banner banner banner
Обреченный
Обреченный
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Обреченный

скачать книгу бесплатно


Перерыв закончился, и ведущая объявила о новом лекторе. Им оказался молодой

писатель робкого вида и неуклюжих повадок, который, еще не начав говорить, обнаружил отсутствие в себе опыта выступать перед публикой.

Несколько минут он возился с микрофоном, решая сложную для себя задачу, как

с ним быть: держать его в руке или установить на столе? Некоторое время он пытался

его прислонить к чашке с кофе, но безуспешно, потом ему для этой цели принесли

пустой пластмассовый стаканчик и стопку книг, но все не то. Под конец он все же решил

держать микрофон у себя в руке, по ходу выступления то слишком его приближая ко

рту, то отодвигая сверх меры. Было видно, что экспромтная речь – не его конек, как, впрочем, и импровизация. Вместо заготовленного текста он положил перед собой на

стол маленький клочок бумажки, на которой, судя по всему, были тезисы, названия или

ключевые слова его лекции. Но этого явно было недостаточно: говорил он нудно и с

большими паузами, выдерживаемыми не столько для того, чтобы сказать как можно

лучше, сколько для того, чтобы вообще найти что сказать.

Возможно, уединенно сидя у себя в комнате где-то перед зеркалом, когда он

репетировал это выступление, речь его была пылкой, красноречивой и свободной, что

он, может быть, даже сам собою восхищался, и книга его, надо полагать (Мансур ее не

читал), тоже была хороша, а язык – оригинален и богат. Но другое дело тут, когда

десятки людей, немало, кстати, заплативших, смотрят на тебя в ожидании изысканной

речи, которая должна стать кладезем бесценных советов мастера. Эти люди своим

вниманием расстраивали ход всей его, должно быть, оригинальной мысли, звучащей

сейчас так убого и неинтересно.

Мансур оглянулся вокруг и уловил почти у каждого скучающий взгляд, с трудом

сосредоточенный на лекторе. Они за это заплатили, подумал он, и теперь насилуют

свою волю. К Виктории он не поворачивался, полагая, что такой жест был бы слишком

бестактным с его стороны. Будь за ней еще люди или предметы, он, будто случайно, мог

бы задеть ее взглядом, который как бы говорил: я смотрю не на вас, а вон туда, а вы

лишь оказались на пути моего взгляда. Но, к его несчастью, сразу за ней возвышалась

глухая стена.

И только тогда, когда она аккуратно вынула из своей сумочки телефон и стала листать

ленту в Фейсбуке, – он это заметил краешком глаза, поскольку айфон ее был низко

опущен, – он понял, что она свою волю мучить не желает.

И тогда он вынул из кармана свой андроид, также низко опустил его на колени, спрятав за спиной у впереди сидящего, чтобы не показаться неуважительным к

выступающему, и написал ей в Фейсбуке:

«Решили телефоном отвлечься от тяжести навалившегося сна?»

«Да, – последовал ответ в мессенджере. – Сижу и думаю, кто же из нас раньше

заснет: я или он».

«Вам обоим нужен крепкий кофе».

«Перед выходом выпила три чашки, – написала она. – Что-то не помогает».

«Надо абстрагироваться. Судя по вашей ленте, вам нравятся экспозиции, которые

здесь выставлены и вывешены, я прав? Лично меня все это вводит в легкое

недоумение», – написал он и, как заинтересованный слушатель, посмотрел на

незадачливого лектора, держа телефон с включенным экраном вверх, чтобы не

пропустить сообщение от нее.

Смартфоны у обоих стояли на беззвучном режиме.

Она начала печатать:

13

«Не все, но парочка есть неплохих. Вон, к примеру, те маски слева от вас очень

интересны. Латиноамериканское наследие доколумбовой Америки. Вас это не

забавляет?»

Мансур посмотрел налево, где на стене висело несколько картин с изображениями

причудливых масок.

«Ацтекская, кажется, культура. Или это майя? До чего же они нелепы».

В ответ Вика улыбнулась и написала:

«Это Мезоамерика. Да, культура майя. Маски у них являлись неотъемлемой частью

религиозных ритуалов. Также они использовались ими на войнах для устрашения

врагов».

«При виде таких гротескных морд, – заметил Мансур, – враг скорее обхохочется, нежели испугается».

Вот так, осторожно и к месту, не желая особо мешать друг другу, ловя моменты нудные

и затянутые в лекциях, они обменивались своими соображениями по самым разным

предметам.

Вика ушла за полчаса до окончания последнего выступления, сказав, что у нее дела.

Когда занятия закончились, Мансур вернулся в хостел.

Время уже близилось к вечеру, и он был не прочь перекусить. У выхода из зала стоял

автомат со сладостями, газировками и едой быстрого приготовления. Взяв

быстрорастворимую лапшу и залив ее кипятком из кулера, что стоял тут же, он прошел

в зал и сел за одним из столиков.

Тут находились и другие постояльцы. Один иностранец, поляк, увлеченно всматривался

в монитор своего ноутбука, изредка прокручивая указательным пальцем колесико

мыши. На небольшом диванчике перед столом сидела молодая пара – русская

девушка и датчанин. Непринужденно-веселый их разговор имел кокетливо-педагогический характер: девушка, с сияющей улыбкой и увлеченным взором, обучала

молодого человека русскому языку, то и дело поправляя неправильно произносимые им

слова. Видимо, молодой человек желал выучить русский язык, так как был крайне

заинтересован в этих поправках. Уединенно, листая глянцевый журнал со стола, сидела

еще одна девушка азиатской внешности со славянским именем Юля, без акцента

говорившая по-русски. Юля была кореянкой из Владивостока, с корейской культурой

которую связывали разве что гены и внешность. Она приехала в Москву на

парикмахерские курсы.

Всю эту беглую информацию о присутствующих здесь людях Мансур узнал от девушки, которая внезапно появилась откуда-то сзади и, как-то небрежно проронив «Можно?», буквально свалилась на противоположный стул. Мансур удивленно посмотрел на нее.

Перед ним сидела весьма занятная особа в серых спортивных брюках и белой

футболке, темно-русые волосы ее были собраны сзади в хвостик. Но первым

предметом ее «наряда», на который он обратил особое внимание, были слои белого

бинта, закрепленные у нее на носу с помощью пластыря. Глаза у нее были живые, подвижные, а все лицо благодаря этим шныряющим глазкам и большому мотку бинта

на носу имело какое-то комически-нелепое выражение.

Если бы не его прирожденный такт, то он, глядя на нее, точно бы рассмеялся. «М-да, —

подумал он, разглядывая ее, – еще один живой постмодернистский экспонат». Но

вслух после секундного замешательства, слегка улыбнувшись, лишь сказал:

– Вы уже сели.

Но девушка его словно и не слышала.

14

–Бли-и-н, – протянула она как-то горестно, – еще несколько дней носить вот это. —

Она указала на бинт у себя на носу. – Вот я дура! Лучше бы оставила, как есть. Ведь

он у меня был не так уж и плох. А теперь что… – Она метнула возмущенный взгляд

куда-то в сторону, и сказала: – Не нос, а хрен поймешь что. – Потом, резко

повернувшись к Мансуру, живо заговорила: – Прикинь, я приехала сюда уже во второй

раз. Думала, что в Москве сделают лучше… Ага, щас! Идиоты, а не врачи…

Мансур доедал свою лапшу и слушал ее со слегка проступившей на губах улыбкой. Его

забавляло в людях все непринужденное и легкое, что выходило за рамки обыденного, но не входило в пределы открытой наглости и хамства. В современном мире, где

царствуют две крайности – ханжество и снобизм, – такое поведение ему виделось

почти идеальным. И только присутствие наивной глупости, думал он позже, вспоминая

этот момент, при отсутствии всякого такта сбивает цену подобным этой девушке

натурам.