Сладкий пряник 50 плюс для голодных боссов

– Мы и будем. Самый древний танец на земле, Кристина. Тот, ради которого и созданы такие места. И такие женщины, как ты.

Он делает шаг ко мне. Я отступаю, чувствуя за спиной холодную зеркальную поверхность. Я в ловушке.

– Я не… Я не из тех, кто… – я пытаюсь сказать, что я не такая, что это ошибка, но слова застревают в горле, потому что его взгляд обещает мне обратное. Он смотрит на меня так, будто знает мое тело лучше, чем я сама.

– О, ты именно та самая, – он перебивает меня тихо, но властно.

Он уже совсем близко. Его руки упираются в зеркало по обе стороны от моей головы, не касаясь меня, но заключая в клетку из тела и желания. – Я вижу по твоим глазам. Вижу, как ты дышишь. Как смотришь на всех тут. Ты вся горишь изнутри, и ты сама этого боишься. Но сейчас бояться уже поздно.

Его лицо склоняется к моей шее. Его дыхание обжигает кожу.

– Боже, какая у тебя шея… Я обожаю, когда кожа на шее у женщины тонкая, как пергамент, и на ней видна каждая жилочка…

Его губы касаются моей кожи. Не целуют. Просто касаются. Сухие, горячие. И я замираю, парализованная этим простым, животным прикосновением. По телу пробегает судорога сладострастия, стыдная и неудержимая.

– Нет… – это слабый, беспомощный стон, а не протест.

– Да, – шепчет он мне в самое ухо, и его голос вибрирует, проникая прямо в мозг. – Они сказали, ты будешь хорошей девочкой. Так будь ею. Расслабься и получай удовольствие. Ты это заслужила.

Его руки отрываются от зеркальной поверхности и опускаются на мои плечи. Сильные пальцы разминают напряженные мышцы, и я невольно изгибаюсь под его ладонями, тихо постанывая. Это слишком. Слишком приятно после всего этого стресса, после страха.

– Вот так… Видишь, твое тело само знает, чего хочет. Оно умнее тебя…

Одна его рука скользит вниз, по моей спине, останавливаясь на прогибе поясницы, прижимает меня к себе. Я чувствую твердость его бедра, жесткость мускулов под тонкой тканью костюма. И еще кое-что – растущую, недвусмысленную твердость у него в паху, которая упирается мне прямо в живот.

Другая его рука поднимается к моим волосам, запускает пальцы в прическу, распускает ее, и я чувствую, как по коже головы бегут мурашки.

– Господи, какие волосы… Настоящий шелк. Такие сейчас редко встретишь.

Его слова, грязные, откровенные, падают на меня, как раскаленные угольки, прожигая мою кожу. Да, он прав. Я вся горю. Вся напряжена, как струна. Я ненавижу его. Ненавижу Марка и Леонида за то, что они меня сюда привели. Но мое тело… Мое тело продает меня с потрохами.

Его губы находят мои. Он не целует меня. Он берет мой рот. Грубо, властно, без просьбы и без предупреждения. Его язык глубоко входит внутрь, у него вкус дорогого виски и мужской силы. Я пытаюсь оттолкнуть его, но мои руки бессильно упираются в его грудь. Он ловит мои запястья и заламывает за спину, прижимая еще ближе к себе. Наш поцелуй становится борьбой, битвой, которую я проигрываю с первого же вдоха.

Он отпускает мои запястья, и его руки опускаются на мою грудь. Через блузку и бюстгальтер он сжимает мою тяжелую, налитую грудь, и я слышу свой собственный стон – громкий, неприличный, полный той самой постыдной потребности.

– Вот она… Боже, какая пышная… Я всегда с ума сходил по таким… Мягкая, большая, настоящая…

Он мнет мою грудь, перекатывает ее в ладонях, щиплет мгновенно набухшие соски через ткань, и с каждым его движением волна удовольствия бьет прямо между моих ног, я начинаю уже сама непроизвольно двигать бедрами, трусь о его прижатые плотно ко мне ноги.

Он отрывается от моих губ, его дыхание сбилось. Глаза горят темным, почти черным огнем.

– Дай на себя посмотреть, красавица. Дай посмотреть на эту роскошь.

Одним резким, чётким движением он расстегивает пуговицы моей блузки. Ткань распахивается, обнажая кружевной бюстгальтер телесного цвета, едва сдерживающий мою грудь. Он любуется ею секунду, зачарованный, а затем срывает и его. Замочек сзади поддается с тихим щелчком.