Невыносимое счастье опера Волкова

– Что, по-прежнему все так плохо?

– Плохо? Это мягко сказано. Перед вашим приездом поругались в очередной раз. Ты вовремя в ворота ввалился, она уже почти ушла.

– Не удивлен. Вы в мирные-то времена цапались, а тут… Кстати, она все так же хороша. Совсем не изменилась. Молодец, девочка, держит марку.

На такие слова из уст Багрянцева реагирую спокойно. Знаю, что он на нее не претендует и никогда не претендовал. Да и прямо как-то сказал, что такая, как Кулагина, ему не по зубам. Она вообще натура страсть какая вредная, обуздать ее тяжелее, чем любить. Гораздо.

– Аха.

– Тебе не кажется, Витёк, что вот оно.

– Что?

– Сколько у тебя за это время баб было, ну ведь ни одна и близко не была такой, как Кулагина. Давай, сдавайся, похожую искал? Пора это признать, дружище.

– Бред. Никого я не искал.

– Бред не бред, а Тони уникальная. Характер, стержень, воля… У нее в Москве кто-то есть, интересно?

– А похоже, что есть? Она вон в открытую Ларину глаза строит. Зная Тони, если бы она была в отношениях, хер бы она себе подобное позволила. Принципиальная. Этого у нее не отнять.

– Нет у нее никого.

Дверь открывается, на веранду выходит Белова с бокалом. Улыбается, смущенно пряча взгляд от Багрянцева. На меня смотрит:

– Прошу прощения, подслушала случайно.

– Без проблем, – стучу бутылкой пива по бокалу Агаты. – Спасибо за торт и шары, Агат.

– Как всегда, была рада. Но все “спасибо” твоей племяшке, – улыбается. – Она у тебя умница.

Киваю.

Хорошая она девчонка. Агата Белова. Даже слишком. Миленькая, нежная, трепетная, с такой точно в доме будет уют, а на сердце штиль. Никаких тебе треволнений, бурь и вспышек то дикой страсти, то жгучей ревности. Егор – слепой мудак, что он ее не замечает. Тут к гадалке не ходи, у Беловой симпатия к другу молодости на лице написана. Удивительно, что Багрянцеву я об этом говорил, а он, остолоп, отмахивается и, как попугай, твердит: “тебе показалось” и мое любимое “мы просто друзья”. Ага, друзья. Только на “просто друзьях” так не клинит. На “просто друзей” не “встает”. Вот мы с Агатой просто друзья. А Багрянцев с Агатой – два стеснительных тормоза. Но кто я такой, чтобы советы по части личной жизни раздавать, когда она у самого в глубокой заднице?

– Вик, слышишь меня? – кажется, раз третий уже окликает Багр.

– Задумался. Чего?

– Я говорю, досье на Тони уже собрал? Как у нее там дела в столице? Работа, дом. Тебе пробить ее – плевое дело.

– Нет. Более того, и не собираюсь. Грязно это, таким способом в чужую жизнь нос совать. Захочет, сама расскажет. И ты не лезь.

– А она не захочет, – вздыхает Агата.

– Значит, буду ходить в блаженном неведении. И вообще, вы лучше бы энергию в адрес друг друга направили, а не на нас с Кулагиной, – парочка потупила взгляд. – У нас и так все прозрачно и не стоит трепыханий. Приехала, день-два, дом бабки продаст, свалит, так что давайте без лишних сантиментов.

Осаждаю. Незачем тешить себя и меня лишней надеждой. Да и надеждой на что?

Нина

– Так, спортсмены и спортсменки, объявляю перерыв на перекус! – вклинивается в нашу игру Агата.

Вовремя. Я уже почти выдохлась, язык на плечо.

– Мясо подъехало, – поддерживает Егор, появляясь с шампурами, от которых еще вьется ароматный дымок. – С пылу, с жару, пальчики оближешь. Давайте все за стол.

Я делаю последнюю передачу, совершенно неумело обводя, поддающегося нам с Ру, Леонида. Мелочь перехватывает мяч и снова, уже десятый по счету раз, уверенно забивает в импровизированные ворота Германа. Гол.

– Ура-а-а!!!

– Юху-у-у!!! – скачем мы с Ру, бросаясь друг к другу.

Вино сделало свое дело, расслабило, и я почти что начинаю ощущать себя кайф как комфортно. Особенно, когда тонкие ручонки Русланы так доверительно крепко обнимают меня за талию. Обнимаю ее в ответ и целую в рыжую макушку.

– Ты была крута, Ру!

– Ты тоже, Тони.

– Десять-ноль, – сокрушенно вздыхает друг Волкова. – Это полное фиаско, братан.

– Да ладно, таким дамам проиграть не стыдно. Молодцы, девчонки!

– Чип, мы победили, ты видел?

Бросаю взгляд на Волкова. Еще бы не видел! Стоял тут всю игру, как будто ему ноги клеем-моментом к полу приклеили. Кивает Русе, но смотрит при этом на меня. Злой, голодный, свирепый – реально волк.

– Видел.

– Круть?

– Круть, Ру. Занятия прошли недаром.

– Занятия? – удивленно переспрашивает Ларин. – Ты в футбол играешь, принцесса?

– Ага. Хожу в секцию и играю за нашу школьную сборную. Я, кстати, супер кэп.

– На какой позиции?

– Форварда, естес-с-сно!

Я посмеиваюсь, потрепав ребенка по голове.

– Ну, ты крута, кэп! Дай пять! – тянет ладонь Ларин.

– Спасибо, ты тоже ничего, – отбивает Ру. – Прикольный такой.

– Я по молодости тоже в футбол гонял, кстати. Правда, в защите играл, но думаю, это тоже достойно.

– Правда? – теперь моя очередь удивляться.

– Еще какая. Даже в сборную вызывали пару раз.

– Ого!

– Вау! – охаем с Русланой одновременно, а издалека доносится фырканье. И, так как коней у Волкова, увы и ах, нет, то нетрудно догадаться, кто такие звуки издает. Бросаю взгляд, Вик демонстративно хватается за бутылку. Делает смачный глоток, у меня рот слюной наполняется.

Любопытно. Он вообще всю игру глаз с меня не сводил. Что это? Бесится? Ревнует? Второе звучит жуткой глупостью, но в свете того, что часом ранее на меня напялили кофту, такое предположение не беспочвенно. Тем и интересней! В крови вскипает азарт.

– И что же заставило вас, Леонид, променять футбол на суровые будни оперуполномоченного? – старательно растягивая улыбку, ищу в себе милую девочку, способную показательно флиртовать.

– Травма голеностопа. Врачи сказали, что лучше не рисковать. Пришлось искать себя в других сферах.

– Оу, – тяну я.

– Травма – это плохо, – пожимает плечами Ру. – Я в том году летом вывихнула лодыжку. Чип ругался сильно, даже больше на футбол отпускать не хотел. Но я упрямей!

– Неправда! – долетает до нас с веранды. – Я не ругался, а просто беспокоился, мелкая. Ты почти месяц дома торчала!

– Одинаково приятно, – отмахивается рыжеволосое чудо. – Дядь Егор, а ты когда снова в отпуск в Питер поедешь? Хочу майку “Зенита”…

Ну вот, к нам Руслана потеряла всякий интерес, им безоговорочно завладел Багрянцев.

Я пнула мяч, откатывая его с центра небольшой площадки в уголок. Гости потянулись в сторону дома.

– Неожиданно было вас здесь встретить, Антонина, – вежливо заметил Леонид, когда мы остались на улице одни.

– Взаимно. Где-где, но не дома у Вика. Надолго вы сюда в командировку?

– Как только разберусь с заданием начальства, так сразу домой. А вы давно с Виктором знакомы?

– Скажем, достаточно.

– Между вами что-то было в прошлом?

– Я смотрю, пошли вопросы в лоб? – улыбаюсь. – Тогда и я, позвольте, спрошу, почему это вас так интересует?

– Хочу понять, какими мне сулит проблемами очередная попытка пригласить вас на чашечку кофе.

Настойчивости Ларину не занимать. Возможно, я сама виновата, что отвечала на его слишком призывные взгляды весь вечер. Но я девочка, да еще и выпившая вина. Так что мне позволительно “ошибаться”.

– Скажу так, Волкову нет никакого дела до моей личной жизни. Ну, а вам я уже обозначила свою позицию в аэропорту. По-прежнему думаю, что кофе не уместно, Леонид.

– И все же, я настаиваю, что вы во мне сильно заблуждаетесь. Кстати, может, на “ты”, Тони?

Может, вообще закроем тему? Хочется спросить, но я пожимаю плечами:

– Почему бы и нет.

– Вот, уже какой-то позитивный сдвиг.

Я улыбаюсь. Забавный.

Мы поднимаемся на крыльцо. До двери пара метров, но ни я, ни Леонид уходить не торопимся. Вечер сегодня хороший. На улице тепло, и солнышко садиться не торопится. А у Вика тут еще и классных два кресла стоят из ротонда. Сюда бы с пледом, бокалом вина и в гордом одиночестве.

– Красивые в Сочи закаты. Сколько раз здесь был, всегда хочется замереть в такие моменты.

– И правда. Красивые.

Раньше мы с Виком часто провожали закаты и встречали рассветы. Вместе. Вдвоем. Даже навскидку уже не скажу, сколько ночей мы провели, не сомкнув глаз. А что теперь? Бросаю взгляд на горизонт, окрашенный малиновыми всполохами, и хочется смеяться. Теперь абсурдность ситуации зашкаливает. В его доме меня пытается бессовестно “склеить” новый ухажер. Хуже всего, что злая и мстительная часть меня ликует от того, что все это происходит на глазах Волкова. Я плохая. Я это знаю. Я делаю ему больно, возможно, даже очень. И я использую Ларина – тоже минус в мою карму. Меня это и саму бесит, но я не могу остановиться.

– В любом случае, Нина, могу я попросить у тебя номер?

Хочется отказать. Но тут краем глаза замечаю, что в окне мелькнула тень. Разумеется, это мог бы быть кто угодно, та же Ру. Но я уверена, что это Вик. Поэтому, дура, киваю. Бросаю:

– Давай я запишу.

Леонид протягивает мне мобильник. Я быстро, по памяти, вбиваю свой номер. Делаю дозвон себе на телефон, тут же сбрасывая. Возвращаю девайс хозяину в тот момент, когда дверь открывается и из дома высовывает нос Белова.

– Ну, вы идете? Сейчас все остынет!

Остынет? Или наоборот, у подославшего ее дружка Волкова уже подгорело? Смешные такие.

– Идем, – киваю. – Уже идем, Агат.

Ларин переступает порог первым. Я еще раз оглядываюсь на линию горизонта и захожу следом.

Глава 11

Виктор

Расслабиться у меня вышло только спустя четыре часа от начала вечеринки, после третьей уничтоженной бутылки “Короны”. Уже одно то, что Ларин до сих пор сидел не со сломанным носом и не вывернутой челюстью, говорит о многом.

Прав Багрянцев: кулаки проблему не решат, тут надо действовать изощренней. Например, выслать его первым же рейсом до Москвы. Я даже билет ему оплатить готов из собственного кармана.

– Не видишь, что ли? Она спецом тебя цепляет. Будто ты Кулагину не знаешь.

Знаю. Но это не отменяет того, что на душе гадко.

В одиннадцатом часу первой из компании отпала Руся. Мелкая ушла спать, умяв огромный кусок торта и чмокнув меня в щеку, напоследок еще разок поздравив с днем варенья. Почти следом за Ру уехала и Белова. Машину свою Агата оставила у меня, пообещав заскочить завтра, а сама вызвала такси. Тони вышла ее провожать, а парни предложили раскинуться в покер.

Игра у меня, мягко говоря, не задалась. Спустив почти все, что было можно в первый же круг, я на это дело забил и “вышел”. Парни продолжили разыгрывать на троих, поднимая ставки, я же подхватил пустую посуду и потащил на кухню. Посудомойку загрузить, да на улицу выскочить. Трубы горят, курить охота. Весь вечер держусь, как стойкий оловянный солдатик. Руслана не любит, когда я “дымлю”, да и Кулагина с Беловой такое не приветствуют.

– О как, еще и мыть будешь сам? Не мужчина – мечта.

Тони. Вернулась, руки в карман заложив, разувается и идет на кухню. Взглядом на лодыжках ее залипаю. Сообразив, что таращусь, отворачиваюсь.

– Посудомойка помоет.

– Жену тебе надо, Волков.

– С чего это такие выводы, Кулагина?

– Да просто, по-человечески.

Плечами пожимает, а я ухмыляюсь.

– Ты и по-человечески? Забудь, в тебе нет ничего человеческого, конфетка.

– Пф, ну уж совсем из меня дьявола не делай. Вообще-то я могу быть очень даже милой.

– Ну да, а кто спорит?

– Я чувствую, что тут должно быть какое-то “но”.

– Но не со мной.

Улыбается, коза. От вина захмелела: глаза блестят, щеки румяные – такая хорошенькая, что смотреть на нее спокойно невозможно. Первобытные инстинкты сразу из всех щелей выползают: схватить, утащить, спрятать. Снова, да на те же грабли, Волков. Херово это кончится.

– Да, кофта, кстати, крутая. Не надейся, что я тебе ее верну.

О, я бы все в этой жизни отдал, чтобы хоть на мгновение стать этой гребаной кофтой.

– Будешь греться одинокими зимними вечерами?

– Ты сильно заблуждаешься, считая, что зимние вечера у меня одинокие.

Кто бы сомневался.

– Оставляй.

– Так просто? В чем подвох?

– Нет его. Второй этаж, первая дверь налево – гардеробная. Ни в чем себе не отказывай. Для тебя ни черта не жалко, конфетка.

– Ба, какие громкие слова, Вик. Что бы это значило?

Провоцирует, а я не отвечаю, пусть сама додумает. Руки посудой занимаю, загружая тарелки в машину и засыпая моющее. Тони, что-то напевая себе под нос, кухонный гарнитур огибает, охает:

– О, шоколадный батончик. М-м, вечность их не ела!

Да, Ру у меня без них жить не может.

Качаю головой, краем глаза наблюдая за гостьей.

– Я успел забыть, какая ты хорошенькая, когда пьяная, Кулагина.

– Я трезвая. Полторы бутылки мало, чтобы меня победить. Но значительно добрее, если ты об этом. Вино сглаживает углы, знаешь ли. Мне уже не хочется тебя убить, а это прогресс.

Улыбается. Просто, мягко, но “по умолчанию” дерзко. Стоит, попкой на гарнитур облокотилась, ноги длинные скрестила и шуршит фантиком, разворачивая добытую конфету. Сама слаще любого сахара и ярче любого “фантика”. Смешная такая. Ох*енная.

Прав Багр. Сколько лет я тыкался, перебирал, искал, но и близко такую не нашел, чтобы без тормозов. Горячая, смелая, не межуется, глаза не прячет. Искал, чтобы штырило вот так, до невозможности дышать. Дерьмо, как сильно мне это не нравится признавать, но я наслаждаюсь тем, что впервые за сутки мы почти не ругаемся. Ключевое слово “почти”. Каждая фраза все равно тонко выверена и остро заточена, так, чтобы если бить, то незаметно и прямо под кожу.

– Последняя, кстати, – улыбается Тони, справившись с оберткой. Вытаскивает шоколадный брусочек и хитро щурится, в пальчиках зажимая. Мне тянет этот батончик.

– Хочешь?

Что ты творишь, Кулагина?

– Можно подумать, ты поделишься?

– Чисто теоретически, я бы могла. Но! Я знаю, что ты их не любишь и у тебя есть целый вкусный торт. Вопрос: зачем тебе маленькая конфета, когда у тебя два килограмма чистого удовольствия стоит в холодильнике?

– Иногда самая маленькая, и даже самая острая конфета бывает самой вкусной и желанной, это знаешь? Я не хочу торт, у меня за эти годы их было столько, что уже поперек глотки стоят. Хочу этот. Батончик. Из твоих рук. Слабо?

Уголок губ приподнимает. Ехидно, нагло, провокационно. В глаза мне смотрит, смелая краля, выдав с придыханием:

– Поздно, Вик. Моя конфета.

Эта дама без тормозов бессовестно зубками с одной стороны зажимает шоколадный брусок и дразнится.

Поздно? Нет, не думаю, Кулагина.

Делаю шаг – она не шелохнулась. Упираю руки в столешницу по бокам от Тони – и бровью не повела. Наклоняюсь. Напираю. Между нами плюс-минус десять сантиметров: жалкая сотня миллиметров до соприкосновения. Смотрю прямо в ее огромные, распахнутые от тихого ужаса глаза и подаюсь вперед. Хватаю зубами конфету, с другой стороны и откусываю. Доли секунды, на которые наши губы соприкасаются – залп в мозгу. Хочется зажмуриться и задержать дыхание. Зажать ее и не двигаться, не жить, только бы не спугнуть этот, мать его, вкусный момент!

Тони, выдыхает. Горячо. Ее губы двигаются прямо по моим губам. Обжигают до самого нутра. Это не поцелуй. Далеко не он. Это что-то круче, ярче, слаще – короткий, пикантный обмен вздохами. Я бы не прочь забрать и вторую половину, что у нее во рту, но боюсь, потом меня будет не остановить. Мне будет мало даже тонны “конфет” от Кулагиной, в припадке страсти боюсь и ее невольно сожру, поэтому отстраняюсь. Слышу, как девчонка выдохнула.

Прожевывая добытую часть, наслаждаюсь ее полной дезориентацией.

– Нужно уметь делиться, Кулагина. Этому учат с детства.

– Я была плохой ученицей. Вкусно?

– Самый вкусный шоколадный батончик в моей жизни.

Вижу, что у нее уже крутится дерзость на языке, но ее отвлекает. Мой телефон, лежащий рядом на столе, чирикнувший смс-кой. Синхронно бросаем взгляд на вспыхнувший экран.

"Вить, как насчет встретиться? Я уже освободилась, а ты?".

Зубы свожу до хруста. Очень вовремя, блть!

Отправительнице и этого явно было мало, следом “причирикало” еще одно:

"Хочу тебя. Приезжай, я жду…" – и фотка. Добротной такой “четверочки”. И та на дисплее всплывает, во весь, с*ка, экран! П*здец! Льстить конечно, но п*здец!

Кулагина откашливается:

– У-у, а ты чего еще лыжи не намылил, Волков? Там вон какая, на все готовая красота ждет, а ты тут “конфетами” балуешься.

Моментально закрылась! Руки на груди сложила и глазами стреляет. Ревнует? Да хера-с два. Эта железная леди не способна на ревность.

– В курсе, что читать чужие сообщения – плохой тон?

– Так надо блокировать экран, если не хочешь, чтобы твои интимные переписки стали достоянием общественности.

– А мне его не от кого блокировать.

– Это могла быть не я, а например, Ру. Вряд ли такие буфера нужно ребенку показывать. Не дай боже, пострадает ранимая детская психика.

– Ру, в отличие от тебя, воспитанна и нос свой, куда не надо, не сует.

– А если украдут телефон? Со стыда сгорите, товарищ полицейский.

– Не вижу ничего постыдного в том, что естественно. Секс – это самая естественная мужская потребность, Кулагина. Разве нет? Ты вон задницей перед Германом и Лариным крутишь, может, я тоже хочу, чтобы ей передо мной кто-нибудь покрутил, прикинь?

– Насчет задницы не знаю, но буфера зачетные, – язвит и отворачивается, хватаясь за полотенце, по рукам меня бьет, из захвата выбираясь.

Нет, вы только на нее посмотрите! Это же надо было вывернуть все таким образом, что мне, человеку, который тут почти стриптиз весь вечер наблюдал, стало стыдно после слов того, кто этот стриптиз устроил? Женская, мать ее, логика!

Молчим. Какое-то время действуем механически. Я наблюдаю, а Кулагина педантично составляет чистые тарелки аккуратной стопочкой. Пока неожиданно не бросает:

– Нехорошо это, Волков, язык за конфетами в чужой рот совать, а потом вон, к… как там написано? А, Лера, вот, а потом к Лере ехать титьки мять. Фу, Виктор, некрасиво как.

– Чья бы корова мычала. Пару часов назад ты мне тут активно перебирала варианты курортной интрижки, поэтому от кого-кого, но от тебя точно лекции о морали в зачет не идут.

– Один-один. Ну и? Чисто интересно, поедешь?

– Поеду. А чего бы не поехать? Вечер должен закончиться эффектно, это мой день или как?

– Чего не отвечаешь тогда на смс? Так и напиши: гостей разогнал, лечу.

– Отвечу. Вот прямо сейчас и отвечу, не беспокойся.

– Угу. А то вдруг эта дамочка рассылку всему списку контактов сделала. Ждет, кто вперед откликнется. Прощелкаешь такое счастье тому, кто окажется быстрее.

Язва. Берусь за телефон и набираю ответное смс:

"Скоро буду у тебя".

Отправляю. Не блокируя, бросаю телефон экраном вверх перед Кулагиной. Тони, разумеется, читает и глаза закатывает.

– У тебя с этим какие-то проблемы, конфетка?

Не отвечает. Фыркает. Отворачивается и к посуде возвращается. Нет, я это так просто не оставлю. Я злюсь. Даже не так – я в бешенстве! Делаю шаг к ней. Потом еще и еще один, пока идти стало некуда. Подаюсь вперед бедрами, в поясницу ей стояком своим каменным упираясь. Пусть почувствует, как тело на нее реагирует. Пусть слегка эго свое потешит. Весь, блть, вечер в паху пожар, организм разрядки просит, она все только усугубляет и усугубляет. Коза!

Тони прячет вздох, но я его чувствую. Зажмуриваюсь, наклоняюсь, пальцами копну ее собираю и на другое плечо перекидываю, носом в шею утыкаюсь. Вкусная, зараза. Аж штормит и шатает. Опьяняет. Веду от впадинки, где ключица вверх, мурашки за собой собираю, к ушку подбираюсь, шепчу:

– Давай же, признай, что ты не хочешь, чтобы я поехал к другой, конфетка.

Молчит.

Задираю свою-её кофту и кладу ладони на ее упругие ягодицы. Идеально умещаются в ладонях! Безжалостно и грубо сжимаю. Тони инстинктивно выгибается и, кусая губы, тихо стонет, захлебываясь воздухом. Сладко, еще хочу! Вот что тебе мешает сказать мне прямо о твоих желаниях, вредная бестия? Ртом! Чувствую ведь, вижу, знаю. Ничего хорошего от нашей близости точно не будет, но, по крайней мере, на какое-то время нам обоим точно будет хорошо. А потом? Потом разберемся. Обязательно.

Но всего этого я ей не говорю. В ответ на ее сиплое:

– Ты чего творишь, Волков…

Бросаю:

– Если тебе так противна мысль, что я буду с другой… так сделай так, чтобы я остался с тобой, Кулагина.

Даю себе десять секунд. Жду, когда до ее мозга дойдет мой душевный “посыл”.

…Девять.

…Десять.

Отстраняюсь. Ладони горят, всю кожу покалывает. Кулагина так и не отмерла.

Забираю мобильник и выхожу из дома. Мне срочно нужен глоток свежего воздуха и сигарета. Пикировки с этой бестией заводят круче, чем любая, самая жаркая прелюдия…

Нина

Не знаю, чем я думала, когда читала пришедшие Волкову смс. ТУПИЦА! Это случилось скорее машинально, нежели нарочито. Я никогда не страдала ерундой по типу: залезу-ка я в телефон своего мужика и пошарюсь в переписках. Это гадко и сильно ниже моего достоинства. Тут же экран сам взгляд привлек, а там это.

Короче, на меня снова накатила обида. А вместе с ней не логичная, нездоровая, раздирающая внутренности жгучая… Ревность?

Да нет. Это не она. Это алкоголь, оголивший нервы, и чувство собственности. Чувство, когда у тебя была любимая игрушка, а потом ты ее потерял. Потерял, а спустя время увидел у кого-то такую же: и вроде игрушка уже не твоя, а изнутри идет отторжение и неприятие того, что она в чужих руках. Что чужие руки ее обнимают, любят, холят и лелеют. Это не ревность, нет. Не может быть она. Я не ревную, никого и никогда. Да и Волков не игрушка, а живой человек. Я сама его сегодня весь день задирала, флиртуя с Лариным, вот, получи и распишись. Карма не заставила себя долго ждать, Антонина.

Еще и сам Вик масла в огонь подлил. Прижался. Носом своим… губами… в животе что-то вспорхнуло, затрепетало, защекотало. Желание, волнение, чувство сладкой власти от ощущения его возбуждения, которое вполне очевидно, на кого… “возбудилось”. Короче, нет, все-таки это была архи дурацкая идея – остаться! Поэтому, как только я собрала стопочками посуду, попрощалась с парнями и заторопилась домой.

Пульс шкалит выше нормы, как будто я только что хапнула лошадиную дозу энергетика. Мне необходимо срочно убраться из этого дома и стереть из памяти последние десять минут этого вечера. Еще лучше – весь этот вечер. Мне не нравится то, что происходит у меня внутри. Что происходит с моим телом, которое теряет контроль. Я в растерянности.

Обувшись, сгребла ключи и выскочила на крыльцо. Никак не ожидала, что Волков здесь. После стычки на кухне он не ушел – улетел, я даже моргнуть не успела. Теперь чуть ли не нос к носу с ним столкнулась. Снова. Стоит, курит, как ни в чем не бывало. Исчезнуть незаметно опять не вышло.

Я все равно, не задерживаясь, проскальзываю мимо, бросая:

– Я ушла.

Уже ногами ступеньки пересчитала, кутаясь в кофту, когда Вик тормозит меня своим:

– Как забавно, однако, да, Кулагина?

Оборачиваюсь. Он с какой-то отстраненно-жестокой ухмылкой затягивается и дым выпускает. Крышкой зажигалки нервно щелкает и смотрит. Темно, но я чувствую, интуитивно знаю, что взгляд его прямо глаза в глаза.

– О чем это ты?

– Когда-то мы бы вдвоем свинтили с такого ужина и занимались сексом до самого утра, отдаваясь друг другу, как последний раз в жизни, а теперь? Ты даешь номерок Ларину, меня ждет “сюрприз” от другой.

– К чему ты клонишь?

– Нет ощущения, что что-то идет не так?

Да. Это ощущение режет без ножа, но тебе я в этом не признаюсь, дорогой.

– Есть, – говорю, накидывая на голову капюшон. – Есть ощущение, что ты суешь нос не в свое дело, Волков. Бурной ночи, и чтоб у тебя ни черта не получилось.

– Взаимно, конфетка.

Обмен оскалами (пардон!) улыбками, и я ухожу. Злая, взбешенная, чувствую, как до самого дома меня провожают взглядом. Он впивается между лопаток, подобно кинжалу. Держусь, креплюсь, а у самой все трещит в груди, как в электрощитке, от напряжения. Разряды тока по телу гуляют. Мозг игнорирует все услышанное, кроме одного – сюрприз его, видите ли, ждет. Да так, наверное, ждет, что уже растаяла, бедная, от нетерпения. В праздничный бант завернулась и сидит. Изнемогает!

Фу!

Перед выходом гадкое чувство от прочитанной чужой интимной смс-ки почти отпустило. Теперь накрыло по новой. Жестко накрыло! И все из-за Волкова, чтоб ему икалось всю ночь напролет. Паразит!

"Так сделай так, чтобы я остался с тобой, Кулагина”…

Зря я эти слова вспоминаю. Гаденыш! Знал же, чем на крючок взять. Откровенный бросил вызов. От одной только мысли “сделать так” адреналин лупит, дыхание учащается, завожусь. Губы прикусываю, в животе тянуть начинает. Ох…