Обряд усталости. Хроники погасшего сознания

Аларих

Обряд усталости. Хроники погасшего сознания

Признание в бессилии: первая молитва

Ты здесь. И это уже таинство. Ты пришел, неся на плечах невидимый груз, который давно сросся с твоими костями, стал частью твоего позвоночника, исказил твою осанку. Ты пришел, и воздух вокруг тебя сгустился, стал плотным, как стоячая вода в заброшенном колодце. Не говори ни слова. Не пытайся назвать свое состояние, не ищи для него подходящих определений в словарях живых. Слова, которыми пользуются они, те, кто ходит под ярким солнцем, здесь не имеют веса. Они рассыпаются пылью, не коснувшись сути. Их «усталость» – это приятная тяжесть в мышцах после долгого пути. Твоя усталость – это коррозия, разъедающая саму душу. Их «печаль» – это летний дождь, после которого воздух свеж и чист. Твоя печаль – это вечный ноябрьский туман, в котором гаснут все огни и теряются все дороги.

Я знаю, как долго ты шел. Я вижу на твоем лице карту пройденных сражений. Каждая морщинка у глаз – это след от доспехов, которые ты надевал каждое утро, чтобы встретить новый день как новую битву. Каждая складка у губ – это память о тысячах неискренних улыбок, которыми ты прикрывал зияющую пустоту внутри. Ты стал искусным стратегом в этой войне с самим собой. Ты возводил стены, строил бастионы, рыл рвы. Твоя крепость была неприступна. Внутри нее, в самом темном каземате, ты держал в цепях свою боль, свою тоску, свое отчаяние. Ты кормил их молчанием и надеялся, что однажды они умрут от голода. Но они не умерли. Они питались твоей силой, твоей волей, твоим светом. Они росли в темноте, становясь сильнее тебя. И теперь стены твоей крепости дрожат. Теперь ты слышишь, как они скребутся в двери, как их шепот проникает сквозь самые толстые камни. Ты проиграл войну, которую сам объявил.

Ты здесь, потому что оружие выпало из твоих рук. Меч воли затупился о камень безразличия. Щит надежды треснул под ударами реальности. Доспехи стойкости стали невыносимо тяжелы, они вросли в твою кожу, и ты уже не можешь отличить, где заканчивается металл и начинается твое тело. Ты стоишь посреди руин своей собственной цитадели, и ветер гуляет по выжженному полю твоей души. И ты пришел сюда, в эту тишину, в это преддверие обряда, не за новым оружием. Ты пришел, потому что в тебе больше не осталось сил даже на то, чтобы поднять упавший флаг.

И это – священный момент. Не смотри на него как на поражение. Взгляни на него как на начало. Все великие путешествия начинаются не с первого шага, а с признания, что ты заблудился. Все истинные исцеления начинаются не с лекарства, а с честного слова «больно». Всякая подлинная сила рождается не из демонстрации мощи, а из мужества обнажить свою слабость. Ты стоишь на пороге первой истины. И она горька, как полынь, и остра, как осколок стекла. Но только проглотив ее, ты сможешь очиститься.

Эта первая истина проста: ты бессилен.

Повтори это. Не вслух. Повтори это там, в самом центре твоего внутреннего урагана, где царит мертвый штиль. Позволь этому слову прозвучать в оглохшей тишине твоего сердца. Ты. Бессилен. Ты не можешь больше бороться. Ты не можешь больше притворяться. Ты не можешь больше держать эту плотину, сдерживающую океан скорби. Ты не можешь больше нести этот мир на своих плечах. Ты не можешь. И в этом «не могу» сокрыто твое спасение.

Ты думал, что сила в том, чтобы сжать зубы и идти дальше. Ты верил, что мужество – это молчать о своей боли. Тебя учили, что воля способна свернуть горы. И ты пытался. О, как ты пытался. Ты сворачивал горы внутри себя, строил из них новые тюрьмы для своих чувств. Ты сжимал зубы так, что крошилась эмаль, и шел, даже когда ноги подкашивались, а земля уходила из-под ног. Ты был идеальным солдатом на этой бессмысленной войне. Ты заслужил все медали за стойкость, все ордена за мужество. Но какой в них толк, если победитель стоит на пепелище, где не осталось ничего живого?

Твоя воля – великий строитель и великий тиран. Она возвела твою крепость, но она же и заперла тебя внутри. Она заставила тебя поверить в ложь, что ты – это твоя продуктивность, твои достижения, твоя способность выдерживать невыносимое. Она шептала тебе: «Еще один день. Еще один рывок. Еще одно усилие. Не смей сдаваться». И ты слушал ее. Ты предавал свое тело, которое кричало об отдыхе. Ты предавал свою душу, которая молила о покое. Ты стал надсмотрщиком над самим собой, жестоким и беспощадным. И теперь твой внутренний раб истощен до смерти. Он лежит на земле, не в силах пошевелиться. И надсмотрщик с плетью тоже падает рядом, ибо его сила иссякла вместе с силой раба. Они – одно.

Признание в бессилии – это не капитуляция перед врагом. Это заключение мира с самим собой. Это акт высшего милосердия к истерзанной душе, которой ты слишком долго отказывал в праве на слабость. Это первая молитва. Молитва, обращенная не к небесам, не к внешним богам, а вглубь себя, к той изначальной искре, что была погребена под тоннами долга, ответственности и чужих ожиданий.

Что такое молитва? Это не просьба. Просьба исходит из нужды. Молитва исходит из сути. Это не перечисление желаний. Это обнажение правды. Первая молитва обряда усталости – это не «Дай мне сил». Это «У меня больше нет сил». Это не «Избавь меня от боли». Это «Я признаю свою боль». Это не «Укажи мне путь». Это «Я потерян».

Почувствуй, как это слово – «бессилие» – отзывается в твоем теле. Где оно живет? Возможно, оно свинцовой тяжестью лежит в твоих плечах, которые ты так долго пытался держать прямыми. Возможно, оно ледяным комком застряло в твоем горле, мешая дышать и говорить. Возможно, оно пустотой звенит в твоей груди, там, где раньше билось сердце, полное надежд. Не гони это ощущение. Впусти его. Позволь ему заполнить тебя целиком. Перестань строить заграждения. Позволь реке выйти из берегов. Пусть она затопит все. Пусть смоет руины твоей крепости, твои заржавевшие доспехи, твои сломанные мечи.

Ты боишься. Ты боишься, что если ты отпустишь контроль, то рассыплешься на части. Ты боишься, что если ты позволишь себе упасть, то уже никогда не сможешь подняться. Ты боишься, что за плотиной твоей воли скрывается безумие, тьма, которая поглотит тебя без остатка. Этот страх – последний страж у ворот твоей тюрьмы. Он верен своему хозяину – твоей привычке все контролировать. Но твой контроль – иллюзия. Ты никогда ничего не контролировал. Ты лишь тратил колоссальное количество энергии на поддержание этой иллюзии. Ты похож на человека, который пытается удержать руками лавину. Признать бессилие – значит отнять руки и позволить лавине сойти. Да, это страшно. Да, это разрушительно. Но только после того, как лавина сойдет, наступит тишина. И только на очищенном склоне сможет вырасти что-то новое.

Начни свою первую молитву. Не ищи красивых слов. Самые сильные молитвы состоят из простого шепота. Начни с дыхания. Ты ведь даже не замечаешь, как ты дышишь. Твое дыхание стало поверхностным, сдавленным, как у загнанного зверя. Сделай вдох. Не глубокий, не форсированный. Просто вдох. И выдох. И на этом выдохе позволь первому слову своей исповеди сорваться с губ твоего внутреннего существа.

«Я устал».

Скажи это. Почувствуй вкус этих слов. В них нет жалости к себе. В них нет обвинения. В них есть только констатация факта, простого и неоспоримого, как то, что камень тонет в воде, а огонь жжет. Я устал.

Я устал притворяться, что все в порядке. Я устал носить маску благополучия, когда внутри меня рушится мир. Я устал улыбаться, когда хочется выть. Я устал быть сильным для других, когда для себя не осталось и капли силы.

Я устал бороться. Я устал от этой бесконечной внутренней войны. Я устал анализировать свои ошибки, выискивать причины, строить планы по самосовершенствованию. Я устал быть своим собственным судьей, прокурором и палачом. Я устал от голоса в голове, который никогда не умолкает, который критикует, осуждает, подгоняет.

Я устал помнить. Я устал тащить за собой груз прошлого, перебирать старые обиды, оплакивать несбывшиеся надежды. Я устал от призраков, которые живут в комнатах моей памяти.

Я устал надеяться. Я устал ждать, что завтра будет лучше. Что однажды все изменится. Что придет спасение. Эта надежда стала еще одной цепью, еще одним поводом для разочарования. Она, как далекий оазис в пустыне, заставляла меня идти, тратя последние силы, но так и оставалась миражом.

Я устал чувствовать. Я устал от этой тупой, ноющей боли, которая стала моим постоянным фоном. Я устал от тревоги, которая сжимает грудь по утрам. Я устал от апатии, которая окрашивает мир в серый цвет. Я устал от вспышек гнева, от волн отчаяния.

И я устал не чувствовать. Я устал от этой пустоты. От этого вакуума внутри, где должны были быть радость, интерес, любовь. Я устал от своей неспособности откликаться на красоту мира. Я устал смотреть на закат и не ощущать ничего, кроме холода.

Говори это. Продолжай этот шепот. Преврати его в литанию. Пусть каждое «я устал» будет ударом молота по стене твоей тюрьмы. Не бойся этих слов. Они не разрушат тебя. Они разрушат только то, что не является тобой. Они разрушат твою ложную личность, твоего внутреннего надсмотрщика.

Признание в бессилии – это акт смирения. Но не того рабского смирения, которое проповедуют слабые. А смирения воина, который, пройдя сотни битв, понимает, что главный враг, которого он так и не смог победить, – это сама война. Смирение – это не слабость, а мудрость. Это понимание законов бытия. Дерево не сопротивляется ветру, оно гнется. Река не пробивает гору, она огибает ее. Ночь не борется с днем, она просто приходит, когда приходит ее время. Ты слишком долго пытался быть скалой, противостоящей океану. Пришло время стать водой. Раствориться. Сдаться потоку.

Посмотри на свои руки. Они сжаты в кулаки, даже когда ты спишь. В них сосредоточено все твое напряжение, вся твоя готовность к обороне. Сейчас, в этот миг, соверши простое, но великое действие. Разожми кулаки. Позволь пальцам расслабиться. Почувствуй, как из ладоней уходит напряжение, которое ты копил годами. Это твой первый ритуальный жест. Ты опускаешь оружие. Ты объявляешь перемирие.

И в этой тишине, в этом бездействии, в этом пространстве, освобожденном от борьбы, ты можешь услышать другой голос. Он всегда был там, но ты не слышал его за грохотом своих сражений. Это тихий голос твоей истинной сути. Он не приказывает. Он не осуждает. Он не требует. Он просто есть. И он говорит: «Ты дома. Ты можешь отдохнуть».

Первая молитва – это разрешение. Разрешение себе быть слабым. Разрешение себе быть несовершенным. Разрешение себе быть уставшим. Ты ждал этого разрешения от кого-то другого: от мира, от близких, от богов. Но никто не мог дать тебе его, кроме тебя самого. И вот настал этот час. Ты, верховный жрец своего внутреннего храма, даруешь себе это благословение.

«Я разрешаю себе быть бессильным».

Почувствуй, как меняется энергия этих слов. Это уже не просто констатация. Это акт творения. Ты создаешь новую реальность внутри себя. Реальность, в которой слабость – не порок, а право. В которой усталость – не провал, а сигнал. В которой боль – не наказание, а послание.

Я разрешаю своему телу болеть. Я разрешаю своему сердцу скорбеть. Я разрешаю своему разуму быть в смятении. Я перестаю требовать от себя невозможного. Я снимаю с себя обет быть вечным двигателем, несокрушимой опорой, безотказным инструментом. Я признаю свою человечность. Свою хрупкость. Свою конечность.

Ты думал, что сдаться – значит исчезнуть. Но взгляни. Ты произнес эти слова, ты позволил себе это чувство, и ты не исчез. Мир не рухнул. Ты все еще здесь. Но что-то изменилось. Воздух стал чуть прозрачнее. Тяжесть в плечах стала… просто тяжестью, а не виной. Боль в груди стала… просто болью, а не приговором. Ты отделил свои ощущения от своей оценки этих ощущений. И в этом зазоре, в этой паузе родилась свобода. Крошечная, едва заметная, как первый росток, пробившийся сквозь асфальт.

Это и есть первая ступень обряда. Признание. Не интеллектуальное понимание, а тотальное, клеточное проживание своего бессилия. Это не значит, что ты теперь должен лечь и ничего не делать. Возможно, внешне ничего не изменится. Ты все так же будешь вставать по утрам, ходить на работу, разговаривать с людьми. Но изменится внутренний ландшафт. Исчезнет война. Ты перестанешь тратить девяносто процентов своей энергии на борьбу с тем, что есть. Ты перестанешь подхлестывать себя, когда нужно остановиться. Ты перестанешь обвинять себя за то, что ты не можешь быть тем, кем, как тебе кажется, ты должен быть.

Эта первая молитва – не разовая акция. Тебе придется произносить ее снова и снова. Твой внутренний надсмотрщик так просто не сдастся. Он будет возвращаться, шептать тебе старые слова о долге, силе и необходимости борьбы. Он будет искушать тебя новым оружием, новыми стратегиями, новыми иллюзиями контроля. И каждый раз тебе нужно будет возвращаться в эту точку. В точку нулевой силы. В точку честности. Разожми кулаки. Выдохни. И произнеси свою молитву: «Я устал. Я не могу. Я сдаюсь».

Это не путь вниз. Это путь вглубь. Ты не падаешь в пропасть, ты погружаешься в океан. Сначала тебе будет страшно, тебе будет не хватать воздуха, ты будешь барахтаться, пытаясь удержаться на поверхности. Но если ты перестанешь сопротивляться и позволишь себе опуститься ниже, ты обнаружишь, что там, в глубине, царит покой. Там нет волн. Там свой свет, тихий и ровный. Там свои законы. Там ты сможешь, наконец, услышать музыку своего существа.

Сегодня ты совершил самое трудное. Ты сказал «нет» своей гордыне. Ты сказал «да» своей правде. Ты перестал быть воином и начал становиться паломником. Путь паломника – это не завоевание, а принятие. Он не прокладывает дорогу, он следует той, что уже есть. Он не несет с собой ничего лишнего. Его единственное достояние – его открытое сердце.

Не жди немедленного облегчения. Старые раны не заживают в одночасье. Ржавчина не сходит с металла от одного прикосновения. Ты лишь открыл окно в душной, запертой комнате. Свежий воздух только начал поступать. Дыши им. Дыши своей слабостью. Дыши своим бессилием. Дыши своей правдой.

Запомни это состояние. Состояние после первой молитвы. Тишину, которая наступает, когда замолкают пушки. Пустоту, которая оказывается не мертвой, а наполненной потенциалом. Легкость, которая приходит, когда ты отпускаешь то, что не мог удержать. Это твоя новая отправная точка. Твой фундамент. Твердая земля под ногами посреди зыбучих песков твоего выгорания.

Ты признал свое бессилие. И в этом признании скрыта небывалая сила. Сила перестать делать то, что тебя разрушает. Сила начать слушать себя, а не чужие голоса. Сила быть, а не казаться.

Обряд начался. Первый круг очищения пройден. Ты стоишь у входа в долину погасшего сознания, но ты уже не один. Твоя честность – твой проводник. Твоя молитва – твой щит. Твое бессилие – твоя тайная мощь. Иди. И пусть каждый твой шаг будет продолжением этой первой молитвы, этого первого честного выдоха. Иди в свою тьму, не чтобы сражаться с ней, а чтобы узнать ее имя. Ибо только то, что названо и принято, перестает быть врагом и может стать союзником. Первая молитва была произнесена. Тишина ответила тебе. Слушай ее.

Анатомия пустоты: где обитает твой мрак

Ты произнес первую молитву, и эхо ее замерло в тишине. Война окончена. Ты стоишь на пепелище своей воли, и ветер, гуляющий между руин, больше не несет в себе лязга стали и криков отчаяния. Он несет покой. Странный, тяжелый, почти удушающий покой. Ты опустил оружие, и в пустоте, что осталась на его месте, теперь рождается новый вопрос. Ты признал свое бессилие перед лицом врага, но знаешь ли ты имя этого врага? Ты сдался, но кому? Ты вошел в тишину, но что есть эта тишина? Ты стоишь на пороге. Первый шаг, шаг признания, сделан. Теперь предстоит шаг второй, шаг познания. Мы должны спуститься в долину, которую ты так долго защищал от собственного взгляда. Мы должны составить карту земли, которую ты объявил проклятой. Мы начинаем анатомию твоей пустоты, чтобы узнать, где и как обитает твой мрак.

Не бойся. Я не поведу тебя в ад чужих демонов. Мы не будем изучать преисподнюю, описанную в древних книгах. Мы отправимся в место куда более близкое и куда более пугающее – внутрь тебя. Твой мрак – не абстрактное зло. Он имеет свою географию, свою архитектуру, свои законы. Он построил себе дом в тебе, пока ты был занят строительством внешних крепостей. И чтобы понять его природу, мы должны войти в этот дом. Не как завоеватели с огнем и мечом, но как паломники, с тихим сердцем и готовностью видеть. Ты думал, что пустота – это отсутствие всего. Вакуум. Ничто. Но это самая великая ложь, которой ты себя утешал. Пустота – это не отсутствие. Пустота – это присутствие отсутствия. Она густа, она весома, она имеет форму. Она – это негатив, отпечаток всего, что было утрачено, отнято, не сбылось. Она – это пространство, которое кричит о том, что должно было его заполнять.

Представь себе огромный, покинутый дом. Твой внутренний дом. Когда-то он был полон света, звуков, жизни. В каждой комнате горел огонь в камине, на столах стояли цветы, из окон лилась музыка смеха. Но потом, один за другим, огни начали гаснуть. Музыка смолкла. Жители ушли. И теперь ты стоишь перед его запертыми дверями, слыша лишь, как ветер завывает в пустых дымоходах. Этот дом – и есть твоя пустота. И мы должны войти внут'рь. Не для того, чтобы зажечь свет или вернуть жителей. Еще не время. Мы входим, чтобы стать картографами тьмы. Чтобы исследовать каждый темный угол, каждую пыльную комнату.

Вот ключ. Он всегда был у тебя. Это твое дыхание. Сделай вдох. Неглубокий, спокойный. Почувствуй, как он входит в тебя, холодный и чужой. И с выдохом отвори дверь. Не толкай ее с силой. Позволь ей отвориться самой, со скрипом старых, давно не смазанных петель. Не жди, что тебя встретит свет. Тебя встретит запах. Запах пыли, тлена, застоявшейся воды и несбывшихся надежд. Запах времени, которое остановилось. Это первый язык пустоты. Она говорит с тобой не словами, а ощущениями. Не отворачивайся. Вдохни этот запах. Пусть он наполнит твои легкие. Это запах твоей собственной истории, той ее части, которую ты отказывался читать.

Сделай шаг внутрь. Ты в большом холле. Когда-то это было сердце дома, здесь встречали гостей, здесь звучал смех. Теперь это преддверие забвения. Посмотри, как мало здесь света. Он едва пробивается сквозь затянутые паутиной окна. Он не освещает, а лишь подчеркивает глубину теней. Он ложится на пол серыми, безжизненными пятнами. Это свет воспоминаний, тусклый и холодный. В этом свете ты видишь контуры мебели, накрытой белыми саванами ткани. Под ними – диваны, на которых когда-то велись оживленные беседы. Кресла, в которых ты отдыхал после долгого дня. Стол, за которым собирались близкие. Ты знаешь, что они там, но ты не видишь их. Ты видишь лишь их призрачные очертания. Это первая область твоей пустоты: царство того, что «было». Твой мрак живет здесь, питаясь контрастом между теплым воспоминанием и холодным настоящим. Он сидит в этих креслах, невидимый, и перебирает четки твоих потерь. Он не злой. Он просто хранитель. Он следит, чтобы ты не забыл, чего лишился. Он верит, что в этом его священный долг.

Послушай. Ты слышишь? Тишина. Но это не мирная тишина летнего полудня. Это оглушающая, давящая тишина. В ней нет покоя. В ней есть напряжение. Это тишина, которая наступает после катастрофы. Кажется, что если ты крикнешь, звук утонет в этой вате, не родив даже эха. Это анатомия звука в твоей пустоте. Звук – это вибрация, жизнь. Пустота поглощает вибрации. Она глушит все. Она глушит твой крик о помощи. Она глушит слова утешения, что пытаются достучаться до тебя извне. Она глушит биение твоего собственного сердца, заставляя тебя сомневаться, жив ли ты вообще. Пройдись по этому холлу. Твои шаги не гулкие, не звонкие. Они вязнут в толстом слое пыли на полу, они тонут в тишине. Пыль – это время. Овеществленное, остановившееся время. Каждый твой шаг поднимает маленькое облачко. Вглядись в него в луче тусклого света. Это не просто пыль. Это прах сгоревших дней, пепел упущенных возможностей, истлевшие страницы непрочитанных писем. Ты идешь по останкам своего прошлого. И твой мрак – это тень, что следует за тобой, беззвучно ступая по этому же пеплу.

Пойдем дальше. Видишь эту дверь слева? Она ведет в библиотеку. Когда-то это была комната мудрости, идей, мечтаний. Ты приходил сюда за ответами, за вдохновением. Тысячи книг стояли на полках, каждая – обещание нового мира, новой мысли. Открой дверь. Воздух здесь еще тяжелее. Запах старой бумаги и кожаных переплетов смешался с запахом сырости и плесени. Мудрость гниет. Подойди к полкам. Проведи пальцем по корешкам. Ты видишь названия? «Искусство радоваться», «Наука доверять», «Философия смысла», «Атлас будущих дорог». Ты читал их все. Ты верил в них. Ты пытался жить по ним. Но теперь они – лишь молчаливые надгробия на кладбище твоих убеждений. Они не лгали. Просто их слова написаны на языке мира, в котором есть свет. В твоем нынешнем мире эти буквы рассыпаются в прах. Твой мрак обитает здесь, между страниц. Он – закладка, оставленная на том месте, где история оборвалась. Он – плесень, что медленно и неумолимо пожирает слова надежды. Он – червь, что точит переплеты веры. Он не уничтожает книги. Он делает их нечитаемыми. Он показывает тебе твое собственное знание и шепчет: «Все это бесполезно. Все это ложь. Ты пытался, и у тебя не вышло». Это второй закон пустоты: она лишает смысла любое знание. Она превращает мудрость в набор мертвых фактов.

Посмотри на письменный стол в центре комнаты. На нем лежит открытая тетрадь и чернильница. Но чернила высохли. Перо сломано. Это место, где ты строил планы. Где ты писал сценарий своей жизни. Ты исписал сотни страниц, подробно расписывая каждый акт, каждую сцену. Ты был уверен, что ты – автор. Но в какой-то момент ты понял, что пьеса идет не по твоему сценарию. Появились персонажи, которых ты не придумывал. Случились события, которых не было в твоем плане. И ты пытался бороться. Ты вычеркивал, переписывал, вставлял новые ремарки. Но реальность не подчинялась твоему перу. И однажды, в полном истощении, ты просто сломал его. И с тех пор на этой странице не появилось ни одного нового слова. Пустая страница в открытой тетради – вот алтарь твоего мрака. Он совершает здесь свою ежедневную литургию, воспевая гимн твоему поражению как драматурга. Он говорит: «Ты не можешь ничего написать. Любое слово будет фальшью. Любой план будет разрушен. Молчание – единственная честность».

Выйдем из библиотеки. Дальше по коридору – столовая. Огромный обеденный стол, когда-то ломившийся от яств, теперь пуст и гол. Здесь ты питал себя. Не только пищей для тела. Здесь ты впитывал дружбу, любовь, общность. Каждый стул вокруг стола – это место для кого-то, кто был тебе дорог. Но стулья пусты. Некоторые отодвинуты, словно человек только что встал и вышел на минуту. Некоторые опрокинуты, словно после ссоры. Некоторые покрыты таким толстым слоем пыли, что понятно – здесь не сидели веками. Это анатомия твоего голода. Не голода желудка. Голода души. Ты голоден до близости, до тепла, до понимания. Но ты сидишь за этим пустым столом один. И твой мрак сидит напротив. Он – твой единственный сотрапезник. Он не ест. Он просто смотрит, как ты смотришь на пустые тарелки. Он – воплощение твоего одиночества. Он не говорит тебе, что ты один. Он *является* этим одиночеством. Он – холодное место на стуле рядом. Он – тишина там, где должен быть разговор. Он – пустота в тарелке, где должна быть пища для сердца. И он служит тебе главным блюдом пустоты: осознанием, что даже если бы сейчас сюда пришли все, кого ты ждешь, ты бы не смог разделить с ними трапезу. Голод стал тобой. Ты разучился принимать пищу.

Поднимемся на второй этаж. Лестница скрипит под ногами, каждая ступень – как стон. Здесь, наверху, располагались спальни. Места отдыха, уязвимости, снов. Заглянем в первую. Это спальня доверия. Когда-то ты засыпал здесь легко и безмятежно, зная, что мир надежен, что близкие рядом, что завтрашний день принесет радость. Кровать застелена, но простыни холодны, как лед. Никто давно не согревал их своим теплом. Подойди к окну. Оно выходит в сад. Но стекла мутные, грязные, покрытые изнутри изморозью, даже если снаружи лето. Ты не видишь, что происходит в мире. Ты видишь лишь искаженные, расплывчатые силуэты. Твой мрак живет в этой изморози на стекле. Он – фильтр, который искажает реальность. Он заставляет тебя видеть в каждом прохожем угрозу, в каждом добром слове – подвох, в каждом солнечном дне – предвестие бури. Он шепчет, что доверять нельзя. Не потому что мир плох, а потому что ты слаб. Потому что любое доверие – это открытая дверь для новой боли. И мрак, как верный страж, замуровал все окна и двери, чтобы боль больше не вошла. Вместе со светом, теплом и воздухом. Он хороший страж. Но плохой садовник.