banner banner banner
Спутанные частицы
Спутанные частицы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Спутанные частицы

скачать книгу бесплатно

– Конечно, вы не знали. Никто не знал. А теперь знаете.

– Я… Я обязательно переговорю с руководством… Нет!.. С самим директором! Я запишусь к нему на приём, – Душкин понимал, что несёт ахинею, но уже не мог остановиться. – Это нельзя так оставлять!

Учёные смотрели на него насмешливо.

– Иван Семёнович, а вы не задавали себе вопрос, почему мы так тут с вами разоткровенничались? – поинтересовался Нильс Бор, зловеще улыбнувшись.

В мозгу ведущего специалиста тяжко провернулась нехорошая догадка.

– Я никому не скажу, – поспешил заверить он, в момент покрываясь липким потом. – Ни одной живой душе! И неживой тоже! Я клянусь! Хоть чем! Хоть кем!

– Боюсь, мы не можем так рисковать, – Альберт Эйнштейн сокрушённо покачал головой. – Пока ещё мы должны хранить в полнейшей тайне истинное положение дел.

– Но… – от паники у Ивана Семёновича свело пальцы на ногах и заложило уши. – Меня же… Будут искать! Все же знают, куда я полетел!!!

– А почему, собственно, вас должны искать? – поинтересовался Нильс Бор. – Иван Семёнович с заказанными экспонатами прибудет на предприятие точно в срок.

– То есть… – у Душкина в груди расплескался обжигающий жар. – Вы меня отпустите?!

– Мы сказали, что с экспонатами прибудет Иван Семёнович, но не сказали, что это будете именно вы, – уточнил Эйнштейн.

– А?.. Ээээ… – Иван Семёнович снова потерял дар речи.

– В капсуле дезинфекции, на самом деле, с вас сняли все биологические параметры и взяли образец ДНК. Я думаю, к этому моменту времени ваш экспонат внешне уже полностью готов. Ещё немного, и он научится вашим базовым манерам, одолеет особенности разговора, освоит привычки…

Иван Семёновичу прилила кровь к голове. Он подумал, что сейчас потеряет сознание.

– Наши сотрудники под видом Нильса Бора и Альберта Эйнштейна сопроводят его обратно на Предприятие, чтобы он не наделал в первое время глупостей, а у руководства не осталось никаких сомнений в успешности вашей командировки.

– А я? – тихо прошептал совершенно деморализованный Душкин. – Вы меня… убьёте?

– Ну к чему эти ужасы? – Бор по-отчески потрепал Ивана Семёновича по плечу. – Вас поместят в камеру, точно такую же, какую занимали раньше экспонаты в Питомнике. Вас будут кормить и поить по расписанию. Возможно, дадут почитать что-нибудь из классики.

Душкин слушал, опустив голову и закрыв глаза. Его разум отказывался верить в реальность происходящего.

– Да, чуть не забыл, – добавил Нильс. – Иногда вас будут вызывать в качестве приглашённой звезды на наши праздники. У нас ведь тоже они бывают. Так что для начала вам придётся вызубрить какой-нибудь стишок и научиться танцевать ну… к примеру…. «Эх, яблочко!». Думаю, успех будет грандиозным. Всё же на ваших концертах выступают жалкие суррогаты артистов, а у нас будет самый, что ни на есть, натуральный Иван Семёнович Душкин, ведущий специалист Предприятия! Боюсь ошибиться, но скорее всего это будет пиком вашей творческой карьеры!

И тут, ведущий специалист Предприятия, уже окончательно осознав, что с ним произошло, обхватил голову руками, глухо застонал и повалился из кресал вниз, в ноги великим учёным.

***

Роза Павловна кокетливо прикоснулась к своему завитому локону возле уха и выжидающе посмотрела на Ивана Семёновича.

Тот тихо откашлялся, словно собираясь произнести длинную речь.

Роза давно уже простила Душкина за то, что он не смог присутствовать на её юбилее. В конце концов, она поняла, что командировка на Питомник была вынужденной, и отказаться он неё Иван Семёнович не имел никакой возможности.

Сейчас они стояли в укромном месте на галерее Фейерверка Фонтанов.

Роза ещё раз вскользь оглядела кавалера. После этой командировки он даже как-то изменился, пропала так раздражавшая её вальяжность в движениях, взгляд стал более осмысленным и мужественным. Иногда Роза Павловна ловила себя на мысли, что Душкин стал просто другим человеком. Но эта проступившая твёрдость была ей по нраву.

– Дорогая Розочка.. Эээ… Павловна, – начал Душкин, предано глядя женщине в глаза. – Я думаю, что настало время для серьёзного разговора. Я много лет… Эээ… Хотел… Что называется… В общем, давайте будем жить вместе! – выпалил Иван Семёнович и задышал так, будто только что пробежал сто метров без остановки.

На самом деле ответ у Розы Павловны был давно заготовлен. Если раньше она ещё сомневалась, то волшебное преображение Душкина после поездки утвердило её в правильности своего выбора.

– Вы согласны? – переспросил Иван Семёнович, частично бледнея.

Роза Павловна глубоко вздохнула, отчего её массивная грудь мягко колыхнулась вверх-вниз, и решительно кивнула головой.

Спутанные частицы, или Как я убил Президента

Не помню, сколько мне было тогда: лет двадцать пять, наверное. А, может, и двадцать четыре. Зато точно помню другое – тусил я тогда с Джуди, яркой, смазливой девицей, которая некоторую свою интеллектуальную недалёкость с лихвой компенсировала своим весёлым нравом, если вы понимаете, о чём я. Мне, впрочем, в те времена только того и требовалось. Мы ужасно здорово проводили время: катались по озеру на катамаранах, сшибали кегли в боулинге, а по вечерам допоздна засиживались в компании таких же отвязных обалдуев у старины Джо в его баре «Счастливчик».

Гринвилл, куда я приехал в то лето на каникулы в дом своего дяди, выглядел не то большим посёлком, не то маленьким городом. Это сейчас он превратился в современный промышленный центр, а тогда на пустырях за крайними коттеджами гулял ветер, катая по ним сухое перекати-поле, да бродили унылые собаки в клоках свалявшейся шерсти; они выпрашивали у редких прохожих кусок съестного. Но ближе к центру жизнь бурлила; на День города мэр даже устраивал карнавал с фейерверками, такая уж сохранилась в Гринвилле традиция.

Дом моего дяди пустовал без малого всё лето, они с тётушкой Матильдой уезжали на ежегодный круиз, поэтому я каждый раз подгадывал свои отпуска на время их вояжа (сложностей не возникало, ведь школа, где я работал, в летние месяцы пустовала). Для дяди в этом тоже имелась своя выгода – как-никак, а я присматривал за всем, и он мог не опасаться, что кто-нибудь в его отсутствие залезет поживиться честно нажитым или поломает его любимые яблони.

В тот самый вечер ничего не предвещало чего-то необычного, напротив, мысли у меня текли самые умиротворённые; мы с Джуди, разгорячённые поездкой на велосипедах по ближайшим холмам, усталые, но очень довольные, привычно расположились за столиком у старины Джо и наслаждались свежим, собственноручно им сваренным, местным пивом. Джуди только что смешно приложилась к большой наполненной кружке, измазав свои пухлые губы пеной. Я же сделал два чувствительных глотка, блаженно ощущая, как внутри разливается терпкая прохлада. Посмаковав момент, я отставил кружку, посмотрел на спутницу и улыбнулся. У Джуди от прогулки раскраснелись щёки, а высокая полная грудь, кокетливо поддержанная узлом подола рубашки, притягивала не только мои взгляды.

В наши намерения входило перекантоваться в баре часов до девяти, а потом посетить ночной сеанс в открытом кинотеатре.

Я расслабленно оглядывал зал, отыскивая за соседними столиками знакомые лица. Шапочно я многих тут знал, Гринвилл был одним из тех городков, где, несмотря на немалое по меркам провинции население, все друг с другом здоровались. Не то, чтобы все оставались хорошими знакомыми, но при желании, можно было отыскать подругу друга или друга подруги, с которыми обязательно раньше где-то пересекались. Но в этот час никого из наших молодых приятелей не наблюдалось, бар выглядел полупустым, хотя ближе к ночи, сюда приходило больше посетителей, особенно, когда заканчивалась смена на местном деревообрабатывающем комбинате.

И тут моё внимание привлёк тот самый старик, который только что зашёл в бар, прикрыв за собой створку двери. Я машинально скосил взгляд на стойку, там, под потолком, висел пузатый телевизор – как раз началась заставка вечернего шоу Греты Блумберг. Всё произошло синхронно, едва ли не секунда в секунду. Я поэтому и приметил раньше этого старика. В заставке шоу танцевали красивые разодетые девицы, и я, время от времени, краем глаза пялился на них. Так и совпали два этих события – пляшущие девки и сгорбленный старик в старом потёртом плаще до пят. Потому что всегда, если мы сидели в баре, он входил ровно тогда, когда начиналась эта чёртова заставка. Можно было подумать, что он заскакивает сюда после работы просто пропустить стаканчик-другой, но, с другой стороны, какая работа могла быть у такого немощного старика? Да и его точность, даже в этом случае, оставалось бы приблизительной – плюс-минус пять минут. А так по нему впору было проверять часы.

Признаться честно, меня несколько заинтриговал такой любопытный факт. К тому же мне смутно показалось, что я видел этого старика раньше, по-моему, он приходился одним из очень дальних родственников моему дяде.

И как-то так получилось, что именно в тот вечер, я, проходя мимо его столика с новой порцией для нас Джуди, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, свернул с курса и подошёл к одиноко сидящему пожилому посетителю. Теперь он уже остался в старой косоворотке с закатанными рукавами; плащ он всегда аккуратно вешал на спинку стула за собой. Перед папашей стоял одинокий стакан с тёмным элем.

– Простите, сэр, – вежливо обратился я, ставя два бокала с пивом на край его столика, чтобы не держать их в руке. – Не сочтите за дерзость, но не являетесь ли вы родственником некоему – и я назвал имя моего дяди, – дело в том, что я его племенник, и у меня такое впечатление, что я вас где-то уже видел.

Старик неожиданно резко зыркнул на меня из-под нависших бровей, но почти сразу взгляд его смягчился, видимо, мой кроткий вид не давал оснований для какого-то беспокойства.

– Нет, сынок, – после некоторой паузы ответил он. Голос у него был не очень приятным, скрипучим, – боюсь, я это имя слышу впервые.

Я внимательнее взглянул в его лицо. Кожа у него выглядела по-старчески желтоватой, на щёках отчётливо просвечивали чёрные точки, словно от въевшегося пороха. От уголков глаз отходили глубокие морщинки, в которых блестели капли, похожие на маленькие слезинки.

По-хорошему, следовало извиниться и отойти, обознался, мало ли, с кем не бывает, но чёрт, не иначе, дёрнул меня задать ещё один вопрос.

– Простите ещё раз, но мне никак не даёт покоя этот ваш фокус. Как вы умудряетесь входить в бар ровно в тот момент, когда начинается шоу Греты Блумберг?

Старик снова глянул на меня и его рот расплылся в подобие улыбки. Потом он засмеялся, тоже скрипуче и отрывисто, словно кашляя.

– На этом свете, сынок, случаются вещи и позанятнее, – сообщил он, делая глоток из бокала. – Я бы тебе мог рассказать такое, что ты и представить себе не можешь!

– Неужели? – вежливо ответил я, впрочем, прекрасно представляя, что могу услышать – в лучшем случае усовершенствованную байку про былые времена в стиле моей тётушки Матильды.

– Вижу, ты мне вовсе не веришь? – прищурился старик, верно истолковав мой проскользнувший в интонации скептицизм. – Меж тем, ты бы очень сильно удивился, узнав подробнее, что я имею в виду.

Я оказался в некотором затруднении. С одной стороны, меня уже давно ждала Джуди, недовольно косясь на меня со своего места, а с другой, что-то меня всё же зацепило в словах старика, и было как-то неловко вот так запросто попрощаться и уйти.

– Вот что я скажу тебе, сынок, – сказал старик, словно чувствуя мою неуверенность. – Признаюсь, я немного поиздержался последнее время. Видишь ли, я предпочитаю вечером выпивать три полных стакана эля. А что ты можешь видеть сейчас на моём столике? Правильно, один стакан эля, выпитый мною наполовину. Вся загвоздка в том, что я никак не могу себе позволить сегодня ещё два стакана. По очень простой и банальной причине. Я поиздержался. Но правила есть правила. Каким-то образом мне нужно выпить эти два недостающих стакана, я думаю, ты вполне меня в этом поддерживаешь?..

– Да, но…

– Нет, нет, это не то, что ты подумал. Я не собираюсь ничего у тебя выклянчивать. Я хочу предложить тебе честную сделку, сынок. Ты покупаешь мне недостающие два стакана эля, а я тебе рассказываю историю из своей жизни, которую ты никогда больше ни от кого не услышишь. И ничего подобного ты даже представить не в состоянии.

Признаться, первым моим порывом было откланяться и попрощаться. Быть может, даже дав ему денег на эти два злосчастных эля. В самом деле, что я мог услышать такого уж удивительного? Тем более, мне шёл всего двадцать шестой (или даже двадцать пятый) год, и совсем недалеко сидела моя девушка, с которой у меня намечались на ближайший вечер более занимательные планы, нежели прослушивание рассказов какого-то там маразматического старикашки.

Всё это быстро пронеслось в моей голове, но, к большому собственному удивлению, такие разумные мысли никак не повлияли на мои ближайшие действия. Потому что сделал я следующее.

Пододвинул наши с Джуди бокалы с пивом поближе к центру стола, потом сходил к стойке и принёс дополнительно два стакана, наполненные превосходным элем, по пути прихватив с собой саму Джуди, которая, хоть и с явной неохотой, но, всё же, пересела за столик папаши, правда, капризно и недовольно надув при этом свои пухлые губы.

Так мы оказались за столиком втроём.

Старик, одобрительно разглядывающий наполненные стаканы, я, неуверенно ёрзающий от внезапно принятого мной решения и Джуди, прихлёбывающая пиво и всем своим видом демонстрирующая очевидную для неё скуку.

Будущий рассказчик взял бокал, прихлебнул немного пенной жидкости и одобрительно крякнул.

– Приключилась эта история, – начал он, поглядывая на нас исподлобья (я, разумеется, не могу сейчас воспроизвести этот рассказ дословно, со всеми оригинальными интонациями и, наверняка, буду сбиваться на собственный стиль изложения, но что уж тут поделаешь, годков-то минуло порядочно!) – если моя память мне уже не изменяет, в 1937 году. Вы-то об этих временах вряд ли что толкового узнать сможете, да и неинтересно вам вовсе. А был в тот год я уж точно не таким, как сейчас. Только что с больших манёвров вернулся. Да ещё и с отличием. Это так тогда Мехенбакский конфликт назывался официально – «Большие манёвры». А на самом-то деле усмиряли мы желтопузых, хотели они тогда поднять бучу, да не выгорело у них. Но шороху навели, раз против них пустили регулярные военные части. С оружием, всё как положено. Нельзя сказать, что я слишком уж тогда героически действовал. Но фортуна подгадала так, что удалось мне убрать с линии вражеского огня нашего сержанта, вроде даже как бы прикрыть его собой. За это я тогда боевую медаль получил, плюс поощрение. Поэтому, когда из нашего полка стали вербовать ребят для гвардейского батальона, что непосредственно к Президентскому дворцу относится, я в число кандидатов тогда и попал. Но, признаться честно, не очень-то я на такую службу рвался. Хотя фактурой подходил, будь здоров. И рост, и осанка, да и мускулы накачал, от груди сто двадцать жал запросто. А не рвался, потому что муштрой там доставали, а мне всё же хотелось какой-то романтики юношеской, что ли, хотя стукнуло мне к тому времени уже почитай двадцать семь годков, и семьёй я обзавёлся, два сорванца подрастали… – старик замолчал, отпил эля, оставляя на губах пенную полоску, коротко вздохнул и продолжил: – Хотя в гвардию многие рвались: и довольствие не чета армейскому, престиж, да и другие всякие преференции. До сих пор не знаю, как уж так получилось, но после собеседования с плюгавым полковником, определили меня почему-то в непонятное подразделение. Нет, не в Президентскую гвардию, и уж, тем более, не в личную охрану. Приписали меня к некоему «Отделу ДД». Не поверите, но я до сих пор не знаю, как эта аббревиатура расшифровывается. Настолько всё там было законспирировано. Так и проходило по всем документам. Отдел ДД, материалы собой секретности. Толком поначалу ничего не объяснили, но тут уж что поделаешь – служба есть служба. Походил я в стажёрах, не много ни мало, а почти полтора года. Всякими делами приходилось заниматься. И по канализациям лазать и с парашютом десантироваться, и, само собой, оперативную работу вести, как в документах значилось: проводить комплекс мероприятий по поддержанию безопасности. Но это всё не столь важно, мало ли там силовых структур обеспечением безопасности занимается. Только я уже позже узнал, после того как меня действующим агентом сделали, что обеспечивали мы в основном безопасность первого лица государства и его дражайшей семьи. Вначале того самого легендарного Бородача, потом Живчика-младшего, вот у его жены родственников-то набралось, не счесть! – а дальше к власти и тот самый Президент пришёл, уже всенародно избранный, не подкопаешься, как вы, может быть, из истории и знаете. С его приходом-то как раз основной мой рассказ и начинается.

Я скосил взгляд на Джуди. Заметно было, что ей неинтересно; она рассеяно осматривалась по сторонам, играла с локоном, накручивая его на палец. И слушала, судя по всему, невнимательно, просто из вежливости. Старик меж тем продолжал:

– Времена наступили, прямо скажем, не сахарные. Экономика в депрессии, такие городишки, как этот, – папаша сделал неопределённое движение рукой, – на ладан дышат, глядишь, вот-вот последний постоялец из гостиницы съедет. Да и в крупных столицах не лучше. Если ты не бутлегер и не владелец публичного дома, каждый гривенник считать будешь. Так что у народа очень уж большие надежды к Президенту появились. Говорил он, и вправду, гладко. Я как сейчас помню: безработицу – победим, всех зажравшихся на народных деньгах – к ногтю, ресурсы – национализируем и так далее. Убедительно вещал и ему верили. Я сам тогда очень воодушевился, прямо у меня какая-то гордость за страну проснулась. Так им, приговаривал про себя, когда очередного барыгу к стенке ставили. А президент не только внутри границ порядок стал наводить, но и с внешними врагами себя как положено поначалу поставил. Нельзя сказать, что прямо все соседи сразу же его зауважали, но несколько мирных пактов и соглашений он заключить сумел, чем ещё больше свой авторитет среди народа повысил. Чудо происходило в те времена чудесное – ходит народ, считай, в обносках, но с горящими глазами и верой в светлое будущее. Хотя мне в те времена грех было жаловаться. И довольствие у меня в связи с местом службы оказалось повышенное, плюс командировочные периодически, плюс всякие надбавки за риск и опасность. Так что своих-то я обеспечивал. В сливках не купались, но на бутерброд с маслом всегда хватало. Да и парни подрастали что надо – один капитан регбийной команды, второй – кандидат в мастера по плаванию. За физическим-то их развитием я следил лично – скоро же в армию, на срочную, а там, кто знает, может, и контракты заключат, глядя на отца родного. Вот так бы жить и жить, горя не знать. Но когда у нас в судьбе происходит, как запланируешь?

Началось всё с того, что приставили меня к одному человечку непонятному. Заданий у меня за службу в ДД странных было, пальцев не хватит считать, так что я давно удивляться разучился. Приказали – выполняй. Хоть летающие блюдца карауль, хоть в жерло вулкана в огнеупорном костюме лезь, хоть гения, который двадцатизначные числа в уме умножает и делит, с калькулятором проверяй. Всякое случалось. Поначалу вроде бы ничего особенного – подопечный и подопечный. Худой такой, высокий, шея гусиная, тонкая, а кадык прямо безобразный, выпирающий. И в целом неприятный тип, борода вечно недовыбрита, кожа на скулах синюшного какого-то света. И походка сутулая, руки и ноги как на шарнирах. Да мне так-то всё равно, хоть урод, хоть карлик, роскошных блондинок с четвёртым размером, – старик на секунду скосил взгляд на Джуди, – только ведь в синематографах агенты сопровождают. А в действительной жизни вот такие неприятные экземпляры и попадаются в основном. Начальство мне все уши прожужжало, чтобы с него ни один волос не упал. Я так для вежливости слушал, но сильно близко к сердцу не принимал. Чего с ним случится-то? А в себе я был уверен, хоть и под сорок скоро, а реакция ещё будь здоров, мышцы в тонусе, а уж опыта охранного сопровождения у меня хоть отбавляй. Сейчас глядя на меня трудно представить, а ведь мог я тогда голыми руками один с тремя мордоворотами запросто сладить. Если не с четырьмя. И это без оружия!

Попервоначалу кадыкастый всё на какие-то медосмотры ходил. То в один госпиталь, то в другой. И что ещё раздражало, всегда у него выражение лица недовольное оставалось, брезгливое даже. Я-то старался на глаза ему не лезть, мой номер четырнадцатый, но иногда, всё ж таки, приходилось рядом находиться, в лифте там, ещё кое-где. Так вот в такие моменты его кривило прямо – как глянет своими бледными глазками, будто волной тебя мерзкой накроет. Но я никогда из себя не выходил – издержки профессии, бывает.

Тут как раз и дома у меня тоже началась катавасия. Близнецов моих в армию призвали, нечего им было больше прохлаждаться. Но это-то как раз всё планировалось, а вот что супруга моя занедужит, никто не ожидал. Работала она в то время на табачной фабрике. Лет десять назад производство закрывали из-за вредности работ, часть оборудования растащили. Но новый Президент издал знаменитый «Указ 16—10», если вы такой помните, направленный на восстановление экономики за счёт национализации частного капитала. Заводы и фабрики снова задымили. Работали на том, что сохранилось. На нашей-то «табачке» и раньше с условиями труда не церемонились, а после перезапуска и вовсе средств на какие-то там фильтры не нашли. Поэтому в цехах этим самим производимым продуктом круглосуточно и дышали.

До проводов парней Мэри ещё как-то держалась, хотя уже кашляла больше обычного. А как сыновей отправили, так пришлось вести её к доктору. Тот выписал больничный и слегка обнадёжил, вроде бы как особой патологии не заметил. Мэри осталась дома и после больничного. Я ей на работу ходить запретил, хоть это и серьёзно ударило по нашему бюджету, но мне пообещали вскорости прибавку, так что мы на время затянули пояса.

А на службе то самое задание по охране «гусиной шеи» у меня затягивалось. Теперь я его уже со своим напарником по сменам сопровождал, не только по его бесконечным мытарствам в больницы, но и в поездках на загородный «Объект 666», как мы, оперативники, его в шутку называли. Это был своеобразный лагерь в лесу, напоминающий скаутский, только обтянутый колючей проволокой и относящийся к ведомству ГСБ – Государственной Службы Безопасности. Болтали, что за стенками этих бревенчатых домиков всякое происходит, чему обычному человеку свидетелем лучше не быть, но точно я ручаться вам не могу, потому что сам заходил внутрь только одного домика, вроде как гостиного, в котором как раз моего подопечного и поселили. Внутри – всё как в обычном коттедже. Плита, мойка, кровать с мягкой периной. В подвале – соленья с консервами. Все условия для нормальной жизни. Но гусиная шея всё кривил рот, всё ему не нравилось.

Первый раз я прокололся с этой чёртовой кастрюлей.

То, что у неё с одной стороны расхлябалась ручка, я заметил и раньше, но никак не мог предположить, что это приведёт к таким неожиданным последствиям.

Гусиная шея частенько сам себе варил суп. Накрошит в бульон всякой ерунды и сидит потом довольный. В основном-то ему, конечно, уже готовую еду доставляли, но, если приспичит, всегда можно тушёнку достать из погреба или консервированные продукты какие. Но нравилось ему, видите-ли, самому иногда кашеварить. Я в тот раз за ним вполглаза наблюдал: какие тут опасности могут быть, внутри трёх шестёрок-то? Понёс он кипящее варево своё от плиты к столику на подставку, тут одна ручка у кастрюли окончательно и подломилась. Если бы я даже рядом стоял – не успел бы, я же не супермен из комиксов. Кипящий бульон прямо на правую руку ему потоком и вылился. Как он завизжит!

Я метрах в трёх от него находился, подлетел в секунду, руку перехватил его, а он выпученными глазами на неё смотрит, кожа на пальцах и тыльной стороне ладони красная, что у рака, того гляди волдырями пойдёт.

Что тут началось. Числилось ведь за домом этим ещё видеонаблюдение, тогда камеры в диковинку были, но в этой комнате одна уже стояла, здоровенная такая, помаргивала зелёным огоньком. Я быстро первую помощь при ожогах кадыкастому оказал из того, что нашел под рукой, а в дверь уже куча народа ломится. Все с перекошенными какими-то лицами, то ли от неожиданности, то ли от испуга. Старший наряда подлетел ко мне, орёт что-то, я даже слов разобрать не могу, слюной брызжет. Я от него отвернулся, не в себе человек, видно же. Смотрю на потерпевшего, а он сидит на кроватке, руку перебинтованную баюкает и скулит еле слышно.

К калитке уже с воем спецмашина подкатила, гусиную шею под ручки и на заднее сиденье, видимо, снова в больничку повезли, теперь уже вынужденно.

Старший снова ко мне, уже членораздельно выговаривает; злой, как чёрт, мол, как ты мог не уследить? Виноват, говорю, моя недоработка. А сам про себя думаю, вот тоже катастрофа, руку немножко обварил человек, ну надо же! А кастрюля та так на боку и валяется у стола.

А вечером уже, сидим в холле на пересмене, я своему коллеге вахту, значит, передаю. Сам с бутылочкой пивка, а что, смену-то я сдал, мне можно. Нашего орла Президента по телеку в прямом эфире показывают. Какие-то у него исключительно важные встречи, мол, арабские шейхи, что ли, к нам в гости пожаловали. И замечаю я, что не так что-то. Глаз-то у меня опытный, намётанный. Отмечаю я, что не жмёт руку наш президент дорогим гостям, как обычно, и всё к камере другим боком норовит повернуться, а на правой руке у него то ли лангетка какая-то под рукавом пиджака, то ли ещё что. Тогда мне это просто забавным, показалось, не более.

Тут стоит сказать, что к тому времени у всех первая эйфория от прихода нового лидера давно прошла. Если поначалу его срока процветал в стране энтузиазм, то всё воодушевление быстро сменилось некоторым разочарованием. Те судорожные шаги по оздоровлению экономики, необоснованные и поспешные реформы никаких дивидендов, это уже стало всем понятно, не принесли, народ нищал, там и тут стали возникать антиправительственные выступления, чаша терпения вот-вот могла переполниться. А на горизонте замаячил ещё и страшный призрак дефолта. Во внешней политике дела шли не лучше. Бывшие союзники воротили морды, один за другим лопались выгодные межгосударственные альянсы, санкциями страну зажимали в жёсткое экономическое кольцо. Ещё и вспыхнул с новой силой военный конфликт в одной из отдалённых стран, и было совсем непонятно, чьи интересы мы там защищаем и почему поддерживаем местных сепаратистов. Хотя пропаганда ещё работала. Армия энергично вербовала добровольцев, которые отправлялись за океан «восстанавливать попранную справедливость».

В моей жизни тоже никаких перемен к лучшему не наблюдалось. Жена продолжала болеть, мне урезали жалованье, и самое тревожное сообщение пришло от наших близнецов из военной части. Хоть и иносказательно – открытым текстом, разумеется, написать было нельзя – они намекали, что их могут отправить в ту самую горячую точку. Супруга пришла в ужас, но я успокоил её, как мог, аргументируя тем, что молодых новобранцев никто в пекло не пошлёт, на это есть регулярные контрактные части. Но нехороший осадок остался и у меня на душе.

С моим подопечным, гусиной шеей, последнее время происшествий не случалось, рука его давно зажила, а больше поводов для тревоги он не давал. Также продолжал жить наездами в трёх шестёрках, где мы его с напарником охраняли. Однажды я стал свидетелем одного инцидента. Мне пришлось сопровождать его на плановый выезд в медицинский диагностический центр и туда к нему какие-то важные шишки из министерства безопасности пожаловали. Судя по всему, у них состоялся промеж собой не совсем лицеприятный разговор. Я хоть и не слышал, что там произошло за закрытыми дверями, но догадаться оказалось не сложно, потому что мой подопечный вылетел в коридор весь возбуждённый, на нервах, за ним успокаивающе, гуськом, высыпали эти «пиджаки».

– Я свободный человек! – вопил гусиная шея, злобно оборачиваясь на них. – А вы меня в бункер запереть хотите! У нас демократическая страна! Меня любая редакция с распростёртыми объятиями примет, я им такого расскажу!

Видно было, что ребятам из министерства этот спич совсем не нравится, да ещё и на глазах посторонних.

– Заткните его, – шепнул мне один из них, крепкий такой паренёк, видимо, мой коллега.

Я тут же подступился к расхристанному возмутителю спокойствия, но тот оказался не лыком шит.

– Это не вы мне, а я вам условия ставить должен! – орёт. Уже на такой противный фальцет вышел. – И плевать мне, что вы от Его имени говорите!

Я, используя ситуацию, и то, что подопечный мой отвлёкся на «пиджаков», принялся бочком-бочком продвигаться вдоль стены, стремясь оказаться к нему поближе, но тут кадыкастый выкинул новый фортель – схватил с медицинской каталки, что в коридоре стояла, блестящий скальпель – как он на ней вообще оказался?! – и занёс его над своим запястьем, едва не касаясь кожи остриём.

– Суки! – опять орёт. – Я вам сейчас устрою бункер с барокамерами! Так Ему и передайте!

«Пиджаки», судя по всему, сильно обтрухались в этот момент – как по команде застыли, некоторые даже руку боялись опустить, со стороны на них было смотреть забавно, если бы не ситуация, и вправду ведь, как на стоп-кадре все замерли. Я прикинул – до шеи можно добраться в два хороших прыжка, вряд ли он полоснуть себя успеет, он же не профи. Только вот как быть с тем, чтобы его хрупкое тельце не повредить, ведь приказ у меня формулировался однозначно – чтобы не случилось – ни волосок с него упасть не должен. А тут без серьёзного его отключения скальпель не выхватить. Пока я так сам с собой совещался, развязка наступила независимо. Кадыкастый одумался, отложил инструмент, усмехнулся криво.

– Поняли, чего стоят ваши предложения? – бросил им.

Один из министерских, самый представительный кивнул, поняли, мол, и добавил:

– Да не волнуйтесь вы так. Мы всё непосредственно Президенту передадим. Обязательно найдём какой-нибудь компромисс.

– Вот и найдите, – развернулся мой подопечный и пошёл от них прочь. Я его нагнал быстренько и деликатно взял под ручку, он даже не отмахнулся.

И начала у меня после этой интермедии некая картинка складываться, очень уж фантастическая поначалу, хотя, если иначе посмотреть, то не такая уж и невозможная в принципе. Косвенно мои подозрения мой напарник подтвердил, пересказав, как наш шеф на одной закрытой ведомственной вечеринке хвастался, что некоторые секреты двора знает, и рассказал такое, за что потом долго извинялся перед каждым, кто при разговоре присутствовал. Уверял, что не так его поняли.

Мне на шефа с его длинным языком уже наплевать было с высокой колокольни. Приспичило мне какой-нибудь эксперимент произвести, чтобы окончательно в моих подозрениях удостовериться.

К тому моменту я уже чувствовал себя словно не в своей тарелке. Никогда такого раньше со мной не приключалось. Пустота какая-то поселилась в душе, сплошное разочарование. Не мог я спокойно на все эти рожи смотреть, и в телевизоре эта холёная морда Президента, тыкали которой постоянно, тоже ужасно раздражала. Народ последние крохи хлеба со стола доедает, а он про какие-то перспективы туманные вещает. Врёт же, падла. Мне накануне впервые в жизни не на что молока купить оказалось. Цены выросли, большая часть жалованья на лекарства жене уходила, сунул я вчера руку в карман с мелочью – а там дырка от бублика. Да и супруга моя вовсе не выздоравливала, отнюдь. Совсем в кашле заходилась порой. Опять в больницу повёз её. Доктор, сморщенный весь, долго на меня из-под своих круглых очёчков смотрел, потом сообщил, что дополнительные анализы делать надо. Платные. Но я и без этого уже понял, что дело плохо. И так у меня внутри сдавило в груди, держался как мог, не подавал ей вида, да только так ещё труднее получалось. И всё ведь к одному – от наших парней тоже ни весточки уже третью неделю. Подозрительно. Как они там, тоже волнение меня взяло.

А на улицах обстановка совсем накалилась. Идёшь было в Президентский дворец на службу, повсюду пикеты, иногда целые манифестации, плакаты, листовки. «Долой», «Импичмент», «Нет чужой войне», ну и так далее. Совсем народ до ручки дошёл. Да и понять их можно, когда треть населения страны за чертой бедности прозябает.

А моя гусиная шея, как ни в чём не бывало, сидит себе в шестёрках и в ус не дует, жратвы до отвала, процедуры всякие. То на озеро его вывозят, и меня с ним, куда ж я от него, то в театры какие, то в цирк. Жирует как сволочь. Я-то уже начал смекать, отчего ему такие привилегии.

Долго я размышлял, как бы мне мой эксперимент произвести, очень мне уж захотелось удостовериться в своей правоте. Зачем вот только? Не мог же я предвидеть, что произойдёт. Всего лишь из упрямства какого-то, но требовалось мне знать точно. И точка! Размышлять-то размышлял, да только ничего путного придумать не мог. По любому получалось, несдобровать мне потом. Потому что я в этом случае свою главную задачу, за которую мне пока ещё хоть какие-то гроши платили, ставлю под угрозу полного невыполнения. Ничего я с этим худосочным транжирой сделать физически не могу, руки у меня словно связаны. Не знаю, как бы всё повернулось, если бы его величество Провидение не вмешалось. Заболел гусиная шея какой-то ангиной инфекционной, подхватил-таки где-то вирус, как не оберегали его. Так бы тоже ничего смертельного, ну температура там, горло обложило, да вот только осип он почти полностью. Хрипел еле слышно, а если что надо, на обрывках листочков мне писал. И вот, аккурат, поначалу этой самой его болезни, должен был наш Президент на ежегодном мероприятии торжественном выступать, ни разу он его не пропускал и всегда речь лидера по всем новостным каналам транслировалась. Но не в этот раз. Только, понимаешь, зачитали обращение, а самого лишь издалека показали, да и потом всю неделю он всего лишь пару раз в хрониках мелькнул по ящику, да и то не факт, что в нынешних, могли старые кадры нарезать. Зато потом, во всей красе, опять стал в каждой бочке затычка. Будто не замечает, что народ уже на баррикады собирается лезть! После чего я в своём подозрении утвердился окончательно и бесповоротно, да только никак не знал, что я теперь с этим самым знанием делать буду. На вечеринках хвастаться?

Старик сделал очередной глоток, я глянул на Джуди, которая теперь уже рассматривала рассказчика заинтересованно, всё же зацепила её чем-то его история.

– Тут я, пожалуй, кусок своей жизни небольшой пропущу, – папаша ещё раз отхлебнул и поставил бокал на стол, – ничего там замечательного и хорошего не происходило, пока не настало 17 августа 1954 года.

У меня как раз выходной выдался, сидел я поэтому дома, в одиночестве, и в какой-то прострации. Даже пара бутылочек пива, купленная мной накануне за копейки на распродаже, так и осталась стоять в холодильнике нераспакованной. А один я сидел, потому что жену давно уже в госпиталь определили, да только никаких улучшений у неё не предвиделось, а случилось подозрение на онкологию лёгких. Не зря надышалась она в своё время на фабрике грязи табачной.