Виталина Григорьева. Синяя лента

Василий Петренко. Таксист. Убит два дня назад. Синяя лента на запястье. Дело пока висело в воздухе, Волков упорно отказывался связывать его с убийством Сомовой.

Не может быть совпадением. Виталина чувствовала это нутром. Два свидетеля по одному старому делу Волкова. Две жертвы «Синей Ленты» с разницей в несколько дней. Маньяк методично убирал тех, кто был причастен к тому прошлому. К чему именно? К самой краже? Или к чему-то большему, что за ней стояло?

Ей нужно было подтверждение. Нужно было найти связь Петренко с делом о краже. Но как? Запросить дело официально? Волков сожрёт её живьём. Пойти в архив и просто… посмотреть? Архив находился в подвале участка, ключ был у пожилой делопроизводительницы тёти Гали, которая жила по принципу «не высовывайся» и боялась Волкова как огня.

Дверь в каморку резко открылась, без стука. На пороге стоял Гера. Его лицо было серым, глаза избегали встречи с её взглядом. Он держал в руке лист бумаги.

– Волков приказал, – глухо произнёс он, положив бумагу на край стола. – Ты временно переводишься на… эээ… обработку заявлений граждан. Приёмная. Все твои текущие дела, – он кивнул на папки, – передать мне. В том числе вот это.

Он потянулся к делу о краже у Барсукова.

Виталина молниеносно прижала ладонь к папке.

– Нет.

Гера взглянул на неё, наконец. В его глазах была не злоба, а усталая жалость и тревога.

– Виталина, не усложняй. Он в ярости. Если узнает, что ты копаешься в его старых делах…

– Ты знаешь! – прошептала она сдавленно. – Знаешь, что Петренко был свидетелем! Знаешь, что это связано! Почему молчишь?

Гера сжал губы.

– Знаю. И знаю, что лучше этого не трогать. Тот случай… он был грязным. Очень грязным. Волков тогда еле выплыл. А Барсуков… он не прощает, когда лезут в его дела. И тот, кто убивает… он явно знает то, чего не должны знать. Ты лезешь в осиное гнездо, девчонка. Один раз уже получила по щам. Хочешь хуже?

– А что будет, если он убьёт ещё? – спросила Виталина, не отводя руку от папки. – Кто следующий в списке свидетелей? Ты?

Гера помрачнел.

– Не знаю списка. И знать не хочу. Отдай папку, Виталина. Пожалуйста. Не заставляй меня… применять силу.

В его голосе звучала искренняя боль. Он не хотел этого.

Они смотрели друг на друга через стол. Мир сжался до этой папки, до этого выбора. Предать правду или сохранить видимость спокойствия. Виталина видела страх в глазах Геры. Страх не за себя, а за неё. Но страх – плохой советчик.

Она медленно отняла руку.

– Забирай. Но ты понимаешь, что он не остановится? Этот… «Синяя Лента». Он только начал.

Гера схватил папку, как горячий уголь.

– Может, остановится. Может, это месть за что-то конкретное. А ты… сиди тихо. Ходи на приём граждан. Жди, пока все уляжется.

Он развернулся и вышел, не оглядываясь. Дверь закрылась с тихим щелчком, звучавшим громче любого хлопка.

Виталина осталась одна. Опустошённая. Преданная даже тем, кого считала хоть немного союзником. Архивы были потеряны. Доступа к делам – нет. Она была парализована.

Работа в приёмной была пыткой. Бесконечный поток жалоб: соседка включает телевизор громко, муж пьёт и бьёт, пропала курица, нахамили в магазине. Серость, безысходность, мелкие трагедии Лесняково. Виталина автоматически записывала, выдавала талоны, чувствуя, как её душа покрывается той же липкой грязью, что и стол в приёмной. Она ловила на себе взгляды коллег – смесь любопытства, злорадства и опаски. Изгой.

В перерыве, пытаясь сбежать от этой атмосферы, она вышла во внутренний дворик участка. Моросил противный, колючий дождь со снегом. Она прислонилась к холодной кирпичной стене, закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. Что делать? Куда копать?

– Следователь Григорьева? – женский голос, звонкий, чуть нагловатый.

Виталина открыла глаза. Перед ней стояла молодая женщина в ярко-красном пальто, резко контрастирующем с серостью двора. Уверенная поза, острый взгляд, дорогая камера на шее.

– Анна Петрова. «Лесняковский Вестник». Можно пару вопросов?

Журналистка. Местная акула пера. Виталина насторожилась.

– По какому поводу?

– По поводу трупа таксиста, найденного сегодня утром в гараже на Заречной. Василий Петренко, кажется? – Анна улыбнулась, но в глазах не было тепла, только профессиональный интерес хищника. – Ходят слухи, что нашли не просто так. Что там… особая метка была? Синяя ленточка?

Она внимательно следила за реакцией Виталины.

Волков работал быстро. Уже слил инфу прессе? Чтобы контролировать нарратив? Или чтобы выставить её дурочкой, если она что-то ляпнет?

– Расследование ведётся, – сухо ответила Виталина. – Комментировать преждевременно.

– О, конечно, конечно! – Анна сделала шаг ближе, снизив голос. – Но мне кажется, вам одной тяжко тут. Волков… он не любит шумихи. А шумиха вот-вот начнётся. Два странных убийства за неделю? Слухи о маньяке? Это же сенсация! В её глазах горел азарт. – Может, нам помочь друг другу? Вы – информация. Я – голос. Очень громкий голос. Чтобы кое-кто сверху обратил внимание на то, что тут творится.

Виталина смотрела на неё. Искушение было огромным. Использовать прессу как таран против Волкова, против его замалчивания. Но Петрова была непредсказуема. Она рвалась за сенсацией, а не за правдой. Она могла все испортить, спугнуть маньяка, навредить расследованию.

– Нет комментариев, – повторила Виталина, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Жаль, – крикнула ей вслед Анна. – Но если передумаете… Я буду рядом. Лесняково – городок маленький. Все на виду. Особенно те, кто пытается что-то скрыть.

Угроза или обещание? Виталина не знала. Она вернулась в приёмную, чувствуя себя ещё более измотанной. Игра началась, но у неё не было карт. Только враги и те, кто боялся помочь.

Вечером, когда она, последняя, собиралась уходить из своей каморки (Волков запретил ей брать дела домой), на столе она заметила то, чего не было утром. Небольшой, грязноватый листок бумаги, сложенный вчетверо. Подкинули, пока она была в приёмной или во дворе.

Сердце ёкнуло. Она развернула листок. Текст был напечатан на старой матричной принтере, буквы расплывчатые, прыгающие.

Виталина Григорьева.

Первая была лишь увертюрой.

Вторая – подтверждением тональности.

Пока все празднуют поимку X, находится СЕДЬМАЯ жертва – с классической синей лентой и символом.

Обратите внимание на запястье Василия.

Симфония только начинается.

Ваш ход.

С нетерпением жду.

– С.Л.

Ни обращения, ни подписи. Только инициалы. С.Л. Синяя Лента.

Виталина уронила листок, как обожжённая. Он знал её имя. Он знал, что она ведёт дело. Он играл с ней. Лично. И он только что убил второго человека. Василия Петренко. Таксиста. Свидетеля. И оставил ей записку. В самом участке.

Она схватила телефон, набирая номер Геры. Он взял трубку после второго гудка.

– Гера! Он был здесь! В участке! Подбросил записку! На мой стол! – её голос срывался.

На другом конце молчание. Потом тяжёлый вздох.

– Виталина… Успокойся. Что за записка?

Она зачитала текст, дрожащими руками.

– Блядь… – прошептал Гера. – Слушай. Сиди там. Никуда не ходи. Я выезжаю. И… Виталина? Не говори пока никому. Особенно Волкову. Поняла?

Она кивнула, забыв, что он не видит.

– Поняла.

Она положила трубку, схватила записку и бросилась вниз, в морг. Доктор Соколова ещё должна была быть там.

Соколова стояла у стола, где лежало тело Петренко. Она уже закончила основной осмотр. Тело было накрыто простыней. Виталина, не здороваясь, сунула ей записку под нос.

– Прочитайте! Это он! Он написал!

Соколова прочитала. Её лицо оставалось непроницаемым, только брови чуть приподнялись.

– Интересно. Театрально. И… нагло.

– Он знает моё имя! Он знает, что я здесь! – Виталина не могла сдержать дрожь в голосе. Страх, наконец, пробил броню ярости. Он был где-то рядом. Всегда. И он видел её.

– Обратите внимание на запястье Василия… – процитировала Соколова. Она спокойно откинула простыню с руки трупа. Запястье было перевязано белой марлей – место, где была лента. Соколова аккуратно размотала бинт.

Виталина ахнула. Под лентой, на бледной коже, был не просто след. Это был… рисунок. Вырезанный ножом. Неглубоко, но чётко. Примитивный, но узнаваемый символ: перевёрнутая капля или… язычок пламени? Или слеза? Символ был вырезан до наложения ленты. Лента его скрывала.

– Вот что он хотел, чтобы вы увидели, – тихо сказала Соколова. – Его вторая метка. Глубже, чем лента. Значит, он эволюционирует. Становится смелее. Или… требовательнее к вниманию своей публики.

Она посмотрела на Виталину.

– Вы – его публика, следователь Григорьева. Он пишет историю для вас. И счёт жертв, судя по всему, будет расти.

В дверях морга появился Гера. Он был бледен, запыхавшись. Увидев Виталину и Соколову у стола, увидев открытый символ на запястье трупа, он понял все без слов. Его лицо исказилось гримасой ужаса и гнева.

– Блядь! – вырвалось у него. Он посмотрел на Виталину, потом на записку в её руке. – Волкову теперь хоть не скажешь?

Виталина сжала записку. Страх отступал, сменяясь леденящей решимостью. Он вышел на связь. Он бросил ей вызов. Лично. Теперь это была не просто работа. Это была война.

– Скажу, – её голос звучал ровно, неожиданно спокойно. – И скажу ему все. Про ленту. Про клей. Про этот символ. Про записку. Пусть он кричит. Пусть бьёт. Но теперь он вынужден будет действовать. Потому что маньяк не просто убивает. Он издевается над нами. Над всей этой гнилой системой. И над ним лично. Волкову это понравится меньше всего.

Она посмотрела на синий след марли на запястье Петренко, на зловещий символ под ней, на слова в записке. Симфония только начиналась. И Виталина Григорьева, отстранённая и преданная, собиралась дирижировать своим ответом. Пусть весь оркестр Лесняково играет фальшиво. Она найдёт свою ноту. Или умрёт, пытаясь.

Глава 7. Создание Призрачной Группы

Кабинет Волкова был затянут сизым табачным дымом. Воздух гудел от напряжения. Волков сидел за столом, его лицо напоминало потрескавшуюся каменную маску. Перед ним стояли Виталина, Гера и ещё двое оперов – Шилов, угрюмый детина с пустым взглядом, и Михеев, вечно ёрничающий циник. Анна Петрова устроилась в углу, её камера была наготове, взгляд – хищный, выжидающий.

Виталина только что закончила доклад. Голос её звучал ровно, металлически, скрывая бурю внутри. Она описала все: ленту на Сомовой, клей под ней, ленту на Петренко, вырезанный символ под ней, записку, подброшенную прямо к ней на стол. Каждое слово было ударом молота по стене молчания, которую пытался возвести Волков. Она видела, как его скулы напрягались, как пальцы сжимали край стола до побеления костяшек.

Когда она замолчала, повисла тяжёлая тишина. Её нарушил только щелчок затвора камеры Петровой.

Волков медленно поднял голову. Его глаза, крошечные свиные глазки в морщинистых щелях, были полны такой ненависти, что Виталина почувствовала физический холод. Он посмотрел не на неё, а поверх голов, словно обращаясь к стене.

– Итак, – его голос был хриплым, как скрип несмазанных ворот. – Григорьева… настаивает на версии серийного маньяка. Со всеми вытекающими… театральными штучками. – Он презрительно фыркнул. – Несмотря на отсутствие официальных доказательств связи между убийствами Сомовой и Петренко.

Он сделал ударение на слове «официальных», давая понять, что улики Соколовой и записка для него таковыми не являются.

Он перевёл взгляд на Виталину.

– Ваша инициатива, Григорьева, в виде несанкционированного запроса в область и… публичного обсуждения деталей дела… – он кивнул в сторону Петровой, – поставила отдел в крайне неудобное положение. Теперь нам приходится реагировать. Формально.

Волков откинулся в кресле, сложив руки на животе.

– Приказом начальника отдела МВД по г. Лесняково создаётся оперативно-следственная группа по расследованию убийств Катерины Сомовой и Василия Петренко. Ответственный руководитель группы – следователь Григорьева Виталина Юрьевна.

Он произнёс это так, словно назначал её уборщицей туалетов. Виталина не дрогнула. Она ждала подвоха. И он последовал немедленно.

– Состав группы: оперуполномоченный Герасимов Сергей Николаевич, оперуполномоченный Шилов Андрей Викторович, оперуполномоченный Михеев Игорь Петрович.

Гера едва заметно вздохнул. Шилов и Михеев переглянулись с едва уловимыми усмешками. Волков подобрал надёжных людей. Шилов – туповатый исполнитель, верный только Волкову. Михеев – циник и лентяй. Гера – единственный, кто мог бы помочь, но он был скован страхом и прошлым.

– Ресурсы группы, – продолжил Волков, – ограничены текущей нагрузкой отдела. Шилов и Михеев задействуется по мере их освобождения от основных обязанностей. Помещение – ваш текущий кабинет, Григорьева. Техника – имеющаяся в наличии. Бюджет на экспертизы и оперативные мероприятия – согласовывается лично со мной. Каждый шаг, каждая бумага – через меня. Понятно?

Это была не группа. Это была насмешка. Фикция. Пыльная вывеска, за которой ничего не стояло. Виталина кивнула.

– Понятно.

– Ваша задача номер один, – Волков устремил на неё колючий взгляд, – не допустить паники. Никаких утечек в прессу. Никаких спекуляций на тему «синих лент» или записок. – Он бросил взгляд на Петрову, которая сладко улыбнулась в ответ. – Все официальные заявления – только через меня. Задача номер два – отработать все версии. В том числе бытовые. Петренко мог перейти дорогу бандитам. Сомову мог зарезать отвергнутый ухажёр. Не зацикливаться на своих фантазиях. Задача номер три… – он сделал паузу для усиления эффекта, – …найти реального убийцу. Быстро. Тихо. Без скандалов. Иначе…

Он не договорил, но всем было ясно: иначе отвечать будет она.

– Вопросы? – спросил Волков, явно надеясь, что их нет.

– Да, – сказала Виталина. – Первое: немедленная экспертиза лент, следов клея и символа на запястье Петренко в областной лаборатории. Второе: доступ к архивам, в частности, к делу о краже со склада Барсукова трехлетней давности, где фигурировали обе жертвы. Третье: проработка списка всех свидетелей и фигурантов того дела. Четвёртое:…

– По пункту первый, – перебил Волков, – запрос на экспертизу оформите. Я рассмотрю. Бюджет ограничен. По пункту два: архивные дела выдаются по моему личному разрешению. Предоставьте обоснование связи. По пункту три: этим займётся Герасимов. Когда освободится.