Библия сновидений. авторский сборник

Другой сон оказался ненамного приятнее. Я оказался на какой-то незнакомой мне площади, судя по всему, находящейся перед зданием конгресса, но Капитолий был разрушен. В округе было многолюдно. Поражало почти полное отсутствие взрослых, которые были представлены только охраной и присутствующей, как я понял, элитой. Основная же масса присутствующих была возрастом не старше двадцати лет, и все были одеты в черную форму с багровыми повязками. Чем-то это все напоминало гитлеровскую Германию времен фашизма, но таковой не являлось. Происходило что-то непонятное, очень напоминающее присягу. Присягали, как мне объяснили некоему новому мировому лидеру, и все это мне очень не нравилось, потому что во мне росло ощущение, что это происходит на самом деле. А самое страшное заключалось в том, что вся эта история сильно смахивала на сюжет моей книги.

Наутро я поведал Пакалю о своих кошмарах и спросил, что это может означать. Уже тогда я чувствовал в нем присутствие духа мудрости. Он изрек следующее.

– Это символ возможного прошлого и предупреждение о возможном будущем. Твой мир на грани, и поэтому нам сегодня же следует отправиться в путь. Время пришло…

– Что означает мой мир на грани, разве он не твой мир тоже?

Но Пакаль был безмолвен, и мы просто отправились в путь…

Рукопись четвертая. Familias planetarum

Текст двенадцатый

В пути от Вашингтона до Нью-Йорка мне так и не удалось встретить ни одной живой души – сплошь одна и та же картина тотального разрушения, безысходности и смерти. Дни слились в серое безнадежное полотно, и в какой-то момент я начал поддаваться отчаянию. Мое положение становилось все хуже с каждой пройденной милей, и виной тому стали отнюдь не окружающие меня постапокалиптические виды. Дело в том, что Пакаль исчез следующим утром, когда состоялся наш последний с ним разговор, пройти дорогой длиною в триста с лишним миль мне пришлось в абсолютном одиночестве.

Целые сутки после его исчезновения я занимался безрезультатными поисками, а потом просто постарался убедить себя, что, может, никакого ягуара не было и быть не могло – стойкая галлюцинация, с кем не бывает. Следом пришла предательская мысль, что сны с Владимиром также нереальны, а, значит, не надо никуда идти, и так как мне все равно было нечем заняться, я продолжил путешествие, решив сперва заглянуть в Нью-Йорк.

В прошлом я предпочитал уединение и ценил каждую минуту, когда мне удавалось побыть наедине с собой. В новых условиях мое отношение к окружающей действительности резко изменилось, я мечтал о любом собеседнике, лишь бы не оставаться один на один с мыслями о грядущем.

Я продвигался как в тумане, настолько отрешенный от умирающего мира, что вполне мог пропустить что-нибудь важное, и окончательно определив для себя, что буду идти ровно столько, насколько хватит сил, не заметил, как оказался в Ньюарке. Открывшаяся моему взору картина, ровным счетом ничем не отличалась от разрушений в столице. И снова никого, только смерть и тишина.

Был ли смысл в том, что я каким-то чудом уцелел? На божественный замысел не похоже, скорее это проклятие, кара за прошлые грехи. И, хотя я был далек от понимания греховности как таковой, невольно закрадывалось стойкое ощущение справедливости происходящего. Не только по отношению ко мне, но ко всему человечеству в моем, правда в моем случае вдвойне.

Признаю, что меня вполне можно обвинить в пустозвонстве, но иначе описать свое состояние не удается. И, если постараться быть предельно честным, то сама по себе затея написать историю своей «второй жизни» совершенно бессмысленна. Проблема в том, что я не привык бросать начатое, поэтому продолжим.

Из дум, состоящих в большей степени из непродуктивных размышлений о своей судьбе, меня неожиданно вырвал чей-то вздох. Я тут же пришел в себя и стал прислушиваться, оглядываясь по сторонам. Источник звука находился справа от меня, под развалинами жилого дома. Подбежав поближе и осмотрев уровень разрушений, стало понятно, что в одиночку и без специальных средств, спасти бедолагу не удастся. Попробовав расчистить завалы, я окончательно убедился в своих выводах, и тогда просто окликнул его.

– Эй, есть там кто?

На пару мгновений воцарилась гробовая тишина, а потом мужской голос то ли старика, то ли умирающего произнес: «Помоги мне!».

Я прекрасно понимал, что это невозможно, но расстроить несчастного не решился.

– Все будет хорошо, помощь скоро прибудет. Как тебя зовут?

– Дэйв. А ты кто?

– Я – Калеб. Ты давно там, Дэйв?

– Не помню. Наверное, несколько дней.

– Как ты туда попал?

– Я пытался спасти ребенка

– Погоди, ты говоришь, что пытался спасти ребенка. Когда это случилось, Дэйв? Сколько времени ты там сидишь?

– Я здесь не сижу, черт тебя подери. Лучше бы помог вместо того, чтобы заниматься разглагольствованиями. Я умираю!

– Дэйв, Дэйв, успокойся! Одному мне это не под силу. Я же тебе сказал, помощь едет, помнишь?

– Какая помощь, чертов ты ублюдок? Никого ведь не осталось.

– Ты не прав. В Джерси остались живые, и я здесь, не так ли.

– Ты врешь, сукин сын! Ну, и пошел ты! Будь ты проклят!

Он замолчал, и я услышал тихий плач. В тот момент что-то во мне окончательно сломалось. Пожалуй, именно тогда я, наконец, осознал весь ужас случившегося, и чуть не поддался панике. Это просто безумие, чертов ад спустился на землю. Мне захотелось убежать, но куда – повсюду творилось то же самое. Я действительно не мог помочь Дэйву, и он это знал. Совершенно неожиданно для себя я ощутил легкую зависть к нему. Ведь он скоро умрет, а мне снова предстоит скитаться в одиночестве, как живому трупу.

– Дэйв, возьми себя в руки! Давай начистоту? Ты прав, помощи не будет. Прости, я просто не знаю, как тебе помочь. Мне так жаль. Прости еще раз.

– Я понимаю, Калеб. За что нам все это?

– Я не знаю. Можно, я пойду? Мне очень тяжело здесь находиться.

– Не-е-е-е-т! Останься, пожалуйста! Просто поговори со мной.

– Не уверен, что смогу.

– Хотя бы попробуй, прошу тебя. Побудь рядом, сколько сможешь.

– Хорошо, я постараюсь.

– Спасибо, Калеб!

– Не благодари! Так как ты там оказался, и как вышло, что ты до сих пор жив?

– Я здесь всего… пару… дней.

Сказав это, Дэйв на долгое время замолчал. Он не реагировал на мои оклики, а когда я уже было решил, что он испустил дух, и собрался оставить это проклятое место, услышал его кашель. Оказалось, что он просто потерял сознание.

– Дэйв, мужик, ты снова со мной?

– Д-да. Кажется, да.

– Ну, и испугал же ты меня.

– А мне уже не страшно. Скоро я окончательно покину этот мир, и мне уже все равно. Наконец я встречусь со своей семьей, и все у нас будет хорошо.

– Знаешь, вот слушаю я тебя, и мне хочется верить, что именно так все и будет.

– Не сомневайся, я знаю это абсолютно точно. Теперь я понимаю, что так и должно было случиться.

– О чем ты?

– Ты меня спрашивал, как я здесь оказался. Я искал свою дочь. Когда все началось, мы и еще несколько семей укрылись в убежище неподалеку, но недели через три еда закончилась. Кому-то надо было выбираться наружу. Жребий выпал мне, но, когда дверь открылась Криста выбежала. Несмотря на свой малолетний возраст, а ей было всего шесть лет, она всегда поступала по-своему.

Я последовал за ней, но все произошло слишком быстро. Криста забежала в наш дом, когда он начал обрушаться. Бросившись к ней, я успел ее схватить, но было поздно. Она умерла сразу, моя девочка, мне же повезло меньше. Прости, я больше не могу…

Я услышал нечеловеческий крик страданий и боли. Это было невыносимо. Когда он успокоился, то спросил, есть ли у меня семья.

– Нет, Дэйв, я один.

– Это так ужасно.

– Знаю, и боюсь даже представить, что тебе пришлось испытать.

– Не переживай, все это уже не важно.

– Почему ты так говоришь?

– Оглянись, наш мир обречен – это конец.

– Пожалуй, ты прав, хотя все не так однозначно. Во всяком случае, в отношении меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Дело в том, что я уже давно должен был умереть, но каким-то образом этого не происходит. Я надеялся узнать от тебя что-то, что поможет мне разгадать эту тайну, ведь ты тоже еще жив. Теперь я понимаю, что это было глупо.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Понимаешь, какое дело – я находился в эпицентре в момент взрыва и со мной ничего не случилось.

– То есть как? Это же невозможно!

– В том-то вся штука, на мне ни царапины. Наверное, я проклят.

– Погоди, имя Пакаль тебе о чем-нибудь говорит?

– Что ты сказал?

– Так это был ты… Господи боже, я думал, что мне все привиделось.

– Что за загадки, Дэйв? Расскажи, что тебе известно.

– Нечего рассказывать. Я видел тебя во сне, там еще был говорящий ягуар и… это просто безумие.

– Что еще там было? Скажи, мне важно это знать.

– Я видел человека по имени Владимир, который был очень похож на русского президента. Мы о чем-то говорили… Постой, я только что вспомнил кое-что. Это прозвучит странно, но он просил тебе передать, чтобы ты не отклонялся от маршрута. Отправляйся в Канаду, а затем на Аляску – там тебя будет ждать проводник. Только обязательно через Монреаль.

– Не странно, Дэйв, но почему именно Монреаль?

– Ты разве не знаешь?

– Чего я не знаю?

– Удары были нанесены не только по Вашингтону и Нью-Йорку, атакам подверглись побережье Калифорнии и Йеллоустоун. Западная часть Штатов вслед за Манхэттеном уже уходит под воду, а дальше будет еще хуже. Проснулись вулканы огненного кольца, привычный мир закончился, и единственный безопасный путь ведет в Монреаль, а оттуда к Юкону и Аляске.

– Значит, я не спятил, и все происходит на самом деле.

– Похоже на то, я верю в вещие сны, а вот на счет ягуара даже не знаю, что сказать.

– Я тоже не знаю, хотя видел его как живого и даже кормил, пока он не растворился. Послушай, а в твоем видении не было ничего про дальнейший путь от Аляски?

– О чем ты?

– О Берингийском перешейке.

– Нет, про это мне не известно, но если речь идет об участке суши, некогда существовавшем между территорией Аляски и Чукотки, то логично будет предположить, что при тектонических изменениях он вполне может снова возникнуть. К тому же настоящие условия к этому располагают. Если я не ошибаюсь, огненный пояс пролегает как раз в том районе.

– Все это настолько удивительно, что мне начинает казаться, что я попал в какую-то альтернативную реальность.

– Не только ты, друг мой Калеб. Мы все в нее попали, и, кажется, я догадываюсь, как это произошло. Надеюсь, ты слышал про адронный коллайдер?

– Конечно, слышал. Не хочешь ли ты сказать, что…

– Именно это я и собираюсь сказать. Постарайся вспомнить, что последовало за его первым запуском.

– Что-то припоминаю. Вроде была какая-то авария.

– Очень хорошо, а теперь подумай, как изменилась жизнь после две тысячи восьмого года. Мы вступили в цифровую эру, происходящие процессы ускорились, все стало каким-то неоднозначным. Сдается мне, что с этим коллайдером все не так просто. Есть же такая версия, что это чуть ли не генератор пятого измерения, который поможет открыть портал в иные миры.

– Я слышал только про машину времени.

– Тоже вариант. Одним словом, что-то тут не так.

– Да уж, сколько еще сюрпризов ждет меня впереди?

– Боюсь, что немало.

– Мне только что пришла в голову одна мысль. Ты говорил, что в убежище, кроме твоей семьи, были другие люди. Почему же они не попытались тебя спасти? Ведь они наверняка в курсе случившегося.

– Потому что, друг мой, они продукт прежнего мира, где каждый сам за себя, и это в них не вытравить уже ничем.

– Неужели они просто оставили тебя здесь умирать?

– Так и есть. Только не вини их, просто они слабы и не знают, как себя вести, когда мир рушится вокруг.

– Это просто бесчеловечно!

– Пожалуй, но ведь они такими стали не сегодня и не вчера. Человечество зашло в тупик – это правда, а выход только один: начать все сначала…

Дэйв неожиданно затих и больше не заговорил. Всю ночь я терпеливо ждал в надежде, что он опять придет в себя, но этого не случилось. На самом деле, поразительным было уже то, сколько силы воли было в этом человеке. Хотя, наверное, такое происходит с каждым: мы существуем до тех пор, пока готовы бороться, и уходим из жизни, когда перестаем за нее цепляться.

Попрощавшись с ним, я спешно покинул Нью-Йорк, не желая останавливаться возле убежища, поскольку не хотел иметь ничего общего с той частью рода людского, которая даже в условиях выживания не смогла преодолеть свои недостатки и стать человечнее. Подобное открытие вызвало у меня приступ изумления, после чего неохотно пришлось признать тот факт, что искусственный отбор оказывает большее влияние на человеческое существо, чем отбор естественный. Иными словами, попадаясь на уловки социума и его различные проявления, мы охотно поддаемся изменениям своего сознания, а затем, попадая в экстремальные условия, уже не можем противостоять естественному воздействию внешней среды. Вывод напрашивался сам собой: наш мир утратил гармонию, а потому – обречен.

Текст тринадцатый

Случай с Дэйвом всколыхнул во мне очередной эпизод из прошлой жизни. В последнее время я все чаще вспоминаю Рыжуху, мне до сих пор иногда ее не хватает. Как она сейчас? Обрела покой, о котором так мечтала когда-то?

Теперь я понимаю, что основной причиной нашего расставания стали не столько разные взгляды на жизнь и идеологические убеждения, сколько наше нежелание выслушать друг друга. Думаю, что у нас был шанс все изменить, в конце концов не такие уж мы были и разные – во многом я был согласен с ней, но признать это вслух не желал. Тот вечер не стал исключением – это был единственный раз, когда я перешел черту и накричал на нее…

– Говорю тебе: технологии губительны!

– Почему ты видишь прогресс в черном свете? Не понимаю.

– Что здесь непонятного? Это же тюрьма, тотальный контроль.

– Ну, и что? Не вижу ничего плохого в контроле, скорее наоборот – одни плюсы.

– В чем же это, если не секрет?

– Во всем. Начиная от удобства и заканчивая предупреждением нежелательных проявлений в социуме, преступности наконец.

– Это все, конечно, хорошо, просто мне с большим трудом представляется сама идея, что власть может источать благодетель.

– Да, что ты заладил: они – то, они – сё. Согласись, ведь намного лучше, когда тебя окружают устройства, призванные сделать жизнь комфортнее.

– Безусловно. Только, если это не сковорода с чипом, к примеру.

– Чем она тебе не угодила?

– Хотя бы тем, что это развязывает руки тем, кто у руля.

– Каким это образом, интересно?

– Вот мы с тобой сейчас беседуем на неудобную тему, я критикую власть, которой такие разговоры ни к чему. Им ничего не будет стоить устранить такого представителя общества. Представь ситуацию, я подхожу к плите, и умная сковорода взрывается, а потом это спишут на взрыв газа. Что скажешь?

– Естественный отбор никто не отменял.

– Ага, если это не касается тебя. И вообще, о каком отборе ты говоришь? Это здесь при чем?

– О том самом. Выживут только сильнейшие, ведь именно поэтому человечеству удалось столько протянуть, и дальше будет точно так же.

– Ты это сейчас серьезно?

– Абсолютно! Тебе что-то не нравится?

– Собственно говоря – все. Начнем с того, что естественный отбор закончился, когда человечество стало объединяться в группы. Все, что мы наблюдаем после этого исторического события – есть отбор искусственный.

– Пусть так, но разве это плохо?

– А что хорошего? Вправе ли мы решать, что-либо? Понимаешь, когда эволюция происходит по воле природы, то есть естественным образом – это нормально, но, когда люди своевольно берут бразды правления и начинают творить – все выглядит каким-то насильственным. Так не должно быть!

– То есть, ты считаешь нормальным топтание на месте?

– Не совсем так. Я считаю, что необходимо развиваться, учиться противостоять внешним угрозам, создавать различные средства защиты и стремиться к упрощению и автоматизации труда. Но в глобальный процесс лезть мы никакого права не имеем. Может, я нагнетаю, но, если не изменить вектор развития, мы так или иначе себя уничтожим.

– Ну, знаешь, если так рассуждать, то выходит, что человечество было обречено с самого начала, а если точнее – с того момента как взяло палку в руку, потом топор, лук, оружие наконец.

– Опять ты начинаешь? Люди не произошли от обезьян – это полная чушь! И не надо передергивать.

– Никто не передергивает. Любые блага изначально несут в себе как положительный, так и отрицательный заряд, но это вовсе не значит, что нам лучше не развиваться. И да – человечество – продукт животного мира, природы. И, раз уж нам дан разум, мы просто обязаны улучшать себя самостоятельно.

– Каким же это, интересно, образом?

– Ну, хотя бы не плодить уродов.

– Что ты имеешь в виду?

– Необходимо изменить социальную политику и никаких пособий семьям, воспитывающим неполноценных детей – это экономическая обуза.

– Ты еще расскажи про необходимость абортов.

– И скажу, или, по-твоему, лучше брать на себя такую ответственность, а потом мучиться всю жизнь?

– Ты себя вообще слышишь? Ницшеанство какое-то. И вообще, мы не в Спарте, многое поменялось с тех пор.

– Мы возвращаемся к началу нашего разговора. Повторяю: я за то, что выживают сильнейшие.

– Так-то оно так, но не путем же уничтожения себе подобных, пусть и физически слабых. Цивилизованнее от этого мы точно не станем.

– Еще как станем, если проредим генофонд.

– То есть ты за евгенику?

– Двумя руками «за»! И еще ты забыл про трансгуманизм.

– Хорошо, если ты рассматриваешь эволюционный процесс в таком масштабе, да и вообще любой глобальный вопрос, предлагаю для начала примерить ситуацию на себе…

– Что ты имеешь в виду?

– Не перебивай, дай договорить! Ответь на вопрос, как следует поступать с детьми, которые стали инвалидами скажем лет в двенадцать?

– Никак. Это другое.

– Ни хрена не другое!

– Что ты мне рассказываешь? Есть врожденные, или наследственные, заболевания и приобретенные.

– Отлично! Проблема в том, что некоторые из них, те, которые обусловлены генетически, могут проявиться в любом возрасте. Стивен Хоккинг, как пример.

– От этого никто не застрахован.

– Вот именно! Поэтому, если мы говорим о лишении жизни нерожденного человеческого существа с имеющимся генетическим заболеванием, которое удалось определить в период внутриутробного развития, следует сказать и о «лишних» представителях общества, обузе, как ты выражаешься, которые стали такими уже после появления на свет, независимо от их возраста. От них тоже надо избавляться?

– Не знаю, может и надо.

– А теперь самое главное. Ты готова поступить так, случись подобное в твоей жизни?

– Да, я за эвтаназию.

– Ты не совсем правильно меня поняла. Если ты дискутируешь, то будь готова идти до конца. Усложним задачу – готова ты поступить так со своими детьми?

– Нет, конечно.

– Извини, но тогда какого хрена ты мне тут рассказываешь про необходимость отбора, пользу евгеники и прочую чепуху. В конце концов диагностика врожденных уродств тоже не совершенна, и может ошибаться.

– Может, но я все равно считаю, что лучше перестраховаться.

– А я считаю, что лучше развивать науку в этом направлении, и возможно в будущем мы научимся программировать гены и влиять на развитие плода.

– Пока не научились, необходимо регулировать рождаемость.

– Очень вражеская мысль. Кто тебе дал право решать за других жить им или нет?

– Не имеет значения. Так будет правильно.

– Так будет не по-людски, убийство всегда убийство.

– Ничего подобного. Это евгеника!

– Да нет, дорогая – это геноцид. Как и вся твоя цифровая реальность с ее трансгуманизмом.

– Никакой это не геноцид, а будущее и эволюция – новая ступень человечества.

– Ты отдаешь себе отчет, чем это все обернется?

– Ничем ужасным, просто люди изменятся и станут совершеннее, сильнее и выносливее, если хочешь.

– И это все? То есть тебя не останавливает даже, сколько будет жертв? Мало тебе роста смертности от рака? И так уже скоро города станут похожими на микроволновки.

– Перестань, кто-нибудь да выживет, и у этой части населения будет иммунитет. Процесс эволюции не остановить.

– Ну, и бог с тобой! Живи в своей микроволновке…

Текст четырнадцатый

Припомнив слова Дэйва о том, что Манхэттена больше нет, проверять я это не стал. Собственно говоря, у меня даже не возникло искушения в последний раз взглянуть на величие исторического ядра Нью-Йорка. Поэтому я взял курс на Мост Джорджа Вашингтона в надежде, что там разрушений будет поменьше. План был следующий: добраться до моста, затем перебраться на восточный берег Гудзона, а оттуда прямиком до Гринвича. Я искренне полагал, что по пути мне рано или поздно удастся раздобыть транспорт. Однако, через пару дней мне пришлось убедиться в наивности своих предположений.

На месте моста плескался Гудзон, который с радостью принял его в свои объятия. Всю стратегию в спешном порядке пришлось пересмотреть. Решив больше не терять время понапрасну, я просто побрел по магистрали Палисейдс-Парквей в северном направлении, не забывая осматривать окрестности на предмет любого средства передвижения. Так вышло, что первую машину, которая была на ходу, мне удалось отыскать только в районе Маунт-Айви.

Столь неожиданному счастью не было границ. На время я даже забыл про полное отсутствие выживших на всем маршруте – к трупам к тому моменту я уже успел привыкнуть – и начинавшее меня тяготить одиночество. К сожалению, моя радость продолжалась всего два часа пятнадцать минут, по истечении которых пришлось искать топливо.

Я снова оказался на своих двоих, а до ближайшей заправки, судя по карте, было порядка пяти миль. Конечно, это было не расстояние, но почему я не позаботился об этом сразу, проезжая целых три станции. Метрах в двухстах от пункта назначения я встретил трех молодых парней, пытавшихся вызволить автомобиль, угодивший передним колесом в дождевую канализацию. Едва завидев их, я замер, не зная, как вести себя в этой ситуации. Происшествие само по себе было смешным, хотя и могло случиться с каждым, однако чем-то мне это все не нравилось. Отдышавшись, я все же пошел в их сторону, прятаться я не привык, и при всем желании не смог бы пройти незаметным.

– Оу, дядя, ты-то нам и нужен. Не поможешь?

– Да чем тут поможешь? Дергать надо.

– Есть другой вариант…

Мне предложили присесть на заднее сидение, создав тем самым противовес. Это имело смысл, поскольку мои габариты вполне позволяли решить поставленную задачу. Худышкой я никогда не был и спортом особо не занимался, так что не удивительно, что мои двести тридцать фунтов так заинтересовали моих новых знакомых. Как можно догадаться, эта затея осуществилась с первого раза. В благодарность за спасение парни похлопали меня по плечу и угостили пивом, закрепив наше знакомство.

Через пару часов мы уже болтали как давние приятели. Само собой я не рассказал им всей правды, слишком она была невероятной. При всем при том, что нам удалось вполне мило пообщаться, все же мы были слишком разные. Моих собеседников изрядно забавлял случившийся апокалипсис и его возможные перспективы, что было безусловно простительно в силу их возраста. Однако, когда выяснилось, что они направлялись в Техас к своему товарищу Диего, я обрадовался тому, что нам не по пути. В то же время отказываться от помощи – компания молодых людей вызвалась добросить меня до оставленной машины – я не стал. Наполнив бензином обнаруженные на заправке канистры, мы отправились дорогу, и спустя каких-то десять минут уже были на месте.

Когда бак был заполнен, мы стали прощаться. Я первым протянул руку к одному из них, которого звали Альфи, и получил крепкий удар в челюсть, а затем подсечку, сбившую меня с ног. Альфи достал Беретту 92 и выстрелил рядом со мной.

– Не вставай. Следующий раз будет в голову.

– Парни, вы чего тут устроили, мать вашу?

– Ничего личного, успокойся. Просто ты какой-то мутный.

– Это я-то мутный? А беспредел кто творит? Совсем охренели?

– Закрой пасть! Больше предупреждений не будет. Теперь слушай: машину твою мы заберем – нам она нужнее, ты сидишь и не дергаешься, потом может проваливать. Все понял?

– Понял. Только один вопрос.

– Валяй.

– Кто вас воспитал такими скотами?

Зря я это сказал, потому что следом получил ботинком в голову. Не знаю, что мной руководило в тот момент, но на этом я решил не останавливаться и начал смеяться.

– Что смешного, мудила?

– Бьешь, как сучка!