Чудак

Примерно раз в полгода дервиш передавал ему информацию о том, как же поживает его родной сын.

– Удивительно, но у него дедовский характер. Он так и ни к кому не обратился за помощью. Те ребята в Москве через пару месяцев выяснили, что он подрабатывает, разгружая вагоны на станции Москва-Сортировочная. При такой постановке вопроса было очевидно, что никакую финансовую помощь от них он, конечно же, не примет. Тогда они привлекли одного из его друзей, который якобы и нашёл ему работу в качестве репетитора. Так что можешь радоваться. Вы с сыном сейчас почти что коллеги.

В самом начале наступления немцев на Москву Чёрный дервиш сообщил ему о том, что сын окончил мединститут и работает в одном из военных госпиталей. А в конце войны он сообщил, что теперь его сын находится в берлинском госпитале. Радость его была безгранична. Его мальчик выжил. Избежал многих опасностей. И смог осуществить свою и его мечту – стал хорошим врачом. День, когда он получил это известие, он запомнил как праздник.

До войны чудак несколько раз ездил со своими подопечными в Цюрих, а сразу после её окончания, они поступили в университет. Именно в тот, который когда-то закончил он. Но на медицинский факультет. Сам он много читал. Тратил деньги на то, чтобы выписывать научные журналы. Следил за всеми новыми публикациями в области физики. Когда Гений перестал публиковаться, он сразу же понял, что что-то случилось. Какие-то косвенные признаки подтвердили его подозрения о том, что учёный арестован. Почти год о нём не было что-либо известно. А потом его, видимо, выпустили. Во всяком случае, стали появляться его новые статьи.

Находясь за тысячи километров от своего бывшего земляка, он получал достаточно информации и о том, как протекает научная жизнь у Гения, чей талант только-только начал сполна раскрываться. Когда уже после войны снова наступила пора молчания, он догадывался о том, что его бывший студент активно участвует в каких-то засекреченных проектах, так или иначе связанных с тем сверхоружием, которое уже показало всю свою смертоносность в несчастной Хиросиме. А потом поток публикаций снова возобновился.

Самым большим подарком судьбы для него стало появление того знаменитого девятитомника, который помогал талантливым студентам-физикам приобщаться к миру высокой науки. В научных кругах ходила байка, что Гений, хотя и числился его автором, но не написал ни единой строчки в этом девятитомнике. Он всего лишь придумал и в деталях описал всё то, о чём там надо написать. Конкретной писаниной занимался его ученик. Фактически исполнял функции секретаря. Хотя Гений сделал его наряду с собой полноценным соавтором.

А ещё в Цюрихе злословили на тему о том, что в самом начале проекта к Гению приходило немало знаменитых учёных, пытающихся его убедить в том, что напрасно он взял к себе столь неудачного помощника. Среди них были и те, кто открыто предлагал своё сотрудничество. Заверяли, что они справятся с этим намного лучше. Он нашёл отличный рецепт того, как наказывать этих новых кандидатов в соавторы. Он начинал чётко им разъяснять, что надо сделать в очередной главе следующего тома. Как правило, с ним начинали спорить и убеждать в том, что всё надо сделать несколько иначе. Спустя два-три часа, они уже поддакивали и соглашались с тем, что Гений, конечно же, прав и написать эту главу нужно именно так, как он рекомендует.

– Вот, видите, что у нас получилось? Я потратил три часа своего времени на абсолютно бесполезные обсуждения. Мы вернулись в исходную точку. А ведь соавтор, которого я выбрал с самого начала, просто шёл и делал всё, что я ему сказал. Не крал у меня эти три часа моего времени, которые я мог бы потратить на гораздо более приятные и полезные занятия.

Этот знаменитый девятитомник переведут на многие языки. Чудак купит его в английском переводе. И поставит на полку. Каждый день он будет что-то читать из какого-то тома. Выбирать будет наугад. С закрытыми глазами. И будет горд тем, что когда-то стоял рядом с этим Гением на расстоянии вытянутой руки.

***

В Цюрихе он как-то несколько раз встречался с одним из своих бывших сокурсников. Среди множества новостей, которые они обсуждали, одна особенно его заинтересовала. Оказывается, что когда один из основоположников квантовой механики, известный учёный и нобелевский лауреат вернулся из поездки в Москву, то он очень много рассказывал о Гении. В научных кругах долго обсуждали одну из этих очень интересных историй. Говорят, что на встрече со студентами в Московском университете у гостя спросили, как ему удалось создать одну из самых лучших научных школ в мире. Ответ его был прост.

– Я никогда не стеснялся сказать своим ученикам, что они просто идиоты.

В этот момент в зале со своего места вдруг поднялся какой-то профессор и обратился к Гению, который считал этого нобелевского лауреата своим учителем и охотно выполнял при нём функции переводчика. Профессор сказал:

– Тут налицо явная ошибка перевода. Наш гость не говорил о том, что он не стеснялся сказать своим ученикам, что они идиоты. Он говорил совершенно обратное. Это он не стесняется признаться своим ученикам, что он идиот. Но это не просто ошибка перевода. Это ошибка по Фрейду. Почему? Да просто потому, что именно в этой неточности перевода кроется разница между вашими научными школами. Наш гость называет идиотом самого себя, а вы – своих учеников. Говорят, что после этого замечания дружно смеялся уже весь зал. А громче всех раздавался смех Гения. Чудак так и не смог выяснить, является ли это просто байкой или реальным изложением того, что происходило в тот день в далёкой московской аудитории. Он знал лишь одно: жонглирование словом «идиот» было родом из детства Гения. Чей отец был искренне убеждён, что его сын обыкновенный идиот.

***

Чудак умер прекрасным летним утром, завтракая вместе с друзьями в том самом цюрихское кафе, порог которого он впервые переступил много лет тому назад. Они с жаром обсуждали то, что в двадцатом веке в мире произошли три культурные революции.

В одной из них чудак сам принимал непосредственное участие. Это была советская культурная революция. Другая проходила в далёком Китае и нанесла огромный ущерб науке и образованию. Третья сейчас начала разворачиваться в Иране. Семья его покровителей находилась в Швейцарии уже больше года, всё надеясь, что накал страстей исламской революции спадёт и можно будет вернуться в Тебриз. Чудак так и не узнает, что столь дорогие ему люди уже никогда не смогут вернуться в свой родной город.

А пока они пили кофе, он в деталях и подробностях рассказывал о том, что когда-то он бежал со своей родины, не желая быть жертвой репрессий. Они грянули сразу же после завершения культурной революции. Спустя много лет, разрушительная волна уже новой разновидности тоталитаризма всё-таки настигла его. Он говорил о том, что ему абсолютно всё равно, что лежит в основе её идеологии. Человеку, обречённому на жизнь в тоталитарном обществе, совершенно безразличны причины того, зачем и почему его обрекают на эту несвободу.

Суть и особенности исламской революции ещё долго будут анализировать все, кому не лень. В том числе и те, кто обвинял когда-то всю эпоху Просвещения в том, что именно её идеи и породили, в конечном итоге, тоталитаризм. В случае с разворачивающейся культурной революцией идеологи и философы Просвещения останутся вне критики. И никто так и не сможет объяснить, почему под лозунгами культурной революции уничтожают саму культуру и самых ярких её носителей. А ещё они говорили о том, что учения бывают разные и всякие, равно, как и религии. Но когда университеты объявляются рассадниками зла, а великого Фирдоуси объявляют врагом, то это означает лишь одно: нации пытаются сделать лоботомию. А последствия её бывают разные и всякие. И очень редко их можно оценивать, как положительные.

Это была счастливая смерть. Мгновенная и безболезненная. Видимо, он так и не осознал, что это был последний глоток кофе и последний его вздох на этой земле. Выдохнуть он уже не успел. Предвидел ли Чёрный дервиш, что его подопечный закончит свои дни в столь необычном месте и столь неординарным способом? Кто знает? Может и предвидел. Он же никогда не делился всей той информацией, которой обладал. Каждому из тех, с кем он общался, он дарил всего лишь крохи того знания, которым он владел. Ведь он же был уверен, что лишние знания лишают человека надежды на счастье. Хотя возможны и исключения.

Гений из Баку знал и понимал очень многое. Но смог прожить очень счастливую жизнь. Ровно до того момента, когда попал в ту ужасную аварию на Московском шоссе. За свою теорию счастья он так и не смог получить какую-то премию. Хотя всю жизнь старался быть счастливым. Не всегда это удавалось. Но он и не предполагал, что это будет легко. После той аварии он получит Нобелевскую премию. Это был единственный случай в её истории, когда премию вручали в больнице.

Когда-то, именно благодаря феномену бакинской нефти, отца Гения пригласили на работу в компанию Ротшильдов. Именно поэтому Баку стал городом, в котором родился человек, внёсший огромный вклад в науку двадцатого века. Здесь же была заработана немалая часть всех средств, которые пошли на основание Нобелевского фонда. Когда Гения из Баку награждали столь высокой премией, он был настолько физически и морально измучен, что навряд ли до конца осознавал всю важность и торжественность всей этой процедуры награждения. Да, и в целом, он по своей природе был далёк от того, чтобы высоко оценивать признание своих заслуг и всего того, что он сделал в этой жизни. Точно также, как абсолютно был равнодушен к тому, какие же оценки выставляли ему школьные учителя. Равнодушие к славе и мнению чужих людей тоже было родом из его детства.

Чёрный дервиш оказался прав и в том, что весь двадцатый век катаклизмы потрясали страны и народы. Миллионы людей гибли на поле брани, в лагерях смерти, в собственных домах, застигнутые взрывами невиданных ранее бомб. А столь любимая и педагогом, и студентом наука физика подарила человечеству самое смертоносное оружие в мире. Теперь уничтожать людей можно было одним нажатием кнопки. С невиданной раньше скоростью. В невозможных ранее масштабах. И без всякого визуального контакта с жертвами. Так неистовое желание постичь тайны природы подарило физикам власть над человечеством, о которой они и не смели мечтать. Они так же, как и Гений из Баку, думали о счастье. А о том, что каждым достижением науки рано или поздно начинают пользоваться политики, они и не задумывались. Политики же, в свою очередь, никогда не думали по-настоящему о счастье. Хотя иногда и обещали даровать его всем и сразу.

Гений прожил всего 60 лет. Из них один год провёл ещё юношей в застенках госбезопасности, восемь лет в закрытом проекте по созданию водородной бомбы и пять лет в беспомощном состоянии после постигшей его страшной аварии. Он прожил до обидного мало. А ещё четырнадцать лет его жизни было просто украдено. У него и мировой науки. Тем не менее он всё же всю жизнь считал себя очень счастливым человеком. А свою теорию счастья – самым удачным своим открытием.

Чудак же прожил гораздо больше. Но был ли он счастлив? Вряд ли. Ведь он так и не проникся пониманием того, что составляет суть теории счастья. А ещё он вообще не верил в то, что человек рождён для счастья, как птица для полёта. Ведь не все же птицы умеют летать.