![Семья для чемпиона](/covers/70968424.jpg)
Полная версия:
Семья для чемпиона
Одеваюсь. Сгребаю вещи в спортивную сумку и покидаю раздевалку позже всех парней в команде. На телефоне висит три пропущенных от матери. Сомневаюсь, что это что-то срочное, но мысленно ставлю зарубку – перезвонить. Бросаю взгляд на часы. Время подбирается к пяти. В самый раз. Закидываю сумку на плечо и уже проторенными дорожками поднимаюсь на трибуну, занимая свой «пост».
Пять раз в неделю по два часа здесь тренируется подростковая команда. Аккурат после нас. И сейчас парни в сопровождении главного тренера выкатываются на лед. Жужжат и трещат, как потревоженный улей, пока Трофим Сергеич их не усмиряет. Раздает цеу и свистком объявляет начало тренировки.
Я наблюдаю. Вторую неделю подряд. Честно говоря, и сам не заметил, как втянулся. Все пацаны такие разные. Кто-то дерзкий, кто-то борзый. Есть те, кто откровенно лажает, есть и парочка бесперспективных. А есть… да вон как тот русоволосый парень – талантище. Играет так, будто у него не руки, а клюшки, а на ногах не коньки, а реактивные торпеды. Жилистый, юркий, резвый и соображает быстро, что в хоккее играет не последнюю роль. Подрывается моментально. Стреляет прицельно. Наблюдать за ним одно удовольствие. Правда, с такими навыками ему бы нападающим быть, а не защитником.
– Здоров, Яр, – хлопает меня по плечу подошедший со спины второй тренер подростковой команды. – Преемника себе в команду присматриваешь? – Присаживается рядом.
– Привет, Кирюх. Годика два еще поиграю, а потом было бы неплохо найти мне годную замену. Кто-то же должен ваш клуб к кубку тащить, – хмыкаю.
– Прям-таки всего два?
Я пожимаю плечами.
– Что будешь дальше делать, не думал?
– Пес его знает.
– Перепрофилироваться в тренера не думал? Я слышал, что ты и вышку окончил по соответствующей специальности. За таким тренером, как ты, очередь из клубов встанет, чтобы тебя к себе в штаб заиметь.
– Тенденция меня «заиметь» уже откровенно начинает пугать.
– В смысле?
– Забей. Я так, о своем. А по поводу тренерства – одно дело играть, и совсем другое – преподавать. Тебе ли не знать? Не знаю, выйдет ли из этого какой-то толк. Рано пока об этом говорить.
– А я-то думал, ты готовишься. Уже не первый раз вижу тебя на тренировках парней. А ты, выходит, реально просто из любопытства? Или…
– Или что?
– Протежируешь кого?
– Не переживай, бастардов тут моих нет, если ты об этом. Слушай, Кирюх, как зовут вон того парня? – Кивком головы показываю на светло-русого защитника в белом свитере, пулей пересекающего коробку.
– Которого? Двадцать пятый? Так это Димка Фомин. Новенький наш. Только пару недель как к команде присоединился. Из области с матерью переехал в Москву. Скажи, хорош, правда?
– Да, – киваю, – очень даже. – Слежу за каждым движением пацана, а самого переклинивает. На фамилии Фомин. Где-то я ее уже слышал. Причем очень отчетливо и не раз.
– Батя у него хоккеист?
– Насколько я знаю, нет.
– Мать?
– Нет, – ржет Кирюха, – мать у него красотка. Ладненькая, маленькая, хрупкая, как куколка. Но в хоккей не играет, насколько мне известно.
На информации о матери парня не зацикливаюсь. И то, что Кирюха ее всю просканировал и запал, меня не удивляет. Он тот еще бабник. Некоторым даже штамп в паспорте пускать слюни и торчать причиндалами на других баб не мешает. Каждый живет как умеет. А вот фамилия пацана покоя не дает. Любопытно, откуда я могу ее знать. Может, просто чей-то однофамилец?
– Он сам захотел играть на позиции защитника? – спрашиваю.
– Он в своей старой команде был в защите. Пошел по накатанной.
– Не его это. С его хваткой и скоростью – ему бы в нападение. Вратари вешаться будут – играть против такого противника архисложно. Почти нереально просчитать ход его мыслей.
– Трофимыч тоже такого мнения. Вот, а говоришь – в тренеры не пойду, – хмыкает Кирюха, – у тебя вон как глаз наметан. Ты подумай об этом.
– Обязательно подумаю.
– Ладно, – поднимается на ноги Кир, – пойду работать. Рад был повидаться, Яр.
– Взаимно. Давай, удачи.
– Бывай.
Пожимаем руки, и Кирюха удаляется на свой тренерский пост.
Я упираюсь локтями в колени и не свожу глаз с номера двадцать пять. Он со своей пятеркой играет в пас. Разыгрывает одну из примитивных комбинаций, которую вратарю прочитать как нефиг петь. Но… Момент – и шайба в воротах, с подачи угадайте кого?
Улыбаюсь. Я же говорю, талант этот Дмитрий Фомин.
Дима.
Фомин.
Или Фомина?
В голове начинают крутиться шестерни. Медленно и со скрипом. Я приклеиваюсь взглядом к нашивкам на свитшоте парня, когда краем глаза замечаю движение по левую руку от меня. Ничего интересного. Скорее всего, кто-то из бдительных родителей подкатил.
Мажу быстрым взглядом по еще одному «зрителю» и отворачиваюсь.
Момент.
Меня словно током прошибает узнавание. Снова оглядываюсь. Внутренности скручиваются замысловатыми бантиками. Фомин – Фомина. Да быть того не может!
– Ава? – окликаю девушку, замершую у перил.
Она неуверенно оборачивается. Смотрит на меня долгое мгновение расфокусированным взглядом. Изучает, пытаясь сообразить, кто я такой и откуда знаю ее имя. Наконец-то отмирает, удивленно спрашивая:
– Ярослав?
Глава 4
Аврелия– Ма-а-ам, ты меня слушаешь вообще?
– Слушаю, конечно.
– И что я только что сказал?
– М, что-то про тренировку?
– Дело – труба. Я сказал, мне нужны новые клюшки. Ты говорила, что в начале сезона закажем. А он уже вовсю идет, – шагает вперед спиной передо мной сын, со спортивной сумкой наперевес. Такой высокий и взрослый, что временами бывает сложно поверить, что это действительно я его родила.
– Да, – потираю переносицу, – точно. Я совсем закрутилась и забыла. Прости, пожалуйста, Дим. Завтра после тренировки поедем и все сделаем. Идет?
– Окей, – тянет Димка. – И краги тогда закажем.
– Мхм.
– Новый шлем тоже не помешает. У старого крепление разболталось.
– Крепление можно подтянуть.
– Ну мам!
– Хорошо.
– А, да и коньки надо.
– Ну вы сильно-то не наглейте, молодой человек! – наигранно охаю, снимая сигналку со своего «жука». – Я, может, и закрутилась, но пока соображаю.
– Эх, не прокатило, да?
Я смеюсь и треплю своего любимого хоккеиста по русоволосой шевелюре.
Димка брыкается:
– Да мам, прическу испортишь!
– Ладно-ладно, не трогаю я твою прическу. Лучше расскажи, как твой день прошел?
– Так я же уже рассказал.
– Когда?
– Пять минут назад.
– А, да?
– Родитель, слушай, а у тебя все в норме?
– Разумеется. А почему ты спрашиваешь?
– Ты какая-то странная сегодня.
– То есть? – удивленно оглядываюсь на сына, замирая у открытой двери с водительской стороны.
– Тормозишь немного.
– Вот спасибо!
Димка смеется и ныряет в салон.
– И ничего я не торможу! – возмущенно протестую. Хотя кому я вру? Сын знает меня как облупленную, и я действительно сегодня малость притормаживаю. Встреча с Ярославом выбила меня из колеи. Буквально за час «до» Мартышка прожужжала мне про него все уши, всколыхнув воспоминания, а потом вот…
Оказывается, новости не врут. Ремизов действительно вернулся в Россию и подписал контракт с клубом, которому принадлежит этот ледовый дворец спорта. То есть видимся мы в первый, но далеко не в последний раз. И я пока понятия не имею, как к этому относиться.
– Ты опять зависла, ма. Мы едем или как?
– Едем, – посмеиваюсь, садясь за руль.
– Я жутко хочу хавать!
– Как насчет огромной пиццы? Мне сегодня так лень готовить.
– У меня спортивная диета, ты забыла?
– Это значит «нет»?
– Это значит, ты самая крутая мама на свете. Давай сразу две? Разных!
– Ну и аппетиты у тебя, ребенок.
– Я растущий организм.
– Растущий организм, расти помедленней, а? Я не успеваю насладиться счастливыми годами материнства. Ты уже почти с меня ростом.
– Не почти, а с тебя, – довольно задирает нос Димка. Тот самый, по которому я его в шутку щелкаю.
– Ай, ма, ну ты чего со мной как с маленьким?
– А ты для меня есть и всегда будешь маленьким. Понял?
– Понял. Только не вздумай со мной сюсюкаться, – смешно хмурится Димка.
Бойкий он у меня, за словом в карман точно не полезет.
– Да какие уж тут сюсюканья, – вздыхаю, – ты даже в младенчестве был серьезный. Хмурился и пыхтел, когда бабуля с Мартой пытались с тобой агукать. Кстати, Марта звонила и передавала тебе привет.
– Принято. Ей потом тоже передавай. И бабе с дедом. Слушай, ну поехали уже, а?
– Принято, – передразниваю сына и завожу машину. Включаю щетки, смахивая капли дождя с лобового. Морось усиливается. Пока двигатель прогревается, глаза интуитивно устремляются к служебному входу на ледовую арену. Зачем? Не понимаю. Но точно зря. Сын будет ругаться, потому что я снова зависаю, и опять по той же самой причине.
Ярослав.
Ремизов выходит из ледового и, накинув на голову капюшон своей толстовки, широким шагом пересекает служебную парковку.
За те годы, что мы не виделись, он стал еще больше. Раскачался. Массу набрал. Возмужал и отрастил модную нынче щетину. Хотя чему удивляться, ему сейчас сколько? Тридцать семь или восемь? Если в молодости я заглядывалась на симпатичного молодого парня, то сейчас Ремизов – шикарный и немного пугающий остротой своего взгляда мужчина. Мужчина, знающий, как на него реагируют женщины.
Мне стыдно, но я снова на него засматриваюсь. Как будто мне не тридцать два, а все те же восемнадцать. И я не мама взрослого сына, а робкая и наивная девочка, не искушенная в вопросах мужского внимания. Нет, я не то чтобы заядлая разбивательница сердец и прыгаю из романа в роман! Я вообще после отца Димки встречалась только с одним мужчиной. Но, боже, я же уже старая, чтобы так реагировать на противоположный пол! Пусть даже такого шикарного представителя, как Ярослав…
– Ава? – слышу окликнувший меня незнакомый мужской голос.
Оглядываюсь и впадаю в легкий ступор. Да ладно! Быть того не может. Мартышка, похоже, накаркала.
– Ярослав?
– Он самый, – улыбается Яр. – Привет.
Я неловко переступаю с ноги на ногу и тоже растерянно улыбаюсь.
– Здравствуй.
Рассматриваю его внимательно до неприличия. В этом взрослом мужчине с ходу и не узнать того худенького парня, по которому сохла вся наша команда фигуристок. Пройди он мимо, я бы точно опозорилась, не поздоровавшись.
А вот он меня узнал. Запомнил как бывшую девушку своего брата? Скверно, я бы хотела запомниться другим. Но в любом случае – о-бал-деть.
– Ты так внимательно на меня смотришь, – хмыкает Яр. – Что, так сильно изменился?
– Изменился, – говорю честно. – Сильно.
– В худшую или в лучшую сторону?
– Ну, мы не сказать чтобы были хорошо знакомы, – замечаю. – Но визуально да, тебя теперь не узнать.
– Сколько времени прошло? Когда мы виделись последний раз? Десять лет назад?
– Почти четырнадцать.
Яр присвистывает.
Последняя наша встреча тет-а-тет была в столовой, на тренировочной базе. Яр угостил меня кофе, который был на редкость отвратным. Просто на базе другого не готовили. И самым вкусным в моей жизни манговым эклером, которые пекли только в одной пекарне в городе. Моей любимой пекарне. В тот момент мне даже показалось, будто между нами что-то проскочило. Ну, знаете, искры? Вот только в тот же день на базе появился Гордей и спутал все карты.
С тех пор много воды утекло. Это факт. Я за эти четырнадцать лет успела вляпаться в отношения с его братом, родить от Гордея ребенка, превратиться в мать-одиночку и завязать с профессиональным спортом. А ты, парень, чем похвастаешься?
– Обалдеть, – кивает Ярослав и замечает: – А вот ты ни капли не изменилась, фигуристочка.
Фигуристочка? Мой пульс учащается. Он помнит!
Голос звучит странно сипло, когда я спрашиваю:
– Это плохо?
– Обидно. Меня, видать, жизнь потаскала, – посмеивается Яр. – А вот от тебя все так же не отвести глаз, Аврелия.
– М, и как часто ты говоришь это женщинам?
– Ты единственная, кому я за свою жизнь повторил это дважды.
Мои щеки непроизвольно краснеют под его пристальным взглядом, которым он оценивающе сканирует меня с головы до ног. По позвоночнику проходит микроразряд тока. Я уже давненько перестала теряться рядом с мужчинами. Но Ярослав – это что-то особенное. Был, есть и будет. Что-то, от чего ноги становятся ватными. И не важно, сколько тебе лет.
– Присядешь? – убирает толстовку, освобождая соседнее сиденье мужчина. Хотя в секторе еще примерно с полсотни свободных скамеек, и, если бы я хотела присесть, точно без места бы не осталась.
– Нет, спасибо, – вежливо отказываюсь.
– Я не кусаюсь.
– Я ненадолго. Тренировка уже скоро закончится. Я сегодня не рассчитала и приехала чуть раньше, чем обычно.
Ярослав кивает. Переводит взгляд на хоккейную коробку. Какое-то время мы оба неловко молчим. Это так странно. Мы не виделись тучу лет. Оба выросли, поумнели и изменились. Я уже не девочка, он уже далеко не мальчик. Но легкое волнение между нами никуда не исчезло. То самое, что щекочет подушечки пальцев и поднимает волоски дыбом.
– Двадцать пятый номер, – говорит Ярослав, первым нарушая установившуюся между нами тишину.
– Что?
– Твой парень?
Я напрягаюсь. Думаю, это нормальная реакция матери-одиночки. Я понятия не имею, говорил ли Гордей своим родным, что у него есть сын. Но, судя по тому, что за тринадцать лет ни папаша, ни его родные не пожелали хотя бы раз поздравить ребенка с днем его рождения, – нет. Полагаю, что семейство Ремизовых в полном неведении. Врать я, конечно, не стану, но и развеивать неведение тоже не собираюсь.
– Да. Мой.
– Дима, да?
Я киваю.
– У пацана талант.
– Да, мне говорили.
– Можно нескромный вопрос?
– Попробуй, – улыбаюсь.
– Твой муж – отец Димки – хоккеист?
Как интересно сформулирован вопрос. Будто в нашей жизни все мужья – это биологические отцы своим детям.
Я увиливаю от ответа, говоря:
– Я не замужем.
Ярослав, кажется, теряется. Смотрит на меня нечитаемым взглядом и задумчиво хмурится. Возможно, в этот самый момент складывает «два плюс два».
На льду раздается свисток тренера и громогласное:
– Все молодцы, парни. Тренировка окончена. Давайте по домам!
Мальчишки, переговариваясь, быстро покидают лед.
– Мне тоже нужно идти, – говорю, разворачиваясь в сторону выхода. – Рада была повидаться, Ярослав.
– Пацаны сейчас как минимум на полчаса зависнут в раздевалке.
– И?
– У нас есть время выпить кофе.
– У меня весьма предвзятое отношение к кофе, который подают в спортивных заведениях. Психологическая травма молодости, – посмеиваюсь.
– Здесь в служебной столовой он не такой ужасный, как был тогда, на базе. Клянусь.
Я улыбаюсь. На языке навязчиво крутится решительное «нет». Но от того, как смотрит на меня Ремизов, этот же самый язык не поворачивается, чтобы это «нет» озвучить. В итоге я сдаюсь и киваю:
– Кофе – отлично…
В местной столовой мы надолго не задержались. Ярослав не обманул, кофе там варят действительно неплохой. А вот разговор как таковой у нас не заладился. Мы больше молча переглядывались, каждый думая о своем. Сидели, пока мне на телефон не прилетело сообщение от Димки, который писал, что ждет меня в фойе.
И сейчас, и тогда из сладкого морока я выныриваю благодаря сыну, который прямо у меня над ухом восхищенно охает:
– О, ма, ты знаешь, кто этот чел?!
– Какой?
– Вон тот, в черной кофте у крутой тачки.
Очевидно, мое чадо про Ярослава, который в этот момент тормозит около черного, наглухо тонированного дорогого внедорожника.
Да, знаю. Но Димке об этом сообщать не тороплюсь. Наш разговор с его дядей на трибунах сын не заметил. Может, оно и к лучшему.
Спрашиваю, прикидываясь дурочкой:
– И кто же?
– Ремизов. Ярослав. Офигенный хоккеист! Он в НХЛ до этого года играл. Кубок Стэнли с «Вашингтоном» взял. И до этого дважды, представляешь? Лучший бомбардир плей-офф! И капитаном был в сборной на этом чемпионате мира. Прикинь? А в следующем его, сто пудов, возьмут на Олимпийские игры. Крутой чувак, да?
– Крутой, – задумчиво киваю. – Да.
Оказывается, Яр времени тоже зря не терял. Пока я познавала радости материнства, Ремизов познавал радости чемпионства, отхватывая кубок за кубком и медаль за медалью. А так по нему и не скажешь. Ну что он богатый и знаменитый. Ни разу не пафосная выскочка, каким мне всегда расписывал его Гордей.
– Я, когда вырасту, буду как Ярослав. Клубы за меня драться будут! Вот увидишь, мам.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, сынок, – улыбаюсь, в молчаливой поддержке сжимая его коленку. – Я в тебя верю и всегда поддержу.
– Блин, вот бы его автограф замутить.
– Замутишь. Вы целый год на одной арене будете играть. Может, представится счастливый случай.
– Ну ты наивная, ма. Взрослая, а все в сказки веришь, – фыркает сынок.
– Эй, почему это сказки?
– Парни из команды после тренировок разъезжаются сразу. Вряд ли мы где-то пересечемся. А лучше провел бы Ярослав у нас мастер-класс, пацаны из моей прошлой команды обзавидовались бы!
Мы с Димкой задумчиво замолкаем.
Ремизов обменивается с каким-то мужчиной рукопожатиями, перекидываясь парой фраз. Кивает и закидывает сумку в багажник. Закрывает его, скидывает с головы капюшон и… оглядывается.
Мое сердце запинается.
Не знаю, каким таким чудесным образом, но глаза мужчины безошибочно в десятке припаркованных машин находят именно нашу с Димкой. Мы встречаемся взглядами.
Неужели он почувствовал, что мы на него пялимся?
Ярослав стоит примерно в двух десятках метров от нас, но ощущение, будто он смотрит на меня в упор. И от этого мое сердце набирает разбег, начиная нездорово частить. Странная реакция. Сегодняшняя встреча вообще творит с моим организмом что-то невообразимое. Мои гормоны сошли с ума!
– Ма, он что, на нас смотрит, что ли?
– Похоже на то, – сиплю я.
– Или на тебя все-таки?
– Даже не знаю, что тебе на это ответить, сын.
– Вы, случайно, не знакомы?
С моих губ слетает нервный смешок.
– С чего бы ради?
– Ну…
Димка теряется. Я ничего не отвечаю. А Ярослав, будто ему и этого мало, берет и едва заметно мне… кивает. Заставляя мое чадо окончательно офигеть от такого поворота событий. Потом садится в тачку и стремительно покидает парковку.
Я же только сейчас понимаю, что все эти долгие мгновения сидела не дыша. Зато сейчас выдыхаю, давлю на педаль газа и по новой напрягаюсь, когда слышу елейное:
– Мамуль, ты точно ничего не хочешь мне рассказать?
Глава 5
Аврелия– Да ты рофлишь?
– Зуб даю!
– Значит, вы с Ярославом давно знакомы?
– Очень давно. Тебя тогда еще даже в планах не было, – улыбаюсь, стаскивая из коробки кусок остывшей пиццы.
– И вы больше десяти лет не виделись и не общались?
– Не-а.
– И он все равно тебя узнал.
– Мхм, – мычу, с аппетитом жуя любимую пеперони.
– Очуметь, мам. По ходу, он на тебя запал.
Я от неожиданности закашливаюсь. До соплей и слез! Это что еще за умозаключения? Таращусь на Димку огромными красными глазами. Он лыбится, паразит! И хлопает меня по спине, издевательски приговаривая:
– Ну ты чего, осторожней, мам.
Я немного отхожу от шока, запиваю вставший поперек горла кусок пиццы соком и возмущенно выдаю:
– Дмитрий! Что за разговоры? Что еще за «запал»?
– Ну а что, не так, что ли?
– Почему сразу «запал»? Может, у Ярослава просто хорошая память. А еще он вежливый и внимательный мужчина. А не то, что ты себе нафантазировал!
– Ну-ну, – поигрывает бровями сын.
– Димка, хватит строить мне глазки.
– Мне не пять, чтобы верить в единорогов.
– Между мной и Ремизовым ничего не было, нет и не будет. Точка.
– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Твои слова.
– Дима! – охаю я, подхватывая диванную подушку. – А ну иди сюда!
Сын хохочет. Подскакивает с дивана, перелетая через подголовник, и улепетывает так быстро, только пятки сверкают и паркет скрипит. Бедные соседи снизу!
– Ну все, это война, парень!
– Бой подушками?
– Только чур на этот раз не поддаваться!
Есть один существенный плюс стать мамой в девятнадцать: когда тебе всего тридцать, ребенок уже достаточно взрослый, чтобы быть с тобой на одной волне. Подраться подушками? Да запросто! Залипнуть на модный сериальчик? Святое! Помышковать из холодильника вкусняшки посреди ночи? Любим, умеем и практикуем.
Битва получается не на жизнь, а на смерть. Набегавшись до упаду и насмеявшись до колик в животе, разгромив спальню парня, мы заваливаемся на его огромную двуспальную кровать. Я таращусь в потолок и пытаюсь отдышаться. Моему спортсмену хоть бы хны! Вот что значит хорошая физическая форма.
– Между прочим, ма, я был бы совсем не против, если бы у меня был такой крутой батя.
– Ты опять?
– Не опять, а снова.
Я хватаю и швыряю в сына подушку.
Он смеется, ловко ее перехватывая прямо на лету.
Об отце Димы мы говорим редко. Вернее, никогда. Сын знает, что он где-то есть. Жив, здоров и радуется жизни. Но понятия не имеет, кто он конкретно. У него даже в свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит гордый прочерк.
Однажды я попыталась завести разговор о Гордее. Дима абсолютно равнодушно заявил, что ему это знать не обязательно. Сказал: почему я должен интересоваться тем, кто мной не интересуется? Л – логика. Д – детская. А с ней не поспоришь.
А вот ухажеров моих Димка не видел. Их было немного за тринадцать лет. С кем-то я ходила на свидание, с кем-то на два. А с парочкой даже до секса дошло. Но на этом все и закончилось. Мое убеждение, что ребенок не должен видеть меняющиеся мужские лица в жизни мамы, – твердое и непоколебимое. Так что…
– Слушай, а чего бы и нет? – не унимается сын. – Ты у меня классная! Умная, красивая, добрая и вообще самая крутая мама! Тоже бывшая спортсменка, кстати. Понятно, что Ремизов на тебя заглядывается.
– Дима, перестань, – закатываю я глаза, – я морально не готова к тому, что ты уже взрослый и мы можем вести диалоги на подобные темы.
Шучу, конечно, но с легкой горечью думаю, что еще немного – и мы уже будем обсуждать личную жизнь не мою, а сына. Он влюбится. У него появится девушка. А потом не за горами окончание школы, выгодный контракт, дом, собака, свадьба, внуки… Черт.
Морщу нос:
– Димка, я такая старая.
– Чего?
– У меня скоро будут внуки, – канючу.
– Ты с дуба рухнула, ма? Мне тринадцать! Какие внуки?
– Пять лет пролетят – не заметишь. А потом у тебя появится жена и своя семья. Ты от меня уедешь, и останусь я одна-одинешенька в этой шумной Москве…
– Не останешься, – фыркает Димка. – Мы тебе мужика классного найдем.
– Правда?
– Я те говорю, ма, Ремизов – идеальный вариант. Надо брать!
Я взрываюсь хохотом. Даже в своей самой смелой фантазии я не могу представить, каким образом мы с Ярославом могли бы оказаться вместе. Завязать отношения. Или, боже, стать семьей – это вообще космос! Жизнь – слишком сложная штука. Я в такие чудеса не верю.
– Ну и чего ты угораешь?
– И не надейся на наш роман с Ярославом, чемпион, – расстраиваю чадо, отсмеявшись. – Да и то, что он хороший хоккеист, не значит, что он хороший мужчина и примерный семьянин. Нельзя судить о крутости человека только по его спортивным регалиям. Ясно?
– Как белый день, – вздыхает Димка, закладывая руки за голову. – Ясно, что мой мастер-класс все-таки обломился.
– Увы, – щиплю сына за бок и встаю с кровати. – Пойдем убирать со стола. Сегодня твоя очередь мыть посуду.
– Ну ма-а-ам…
После мытья посуды и незапланированной генеральной уборки в комнате Димки мы заваливаемся с попкорном на диван в гостиной и включаем новый боевик.
Проходит ровно тридцать минут, как сын начинает клевать носом. А еще через двадцать – сдается. Желает мне спокойной ночи, чмокает в щечку и уходит.
Я честно пытаюсь сосредоточиться на сюжете фильма и проникнуться сочувствием к главному герою, которого играет неподражаемый Джейсон Стетхем, но мысли все равно крутятся вокруг другого, не менее неподражаемого представителя мужского пола.