Сыны погибели

…

– В общем, не нарывайся на конфликт. Колотов работает?

– Да. И с ним молодой.

– Он – зубр.

– Понял.

– А по делу что?

– Да как сказать…

Вообще, вести служебные переговоры по телефону было запрещено. Вся информация по расследуемым делам – совсекретна. Но я ничего и не сказал – верно? И в то же время – именно эти слова дали понять Бергману, что с делом не все так просто…

* Схема получения жилья была такой. Сначала давали общежитие – студентам вообще койку, на заводе часто давали комнату. Потом была гостинка, КГТ – одна комната, а дальше варианты. Прихожая могла быть общей, могла быть раздельной, так же как санузел и кухня. Иногда санузел и кухня были одни на две семьи – но не на несколько как в коммуналке и не одна на этаж как в общаге. Если кухня раздельная, то это обычно кухонная ниша в отдельной прихожей. Если общая – то кухня была большая. Потом была малосемейка – это просто малогабаритная однокомнатная квартира. В малосемейках и КГТ никогда не было балконов. Потом уже квартира. В принципе – в Ижевске с жильем было проще, чем в других городах, нужный заводу молодой специалист мог рассчитывать, по крайней мере, на малосемейку всего через 3-5 лет. Коммуналок в городе в 80-е уже не было совсем. Впрочем их и до того не было – сначала строили двухэтажные деревянные дома на несколько квартир, потом перешли на хрушевки. Уплотнять было некого, до революции все вообще в отдельных домах деревянных жили.

** Министерство оборонной промышленности и Государственная техническая комиссия

*** Инспектор по делам несовершеннолетних

12 марта 1985 года

Черногорск, РСФСР

Утро началось плохо – с опроса родителей жертвы…

Они пришли вместе, по повестке – но я предложил матери подождать пока в коридоре. Первым лучше опрашивать отца, потом сразу мать. Потом скажу, почему…

Заправил серый бланк протокола в машинку, отстучал шапку (лучше сразу на машинке, потом все равно перепечатывать). Хроменков, Егор Ильич, сорок шестого, ранее (со слов) не судим, место работы – отдел главного конструктора. Партийный, проживает…

Закончив с формальностями, я достал из кармана ручку, которую изъял вчера

– Вы когда-нибудь видели эту ручку?

Хроменков уставился на ручку

– Нет, никогда…

– Вы уверены? Какая ручка была у вашего сына?

– Не знаю… мать*… жена покупала…

– Может, подарили?

– Да нет… дорогая слишком. Можно посмотреть?

Я сделал приглашающий жест рукой

– Нет… нет, такой не могло быть. Она рублей пятьдесят стоит.

Разговор с отцом оперативно-значимых результатов не дал. Единственно, что я понял – Даниила не пороли. В те годы – считалось нормальным избивать ребенка по случаю и без, и ответом на все что угодно, от жалоб соседей до вызова в школу – было: выпороть. Но Хроменков сказал, что сына не бил и я ему поверил. Интеллигентный мужик

Больше он ничего толком сказать не мог. Потому что в воспитании сына практически не участвовал…

– Вы когда-нибудь видели эту ручку?

Хроменкова Елизавета Ивановна, пятьдесят третьего, место работы – отдел главного технолога – посмотрела на ручку.

– Нет, никогда. А это что… Дани?

– Вы делали с ним уроки?

– Да, иногда… но такой не было

Я убрал ручку.

– Товарищ… следователь.

– Да?

– А когда нам Даню… отдадут.

Мать бы твою, Колотов…

– Я постараюсь, чтобы побыстрее, хорошо? Ну, ну…

Она убрала платок.

– Извините… просто…

Сказать, что я понимаю? И что я понимаю? Я не только сопляк по сравнению с ней – я не родитель. Только родитель может понять, как страшно терять ребенка…

– Чем увлекался Даня?

– Шахматы… рисовал хорошо…

– В клуб ходил? Шахматный?

– Да…

– Имя тренера помните?

– Конечно. Валерий Константинович…

Я записал.

– У него были проблемы в учебе?

– Да нет… по математике хорошо успевал…

– Он был математик? Или гуманитарий?

– Математик… говорил, что на завод пойдет. Когда вырастет…

Она говорила как автомат. Но говорила.

– После школы он приходил домой вовремя? Задерживался?

– Вовремя… когда на шахматы не шел.

– Бабушка у него есть? Дедушка? Может к ним?

– Нет, мы оба… по распределению. Тут нет… никого

– Когда он последний раз дрался?

Она посмотрела на меня

– Он не дрался.

– Совсем?

– Конечно. Меня в школу никогда не вызывали из-за него.

– Как зовут его друзей?

– По-моему… Алеша… они за партой сидели.

– Разве не мальчик – девочка?

– Нет, он… с мальчиком сидел.

Сейчас опять разревется. Терпеть не могу, когда женщина плачет.

– К нему домой приходили друзья?

– Нет… не было.

– Он чем-то болел? Серьезным?

– У него диатез был в детстве… простите.

Снова не выдержала… За что мне это наказание

– Воды попейте…

– Да, спасибо.

…

– Еще несколько вопросов и всё. Даня был послушным мальчиком?

– Да… он … хорошим, послушным был. Помогал.

– Он когда-нибудь убегал? Приходил в рваной или грязной одежде, как будто где-то лазал?

– Нет.

– Вы не замечали, что он в последнее время как то изменился, стал что-то таить…

– Да нет… вроде

– Летом вы выезжали в лес?

– Мы в санаторий ездили… в августе

– Куда?

– В Крым… санаторий Волна. Заводской

– Кто был?

– Даня и я…

Я пометил себе в блокноте

– У него появились новые друзья в последнее время? Может, он о чем-то рассказывал?

– Нет…

После опроса Хроменковых я переписал всю оперативно значимую информацию на листки из блокнота, вырвал их и положил перед собой…

Итак.

Отец, по сути, вообще ребенка не воспитывал. Но это в девяноста процентах семей так. Дети на матери, а потом удивляемся, откуда берутся маменькины сынки.

С матерью интереснее – она как раз вырастила маменькиного сынка. Даниил Хроменков был идеальным сыном с точки зрения женщины и матери – не дрался, не лазал никуда, не убегал, помогал, из-за него не вызывали в школу.

Учился он кстати хорошо. Твердая пятерка по алгебре, геометрии, всю гуманитарку он вытягивал на четверки. Что удивительно, четверка была по физкультуре – возможно, натягивали, потому что он представлял школу по шахматам, а шахматы это тоже спорт.

Я достал из дела фотографию Хроменкова и положил перед собой. Интересно, как ты жил, Даня? Тебя устраивала такая жизнь? Или ты смотрел на сверстников и завидовал тому, как они живут? И однажды решил пожить как они?

Как ты попал в лес, Даня?

Как?

Шахматный клуб располагался на первом этаже старого, довоенной постройки здания. Здесь все было один к одному… аутентично, как бы сказали сейчас. Деревянные, крашеные олифой полы, двойные стекла с зимними рамами, которые еще не выставили. Я не удивился бы, если бы на стене был покрытый пылью портрет Сталина – но его не было.

Зато было написано на видном месте: шахматы – гимнастика ума. В.И. Ленин.

Когда расследуешь уголовное дело, это еще та… гимнастика ума.

По неписанным правилам – я должен был пойти к директору, но я этого не сделал, потому что я плохо относился к неписанным правилам тогда, и так же плохо отношусь теперь… потому я просто спросил, где мне найти Протасова – и мне показали на тренера…

– Валерий Константинович…

Первое впечатление – мужиковат, но взгляд явно не мужика… и не интеллигента. Впрочем, я про него спросил – воспитал двух чемпионов города, результаты у него есть

– Следователь Савельев, республиканская прокуратура. Можем поговорить где-то в тихом месте?

Тихое место – нашлось в тренерской – кстати, там как раз был портрет Сталина, но он стоял у стены и был покрыт пылью. Sic transit gloria mundi.

– Я думал, меня повесткой вызовут… – сказал тренер, устраиваясь на стуле

– Есть из-за чего?

…

– Пока что оснований для повестки нет, надо просто поговорить. О Хроменкове.

– Тогда ведите протокол.

Я внимательно посмотрел на тренера

– ПЛОД что ли**?

ПЛОД – система разработанная диссидентом В. Альбрехтом. Принципы поведения свидетеля на допросе В. Альбрехт свел к 4 правилам, название которых он составил из первых букв ключевых слов – ПЛОД. В. Альбрехт именовал свои правила ситами.

Первое сито «П» (протокол) означает, что вы должны потребовать внести вопрос следователя в протокол прежде, чем вы начнете на него отвечать, что ваши ответы должны записываться в протокол максимально точно, желательно под вашу диктовку, а не передаваться следователем «близко к смыслу». «П» – это главное сито.

Затем сито «Л» (личное) – вы должны подумать, не ставит ли заданный вопрос вас в положение подозреваемого в соучастии в преступлении. Против себя и своих близких вы имеете право не свидетельствовать.

Далее сито «О» (отношение) – оцените отношение вопроса следователя к существу дела: это вопрос по существу или нет? Если нет, то вы выходите за рамки законной процедуры и рискуете оказаться обвиняемым.

Наконец сито «Д» – допустимость ответа с точки зрения ваших представлений о морали.

Надо сказать, что диссидентов в наших краях было немного. Очень немного – настолько, что когда недавно задержали одного, на него сбежалась смотреть вся прокуратура – живого диссидента привели, про которых столько на политчасах говорят! Причин было много, нельзя выделить какую-то одну. Было приличное снабжение, частично из-за множества оборонных предприятий, частично из-за усилий местного обкома, облисполкома и тех же предприятий, не дающих загубить сельское хозяйство и выбивающих для него фонды. У каждого крупного предприятия был подшефный совхоз или колхоз, а у таких монстров как Ижмаш – и не один. Через завод председатели выбивали всякое… доходило, например до того, что завод обеспечивал жильем детей колхозников, поступавших учиться в городе – а колхоз за это продавал продукцию напрямую заводу. Шустрило УРС – управление рабочего снабжения. Ну и не было рядом Москвы, куда всю колбасу вывозили. Жилья много строили – в общем, не было тех бытовых неудобств, которые и провоцируют диссидентские настроения.

Потом – в этих местах города все же были новыми, быстро выросшими, почти все в них были приезжими если не в первом, то во втором поколении. Города как таковые не успели сформироваться, они быстро росли – и рост сам по себе ставил такие задачи перед каждым, когда было не до диссидентства. Мало было «просто интеллигенции» – только интеллигенция техническая. Друзья нашей семьи – типичный пример. Вся семья, так или иначе, связаны с инженерией с оборонкой. Глава семьи выбился в начальство, хотя и не крупное. Трешка, мичуринский участок с дачей, Волга, телевизор Сони, дочь в МГУ. К чему диссидентствовать?

Интересно, неужели тренер – диссидент? Вот это номера…

Но он качнул головой

– Нет… можем просто поговорить.

Интересно… все равно, реакция странная. Надо поинтересоваться, что это за тренер такой с замашками антисоветчика…

– Я пока пытаюсь выяснить обстоятельства жизни Даниила Хроменкова. Он ведь тренировался у вас, так?

Тренер помрачнел

– Да.

– Его нашли мертвым. В поле.

– Слышал.

– Мы не понимаем, как ребенок его возраста мог зимой попасть в голое поле. Там больше десяти километров от города.

– Боюсь… – тренер говорил, как будто каждое слово давалось ему с трудом – я тут ничем не могу вам помочь.

– Вы можете рассказать про Даню? Он был талантливым?

– Талантливым…

Тренер подумал

– Божьей искры в нем не было. Знаете, бывают дети с божьей искрой… в нем ее не было.

– Вы верите в Бога?

Тренер как то странно посмотрел на меня

– А во что же верить? А вы?

А вы…

Я тогда… в Бога не верил. Точнее, думал, что не верил. Меня окрестили тайком… окрестили далеко, в старом храме в райцентре… откуда была родом мать. Мне было одиннадцать, и я был пионером… но почему то не протестовал. Протест был потом и протест глупый – в Москве на экскурсии я не пошел в монастырь, потому что был пионером и не должен был верить и ходить в монастырь.

Уверовал я потом и уверовал странно. Я понял, что дьявол – существует. Не может не существовать, если происходит то, что происходит. А если дьявол есть – то есть и Бог, верно ведь.

Иначе как нам жить?

Но тогда я про себя отметил, что этот тренер может быть и сектантом… баптистом, например. Да… определенно надо запрос по нему делать.

– Когда вы видели Хроменкова последний раз?

– На занятиях… я уже и не помню, надо расписание посмотреть

– Вам ничего не показалось странным в его поведении тогда?

– Не понял?

– Был возбужден, рассеян, куда-то торопился. Упоминал что пойдет куда-то, что его где-то кто-то ждет…

– Да нет…

– Вы здесь выставляете оценки?

– Нет, но мы делаем записи. Анализируем тренировочный процесс.

– Можно посмотреть записи по Хроменкову?

– Сейчас…

Тренер порылся в столе, достал толстую тетрадь в коленкоровом переплете.

– Вот. Первая подростковая группа…

Я мельком пробежал записи, половину не понял. Надо будет поискать кого-то сведущего в шахматах

– Расскажите о тренировочном процессе. Дети тренируются со сверстниками?

– Сначала да. Но шахматы спорт специфический, понимаете? Здесь нет возрастных групп как таковых, перворазрядник – подросток может обыгрывать взрослых. И бывает полезно играть с соперником много сильнее тебя.

– Почему?

– Поражения дисциплинируют. Заставляют работать. Если ты проиграешь десять, двадцать, тридцать раз – появляется желание победить.

– Или уйти

– Или уйти – согласился тренер – но это слабость.

Он задумался и повторил

– Слабость.

– Даниил любил шахматы?

– Да я бы не сказал…но он был старательным. Выполнял все задания.

– Задания какого рода? Как происходит тренировочный процесс?

– Ну, чтобы стать, по крайней мере, действующим шахматистом, ты должен освоить технический минимум. Существуют классические партии, варианты дебютов, эндшпилей, которые ты должен выучить, чтобы хотя бы считаться культурным игроком в шахматы. Только изучив то, что было сделано до тебя, ты можешь начинать думать о своем. Мы даем задания проанализировать ту или иную партию, сыграть шахматный этюд на несколько ходов – все это развивает шахматное мышление. Даниил всегда хорошо выполнял все задания.

– Но своего он пока не придумывал.

Тренер улыбнулся

– Ему рано. Конечно, и в его возрасте есть те, кто придумали что-то новое в шахматах. Но это гении. Я таких никогда не видел и не тренировал. В сущности, мы и не ставим перед собой задачу растить гениев. Но шахматы дисциплинируют мышление и ребенку, который с детства занят шахматами – проще поступить на естественнонаучные дисциплины, проще осваивать математику, у него развито логическое мышление…

– Спасибо, я понял.

Я достал из кармана ручку

– Видели такую у Даниила?

Тренер потер лоб

– Пару раз видел, кажется. Она ведь многоцветная?

– Четыре цвета.

– Удобно, когда партии разбираешь.

– А когда она у него появилась?

– Я не помню…

– Вы такого Протасова знаете? – спросил я, когда увиделся с районным прокурором

Прокурор скривился, как будто откусил гнилого яблока

– Протасова? А что?

– Он был тренером у Хроменкова. По шахматам.

…

– Протасов это наша местная достопримечательность… от него головной боли…

– Антисоветчик? – поинтересовался я

– Как сказать… Скорее скандалист. Писал письмо самому Брежневу. А в прошлом году вышел с плакатом на демонстрацию, пятнадцать суток ему дали. Дмитрий Иванович его предупреждал, что он так в психушку…

– О чем плакат то?

– О комбинате. Якобы комбинат загрязняет окружающую среду, отравил реку, нет рыбы… и все такое

– А это правда? – поинтересовался я

– А что я могу?! – взорвался прокурор, решив, что я намекаю на то, что вообще-то это вопрос прокурорского реагирования – завод оборонный, еще и минсредмашевский. Нас туда и за забор не пускают!

* Почему то тогда обычным обращением к жене было «мать». Не знаю, почему.

** Система разработанная диссидентами для противостояния следователям на допросах

12-13 марта 1985 года

Черногорск-Устинов, РСФСР

Познакомившись со следователем, и получив от него стандартный набор поручений, подполковник Колотов выехал в Устинов, оставив более молодого Изотова на текучку в Черногорске. Обойти соседей, выявить возможных свидетелей – вот пусть и выявляет, ему полезно, молодому, пообтесаться на рутинной работе. То, что он не запорет работу, Колотов был уверен – в крайнем случае, Братишко, тоже опытный волк – поможет. Сам Колотов выехал в Устинов с двумя целями, даже с тремя. Первая – сделать пару запросов по картотеке и быстро – а чтобы сделали быстро, это надо стоять над душой. Плюс – скататься в республиканскую психиатрическую и там навести справки. Колотов делал то, что и должен делать в такой ситуации опер – устанавливал отрицательный контингент. Дебилы всякие, алкоголики, те, кто попался на приставании к детям, эксгибиционисты… и все прочее. Если это дело ведут как убийство – то его, скорее всего, совершил тот, кто уже стоял на учете. Ничего не появляется из ниоткуда. Психи – они тоже развиваются… сегодня он штаны на детской площадке снял, если его не остановили – завтра он совершит что-то более серьезное. О том, каким образом произошло преступление, Колотов не задумывался – по опыту знал, что это бесполезно. Возьмем, надавим – он и сам расскажет.

Второе – он сам хотел получить результаты вскрытия и прочитать их первым. Третье – поговорить с генералом и поинтересоваться, что за борзого паренька назначили следаком по делу. Колотов работал давно и прекрасно понимал, насколько опасна работа опера. Опер – крайний при любых раскладах. По любому делу начальство будет требовать результата от него, от опера – не от следака. Следак только бумажки оформляет. Но если он перегнет палку – начальство первым же от него отвернется, а прокуратура – законопатит. В Нижнем Тагиле не счесть бывших сотрудников и даже начальников розысков, которые просто выполняли указания начальства – как могли.

И никто, никогда из начальства – за своих оперов не заступался и факт отдачи незаконных приказов не подтверждал.

Потому – каждый опер, а особенно старший опер – балансирует на очень тонкой грани и многое зависит от следователя. Следователь понимает, что в раскрытии он всецело зависит от опера – что опер ему нароет, то он и будет оформлять. А опер должен понимать, с каким следователем он работает. Вот это Колотов и намеревался выяснить.

В министерстве был кавардак – о переименовании сообщили третьего, но до сих пор не были готовы новые бланки. И это для минсельхоза все равно – пиши на старых, пока не кончатся. А милицейские могут и в уголовное дело пойти и тогда как?

Генерала он застал на месте, но в кабинете они разговаривать не стали – нет дураков говорить о чем-то серьезном в кабинете. После андроповщины дураков нет. Пошли, тут неподалеку была пельменная, где подавали обалденные пельмени с уксусом. Взяли по две порции, устроились за столиком…

– Савельев? – генерал возил пельмень по краю тарелки, чтобы напитался уксусом – он там что ли?

– Он самый. Мне он наглым показался

– Еще бы.

– Он кто?

– Его Бергман двигает. Может, родственник дальний, может еще кто.

– На еврея не похож.

– А кто похож?

Генерал счастливо зажмурился

– Помню, еще опером сюда ходил перекусывать. Вредно, но вкусно… ты дело Шафраника знаешь?

– Это когда работягу шпана затоптала?

– Оно самое. Так вот, этих шпанят колонул как раз Савельев, я узнавал. Конечно, записали на старших, но расколол он.

– Понятно.

– Плюс у него высшее юридическое очно.

– Зачем же ему тогда в этом г…е возиться?

– Ну, если Бергман двигает, чего бы и не возиться. Я с Войцеховским говорил, он в районе у него работает. Хваткий, с головой. Войцеховский даже думал, что ему на смену идет. Но он в город или даже на республику уходит.

– В его-то возрасте?

– Сейчас время молодых … – задумчиво сказал генерал – это мы в тридцать еще простыми операми бегали и думали, когда старшего получим. А они… я дело Шафраника кстати, читал. Б… в восемнадцать лет считай – вышку огреб.

– Так уж и вышку – усомнился Колотов

– Вот увидишь. Раз в газетах такой хай подняли… но если и не вышка, все равно, жизнь себе сломали, все трое. За пять минут.

Колотов тоже ел пельмени. Думал.

– Значит, следаку доверять не стоит?

– Сам посмотри. Бергман … я не знаю, он тот еще фрукт. Своего не упустит.

– Почему вообще мальца на такое дело поставили?

– Это я не знаю…

В магазине – Колотов купил шоколадку, какая была, и двинул в ГИЦ*, за справками. Не подмажешь – не поедешь, как говорится. Оттуда – тронулся на окраину города, в психушку…

Психушка – была хорошо знакома операм, так как по многим делам приходилось назначать экспертизы, по вменяемости, многие подозреваемые либо сами, либо по совету адвоката косили на невменяемость… Сами они при переаттестации тоже проходили освидетельствование, но в своей, ментовской больнице.

– Чего так много? – поинтересовался Колотов, когда ему начали доставать папки одна за одной

– Сколько есть – медсестра была молодой, и, судя по всему, была не прочь построить глазки оперу – все ваши…

Что же касается Изотова, то он был занят своим.

Обход лучше всего делать вечером, все равно сейчас дома никого нет. Потому – он первым делом зашел к Братишко

– Карта есть?

Тогда надо сказать, что карты в магазинах не продавали, даже гражданские. А если и продавали, то не всегда и не везде

– Какая карта?

– Района

– Зачем тебе?

– Хочу кое-что глянуть…

Только недавно вернувшийся из Афганистана Изотов делал то, чему научился, то чему его научила страшная война в стране гор и песка. Любая операция начинается с планирования, любое планирование начинается с карты местности. Не имея карты – понять, что произошло невозможно…

Карта, карандаш. Не было нормальной офицерской линейки для измерения расстояний, но он нанес на обычную километровые деления. Так…

Ребенок появился там не из воздуха. Он откуда-то бежал. Откуда?

Для начала – он измерил расстояние от города до того места, где обнаружили труп. Одиннадцать километров. Зимой, по снегу подросток такого возраста такое расстояние не преодолеет, выбьется из сил, К тому же, он был одет не в свою, а в чужую одежду.

Одежда!

Он достал протокол первичного осмотра. Список того что было на трупе был достаточно полным. Школьная форма – скорее его. Обувь чужая, как и телогрейка – мужская. Откуда она?

Нет ни головного убора, ни перчаток. Судя по всему, он укрывал голову телогрейкой и так бежал.

Никто в здравом уме не побежит так в зимнюю ночь.

Посмотрев на карту, он понял, как было дело. Даниил увидел столбы ЛЭП и ориентировался на них. Он бежал к дороге, к людям.

Откуда?

Примерно прикинув, он очертил круг. Сколько мог пройти зимой подросток, прежде чем выбился из сил. Переписал все, что попало в этот круг.

Снова пошел к Братишко

– Мне бы с участковым районным переговорить. На место съездить

– А обход?

– Обход успеем, все равно сейчас все на работе.

Братишко посмотрел с сомнением. Но продиктовал телефон…

В те ветхозаветные времена – машина была не средством передвижения, а все еще – роскошью. Причем не только для граждан, но и для служб милиции. Единственная служба, какая была обеспечена транспортом – это ГАИ. На весь райотдел – было всего четыре машины (и это еще много было), не считая еще нескольких полуживых «бобиков» для транспортировки задержанных. И понятно, что чужому сотруднику никто бы машину не дал.

Но у участкового оказался мотоцикл Урал с коляской, на нем он и заехал. Конечно, зимой на мотоцикле ездить то еще удовольствие, а весной, когда того и гляди в грязь сядешь тем более. Но Изотов углядел знакомое – восходящее солнце и буквы ОКСВ.

– Служил там? – в лоб спросил он

– Год в Гардезе оттарабанил. А ты?

– Кандагар…

Участковый протянул руку

– Михаил меня зовут. Там – ефрейтор, тут – старший сержант…

– Изотов. Теперь лейтенант.

Мотоцикл они остановили на обочине дороги. Участковый сказал, что дальше лучше не лезть – потом толкать придется.

Изотов тем временем развернул перерисованную на лист бумаги карту, точнее ту часть, которая была ему интересна. Быстро привязался к местности.

– Смотри, ефрейтор. По тому пацану, что у ЛЭП нашли. Знаешь?