Верните мне мою жизнь

Я зажмурилась, впитывая этот момент: треск дров в камине, брат, тихо мнущий край свитера, липкий след варенья на скатерти. Месяц я бежала от этих объятий, а сейчас, кажется, впервые за долгое время перестала задыхаться.

Какой была моя жизнь?

Ужин прошёл прекрасно. Казалось, мы снова стали семьёй. Хотя каждый из нас временами погружался в свои мысли, за столом звучали смех и разговоры о простых вещах. Брат с горящими глазами рассказывал о своих открытиях в новом зрячем мире – его захлестывали эмоции от недавно обретённых возможностей.

Наша семья всегда жила творчеством. Отец, известный под именем Дилан Хейл, дни напролёт проводил в кабинете, работая над новым романом. Мама, обожавшая его творчество, раньше превращала пустые залы в праздничные пространства для его презентаций. Больно было видеть, как она угасала в последнее время, явно переживавшая из-за моего состояния. Я ловила сочувственные взгляды отца, брошенные в её сторону, и мечтала вернуть всё как прежде – к истокам нашей семейной истории, к временам, когда всё начиналось для Эшли и Дилана.

Помимо организации мероприятий, мама посвящала свободные минуты оранжерее во дворе. До аварии я часто помогала ей там, хотя мои попытки редко заканчивались успехом. Даже купленный вместе кактус для моей квартиры, медленно погибал, несмотря на строгое следование инструкциям.

После ужина брат отправился в комнату. Как любой подросток, он увлекался играми, но не забывал об учёбе – поэтому родители не беспокоились за его успеваемость. Он действительно был очень ответственен для своих лет. Я же попыталась помочь с уборкой, но меня настойчиво отправили отдыхать. Пришлось сдаться и направиться к себе.

Приняв душ и переодевшись в домашнее, я решила заглянуть к брату с небольшим презентом. В кафе я заметила печенье в форме животных. Зная, как он обожает зверей и мечтает о собаке, не могла пройти мимо. Пока брат оставался незрячим, родители опасались заводить питомца – боялись не справиться. Он понимал их тревоги, но каждый раз на улице, услышав лай, умолял разрешить погладить собаку.

К счастью, сегодня у меня были свои деньги. После аварии мои накопления сохранились, и я решила потратить их не на необходимое, а на радость для брата – ту самую коробку с печеньем.

Я постучала в дверь и приоткрыла её:

– Майкл, можно войти?

– Конечно! – Брат повернулся ко мне, и на его лице расцвела знакомая робкая улыбка.

Комната дышала подростковой аккуратностью: сине-серые стены, книги на стеллаже, строго заправленная кровать. Повсюду горели ночники – крошечные маячки против тьмы. Он всё ещё спал со светом.

– Держи. – Я протянула коробку, стараясь скрыть волнение.

Он взглянул на неё и замер:

– Ты была в том кафе… Возле больницы?

Сердце ёкнуло. Откуда он знал?

– Мы… бывали там раньше? – осторожно спросила я.

Я видела, как его глаза начали метаться в поисках подсказки, словно он не знал, можно ли мне говорить об этом и присела рядом:

– Можно говорить. Я пытаюсь вспомнить, так ты только поможешь мне.

– Ты водила меня туда каждую субботу, – выдохнул он, касаясь прозрачной крышки. – Я выбирал печенье наугад, а ты описывала: «Это бегемот с розовой глазурью», «А это жираф в шоколадном галстуке»… – Голос дрогнул. – Про щенка ты сказала: «Он такой, будто вот-вот лизнёт тебя в нос».

Я рассмеялась сквозь внезапную кому в горле. Он внезапно обнял меня, прижав коробку между нами:

– Спасибо тебе – прошептал он.

Его тепло растворяло последние сомнения. Даже без памяти я чувствовала – эти осколки прошлого были настоящими.

Вечер мы провели, валяясь на кровати Майкла. Он листал комиксы, хотя до того момента, когда снова начал видеть, он предпочитал аудиокниги – мир без красок был его нормой. Но сейчас, впервые различая оттенки и видя всег этих супергероев, он тыкал пальцем в Бэтмена:

– Вот он! Сильный, умный, богатый. Я таким стану!

Его глаза горели, как неоновые вывески в любимом готикемском стиле.

– Самый сильный и умный, – кивнула я, поправляя очки на его носу.

– И богатый! – настаивал он, хлопая ладонью по странице.

– И богатый, – улыбнулась я, но внутри что-то сжалось.

Такая взрослая мечта из уст ребенка звучала как-то горько, я только сейчас поняла, каким же сознательным был мой брат и, несмотря на свое юное лицо, в голове он уже давно понял основные аспекты жизни. Недетские размышления тринадцатилетнего ребенка, знающего цену больничным счетам.

Уснули мы под утро, окруженные разбросанными комиксами. А утром я проснулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит – в дверях стояли родители. Мама прикрыла рот ладонью, сдерживая смех. Папа, сам тихо хихикая, поднял палец к губам и беззвучно произнес: «Тише, солнышко».

Я аккуратно встала с кровати, стараясь не разбудить брата и направилась за ними на кухню.

За завтраком, пока Майкл спал, я наблюдала за их привычным танцем: отец рылся в заметках и перебирал почту, мама чистила апельсины длинным ножом, чтобы выжить из них сок. Пока выдалась возможность, пальцы сами потянулись к телефону – я загуглила «реабилитационные тренировки», внезапно осознав: свобода от физических ограничений может стать моим главным преимуществом в борьбе за нормальную жизнь.

Дважды в неделю я приходила в больницу – повидаться с Элис и Джейком. Мы всё ещё периодически сбегали в «наше» кафе, где я неизменно заказывала латте с круассаном и коробку «звериного» печенья для брата. Джейк проводил сеансы массажа, возвращая моим мышцам подвижность, а психотерапевт помогал совладать с эмоциональными штормами. Постепенно я училась ловить моменты радости: совместные чаепития с мамой в оранжерее, вечерние прогулки с отцом и шумные споры с Майклом о супергероях.

Свободные часы заполнились тренировками и книгами. Казалось, между тяжёлыми гантелями и строками из нового современного романа нет ничего общего, но оба занятия давали одно – чувство контроля. Я могла изменить тело повторением за упражнением на YouTube или переписать внутренний мир через чужой опыт.

Полтора месяца не сотворили чуда. Боль по-прежнему будила по ночам, пальцы иногда предательски дрожали. Но я твёрже стояла на ногах – в прямом смысле. Даже Элис как-то отметила, что я перестала держаться за стены. Возможно, это и было тем самым «вторым дыханием» – не внезапным исцелением, а упрямым движением вперёд, шаг за шагом.

– Элис, привет, – голос слегка дрожал, когда я прижала телефон к уху.

– Ого! Наш затворник вспомнил, что у телефона есть функция звонка! – ехидство в её тоне смягчилось смешком.

– Очень смешно, – фыркнула я, глядя на свои ногти – Какие планы?

– Планировала смотреть сериалы в обнимку с пакетом чипсов. Предлагаешь что-то эпичное?

– Думала… Может, сходим вместе к твоему богу парикмахерского искусства? Пора выбираться из этой… как ты говоришь… берлоги.

Тишина. Потом вздох:

– Чёрт, Эл, ты серьёзно? Сорок минут – буду у твоего дома, собирайся.

Она бросила трубку прежде, чем я успела ответить. В последней фразе мелькнула та самая Элис – та, что ночами сидела в больничной палате, стирая в кровь губы от нервов.

Мы болтали втроём, словно старые друзья. Энди, так звали того самого бога парикмахерского искусства, колдовал с моими волосам, параллельно рассказывал о последних модных трендах и подшучивал над своими клиентками, которые хотели кардинальных перемен, а через пару дней прибегали и просили вернуть все, как было. Оказалось, обсуждать фасоны платьев и оттенки лака для ногтей – это не пустая болтовня, а способ вернуть себе право чувствовать себя… Нормальной. Даже посплетничать оказалось приятным занятием, учитывая, что мы все сохраняли здравый ум и не опускались до каких-то колкостей.

– Боже, смотри! – Элис внезапно вскочила, прерывая монолог мастера о актуальных стрижках этого сезона – Твои ногти совсем забыли, что такое уход! Сейчас мы это исправим.

Четыре часа спустя я ловила себя на том, что мне нравится отражение в зеркале. Каскад карамельных прядей, ухоженные брови, нюдовый маникюр с едва заметным перламутром – образ, балансирующий между «я» прошлой и той, что выжила несмотря ни на что. Элис, сверкая свежим френчем, обняла меня за талию и хитро спросила:

– Ну что, принцесса, готова к балу?

Магазины стали следующим испытанием. Подруга, как наполеон в мини-юбке, вела войну против моего гардероба:

– Эти мешковатые штаны – преступление против человечества! – швырнула она в угол примерочной очередные джоггеры – А если ты возьмешь еще хотя бы одно худи, я все их сожгу, поняла меня?

К вечеру я стояла среди пакетов, размышляя, куда делся мой внутренний бунтарь. Шёлковые блузки, брюки-клеш, платья, корсеты и.. Элис превратила меня в свою живую куклу, но странное дело – мне нравилось.

– Так, – она щёлкнула пальцами у меня перед носом, выводя из ступора. – Сегодня у нас по планам клуб. Покажем твоему телу, что оно ещё живо.

Я машинально потрогала закусила губу – привычный жест тревоги.

– Родители…

– Я сама поговорю с ними, – Элис достала телефон, уже набирая номер. – Помнишь, как в семнадцать лет мы…

Голос её дрогнул. Конечно, я не помнила.. Но теперь она снова тянула меня в гущу жизни, словно компенсируя недели больничных стен.

Первые воспоминания

– Мам, пап, я с Элис – прокричала я, открыв входную дверь дома.

– Элис, добро пожаловать, останешься на ужин? – в дверях появилась мама и потянулась за объятиями к подруге.

– Элис, проходи, рады тебя видеть – крикнул отец из своего кабинета.

– Для того, чтобы говорить эту фразу, нужно реально видеть человека – пошутила над ним мама и мы засмеялись.

– Эшли, я уже на полпути – ответил отец со смехом в голосе.

– Не переживайте – сказала Элис – я ненадолго, но хотела бы украсть вашу дочь на этот вечер, мы останемся ночевать у меня в квартире, а утром я доставила бы ее домой?

Воздух сгустился. Мамины пальцы сжали край фартука – тот самый, с вышитыми одуванчиками, подарок ко дню рождения. Отец прищурился, медленно снимая очки.

Я только попыталась открыть рот и сказать, что им не о чем беспокоиться, как подруга меня опередила.

– Джейк будет с нами, – бросила Элис козырь, хватая моё запястье. Её ноготь впился в кожу – код «молчи и не порть».

– Алкоголь… – начал отец.

– Только минералку! – подхватила Элис, скрестя пальцы.

Отец фыркнул, положив черновик на полку:

– Завтрак в девять. С Джейком.

Я метнулась между ними, как мячик – сначала в отцовские объятия, пахнущие типографской краской, потом в мамины, пропитанные ванилью. Их одновременный поцелуй в виски – ритуал с детства – заставил дрогнуть. Дрогнуть от того, что я вспомнила это. Я ошарашено посмотрела на них, но не стала рассказывать об этом сейчас, чтобы не тратить время на разговоры и не заставлять Элис слишком долго ждать.

– Пять минут, только соберу сумку! – крикнула я, исчезая на лестнице. Элис с мамой тем временем уже листали папину рукопись, делая вид, что не замечают, как он нервно ёрзает рядом. Что, видимо, было обычным делом.

Я приоткрыла дверь в комнату брата. Майкл лежал на кровати, уткнувшись в комикс о Человеке-пауке. Полосы неонового света от гирлянды на стене скользили по страницам, превращая супергероя в призрака.

– Привет, – прошептала я, боясь спугнуть тишину.

Он вздрогнул, бросил комикс и вскочил:

– Элэйн! Ты вернулась! – Голос звенел, как колокольчик, но в глазах мелькнула тень.

– Мне нужно ненадолго уйти с Элис и Джейком. Всего на ночь. Хотим немного повеселиться – Я потянула край рукава, избегая его взгляда.

– Ты… вернешься? – Он подошёл так близко, что я разглядела веснушки на его носу – те самые, что он всегда пытался скрыть, называя их «детскими».

– К утру. Обещаю.

Он внезапно обнял меня с силой, от которой захватило дух. В тринадцать он уже почти догнал меня ростом, но в этом объятии всё ещё чувствовался тот семилетний мальчишка, что прятался под одеялом во время грозы.

– Пойдём, – я взяла его за ладонь, шершавую от карандашных мозолей. – Элис ждёт меня внизу.

В гостиной подруга развалилась на диване. Увидев Майкла, она медленно поднялась, словно хищница в своих облегающих джинсах и декольте:

– Привет, малыш. – весело поприветствовала она его, а голос её струился, как тёплый мёд.

Брат замер, покраснев до кончиков пальцев. Его взгляд застрял на серебряной цепочке у неё на шее – подарке от какого-то давнего поклонника.

– Элис, хватит его смущать, – Я аккуратно толкнула ее бедром, чтобы она держала свои чары подальше от моего младшего брата. Все в комнате, кроме Майкла, рассмеялись, пока брат водил по нам озадаченным взглядом.

Семья вышла на крыльцо, провожая нас до машины. Отец одобрительно щурился, разглядывая мой новый образ, мама поправляла выбившиеся пряди волос.

– Ты… – Майкл ёрзал сзади, пока Элис заводила машину. – Ты как та девушка из комиксов. Которая всех спасает.

Я замерла, чувствуя, как жар поднимается к щекам. Его искренность обожгла сильнее любых комплиментов.

– То есть красивая? – Элис высунулась из окна, подмигнув.

– Красивая – смущенно повторил брат. И я, протянув к нему руку, взъершила его волосы, не сдерживая улыбки.

Мы уезжали под наставления от родителей – "Будьте аккуратны, если что-то пойдет не так – сразу звоните".

Элис нажала на газ.

– Золушка наконец-то вышла из своей берлоги, – протянула она, оценивающе щёлкая языком.

– Теперь главное – не сбежать с бала до полуночи.

Квартира Элис дышала холостяцким шиком. Стены украшали постеры с цитатами вроде «Ты – богиня» и репродукции «Рождения Венеры». Приглушённые бежевые тона кухни контрастировали с малиновым бархатом дивана Рядом – проектор вместо телевизора, книжный шкаф с подборкой феминистской прозы и беговая дорожка, явно используемая как вешалка.

– Туалет тут, – Элис щёлкнула выключателем, подсвечивая розовую неоновую надпись «Bad Bitch» над зеркалом. – Полотенца в шкафу, средства личной гигиены под раковиной, вино в холодильнике. Бери что хочешь.

Я упёрлась руками в бока, осматривая её «логово»:

– Инструктаж как перед экспедицией на Эверест. Неужто планируешь сбежать с вечеринки?

Она засмеялась, запуская пальцы в мои новые волосы:

– Просто хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома. Ну знаешь… – её взгляд скользнул к окну, за которым мерцал ночной город, а потом вернулся ко мне, и она закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать улыбку – Ведь сегодня я напьюсь до беспамятства.

– А обещание родителям, что я буду в безопасности? – Я скрестила руки на груди, чувствуя, как на спине предательски зудеть шрам.

– О, милая, – она сделала шаг вперёд, пальцы уже играли с молнией платья. – Единственное, что в опасности – твоя гетеросексуальность.

Платье упало на пол с театральным шуршанием. Я застыла, впившись взглядом в кружевное белье цвета кровавой луны. Элис изогнулась, как пантера перед прыжком, её каблуки цокали по паркету в ритме моего участившегося дыхания.

– Эл… – её голос стал густым, как патока. – Ты же помнишь наши студенчески…

Я отпрыгнула назад, спиной наткнувшись на книжный шкаф. Библия феминизма Кейтлин Моран грохнулась мне на голову.

Смех Элис взорвался каскадом эха в пустой квартире:

– Боже! Твои глаза… Ты как тот кот из мема!

– Ты… ты раньше тоже так… – я сглотнула ком в горле, сжимая злополучную книгу.

– При любой удобной возможности, – она захихикала, поправляя съехавшую бретельку. – До аварии ты парировала лучше. Как-то раз даже сорвала с меня одежду.

Жар прокатился по шее. Я швырнула книгу в её сторону:

– Я прибью тебя на этом чертовом малиновом диване!

Она взвизгнула, крутанувшись на каблуках. Её смех смешивался со звоном браслетов, пока мы носились вокруг кофейного столика – два призрака наших прежних «я», оживших на одну безумную ночь.

Смех застыл в горле, когда краем глаза я поймала движение – призрачный силуэт у книжного шкафа. Мы уже бегали так раньше: Элис в кружевном белье, я с подушкой в руках, а между нами… Тень, растворяющаяся в солнечном луче. Мужская? Женская? Пальцы сами сжали виски, будто пытаясь выжать память.

– Ты побледнела, – Элис схватила моё запястье – Что случилось?

– Мы… – я обвела взглядом квартиру, где пыль танцевала в полосе лунного света. – Здесь раньше кто-то был. Кроме нас. Да?

Она ласково улыбнулась. На мгновение в её глазах мелькнуло что-то – осколок правды, тут же прикрытый привычной маской веселья.

– Призраки прошлого, – фыркнула Элис, улыбаясь. —Не гонись за ними. Они сами найдут тебя, когда ты позволишь им это сделать.

Она швырнула мне шелковый халат и исчезла в ванной под аккомпанемент хлопнувшей двери. Я осталась стоять среди разбросанных подушек, прислушиваясь к шуму воды. Зеркало в прихожей отражало моё лицо – бледное, с тенью чужой улыбки в уголках губ.

Я сидела на краю кровати, пальцы впились в виски, будто пытаясь выжать воспоминания, как лимон. Мысли ускользали, оставляя после себя лишь горьковатый привкус дежавю. Комната дышала пустотой – не физической, а той, что возникает, когда из фотографии вырезают главного героя.

Шкаф. Открытая дверца. Пустые полки – здесь когда-то стояли парные кружки. Я вдруг ощутила во рту вкус эспрессо, который пила из одной из них, наблюдая, как Элис крутит локон на пальце, а мужская рука с татуировкой «Tu si personares» протягивает ей блинчики…

– Нет, – вырвалось шёпотом. Я вскочила, задев тумбочку. На ней не хватало мужских часов – подарка на годовщину. Пол упрямо молчал об отсутствии тапок у кровати. Даже воздух пах иначе – исчезли ноты шипра и сигары, остался лишь её сладковатый аромат.

– Ты всё поняла. – Голос Элис прозвучал с порога. Она стояла, обмотавшись полотенцем, капли воды стекали по ноге, оставляя тёмные следы на паркете. В её глазах читалось облегчение, переплетающееся с озадаченностью

Я повернулась, случайно задев компьютерную мышь, тем самым выведя ноутбук Элис из спящего состояния. На экране мелькнула заставка – фото с озера, где мы втроём: я, явно громко смеющаяся, Элис в соломенной шляпе, и он – Джейк, закрывающий ладонью её глаза. Снимок, которого больше не существовало в инстаграме подруги, сейчас активировал воспоминания в моей голове..

Я застыла на одном месте, поглядывая на нее, а потом меня осенило..

– Какого черта? Ты пыталась подложить меня под своего парня? – кипя спросила я.

Подруга начала смеяться громче. Разочаровано, мотая головой и прикрываясь ладонями, явно стыдясь, что так глупо прокололась – Кто сказал, что вас будет двое?

– Я точно тебя убью – прорычала я и бросилась к ней, она быстро перехватила мои руки и развернувшись к кровати, бросила меня на нее, сев на мое тело сверху.

– Боже, да ты не меняешься, все такая же святоша, когда дело касается самого интересного – хихикала подруга – боюсь представить, что ты скажешь или сделаешь, когда вспомнишь, сколько раз мы пытались заставить тебя присоединиться к нам.

Во мне бурлила злость, непонимание и смущение. Сама того не осознавая, я дернула подругу на себя и в одно мгновение перевернула нас.

– Хочешь быть сверху – соблазнительно прошептала Элис.

– Ты прекратишь издеваться? – прошипела я.

– Все, сдаюсь – сказала Элис – мы все тебе расскажем, только дай мне одеться.

Я отпрянула, наконец осознав наготу Элис. Полотенце едва прикрывало её тело, обнажая татуировки – напоминания о наших общих приключениях. Резко вскочив с кровати, я отступила к стене, словно её голое тело могло обжечь.

– Одевайся. Сейчас же, – бросила я, но Элис лишь ухмыльнулась, медленно оборачиваясь спиной.

Вдруг я застыла, осознав странную лёгкость в теле. Нога – та самая, что ещё вчера горела огнём при каждом шаге, – теперь лишь слабо ныла, будто сквозь толщу воды. Пальцы сжимались в кулак без привычного скрипа суставов, будто кто-то смазал ржавые шестерёнки в моих сухожилиях.

– Массаж… – вырвалось шёпотом. Вспомнились руки Джейка, разминающие онемевшие мышцы, его слова: «Нервные пути восстанавливаются рывками. Один день – инвалид, другой – акробат». Черт, массаж..

– Элис, прекращай тянуть время – сказала я, глядя подруге в глаза.

– А мне больше и не нужно – проговорила она, идя в гостиную и именно в этот момент в дверь постучали.

Черт, она провела меня, как малолетку, подумала я, но, если она надеется, что я не буду задавать вопросы при Джейке, она ошибается. Покачивая бедрами, Элис прошла к двери и открыла ее, на пороге стоял Джейк – на его лице была усмешка, обнажившая белые зубы.

– Опоздал? Решил сразу заехать за горячительным.. – Он положил ключи на консоль и продемонстрировал нам бутылку текилы.

– Можешь не притворяться. Она вспомнила, – бросила Элис, приближаясь к Джейку.

Он резко повернулся ко мне. Его взгляд – острый, как лезвие, – скользнул по моему лицу, прежде чем он вернул свое внимание к Элис и впился губами в её рот. Их поцелуй был агрессивным, почти хищным, словно давно отрепетированный спектакль. Я застыла, чувствуя, как горячая волна отвращения смешивается с любопытством.

– Может, хватит? – кашлянула я, стараясь не смотреть на них. Звук их поцелуя, влажный и навязчивый, эхом отдавался в тишине комнаты.

Когда они разомкнулись, Джейк уже не напоминал того сдержанного и скромного парня. Плечи расправились, выдавая силу, скрытую под медицинским халатом. Он прошел к креслу, потянув Элис к себе на колени, и она опустилась туда с грацией питона, обвивающего добычу. Его пальцы вцепились в её бедро, оставляя белые отпечатки на коже.

Я молчала, но не из-за отсутствия вопросов. Слова путались в горле, будто запутавшиеся нити. Что спросить сначала? О лжи? Об их отношениях? О том, почему они решили солгать? Пальцы впились в переносицу, боль пронзила лоб – я пыталась выдавить из себя хоть звук, но получилось лишь хриплое:

– Вы…

Элис, словно читая мои мысли, подняла руку, останавливая – Не торопись, милая. Мы здесь, чтобы ответить на твои вопросы. Но я хочу сразу тебя предупредить, мы можем рассказать тебе только ту часть, которая касается только нас..

– Хватит с ней нянчиться, Элис. Ты забыла, как она в прошлый раз выбила дверь ногой, когда мы попытались утаить от нее правду?За её спиной Джейк развалился в кресле, крутя в пальцах серебряный медальон – тот самый, что я видела в его кабинете на массажном столе, на слова Элис он фыркнул, впиваясь взглядом в её затылок:

Я уставилась на Джейка, будто впервые видела. Его смех раскалывал воздух, как стеклянный шар, разбивающийся о кафель. Губы, ещё минуту назад притворно-мягкие, теперь искривились в усмешке хищника, сорвавшего овечью шкуру.

– Ты… – голос застрял в горле, превратившись в хрип. – Нравился мне больше, когда был милым и с дежурной улыбкой на лице.

Он откинулся назад, демонстративно раскинув руки, будто предлагал рассмотреть новую версию себя.

– Ошибаешься, Эл, – пальцы Джейка поправили часы на его левой руке – Ты обожала меня именно таким. Когда мы втроем ввязывались в очередную передрягу.

В груди что-то сжалось – не страх, но узнавание. Мурашки побежали по спине, как тысячи ключиков, пытающихся открыть забытые замки. Память шевелилась обрывками: наши посиделки на крыше здания, вечеринки у озера и побег от полицейских, когда мы пьяные решили, что будет весело устроить фотосессию около их машины. Не убедившись при этом, нет ли в ней никого..

Ладони сами потянулись к стакану с текилой, где тонул лёд – прозрачный, как мои попытки вспомнить детали.

– Не понимаю.. – прошептала я.

Элис опустила голову, словно её шею сдавила невидимая петля. Пальцы её вцепились в край дивана, белея на тёмной коже.

– Это была идея доктора Уиллса… – Голос сорвался, превратившись в шёпот. – В день аварии… Ты звонила нам по дороге. Говорила, что заедешь – как всегда. – Она резко вдохнула, будто воздух стал густым, как сироп. – Ты кричала в трубку о какой-то информации. Настаивала, что это нельзя обсуждать по телефону. Потом… гудки.

Повисла пауза. Джейк щёлкнул зажигалкой, поднося огонь к сигарете, которую так и не закурил. Его тень на стене дернулась, словно пытаясь убежать.

– Твои родители сообщили нам об аварии через два часа, – Элис коснулась моего колена, её ноготь оставил белую царапину. – Ты истекала кровью на земле. Врачи говорили в палате ты металась, рвала капельницы. Кричала, что должны найти нас. Что это вопрос жизни..

Джейк резко встал, заставив кресло заскрипеть. Его тень накрыла нас обеих.

– Ты билась в истерике, пока тебя не накачали транквилизаторами, – его голос звучал как скрежет металла. – А потом… просто перестала. Как будто кто-то выключил тумблер.

Элис подняла глаза. В них плавала старая боль, законсервированная неделями.

– В какой-то момент ты словно вытолкнула из своей головы эту мысль и перестала устраивать истерики. А мы с твоей семьей пришли к выводу, что будет лучше, если у тебя будет меньше ассоциаций с тем днем. Так мы и решили, что с этим жеребцом, – голос её сорвался на хриплый смешок, – начнём всё сначала. Чтобы ты видела только первые свидания, неловкие взгляды… а не то, как мы уже несколько лет живем в этой квартире.