Вещие сны

Он вернулся в ту же комнату, в которой проснулся, и почему-то вновь погрузился в сон. И снился ему сад, полный розовых кустов, соловей, что поёт над розой алой, водная гладь… Много чего снилось, но ничего не запомнилось. В этот раз он проснулся не от голоса, а от необыкновенно вкусных ароматов.

На том же подносе, затерянном среди множества подушек, лежал его обед. Он не знал названий этих блюд. Порой даже плохо понимал, что же он ест. Но это было настолько вкусно, что он съел практически всё, что было на этом подносе. И как это ни странно, снова уснул.

Так и началась его жизнь в этом саду. Словно по волшебству, здесь появлялось всё то, что ему было необходимо: свежая родниковая вода, изысканная еда, чистая одежда. Даже ящик водки, обнаруженный им в углу комнаты, его не удивил. Но, как ни странно, пить не хотелось.

А хотелось писать. И воспевать этот персидский рай, окружающий его. Он обнаружил в доме даже комнату с письменным столом и уже на третий день своего пребывания здесь начал писать стихи об этой чудесной Персии, в которую он так хотел попасть. И наконецтаки попал.

***

В России почти все поэты были дворянами. Так уж сложилось. Если в крестьянской среде и появлялись одарённые люди, наделённые даром слова, но, несмотря на это, пройти путь к известности им не удавалось. Исторические процессы вызвали к жизни такое новое явление, как крестьянский поэт. Это трудно было понять и оценить: вроде поэт, но не поэт, вроде крестьянин, но не крестьянин.

А потом появился Он. Кто-то из вершителей литературных судеб написал о нём; что люди воспринимают его стихи, как гурман землянику, появившуюся вдруг в январе месяце. Он быстро стал настолько популярен, что о нём стало модно говорить. О степени его славы свидетельствовала лишь дурацкая фраза о том, что его не узнают только трамваи и лошади.

Но самым главным во всём этом было то, что все, кто понимал, что он делает, признали его как создателя национального поэтического архетипа. Они уверяли, что он умеет переходить с крика на шёпот, от любви к ненависти, от восхищения к игнорированию единым рывком. Говорили, что он весь растворён в русском языке и национальном характере. И как бы под водя итог всем комплиментам, что были сказаны в его адрес, его называли просто гением.

Когда он впервые попал в СанктПетербург, то встречался с поэтом номер один в тогдашней России. Тот его тут же классифицировал и соотнёс в одну и ту же рубрику с самыми яркими крестьянскими поэтами. А это было очень и очень неправильно. Может быть, все эти поэты и были талантливы, но ведь они же не были гениями. Их стихи пахли только что вспаханным полем и свежим навозом, лесом и полевыми цветами. Но не было в них изначально той концентрации национального духа, который пронизывал все творения этого удивительного поэта. А ещё он был русским во всём. Даже в своих «Персидских мотивах».

Спустя годы, о нём будет написано намного больше, чем он успел написать сам за свою короткую жизнь. И в каждом посвящённом ему труде будет предпринята попытка понять суть его творчества и тайну его личности. Учёные и литературоведы, уверенные в том, что всему надо учиться, не смогли принять и понять то, что в мир поэзии вступил человек, для которого создание стихов было столь же естественным процессом, как пение для птиц.

***

Когда древние произносили слово «гений», то они имели в виду не какогото конкретного человека, а некую высшую волшебную сущность, которая приходит к человеку и отражается во всём, что он создаёт. Именно в силу этого поэты древнего мира не считали свои произведения какими-то собственными достижениями. Если они делали чтото, что вызывало всеобщее восхищение, то они были убеждены, что им помог «гений».

Любой творческий человек прекрасно понимает, что огонь божественного не так уж часто освещает его путь. Не следует забывать, что когда человек делает чтото невозможное, непостижимое, безумно прекрасное, это нельзя объяснить никакими рациональными причинами. В древности это прекрасно понимали.

Когда же наступила эпоха Ренессанса, его безграничный гуманизм и вечный гимн во славу чело века уже не оставляли места для веры в существование каких-то высших сил. Появилась уверенность, что творчество берёт начало в самом человеке. Изменились словесные конструкции. Теперь уже не говорили, что у «него есть гений», а просто констатировали, что «он есть гений». Это позволило людям думать о том, что творческие люди сами по себе могут быть источниками чего-то божественного. Равно как созидательного и мистического. Для хрупкой же человеческой натуры это был огромный груз. Просто неподъёмный.

При этом всё же тайной за семью печатями всегда оставалась как суть самого процесса создания чегото прекрасного, так и взаимоотношения между человеком и результатами его творчества. А по том так уж сложилось, что, по существу, начиная с эпохи Ренессанса, все пять веков были пронизаны идеями рационального гуманизма. А ведь творчество по своей природе всегда было явлением иррациональным.

Если задаться целью выяснить механизм появления тех или иных шедевров у самих поэтов, то каждый из них может рассказать свою историю о том, как к нему пришла та или иная строка. Среди них будет немало тех, которые поведают вам о том, что ктото диктовал им все эти божественные строки. Будут говорить о музе или о том, что они услышали всё это во сне и им оставалось только записать это. Именно таким творцом и был великий поэт. И его гений диктовал ему всё то, что навсегда вошло в сокровищницу русской поэзии. Словом, его гениальность, видимо, следовало понимать точно так же, как это было у древних поэтов.

Както собираясь на свой первый благотворительный бал, он надел фрак. И показался самому себе безумно смешным. Он был мужчиной среднего роста. С лицом необыкновенной красоты. Но не было в нём того аристократического лоска, который позволял бы эффектно выглядеть во фраке. И тогда он себе придумал образ этакого сына народа, который с гордостью носит свои пшеничные волосы, русскую рубаху, гордится своими галифе и сапогами. Образ мог бы быть очень смешным и забавным, если бы не оказался ему удивительно к лицу. Он был необыкновенно гармоничен во всём этом. И вызывал только восхищение. А ещё всё это порождало у женщин острое желание называть его «золотой головой».

И сегодня каждый из нас очень часто представляет его именно в том образе, который он когдато создал перед тем балом. Он кажется тесно связанным с его безумно красивыми стихами, с его любовью к родному краю, с его фантастической способностью говорить о самых сокровенных материях без пафоса и надрыва. Говорить так, как это мог делать только он.

***

А потом в этом имении он увидел сон. Тот был очень странным. И безумно страшным. Всё то, что произойдёт потом, в той самой гостинице северной столицы, разворачивалось у него перед глазами. В самом начале сна, ещё до того, как он увидел себя в этом гостиничном номере, он пытался кудато бежать. Но какието люди в чёрном вокруг него долго и печально о чёмто его просили. Он не мог разобрать слов. Но понимал лишь одно: они умоляли никуда не уезжать. Уговаривали его остаться здесь, в этом саду. Так долго, как это будет воз можно.

Проснулся же он от качки. Эта качка его убаюкивала. Хотелось спать и не просыпаться. Пока не выспишься. Но мысль о том, что этой качки в принципе не может быть, всётаки не давала ему уснуть. Он понял, что это не сон и не галлюцинация. Он был на корабле. И куда бы он не бросал свой взгляд, видел только морскую гладь и редкие волны. Он так и не вспомнил, когда и где заснул. И не понял, почему вдруг оказался на этом корабле. Спрашивать о чёмто было просто бесполезно. Ведь на корабле никто не говорил по-русски.

Ему улыбались, его пытались накормить и напоить. Но его абсолютно не понимали. Он тоже ничего не понимал из того, что ему пытались сказать. А потом они просто остановились. Переместились с корабля в какуюто лодку, подплыли к берегу, сели в машину и поехали в гостиницу. Его там сразу узнали. Стало както спокойнее на душе. Он вошёл в свой привычный номер и непонятно кому, просто в пустоту, сказал:

– Ну, вот, я снова в Баку.

К вечеру наконецтаки появился его самый задушевный друг. Всё сразу стало на свои места. Он ему рассказывал о том, как они придумали весь этот план по его «отправке в персидский край». А ещё он доказывал ему, что в настоящей Персии не может быть так хорошо, как это было в этом прекрасном имении.

Его друг, в деталях и подробностях, говорил о том, как бакинские нефтебароны в период нефтяного бума приглашали сюда лучших немецких специалистов и пытались понять, в каком же из бакинских сёл лучше всего строить свои загородные замки. По качеству воздуха и степени его целительности на первом месте оказались Мардакяны. Здесь была, правда, не очень хорошая земля, да ещё и вода из местных колодцев была солоноватой. Тогда землю сюда начали возить на баржах из Ленкорани. А питьевую воду провели с гор. Ведь действительно, все проблемы оказались решаемы, кроме той, что ни в одном селе не было воздуха такого качества. А здесь он был. Вот так и появились в этом селе роскошные имения нефтяных баронов.

А потом его повезли к прекрасному дворцу. Пытались продемонстрировать, что этому нефтепромышленнику удавалось не только хорошо добывать нефть и закладывать прекрасные сады, но и создавать чудеса в камне. Он согласился с тем, что у того был отменный вкус. Действительно, и мардакянский особняк, и этот дворец были прекрасными свидетелями того, что этот нефтяник хорошо разбирался не только в нефтяном оборудовании, но и в архитектуре.

Друг его уговаривал остаться в Баку и не уезжать. Долго уговаривал. Тогда он рассказал ему про свой странный сон. И про то, как люди в чёрном вначале требовали от него, чтобы он остался. А потом умоляли об этом.

– Вот видишь!!! И у меня какието нехорошие пред чувствия.

Но всё же, в конце концов, он уехал именно туда, в северную столицу, что снилась ему. И поселился в той самой гостинице из своего сна.

Именно там история жизни великого поэта завершилась страшной трагедией. Об этом самоубийстве много писали. Всё пытались его понять и объяснить. Не смогли. Было немало и тех, кто считал эту смерть насильственной. Цитировали Троцкого и Бухарина. Задавались вопросом: «Нужны ли всётаки его стихи пролетариату?» – с таким энтузиазмом строящему своё светлое будущее.

Учёный

В Баку он приехал в поисках той самой «прекрасной персиянки». Он сам называл её «непокорной персиянкой». Впервые он увидел её в 1916 году. Она сразу поразила его воображение. Но это были годы Первой мировой войны, и ему не удалось поближе с ней по знакомиться.

У этой персиянки было два огромных преимущества перед всеми другими сортами пшеницы: она была устойчива к любым болезням растений и легко переносила засуху. Он долго искал те места, где могло зародиться это чудо. И нашёл его. Этим местом оказался Кавказ.

Этот выдающийся учёный приехал сюда создавать филиал своего института. Страна только пережила голод в Поволжье. По различным оценкам, от него по гибли от пяти до двадцати пяти миллионов человек. Причин столь ужасного явления было множество.

Но одна из главных заключалась в том, что никогда в истории этой страны крестьяне и помыслить не могли даже о том, чтобы вести своё хозяйство на основании каких-то научных рекомендаций. Всё дела лось по старинке. Но ведь никто и не задумывался, что может нагрянуть столь страшная засуха и уничтожить всё.

Когда гражданская война, экономический кризис и массовый голод сплелись в единое целое и смогли умертвить за короткое время огромное количество людей, вождь мирового пролетариата издал особый указ:

– Обновить сельское хозяйство страны на основе достижений науки!

С этой целью был создан новый институт. И его предложили возглавить этому гениальному учёному. Он сразу же начал создавать филиалы этого института в различных уголках страны. Самым примечательным в этом указе являлось то, что под все эти исследования были обещаны средства, позволяющие развернуть серьёзное изучение как диких, так и культурных растений. Проводящие их учёные обещали в перспективе вывести состояние аграрной науки на совершенно новый уровень.

Однако людям, наделённым властью, трудно было объяснить: невозможно достичь ощутимых результатов в те короткие сроки, которые определялись постановлениями партии и правительства. Это понимали все серьёзные учёные. И они открыто говорили об этом. Но в результате власти поверили шарлатанам от науки, обвинившим истинных учёных во вредительстве. В конце концов, даже он, учёный с мировым именем, приложивший массу усилий для того, чтобы разрешить насущные проблемы сельского хозяйства, был оболган неучами. Это была его личная трагедия и трагедия той науки, которую называли генетикой.

***

Он родился в Москве, в семье купца. Но редко бывал в этом городе: он считался одним из выдающихся путешественников своего времени. И все его путешествия были необычны. Несмотря на трудности. Он сумел организовать десятки экспедиций в различные уголки Земли и создать самую богатую в мире коллекцию растений. А ещё его теоретические исследования получили признание в научном мире.

Его при жизни называли гением. Но сам он себя называл охотником за растениями. Он сумел побывать на каждом из пяти континентов. И с каждого привозил пакеты с семенами. А потом написал работу, которая так и называлась: «Пять континентов». В ней он рассказал в том числе и о том, что в каждой стране крайне важно понять её «земледельческую душу».

Он всю жизнь искал центры происхождения большинства растений. И добился немалых успехов в своих поисках. А ещё у него была любимая при сказка:

– Начинать исследования надо забравшись на глобус.

Обычно говорят, что наука требует холодной головы и отсутствия разных и всяких страстей. Но его всё же называли страстным учёным. Его выступления на различных конгрессах мирового уровня всегда производили фурор и сопровождались оглушительными аплодисментами. Учёные считали такую реакцию нормальной:

– Это биологи приветствуют своего корифея.

***

Когда он осознал, что окружён стеной недопонимания, он всё же попытался добиться встречи с тем, кто в те годы вершил судьбы всех и вся, в том числе и учёных. Встреча состоялась, но была какойто очень странной. На ней прозвучало три вопроса. Каждый из них звучал как обвинение.

– Так и будете заниматься цветочками и лепесточками?

–А кто делом будет заниматься?

– Кто будет страну кормить, создавая новые сорта пшеницы?

После этого ему просто не дали возможности ответить ни на один из этих вопросов. Чётко и ясно объявили:

– Вы свободны.

Он последовал совету и всё же попытался остаться свободным человеком в несвободной стране. Не получилось. Сначала он потерял свободу, а потом лишился и жизни.

Одна из легенд о нём гласит, что на Тегеранской конференции глава английской делегации интересовался тем, куда же пропал тот знаменитый член королевского общества, который жил в СССР? В момент, когда звучал этот вопрос, его уже не было в мире живых. Приговорённый к смертной казни, он чудом избежал расстрела и умер в своей тюремной камере. У него просто остановилось сердце. Никому и ничего не известно о том, вспоминал ли он в последние минуты своей жизни тот вещий сон, что приснился ему в том прекрасном особняке в Мардакянах.

Тогда, увидев этот сон, он долго не мог прийти в себя от удивления. Было очевидно, что ему снится тюрьма. Но каким образом он, один из блестящих умов своего времени, мог оказаться в тюрьме? Оставалось ещё много времени до того, когда в стране начнутся аресты и репрессии. А пока он свободно ездил по всему миру и привычно возвращался в свой институт. И было непонятно, откуда в его сне взялись эти чёрные человечки, которые хором, на разные голоса, выкрикивали одноединственное слово:

– Уезжай. Уезжай. Уезжай.

Он проснулся. Выглянул в сад. Даже ночью он был прекрасен. Днём же он просто поражал воображение. Прежде всего уникальной системой орошения. Здесь вода постоянно выкачивалась из колодцев, находящихся на различной глубине. Потом она накоплялась в бассейнах и давала возможность поддержать жизнь самых капризных растений в условиях засушливой зимы и знойного лета. Именно здесь он и решил основать филиал своего института и дендрарий.

А потом он долго расспрашивал о том человеке, который смог создать эту уникальную систему орошения. Рассчитывал услышать лишь имя человека, но вынужден был выслушать историю любви и грандиозного успеха одного из самых известных бакинцев. А ещё ему показали комнату, где жил великий поэт, создавший здесь, в этом особняке, свои знаменитые «Персидские мотивы».

Перед самым отъездом из Баку ему вновь приснился сон. И опять ему снились какие-то странные люди в чёрном. Почемуто всю ночь они его уговаривали уехать.

– Уезжай! Далеко-далеко. Так далеко, куда только сможешь уехать.

А ещё ему снилась очень маленькая комната. Он лежал в ней абсолютно беспомощный, тяжело больной и было ясно, что жить ему оставалось совсем немного. Всего чуть-чуть. Может быть, несколько ми нут или секунд.

Три предсказанные смерти

Это место и сегодня просто прекрасно. Видимо, оно является одним из тех удивительных мест на земле, где человеку открываются истины, постичь суть которых в этом бренном мире просто невозможно.

Один из тех, кто жил на этой земле, построил здесь свой прекрасный особняк. И видел здесь сны, в пророческую суть которых он так и не поверил. Он увидел свой первый вещий сон накануне Первой мировой войной. Не поверил ему. Второй сон приснился ему сразу после «Октябрьского переворота». Третий вещий сон настиг его за три месяца до того, как большевики вошли в Баку.

В этих снах его уговаривали уехать. Это был некий посыл высших сил, которые хотели уберечь его и его прекрасную возлюбленную от той трагической участи, которая всё же их постигла. А ведь немало нефтепромышленников в ту пору уехало. Спасли свои капиталы и свои собственные жизни. Он остался. Просто он был очень смелым человеком и считал, что нет таких опасностей в мире, которым бы он не мог бы противостоять.

Потом в этом особняке поселился великий поэт. И написал прекрасные стихи, воспевающие Персию, до которой он так и не доехал. Здесь же он написал стихотворение, в котором прощался с этим удивительным городом. Но, оказывается, он прощался не только с городом, но и с самой жизнью. И когда он умер, то оставил очень странное завещание. Трём женщинам, которые были его жёнами в разные периоды жизни, он оставил то, что уже перестало быть частью его самого. Одной он завещал мозг, другой – сердце, а третьей – свою кровь. Завещание так и осталось невыполненным.

Он тоже не поверил увиденному здесь сну. Во сне его уговаривали остаться здесь. Умоляли, чтобы он не уезжал. Но он не поверил в это. Конечно же, невозможно уйти от предсказанной судьбы. Не сумел уйти и он. Но не раз вспоминал, что в том сне его уверяли в том, что ему так плохо, что он превратился в маленького заблудившегося мальчика, которому так нужна помощь. Здесь, в Баку, его друзья пытались уберечь от всех тягот жизни и создать ему просто тепличные условия. Уехав же отсюда, он остался наедине со своим одиночеством, своей тоской и неприкаянностью. Они и изничтожили его.

А потом в этом месте поселился великий учёный. Ему тоже приснился здесь вещий сон. Но если поэта уговаривали остаться, то учёного слёзно просили уехать. В те годы из Страны Советов ему можно было спокойно выезжать на научные конференции, для проведения экспедиций и работы в различных лабораториях, разбросанных по всему миру. Видения, посетившие его в этой комнате мардакянского особняка, были настолько реалистичны, что он был почти готов в них поверить. Но тем не менее, он так и не по верил в них. А потому никуда и не уехал.

Суета и рутина различных событий не позволила ему понять такую простую вещь, что человек, которого власть из обычного агронома Гянджинской селекционной станции превратила в одного из тех, кто вершил судьбы науки, может стать его палачом. Именно по его доносу учёного приговорят к расстрелу. Не расстреляют. Но он даже не узнает, что приговор ему был заменён двадцатилетним заключением. В той тюремной камере, что ему приснилась когда-то в мардакянском особняке, у него просто остановится сердце.

Три трагические смерти: смерть замечательного изобретателя, ставшего нефтебароном, гениального поэта и великого учёного. Все они были предсказаны в этой комнате. И каждая из них стала реальностью. Им всем в этом столь необычном месте снились вещие сны, и звучал голос. И голос этот предсказывал им, что надо сделать, чтобы избежать последующих трагедий. Но ни один из них не внял этому предостережению. Просто потому, что не поверил.

Это было время, когда счёт потерянным талантам шёл далеко не на единицы, а в общем и целом, число жертв исчислялось миллионами. Страшная арифметика. Её невозможно ни объяснить, ни оправдать, ни постигнуть. Сегодня говорят, что всё это надо лишь принять как факт истории. Но ведь каждый из этих троих был целым миром, который просто не вмещался в этот мир. И был безжалостно выдавлен из этой действительности. В лучший из миров. Ведь согласно статистике, великие таланты гибнут гораздо чаще, чем простые смертные.