Ошибка

Эйи глубоко вздохнул, оделся и вышел из комнаты.

– Извини, что заставил тебя ждать. Я устал вчера. Всё в порядке? Чего ты мельтешишь?

Винтерхальтер остановился и поднял на него растерянный взгляд.

– Да вот, я думал сначала, мне сон приснился… Странный. Потом вижу – фотографии и правда нет…

– Да забудь ты уже об этой фотографии! Да, ничего тебе не приснилось – я и правда тот самый придурок, и даже более того… – на этих словах Эйи внимательно посмотрел на Лоренса.

– Да, знаете… Я много чего вспомнил тогда. Очень много, хотя это больше походит на бред. Но у меня за всю жизнь не было ещё подобных ощущений, а поэтому я смею предполагать, что… это не совсем бред, так ведь?

– Да, это всё правда, ты только успокойся, пожалуйста, а то твой блеск в глазах меня нервирует.

– Но почему, – успокоиться он всё-таки не мог, – почему тогда Вы так себя… ведёте?

– Как это – так, Ларри? – последнее слово он произнёс металлически, с лёгкой ухмылкой.

Лоренс как-то обречённо склонил голову.

– Теперь, я полагаю, – продолжил Эйи, – Вы не будете против такого имени.

Повисла тишина. Немного погодя Лоренс спросил:

– Но как Вы умерли тогда?

– О, если честно, будешь смеяться. Когда мы с тобой в последний раз болтали, я лежал у железной дороги после неудачной попытки самоубийства. Валялся я там ещё очень долго, всю следующую ночь, наверное; было, знаешь ли, довольно неплохо; а потом я подумал, можно ли расслабить всё тело разом. До этого у меня всегда оставались напряжёнными шея и голова, а тут у меня, представь себе, получилось; ощущения были необычные – сначала какие-то разноцветные смешивающиеся краски перед глазами, потом чувство, будто куда-то падаешь, а потом, собственно, всё. Гораздо быстрее и проще, чем мне казалось. Ну хотя, сейчас-то я понимаю, – он усмехнулся, – что мне просто была оказана услуга. Но тем не менее.

Лоренс задумчиво смотрел на Эйи. Пользуясь моментом тишины, Эйи сказал:

– Мы задержались. Думаю, пора возвращаться.

***

Вскоре после того, как они вернулись, Эйи разыскал главу организации. Теперь уже его глаза блестели. Она слегка усмехнулась, окинув его взглядом.

– Можно Вас на пару слов? – спросил он.

– Так уж прям на пару…

– Да, именно, – в голосе послышались какие-то железные нотки.

– Ну, слушаю.

– Я просто хотел разъяснить один момент. По поводу социализации.

– Пожалуйста.

– Я не нуждаюсь в ней. Просто хочу, чтоб Вы себе уяснили уже – я предан Вам, и моя жизнь состоит в работе на Вас, ни в чём больше. Поэтому я буду делать это до последней капли крови, пока не сдохну, как собака, но сдохну уже наконец…

– Эйи, – она вздохнула, – если ты и тут заботишься о собственной выгоде, уверяю тебя – исключительно исполняя мои требования, ты не достигнешь освобождения быстрее.

– Я не забочусь ни о какой выгоде! Мне нравится моя работа, и… подождите, что? Разве?

На этих словах она откинула голову назад и рассмеялась.

– Нет, ну что за прагматичное создание! Так и знала – не будет же оно просто так в своей преданности заверять! О, Вечность…

– Вы меня не так поняли… – Эйи смутился; он действительно говорил искренне, но вышло, как всегда. – Просто я думал – разве это не кратчайший путь? Вы к тому же даже не сказали мне, что я должен сделать в итоге.

– Перестанешь ты когда-нибудь пытаться жить по инструкциям?

– Нет. Мне нужно знать наилучший путь, чтобы это закончилось побыстрее.

– Хорошо. Просто делай, что считаешь нужным.

– Ничего вразумительного я и не ожидал!

– По-моему, более чем вразумительно, – она похлопала его по плечу. – Теперь-то ты немного лучше отличаешь нужное от ненужного, после своей прошлой жизни, а?

– Теперь у меня гораздо больше возможностей, чтобы реализовывать свои стремления.

– Но теперь ты и не претендуешь на своё абсолютное первенство, ха-ха, вот я и доверяю тебе больше.

– У меня иногда такое чувство, что Вам просто весело… это всё…

– Не буду лицемерить: весело в том числе. Но поверь, это далеко не единственная причина.

– Хотелось бы верить…

Тут диалог внезапно был прерван. В помещение ворвался перепуганный Винтерхальтер и захлопнул дверь.

– Послушайте… Я смирился с тем, что у Вас работают разные сомнительные личности, которые в любой момент могут сделать что угодно и вообще ведут себя чёрт знает как; с тем, что вы убиваете людей пачками просто за то, что они люди; но что это за получеловек в белой накидке, который только что пытался перегрызть мне глотку?!

«И когда он только успел напиться…» – подумал Эйи.

– Да не пил я!!!

– Он не пил, – быстро сказала глава организации. – Оставайтесь здесь. Оба! – прибавила она, когда Эйи кинулся было за ней.

После того, как она стремительно вышла, Эйи подошёл к стене и облокотился о неё. Лоренс никак не мог прийти в себя.

– Я думал, уже ничему удивляться не буду, но этот тип меня, если честно, напугал изрядно… Что с Вами? – он обратил встревоженный взгляд на Эйи, который медленно сполз по стене и теперь сидел с чуть приоткрытым ртом, будто хотел поймать воздух.

– Ничего, мне просто… что-то немного нехорошо…

– Я могу что-то сделать?

– Нет… сейчас пройдёт, наверное… – он не успел договорить; в глазах потемнело, и Эйи отключился.

***

– Вы снова мне нужны на пару слов. Точнее, в этот раз не на пару…

– Я догадывалась. Ты хочешь знать, что это за человек был вчера?

– Да…

Она вздохнула и помедлила с ответом.

– Мне не хотелось, чтобы ты об этом знал. Так, во всяком случае, было бы лучше. Понятия не имею, как ему удалось сбежать…

– Сбежать?

– Да, иначе с ним теперь нельзя. Послушай, Эйи: то, что я тебе расскажу, может сильно ранить тебя. Понимаешь, это мои дела… И моя вина. Ты точно хочешь знать правду?

– Да. Это не обсуждается.

– Хорошо… Возможно, тебе и правда следовало рано или поздно об этом узнать. В общем… ты же догадываешься, что ты далеко не единственный такой?

Эйи дёрнулся и кивнул.

– И ты наверняка должен понимать, что далеко не все экземпляры бывают удачными.

Тот снова дёрнулся.

– Этот человек – первый окончательно удавшийся вариант. Точнее, он был когда-то человеком, сейчас он скорее животное, хотя, даже хуже. Не надо на меня так смотреть – мне тоже трудно об этом говорить; есть ошибки, которые не исправить. Нет, это не твой случай. Так вот, его звали Глен. У него было то же назначение, что и у тебя, и почти те же возможности. Но ошибка крылась в самом сотворении, сейчас для меня это очевидно, но тогда мне казалось, что он – идеальный инструмент… в общем, дело в том, что в нём изначально была заложена тяга к убийству, но не как у тебя, а к любому вообще. Мне казалось, что, если для него это будет необходимо, как воздух, я смогу добиться наилучших результатов; и не только я – так, думалось, было бы лучше и для него. И знаешь, в начале всё правда было неплохо: он беспрекословно подчинялся, но я видела, как ему нравится то, что он делает – мне было приятно это видеть. Он ещё, кстати, музыку очень любил (тут Эйи дёрнулся как-то особенно сильно) – играл на скрипке, точными науками увлекался. Благороднейшее создание. Так мне казалось. Пока я не стала замечать, что его что-то гнетёт. И что все его увлечения – это не более чем попытка забыться, хоть ненадолго отвлечься от этой тяги, которая, как выяснилось, не оставляла его никогда; я видела, какими дикими глазами он смотрит на людей, а потом и на живых существ в целом… Я пыталась с ним поговорить, но он всё отрицал. Я думала, что может, это временное, и уже почти закрыла на это глаза. Но потом… потом он стал делать и вовсе страшные вещи. Он творил такое, чего я не могла понять, он уподоблялся людям, он получал удовольствие от причинения им физических страданий, он упивался ими, он не мог без них в дальнейшем. Вскоре он и вовсе потерял способность управлять энергией – просто животное, питающееся болью; на этом этапе я, конечно, уже ни на что не надеялась. Мне следовало его убить, и я намеревалась это сделать – убить окончательно – но тут он… исчез. Просто сбежал в неизвестном мне направлении. Я не видела его очень долго. Недавно он объявился, и знал бы ты… знал бы ты, в каком виде. Мне пришлось поместить его на время в специальное помещение, где он был бы безопасен для других; но, как видишь, ему каким-то образом удалось выбраться…

– Может, он всё же не до конца утратил способность использовать энергию?

– Вот и я сейчас об этом думала. Иначе он не смог бы… Тогда это ещё сложнее – я не могу просто взять и уничтожить его в один момент, мне нужно время…

– Получается, Глену постоянно хочется убивать?

– Да, Эйи. Но не просто хочется. Представь себе человека, который несколько дней идёт по пустыне без воды. Его желание пить – уже необходимый для выживания инстинкт, он выпьет что угодно, и много, очень много; с тем лишь различием, что Глен никогда не получает удовлетворения…

– Но как он тогда жил?

– Сначала ему удавалось сдерживаться, но, знаешь, всему есть предел; на определённом этапе он просто позволил нити оборваться и покатился по наклонной; это уже не остановить.

Эйи задумался.

– Так Вы поэтому так боялись моего неподчинения?..

– В том числе. Но не только. Тебе не грозит судьба Глена, можешь быть уверен…

– Он на всех людей реагирует так, как на Лоренса?

– Да что там, не только на людей, но и на животных; на все движущиеся, живые объекты…

– Но Вас он, как я понимаю, выносит.

– Удивительно, но да. К чему ты это ведёшь? Думаешь, ты исключение, и он на тебя не кинется?

– Не думаю. Предполагаю.

– Что ты задумал?

Эйи немного помедлил, а после ответил:

– Исправить Вашу ошибку.

Она посмотрела куда-то в сторону, затем вздохнула.

– Боюсь, ты слишком много на себя берёшь. Ты, возможно, считаешь это своим долгом, – она заглянула Эйи в глаза, тот отвёл взгляд, – но не стоит. Не строй надежд. Ты не знаешь… Хотя, это поправимо. Можем взглянуть на него. Ты… в состоянии?

– Не волнуйтесь, – он усмехнулся, – я уже вчера провалялся в обмороке по этому поводу; спасибо Ларри и его медицинским курсам.

«Ларри?..» – подумала она, а вслух сказала:

– Что ж, можем пойти хоть сейчас.

Они вошли в подвальное помещение. У кирпичной стены находилось что-то вроде капсулы; подойдя поближе, можно было увидеть в ней человека в белой накидке, руки и ноги пристёгнуты, выражение лица отсутствующее.

– Он сейчас находится в подобии анабиоза, – пояснила она.

– Могу я посмотреть поближе?

– Пожалуйста.

Эйи подошёл к капсуле, заглянул человеку в лицо и вздрогнул. Удивительно знакомые черты, разве что брови шире, надбровные дуги выступают чуть больше, и скулы очерчены, будто у статуи.

– Да, не удивляйся, – усмехнулась она, – я тогда решила особо не фантазировать. Это с тобой вышел креатив, и знаешь, так даже лучше.

– Скажите… возможно его на время вывести из анабиоза?

– Да, но он будет сильно страдать, и не знаю, что может выкинуть.

– Попробуйте, пожалуйста. Мне нужно проверить…

– Как скажешь.

Очнувшись, человек сильно дёрнулся; его зрачки моментально задвигались, лицо нервно подрагивало. Прядь чёрных волос упала на лицо; он её прикусил.

Эйи сделал глубокий вдох. Затем подошёл так, чтобы человек его видел, и заглянул тому в глаза. Кроме пустоты и жажды в них ничего не было; в первую секунду зрачки Глена сузились, казалось, он сейчас кинется на Эйи, а точнее, попытается. Тот, однако, не позволил себе паниковать; он пытался установить контакт с сознанием человека, но, казалось, было не с чем. Задача была сложная; он задумался.

– Ого, – сказала она, – он до сих пор не попытался на тебя кинуться.

– А должен был?..

– Не смеши меня… Я ведь тебе объясняла.

– И какая на то может быть причина?

– Не знаю. Возможно, у него на тебя сходная реакция, что и на меня; а может он просто устал. Хотя в последнем сомневаюсь.

– Мне не удалось почувствовать его сознание…

– Нет у него никакого сознания. А если и есть, то где-то очень далеко.

После недолгого раздумья Эйи спросил:

– Вы говорили, ему музыка нравится?

Она приложила руку к лицу.

– И охота тебе с ним экспериментировать…

– А Вам охота? – парировал Эйи. – Я хотя бы помочь ему хочу. Мне нужно понять, есть ли у него шанс. Если есть, я уже примерно представляю, что можно сделать.

– И откуда же у тебя такие представления?

Эйи не ответил.

– Думаю, его можно пока вернуть в прежнее состояние. Он не сможет долго удерживать на мне концентрацию. А я пока подумаю, что могу ему сыграть; да я к тому же давно не практиковался, в связи с последними-то событиями… Нужно будет вспомнить.

– Очень надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

***

На следующий день, с утра, Эйи сел за пианино. Нужно было – он чувствовал – восстановить навык до состояния идеала: тот человек чрезвычайно восприимчив, любая заминка, любое отклонение могут прервать концентрацию, которую потом будет сложно восстановить. В том, что она будет достигнута, он почему-то практически не сомневался.

В комнате, помимо Эйи, находился Лоренс – ему было интересно послушать. Ветер слегка колыхал белые занавески; в целом помещение было очень светлое, хоть и небольшое; единственным чёрным предметом было пианино.

Эйи играл своё любимое – Лунную сонату; ветер задувал будто бы в такт музыке. Лоренс облокотился о стену, заслушавшись игрой; на некоторых моментах Эйи даже казалось, что можно закрыть глаза, однако он этого не делал – рановато.

Внезапно за дверью послышался какой-то шорох. Эйи не прекращал игру; Лоренс слегка насторожился. Затем дверь медленно приоткрылась и в помещение вошёл – точнее, вкрался – Глен. Его глаза были прикованы к играющему. При взгляде на Лоренса его внимание внезапно переключилось; зрачки снова сузились, в них стали отражаться диковатые отблески. Эйи среагировал мгновенно:

– Прячься за занавеску, быстро!

Вообще-то, Винтерхальтеру можно было и не давать указаний – он и сам не горел желанием ещё раз встретиться с этим существом. Он поспешно скрылся.

Глен кинулся было в его сторону; Эйи заиграл интенсивнее, попутно пытаясь подключиться к сознанию вошедшего. «М-да, придумал ты мне задачку…» Тот, казалось, успокоился и снова сосредоточился на музыке. Он сел на пол и оставался неподвижен; зрачки снова приняли нормальный размер, а потом даже стали расширяться. Было полное впечатление, что он находится под гипнозом.

Позже совместными усилиями с главой организации Эйи нашёл этому объяснение – сознание может голодать, даже если находится в практически мёртвом состоянии; то, что когда-то им обладало, не может полностью избавиться от соответствующих потребностей, как бы низко ни опустилось. К тому же не может в животном, которое когда-то было человеком, не быть желания противостоять соответственному обращению с собой. Но сейчас Эйи только удивлялся, что смог поймать внимание Глена; играя, он попутно старался как можно яснее запечатлеть в сознании того, что не является для него угрозой и даже может представлять из себя надежду.

Они долго просидели таким образом. Эйи поразился такой способности концентрироваться (как выяснилось позже, это был духовный голод). Выбившись из сил, он убрал руки с клавиш, одновременно погружая Глена в сон. «Теперь осталось только придумать, как дотащить его обратно. Хотя, погодите… у меня же есть Ларри».

– Ты там не умер ещё? – спросил Эйи приглушённо.

– Вы очень красиво играете… Правда вот, у меня нога затекла…

– Ничего, сейчас разомнёшься, – он кивнул в сторону спящего. – Мне нужно как-то донести его обратно.

Лоренс сделал круглые (ещё более, чем обычно) глаза.

– Я не хочу до него дотрагиваться!!! А если он проснётся и снова кусаться начнёт…

– Не проснётся, не переживай.

Лицо Лоренса приобрело страдальческое выражение.

– Ну неужели во всей организации нет более низких чинов, чтобы этим заниматься…

– Здесь, в этой комнате, у тебя наиболее низкий ранг. Он не в счёт, – прибавил Эйи, поймав изумлённый взгляд. – Поэтому не выпендривайся и вперёд. Да не бойся ты так. Просто перекинь его через плечо. Ну ладно, допустим…

Несколько вечеров подряд Эйи играл для Глена. Как выяснилось, тот разделяет интерес к Лунной сонате.

А в один вечер он внезапно заплакал. Где-то на середине прослушивания; обычно Глен сидел у стены, опустив руки вниз; тут он обхватил ими ноги, и по его лицу стали скатываться слёзы. Он остался неподвижен – даже не пытался их убрать.

«Интересно, о чём он сейчас думает… Если вообще думает. Полагаю, это продвижение вперёд».

Тем временем тот продолжал плакать. Его большие голубые глаза распахнулись широко, зрачки сузились, рот чуть-чуть приоткрылся.

«Кажется, будто он вот-вот что-то скажет». Эйи решился на отчаянный шаг.

– Ты хочешь что-то сказать?

Глен посмотрел на него, в глазах появилось вполне человеческое отчаяние.

– Нет… – произнес он.

Эйи был, мягко говоря, удивлён, но виду не подал.

– Что «нет»? Тебе нечего сказать или ты задал себе какой-то вопрос и теперь на него отвечаешь?

– Нет… Этого не могло… Произойти…

После этих слов он внезапно обхватил себя руками, сильно сжав зубы.

«Ну нет, отдохни пока». Глен провалился в сон.

Эйи был поражён прогрессом, как и глава организации; он впервые видел её настолько искренне удивлённой. Он поделился с ней своими дальнейшими планами.

– Я думаю произвести с ним что-то вроде мгновенной встряски посредством помещения в непривычные условия. Иными словами, я хочу вывезти его за город – где людей поменьше, а лучше, чтоб вообще не было – а там уже продолжить. Я долго думал, как отвлечь его от мыслей об убийстве. Сначала наиболее простым выходом мне казалось просто дать ему свободу в этом, но потом я понял, что это исключительно вернёт его в прежнее состояние. Поэтому на данный момент я считаю, что ему просто нужно по возможности не давать видеть живых существ; это не будет отвлекать его.

– Но какие методы ты планируешь использовать?

– Разные, – Эйи посмотрел в сторону. – Я пытался поставить себя на его место, и подумал, что для меня наилучшим выходом из ситуации было бы просто забыться. Музыка вводит его в состояние транса; могу предположить, что и другие виды искусства могут оказывать подобное влияние. Сложность состоит в том, чтобы при этом сделать его ещё и участником действия – опять же, удержать внимание. Это хорошая тренировка сознания. А где сила воли, там и разумное существо.

Всё это время она смотрела на Эйи с уважением. Она никак не ожидала, что это безынициативное обычно создание способно проявить такую инициативу, да ещё и с его стремлением из всего извлечь практическую для себя пользу… Видимо, он видит Глена как своего брата. Впрочем, можно сказать, так оно и есть…

– Но, Эйи, ты ведь понимаешь, что из состояния забытья рано или поздно выходят, и потом уже ему ничего не поможет…

Он улыбнулся с какой-то горечью.

– Вы ошибаетесь, если думаете, что я ничего не понимаю. Глен – ошибка, которую необходимо устранить; так будет лучше в первую очередь для него самого. Но я хочу, чтобы Вы поняли, – Эйи сверкнул глазами, – даже недостойная жизни ошибка имеет право на достойную смерть.

К тому моменту, как они выехали в сельскую местность, предварительно сняв небольшое шале, Глен уже мог свободно говорить, хотя делал это весьма неохотно. Всё время казалось, что его будто что-то сдавливает, что все его действия производятся через силу. Оно и понятно – вряд ли кто-то смог бы представить, какие титанические усилия совершал над собой этот человек.

Большую часть дня Эйи и Глен просто гуляли в горах; тот выматывался, и это было как нельзя лучше. Единственная проблема состояла в то и дело попадавшихся мелких зверьках или птицах – Эйи видел, какие взгляды Глен каждый раз кидал в их сторону, и тут же старался отвлечь того разговором.

Вечера посвящали творчеству: сначала Эйи, как и раньше, играл для Глена; потом тот и сам стал играть на скрипке, которую Эйи предварительно раздобыл. Пару ночей Глен жаловался, что не может уснуть – тогда они уходили в поле, Эйи разводил небольшой костёр (то, как их не заметили, осталось загадкой) и учил того танцевать. Поначалу Глен, казалось, не мог понять, что от него требуется: движения – если их можно было таковыми назвать – были крайне неуклюжи. Затем пошло чуть лучше: Эйи наигрывал ритм, и в какой-то момент ему даже показалось, что Глен поглощён танцем. Это было хорошее состояние. «Думаю, скоро можно будет перейти к более серьёзным вещам».

После очередной прогулки они сидели на склоне, любуясь закатом. Эйи рассматривал Глена: он думал о том, насколько тот изменился с того момента, как они увиделись впервые. Теперь его спокойно можно было назвать человеком; лицо не дёргалось, глаза не бегали – только видна была тень страдания, угнетённости, и постоянной фоновой внутренней борьбы.

– Ты, наверное, должен меня ненавидеть? – спросил Эйи. – Ведь я, считай, занял твоё место.

Глен обратил на него взгляд.

– Нет. Я тебя не ненавижу. Я очень тебе благодарен и искренне надеюсь, что ты сможешь исполнить всё, что я не в состоянии.

– Надеюсь, это не простые слова вежливости, – Эйи улыбнулся.

– Нет, я действительно так думаю…

Они немного помолчали, затем Эйи спросил:

– Скажи, ты всегда чувствуешь тягу к убийству, или в какие-то моменты она, может, пропадает?

Глен задумался и сжал кулаки.

– Всегда. Ну знаешь, разве что только… Когда я играю на скрипке, это желание ощущается менее отчётливо; когда танцую, в определённые моменты я и вовсе ничего не чувствую. А так всё время.

После небольшой паузы он спросил:

– Но скажи, Эйи… Почему… Почему это всё досталось именно… мне?..

Он уставился перед собой. Эйи не перебивал.

– Я порой чувствую себя таким одухотворённым созданием, способным на многое… Но эта жажда, она мне жить не даёт. Она все силы из меня вытягивает. Целыми днями, Эйи, – он вдохнул, – целыми днями, когда я не был ещё в диком состоянии, я думал только о том, как усмирить это желание, как не дать ему разыграться. Малейший шаг в сторону мог оказаться провалом. Я поздно понял, что провал неизбежен; точнее, когда он произошёл, я уже не хотел ничего понимать. Если б ты видел, что… что я делал с теми людьми… их крики… они давали мне такое блаженство, их пронзительные вопли, переходящие в хрипы, мне хотелось ещё, и ещё, и с какого-то момента мне уже становилось досадно, когда они умирали, я жалел, что они не могут вечно страдать на моих глазах, но в то же время сам момент смерти был таким… упоительным, о, я никогда не испытывал чего-либо приятнее, это было невероятно, но мне хотелось больше, даже когда я, казалось, давал себе свободу, эта жажда меня убивала, всё сильнее и сильнее… Почему я не мог просто не появляться на свет, Эйи, я не хочу больше!.. – на этих словах он уронил голову и разрыдался; сел на землю, свернувшись в комок, по которому тут же рассыпались густые волнистые волосы. Позже к рыданиям добавились какие-то завывания; эту манеру трудно было не узнать, трудно было не провести соответствие.

Эйи стремительно подошёл к Глену и обнял его.

– Скоро закончится. Можешь быть уверен. Совсем закончится.

Тот стал завывать как-то более освобождённо, что ли; Эйи гладил его по голове, по спине – словом, проделывал всё то, что успокоило бы его самого.

Немного утихнув, Глен поднял на того красные от слёз глаза и спросил:

– А у тебя, выходит, есть эмпатия?

Вопрос был задан настолько невинным тоном; до этого Эйи как-то не предполагал, что её может совсем не быть…

– Ну, да, конечно, она у меня есть.

– Интересно…

Немного погодя Глен снова задал вопрос:

– Меня убьёт… она?

Эйи кивнул.

– Но я не хочу, чтобы это делала она. Я бы не хотел… видеться с ней… Нет!

– Послушай, – сказал Эйи мягко, – так надо. Иначе ты родишься снова, и там уже я не смогу тебе помочь.

– Нет, не хочу снова…

– Тогда тебе придётся прийти к ней, Глен. И знаешь, честное слово, – Эйи улыбнулся, – с тобой случится то, о чём я мечтаю уже на протяжении нескольких жизней. Разве не стоит оно того, а?

Глен посмотрел в глаза Эйи каким-то по-детски беспомощным взглядом.

– Эйи, спасибо тебе за всё, – проговорил он. – Большое спасибо.

– Я бы отступился от своего же принципа, если бы тебе не помог, – Эйи улыбнулся. – К тому же на твоём месте мог быть и я сам… Но сейчас! У меня запланировано кое-что поинтереснее, чем музыка или танцы.

Глен посмотрел заинтересованно.

– Мне кажется, – продолжил Эйи, – ты был бы неплохим актёром. Ты очень хорошо скрываешь внутреннее состояние; это хороший навык. Посмотрим, сможешь ли ты не просто скрывать его, но и добавлять предусмотренные сценарием эмоции так, будто они настоящие.