведки контр-адмирала Боипело Коэна. Единая дата: 27.06.0140

– Господин контр-адмирал, капитан-лейтенант Катанья после выполнения заданья прибыл!

Адмирал, который что-то складывал в поставленную на столешницу коробку, поднял глаза.

– А, это ты Катанья? После выполнения задания вернулся, говоришь? Блестящая работа, мой друг! Настолько блестящая, что я больше не заместитель начальника контрразведки Звёздного флота, да и адмирал уже считай в отставке. Вот собираю вещички. Чего каплей глаза потупил? Я, помнится, обещал тебе кое-что после возвращения? Думаешь, обманул? Напрасно ты так думаешь! Боипело Коэн умеет быть благодарным. Досрочно присвоенного звания я тебя лишить не могу, уж извини! – По мере того как бледнел Катанья, широкое тёмно-коричневое лицо адмирала расплывалось в мстительной улыбке. – А вот засунуть служить в такую жопу, откуда ты не скоро выберешься, это я могу, да что там могу, я это уже сделал! – Лицо адмирала налилось гневом: – Марш в кадры, паршивец! – И опять издевательская улыбка. – Приятной службы, сынок!

ЗДРАВСТВУЙ, КЛИМ!

Земля-седьмая. Иллюзионариум Академии наук Звёздного флота. Единая дата: 27.06.0150

Летом 1578 года в Сент-Антуанском предместье славного города Парижа нарождался новый день. Ночь, укутавшись в сумеречный плащ, ушла, занавесив из жалости к досматривающим последние сны парижанам колыбельку новорождённого приятной прохладой. Но сон – это там, по ту сторону стены, а здесь на границе города с пасторалью уже вовсю гомонили птицы, да звенели клинки. Что было в те времена банальнее дуэли, хоть для двух клинков, хоть, как в нашем случае, для шести? Шестеро статных красавцев в пропорции трое на трое отчаянно пытались покалечить, а то и убить друг друга. Впрочем, дуэль была ещё в самом начале, потому дресс-код – белый верх, чёрный низ – ещё никем не был нарушен. Единственным отличием в одежде остаются шарфы, намотанные вокруг поясов: три зелёных и три красных.

Двое в сторонке кутаются в плащи. Зеваки? Не похоже. Скорее наблюдатели, внимательно следящие за происходящим на импровизированном ристалище. А вот и первое нарушение дресс-кода. Вскрик боли и на рубашке одного из дуэлянтов проступает пятно, как клюкву раздавили. Проходит совсем немного времени и «клюквой» помечены уже все участники дуэли, кроме самого младшего, когда его противник отмечен дважды.

Наступает кульминация боя. Один из подпоясанных красным шарфом валится на землю. Бедняга пропустил смертельный выпад, а убийца уже спешит помочь товарищу, которого теснит противник. Поздно! Товарищ с отметиной во лбу отдаёт богу душу. Сразивший его враг, в свою очередь, не выдерживает яростного напора нового соперника и падает, разбрызгивая красным по зелёному. Положение «красных шарфов» становится очевидно безнадёжным. Юноша, который досель столь успешно противостоял своему сопернику, теперь оказывается уже перед двумя противниками, Пусть и в отличие от него ранеными – но двумя! А «зелёные шарфы» не спешат нападать. Они медленно расходятся, огибая юношу с разных сторон. Тот в явном затруднении: атакуешь одного и откроешь спину другому. Со вздохом он опускает шпагу. Сдаётся? Так, видимо, решили его противники, которые так же опустили клинки, готовясь принять почётную капитуляцию. Не тут-то было! Юноша стремительно срывается с места и проскакивает между противниками, те с недовольными возгласами устремляются за ним. Однако бегство длится ровно до первого поверженного. Юноша подбирает с земли вторую шпагу и, приняв оборонительную стойку, поджидает врагов. А они уже рядом и атакуют одновременно. И тут происходит удивительное: обе половинки тела юноши начинают действовать как бы самостоятельно, а шпаги в руках мелькают с такой быстротой, что за их движением невозможно уследить глазом. Вжик, вжик, вжик, и каждый из противников получает по нескольку уколов; они в растерянности отступают. Юноша никого не преследует, он хладнокровно ждёт новой атаки.

– Достаточно! – раздаётся со стороны наблюдателей. – Благодарю вас, господа, бой окончен, все свободны! Компьютер, отключить голограмму!

И вот уже нет Сент-Антуанского предместья, а есть огромный пустой павильон, где с пола поднимаются бывшие «мертвецы», но лишь те, что подпоясаны красными шарфами, их противники просто исчезли, как и все остальные голограммы. Отсалютовав шпагами друг другу и в сторону наблюдателей, трое бойцов направляются к выходу.

Человек, отдававший команды, поворачивается к спутнику.

– Ну как?

– Впечатляет, дорогой академик, весьма впечатляет!

Знакомый голос? А как освободился от плаща и шляпы, так просто вылитый Доминик Катанья, разве что слегка постаревший.

Вольфганг Шиллер улыбнулся. С таким именем и фамилией ему, казалось, на роду было писано стать композитором или писателем, на худой конец – художником, а он пошёл в инженеры. Но творческое начало, заложенное не в имени, разумеется, и не в фамилии – в генах, привело его в одну из лабораторий Института перспективных разработок Академии наук Земного Содружества, которая (лаборатория) при его непосредственном участии разрослась до самостоятельного института. Чуть позже, когда в составе Академии наук Содружества была образована Академия наук Звёздного флота, институт одним из первых был переведён под эгиду новой структуры. Не так давно институт отметил 150-летие со дня образования, а он – 82-летие своего директорства. У института, разумеется, есть официальное название, но редко кто даже в угоду официозу называет его иначе как «Иллюзионариум профессора Шиллера». Впрочем, дудки! «Иллюзионариум академика Шиллера» – так и никак иначе! Достаточно он проходил в профессорах, добавляя неблагозвучное «член-корреспондент» лишь при официальном представлении да на визитках, настолько достаточно, что после недавнего избрания выстраданное звание не перестаёт ласкать слух и шельма Катанья об этом, похоже, знает. Ишь как поёт…

… – Голограмма, которую можно потрогать руками – это… это… Я даже слово подходящее не могу подобрать. Когда шло представление, украдкой потрогал листочек на дереве – на ощупь, как настоящий!

– А когда по нескольку раз в день трогаешь иллюзию – восторга, как я понимаю, не испытываешь?

– Что вы имеете в виду? – растерялся Катанья.

– Да обычную еду! – рассмеялся Шиллер. – Ту, которую предлагает тебе сип.

– А что тут такого необычного? – пожал плечами Катанья. – Нет, я, конечно, знаю, что это синтезированная пища, но ведь когда я родился, так оно уже и было…

– А когда я начинал работать в Иллюзионариуме, впрочем, тогда это была всего лишь лаборатория, так оно не было.

– Так вы, верно, тогда и академиком ещё не были? – сподхалимничал Катанья.

Грубая лесть не вызывает отторжения даже у умного человека, когда он к ней расположен. Шиллер лишь от души рассмеялся.

– Я тогда и профессором-то не был, простым инженером ишачил.

Заметив, как у Катаньи дёрнулась щека, академик добавил:

– Этому слову «ишачил» я научился у Таши Снеговой, она любила такие словечки. Отличный, я вам скажу, был человечек – эта Таша, да и учёный перспективный. А её героическая гибель потрясла тогда всё Содружество. Пронеслась по жизни яркой звёздочкой и ушла последней вспышкой… – Академик помолчал потом, будто что-то припомнив, взглянул на Катанью. – Погоди, ты ведь был тогда на «Ньютоне-11», или это было в другое время?

– Нет, именно тогда и было, – нехотя подтвердил Катанья и поспешил вернуть разговор в прежнее русло. – Вы начали говорить про синтезированную пищу…

Академик выгнул бровь, как бы спрашивая «разве?», потом лицо его прояснилось: слава звёздам, припомнил!

– Ну, так вот. В бытность мою простым инженером синтезировали учёные-пищевики биомассу, из чего – лучше нам с тобой не знать. Только содержала эта биомасса все необходимые для нормальной жизнедеятельности человека компоненты: белки, жиры, углеводы и тому подобное. И ингредиенты для её изготовления можно было выращивать в нужных количествах при крайне малых затратах в широком понимании этого слова. Одна беда: на вкус, вид и запах была эта биомасса гадость гадостью. Тебе не приходилось видеть, как выглядят просроченные продукты из сипа?

– Видел разок, – скривился Катанья, – когда забыл сбросить остатки лазаньи в утилизатор. Несколько дней потом на еду смотреть не мог.

– Вот это она и была, биомасса, – пояснил Шиллер.

– Великий космос! Зачем вы мне это сказали? Я ведь теперь…

– Хватит! – оборвал Катанью академик. – Переигрываешь, дружок. Стали бы в твоём ведомстве держать такую институтку.

– Виноват, – сразу посерьёзнел Катанья, – больше не повториться!

– Ладно, – добродушно усмехнулся Шиллер, – или как там у вас говорят? – принято! Где там застряли наши бараны? В биомассе? Так вот, нашей лаборатории, в числе, правда, ещё пары-тройки ей подобных, дали задание привести эту бяку в потребный вид. Приемлемого результата удалось достигнуть трём лабораториям, включая нашу. Мы приплелись в хвосте. Уже ушли в космос корабли, где экипаж кормили супом и кашей от двух первых лабораторий. Только один вид супа и только один вид каши – никакого разнообразия их метод не предполагал. Так что часть продуктов приходилось всё же брать с собой, чтобы не свихнуться от однообразия пищи. И вот, когда про нас уже стали забывать, устраивает презентацию наша лаборатория: пять первых блюд, пять вторых, несколько видов закусок и десертов, и всё это из биомассы! Нас хвалят, а мы говорим: это не предел, наш метод позволяет в перспективе готовить из биомассы любую пищу. А всё почему? Да просто подход к решению задачи у нас и наших конкурентов был разный. Они решили не мудрить: одна группа меняет вид биомассы, другая – вкус, третья – запах. Получили результат, смешали: вот те каша, вот те суп! Хочешь чего другого – начинай всё сначала. Мы же стали решить проблему в комплексе, то есть стали учить машину понимать, что каждое блюдо имеет свой вкус, вид и запах, объединённые в единое целое. Долго бились над решением, а когда получили результат, всё остальное стало просто: задаёшь пищевому синтезатору параметры по виду, вкусу и запаху и если биомасса содержит все необходимые ингредиенты – получай хоть бифштекс с кровью, хоть пельмени сибирские!

– А с просроченными продуктами… как это? – спросил Катанья.

– Ну, это совсем просто. Ведь ты понял, что вкус, запах и вид синтетической пищи это своего рода иллюзия? Задай срок действия иллюзии равным сроку годности продукта, и всё.

– Хорошо. Выдаваемая сипом пища – это биомасса в оболочке из иллюзии, я правильно понял?

Шиллер кивнул.

– А то, что вы мне сегодня продемонстрировали, что это?

– Это всего лишь преобразованные энергетические волны, дорогой Доминик!

– Из какого вида энергии и во что преобразованные?

– Не стану отвечать. Во-первых, можешь не понять, а во-вторых, это тайна за семью печатями, и не мной, поверь, поставленными. Но конкретно по сегодняшнему эксперименту – а проникающее голографирование всё ещё находится на стадии экспериментов – кое-какие пояснения могу дать. Для всех участвующих в демонстрации объектов методом проникающего сканирования были сделаны энергетические копии.

– То есть касательно людей… – начал Катанья.

– Были сделаны точные копии всех внутренних органов. Молодец, на лету схватываешь! Затем копии поместили в два абсолютно идентичных приёмопередатчика со встроенными преобразователями энергетических волн. После этого голограммы были включены и в двух соседних павильонах возникли два Сент-Антуанских предместья. После этого в каждый из павильонов вошли по три фехтовальщика, подпоясанных в одном случае красными, в другом зелёными шарфами, а в каждом из соседних павильонов одновременно появились их голографические двойники. Дуэль, которую мы с тобой наблюдали, происходила одновременно на двух площадках, и на каждой люди сражались с голограммами своих противников.

– Которые при этом в точности повторяли все движения оригиналов, – закончил Катанья.

– Верно! Таким образом, люди по большому счету сражались друг с другом, но наносили при этом уколы только через голографическое оружие своих электронных двойников.

– То есть не имитировали бой, а дрались по-настоящему, без боязни серьёзно травмировать соперника. Здорово! А как же всё-таки реагировал организм участников боя на попадание?

– Хороший вопрос, – одобрил Шиллер. – Ну, про проступающую при нанесении укола кровь я говорить не буду, такими трюками овладели ещё несколько столетий назад. Что до организма, то, при любом попадании, в мозг посылался соответствующий сигнал. При лёгком ранении ощущение в месте попадания сравнимо с настоящим уколом. При ранении средней тяжести болевое ощущение не усиливается, но может частично или полностью онеметь раненая рука или нога. При тяжёлом или смертельном ранении тело бойца просто обездвиживается и он выходит из игры. Скажу по секрету: нашей разработкой уже заинтересовался спецназ Звёздного флота.

– Ещё бы! – ничуть не удивился Катанья. – Такой тренажёр! А какие перспективы для театра!

– Театра? – переспросил академик. Потом лицо его прояснилось. – Ну, конечно, театра, я как-то не подумал. И много ещё для чего!

– Но начали вы всё-таки с истбоя, – заметил Катанья.

– Разве это удивительно? Столько лет быть председателем Федерации исторических боевых искусств и не привлечь её членов к испытаниям собственного изобретения? Да меня бы не поняли!

– Я бы уж точно не понял, – подтвердил Катанья. – Но скажите, что это за юноша, который так ловко управляется со шпагой. Прямо Д Артаньян!

– Ну, что ты, Доминик, – не согласился Шиллер. – Любимец Дюма этому юноше в подмётки не годится, вот разве что ты в свои лучшие годы. Надеюсь, и по сей день тренировками не манкируешь?

– Стараюсь, – односложно ответил Катанья. Так я могу узнать его имя?

– Клим. Клим Снегов, сын той самой Таши.

Земля-седьмая. Лётно-штурманская школа Звёздного флота имени Сергея Снегова. Единая дата: 28.06.0150

Дежурный офицер, взглянув на жетон Катаньи, изобразил на лице любезность:

– Я предупрежден о вашем визите. Могу быть чем-нибудь полезен, господин вице-командор?

– А вот можете! Подскажите для начала, где занимается группа 4А?

– В 206 аудитории, – сверившись с коммуникатором, доложил дежурный.

– А проводите-ка меня туда. – Заметив, что дежурный замялся, Катанья поинтересовался. – Есть проблемы?

– Согласно правилам внутреннего распорядка во время учебного часа дверь в аудиторию «привратник» может открыть только по специальной команде. Если вы настаиваете…

– Не настаиваю, – успокоил дежурного Катанья, – где я могу дождаться окончания урока?

– В комнате для посетителей, в холле второго этажа рядом с аудиторией, в офицерском буфете, но удобнее всего вам будет в моём кабинете. Так куда вас проводить?

– Ну, так к себе и видите.

Они поднялись на второй этаж, и офицер мимоходом указал на одну из дверей:

– 206-я аудитория, а вот и кабинет дежурного офицера, совсем рядом, и это первое из обещанных удобств, – офицер приложил ладонь правой руки к панели «привратника» и дверь в кабинет открылась. – Прошу!

В кабинете офицер указал Катанье на кресло перед большим экраном и отдал команду:

– Компьютер, аудитория 206! – Экран засветился. – Это второе из обещанных удобств. Что-нибудь ещё?

– Благодарю, господин капитан-лейтенант, вы сделали более чем достаточно.