скачать книгу бесплатно
Перерыв закончился, и ведущая объявила о новом лекторе. Им оказался молодой
писатель робкого вида и неуклюжих повадок, который, еще не начав говорить, обнаружил отсутствие в себе опыта выступать перед публикой.
Несколько минут он возился с микрофоном, решая сложную для себя задачу, как
с ним быть: держать его в руке или установить на столе? Некоторое время он пытался
его прислонить к чашке с кофе, но безуспешно, потом ему для этой цели принесли
пустой пластмассовый стаканчик и стопку книг, но все не то. Под конец он все же решил
держать микрофон у себя в руке, по ходу выступления то слишком его приближая ко
рту, то отодвигая сверх меры. Было видно, что экспромтная речь – не его конек, как, впрочем, и импровизация. Вместо заготовленного текста он положил перед собой на
стол маленький клочок бумажки, на которой, судя по всему, были тезисы, названия или
ключевые слова его лекции. Но этого явно было недостаточно: говорил он нудно и с
большими паузами, выдерживаемыми не столько для того, чтобы сказать как можно
лучше, сколько для того, чтобы вообще найти что сказать.
Возможно, уединенно сидя у себя в комнате где-то перед зеркалом, когда он
репетировал это выступление, речь его была пылкой, красноречивой и свободной, что
он, может быть, даже сам собою восхищался, и книга его, надо полагать (Мансур ее не
читал), тоже была хороша, а язык – оригинален и богат. Но другое дело тут, когда
десятки людей, немало, кстати, заплативших, смотрят на тебя в ожидании изысканной
речи, которая должна стать кладезем бесценных советов мастера. Эти люди своим
вниманием расстраивали ход всей его, должно быть, оригинальной мысли, звучащей
сейчас так убого и неинтересно.
Мансур оглянулся вокруг и уловил почти у каждого скучающий взгляд, с трудом
сосредоточенный на лекторе. Они за это заплатили, подумал он, и теперь насилуют
свою волю. К Виктории он не поворачивался, полагая, что такой жест был бы слишком
бестактным с его стороны. Будь за ней еще люди или предметы, он, будто случайно, мог
бы задеть ее взглядом, который как бы говорил: я смотрю не на вас, а вон туда, а вы
лишь оказались на пути моего взгляда. Но, к его несчастью, сразу за ней возвышалась
глухая стена.
И только тогда, когда она аккуратно вынула из своей сумочки телефон и стала листать
ленту в Фейсбуке, – он это заметил краешком глаза, поскольку айфон ее был низко
опущен, – он понял, что она свою волю мучить не желает.
И тогда он вынул из кармана свой андроид, также низко опустил его на колени, спрятав за спиной у впереди сидящего, чтобы не показаться неуважительным к
выступающему, и написал ей в Фейсбуке:
«Решили телефоном отвлечься от тяжести навалившегося сна?»
«Да, – последовал ответ в мессенджере. – Сижу и думаю, кто же из нас раньше
заснет: я или он».
«Вам обоим нужен крепкий кофе».
«Перед выходом выпила три чашки, – написала она. – Что-то не помогает».
«Надо абстрагироваться. Судя по вашей ленте, вам нравятся экспозиции, которые
здесь выставлены и вывешены, я прав? Лично меня все это вводит в легкое
недоумение», – написал он и, как заинтересованный слушатель, посмотрел на
незадачливого лектора, держа телефон с включенным экраном вверх, чтобы не
пропустить сообщение от нее.
Смартфоны у обоих стояли на беззвучном режиме.
Она начала печатать:
13
«Не все, но парочка есть неплохих. Вон, к примеру, те маски слева от вас очень
интересны. Латиноамериканское наследие доколумбовой Америки. Вас это не
забавляет?»
Мансур посмотрел налево, где на стене висело несколько картин с изображениями
причудливых масок.
«Ацтекская, кажется, культура. Или это майя? До чего же они нелепы».
В ответ Вика улыбнулась и написала:
«Это Мезоамерика. Да, культура майя. Маски у них являлись неотъемлемой частью
религиозных ритуалов. Также они использовались ими на войнах для устрашения
врагов».
«При виде таких гротескных морд, – заметил Мансур, – враг скорее обхохочется, нежели испугается».
Вот так, осторожно и к месту, не желая особо мешать друг другу, ловя моменты нудные
и затянутые в лекциях, они обменивались своими соображениями по самым разным
предметам.
Вика ушла за полчаса до окончания последнего выступления, сказав, что у нее дела.
Когда занятия закончились, Мансур вернулся в хостел.
Время уже близилось к вечеру, и он был не прочь перекусить. У выхода из зала стоял
автомат со сладостями, газировками и едой быстрого приготовления. Взяв
быстрорастворимую лапшу и залив ее кипятком из кулера, что стоял тут же, он прошел
в зал и сел за одним из столиков.
Тут находились и другие постояльцы. Один иностранец, поляк, увлеченно всматривался
в монитор своего ноутбука, изредка прокручивая указательным пальцем колесико
мыши. На небольшом диванчике перед столом сидела молодая пара – русская
девушка и датчанин. Непринужденно-веселый их разговор имел кокетливо-педагогический характер: девушка, с сияющей улыбкой и увлеченным взором, обучала
молодого человека русскому языку, то и дело поправляя неправильно произносимые им
слова. Видимо, молодой человек желал выучить русский язык, так как был крайне
заинтересован в этих поправках. Уединенно, листая глянцевый журнал со стола, сидела
еще одна девушка азиатской внешности со славянским именем Юля, без акцента
говорившая по-русски. Юля была кореянкой из Владивостока, с корейской культурой
которую связывали разве что гены и внешность. Она приехала в Москву на
парикмахерские курсы.
Всю эту беглую информацию о присутствующих здесь людях Мансур узнал от девушки, которая внезапно появилась откуда-то сзади и, как-то небрежно проронив «Можно?», буквально свалилась на противоположный стул. Мансур удивленно посмотрел на нее.
Перед ним сидела весьма занятная особа в серых спортивных брюках и белой
футболке, темно-русые волосы ее были собраны сзади в хвостик. Но первым
предметом ее «наряда», на который он обратил особое внимание, были слои белого
бинта, закрепленные у нее на носу с помощью пластыря. Глаза у нее были живые, подвижные, а все лицо благодаря этим шныряющим глазкам и большому мотку бинта
на носу имело какое-то комически-нелепое выражение.
Если бы не его прирожденный такт, то он, глядя на нее, точно бы рассмеялся. «М-да, —
подумал он, разглядывая ее, – еще один живой постмодернистский экспонат». Но
вслух после секундного замешательства, слегка улыбнувшись, лишь сказал:
– Вы уже сели.
Но девушка его словно и не слышала.
14
–Бли-и-н, – протянула она как-то горестно, – еще несколько дней носить вот это. —
Она указала на бинт у себя на носу. – Вот я дура! Лучше бы оставила, как есть. Ведь
он у меня был не так уж и плох. А теперь что… – Она метнула возмущенный взгляд
куда-то в сторону, и сказала: – Не нос, а хрен поймешь что. – Потом, резко
повернувшись к Мансуру, живо заговорила: – Прикинь, я приехала сюда уже во второй
раз. Думала, что в Москве сделают лучше… Ага, щас! Идиоты, а не врачи…
Мансур доедал свою лапшу и слушал ее со слегка проступившей на губах улыбкой. Его
забавляло в людях все непринужденное и легкое, что выходило за рамки обыденного, но не входило в пределы открытой наглости и хамства. В современном мире, где
царствуют две крайности – ханжество и снобизм, – такое поведение ему виделось
почти идеальным. И только присутствие наивной глупости, думал он позже, вспоминая
этот момент, при отсутствии всякого такта сбивает цену подобным этой девушке
натурам.