Семейная хроника

Дело приближалось к развязке. Уже и ходить Софье Николавне запрещали. Катерина Борисовна Чичагова сделалась нездорова и не выезжала из дома, а других никого уже Багровы не принимали. Катерина Алексевна Чепрунова гостила почти безвыходно у своей родственницы и только отлучалась для свидания с своим ненаглядным Андрюшей. Клоус являлся каждый день поутру позавтракать и каждый же день в шесть часов вечера приезжал пить чай с ромом и играть в карты с хозяевами, а как игра была почти безнадежная, то расчетливый немец доставал где-то игранные карты и привозил с собой. Иногда карты сменялись чтением, при котором присутствовал и Клоус. Читал всегда Алексей Степаныч, получивший в этом деле навык и некоторое уменье. Иногда случалось, что немец привозил немецкую книгу и переводил ее словесно; слушали с удовольствием, особенно Софья Николавна, потому что она желала иметь, хотя некоторое понятие о немецкой литературе.

Испытав всю безграничность, всё увлечение, всё могущество материнской любви, с которою, конечно, никакое другое чувство равняться не может, Софья Николавна сама смотрела на свое настоящее положение с уважением; она приняла за святой долг сохранением душевного спокойствия сохранить здоровье носимого ею младенца и упрочить тем его существование, – существование, в котором заключались все ее надежды, вся будущность, вся жизнь. Мы уже довольно знаем Софью Николавну, знаем, как она способна увлекаться, и потому не будем удивлены, узнав, что она вся предалась чувству матери, чувству любви, еще к неродившемуся ребенку. Все дни и часы дней и ночей были посвящены сбережению себя во всех отношениях. Так устремился ее ум, ее страстное внимание на один этот предмет, что она ничего другого не замечала и была, по-видимому, совершенно довольна Алексеем Степанычем, хотя, вероятно, встречались случаи быть недовольной. Алексей Степаныч чем более узнавал жену свою, тем с большим изумлением смотрел на нее. Он был человек, всего менее способный ценить восторг и сочувствовать восторгу, от чего бы он ни происходил. Восторженность любви в Софье Николавне его пугала; он боялся ее, как привык бояться припадков бешеного гнева в своем отце… Восторженность на людей тихих, кротких и спокойных всегда производит неприятное впечатление; они не могут признать естественным такого состояния духа; они считают восторженных людей больными на то время, людьми, на которых находит иногда… Они не верят в прочность их душевного спокойствия, потому что оно сейчас может нарушиться, и чувствуют страх к таким людям… Страх – самое опасное чувство для любви, даже к отцу и к матери… Говоря вообще, внутренняя, домашняя жизнь и супружеские семейные отношения между молодыми Багровыми не только не подвинулись вперед, как должно было ожидать, а, напротив, как будто отступили назад. Это странно, но так бывает иногда в жизни.

В самое это время Клоус был переведен на службу в Москву. Он уже распрощался с своим начальством и со всем городом и дожидался только благополучного разрешения Софьи Николавны, надеясь быть полезным ей в случае надобности. Предполагая, что после пятнадцатого сентября, на другой или третий день, он может уехать, Клоус нанял себе лошадей именно к этому числу. Наемные лошади были ему нужны для того, что он хотел заехать куда-то в сторону от большой дороги к какому-то немцу-помещику. Пятнадцатое сентября пришло и прошло без ожидаемого события; Софья Николавна чувствовала себя лучше и бодрее, чем прежде, и только нелепые докторские приказания заставляли ее сидеть и большею частью лежать на канапе. Прошло шестнадцатое, семнадцатое и восемнадцатое сентября, и как ни любил немец Софью Николавну, но начинал очень сердиться, потому что принужден был платить нанятому извозчику с лошадьми ежедневно по рублю меди, что казалось тогда неслыханною дороговизною и большим расходом. Хозяева дружески подшучивали над ним и каждый вечер продолжали читать, слушать или играть в карты; если друг немец выигрывал у них гривен шесть медью, то бывал очень доволен, говоря, что сегодня недорого заплатит извозчику. Так прошло и девятнадцатое сентября. Двадцатого приехал поутру Клоус, и Софья Николавна встретила его в дверях своей спальни, дружески приветствуя книксенами… немец рассердился. «Да что же это ты, варварка, делаешь со мной», – говорил он, целуя по обычаю протянутую ручку хозяйки, по польску, как он выражался. «Помилуй, Алексей Степаныч, – продолжал он, обращаясь к мужу, – жена твоя меня разорит. Ей следовало родить пятнадцатого, а двадцатого она книксены делает». – «Ничего, Андрей Михайлыч, – отвечал, трепля его по плечу, Алексей Степаныч, – ты нас сегодня в карты обыграешь, только карты уж стали плохи». Клоус обещал привезти новые карты, позавтракал и, просидев до двух часов, уехал. Ровно в шесть часов вечера приехал добродушный немец в Голубиную Солободку, к знакомому домику; не встретив никого в передней, в зале и гостиной, он хотел войти в спальню, но дверь была заперта; он постучался, дверь отперла Катерина Алексевна; Андрей Михайлыч вошел и остановился от изумления: пол был устлан коврами; окна завешены зелеными шелковыми гардинами; над двуспальною кроватью висел парадный штофный занавес; в углу горела свечка, заставленная книгою; Софья Николавна лежала в постели, на подушках в парадных же наволочках, одетая в щегольской, утренний широкий капот; лицо ее было свежо, глаза блистали удовольствием. «Поздравьте меня, друг наш, – сказала она крепким и звучным голосом. – Я мать, у меня родился сын!» Немец, взглянув в лицо Софьи Николавны, услыша ее здоровый голос, счел всю обстановку за шутку, за комедию. «Полно, варварка, проказничать со мной; я старый воробей, меня не обманешь, – сказал он, смеясь, – вставай-ка, я новые карточки привез, – и подойдя к постели и подсунув карты под подушку, он прибавил: – вот на зубок новорожденному!» – «Друг мой, Андрей Михайлыч, – говорила Софья Николавна, – ей-богу, я родила: вот мой сын…» На большой пуховой подушке, тоже в щегольской наволочке, под кисейным, на розовом атласе, одеяльцем в самом деле лежал новорожденный, крепкий мальчик; возле кровати стояла бабушка-повитушка, Алена Максимовна. Клоус вышел из себя, взбесился, отскочил от постели, как будто обжегся, и закричал: «Как? без меня! я живу здесь неделю и плачу всякий день деньги, и меня не позвали!..» Красное его лицо побагровело, парик сдвинулся в сторону, вся его толстая фигурка так была смешна, что родильница принялась хохотать. «Батюшка, Андрей Михайлыч, – говорила бабушка-повитушка, – бог дал час, не успели и опомниться; а как только убрались, то хотели было послать, да Софья Николавна изволила сказать, что ваше здоровье сейчас приедете». – Опомнился искренний друг Софьи Николавны и ее мужа. Прошла его досада; радостные слезы выступили на глазах; схватил он новорожденного младенца своими опытными руками, начал его осматривать у свечки, вертеть и щупать, отчего ребенок громко закричал; сунул он ему палец в рот, и когда новорожденный крепко сжал его и засосал, немец радостно вскрикнул: «А, варвар! какой славный и здоровенный». Софья Николавна перепугалась, что так небережно поступают с ее бесценным сокровищем, а повивальная бабка испугалась, чтоб новорожденного не сглазил немец; она хотела было его отнять, но Клоус буянил; он бегал с ребенком по комнате, потребовал корыто, губку, мыло, пеленок, теплой воды, засучил рукава, подпоясался передником, сбросил парик и принялся мыть новорожденного, приговаривая: «А, варваренок, теперь не кричишь: тебе хорошо в тепленькой-то водице!..» Наконец, прибежал не помнивший себя от восхищения Алексей Степаныч; он отправлял нарочного с радостным известием к Степану Михайлычу, написал письмо к старикам и к сестре Аксинье Степановне, прося ее приехать как можно скорее крестить его сына. Алексей Степаныч чуть не задушил в своих объятиях еще мокрого немца; домашних же своих он давно уже всех перецеловал и со всеми поплакал. Софья Николавна… но я не смею и подумать выразить словами ее чувства. Это было упоение, блаженство, которое не всем дается на земле и не надолго.

* * *

Рождение сына произвело необыкновенное веселье в доме; даже соседи отчего-то повеселели. Вся прислуга Багровых, опьянев сначала от радости, а потом от вина, пела и плясала на дворе; напились даже те, которые никогда ничего не пивали, в числе последних был Ефрем Евсеев, с которым не могли сладить, потому что он всё просился в комнату к барыне, чтоб посмотреть на ее сынка; наконец, жена, с помощью Параши, плотно привязала Евсеича к огромной скамейке, но он, и связанный, продолжал подергивать ногами, щелкать пальцами и припевать, едва шевеля языком: «Ай, люли, ай, люли!..»

Андрей Михайлыч Клоус, устав от трудов и радостного волнения, сел, наконец, в кресла и с великим наслаждением напился чаю, а как в этот вечер он как-то усерднее подливал рому, то и почувствовал после третьей чашки, что у него зашумело в голове. Приказав, чтобы новорожденному до утра не давали груди кормилицы, а поили одним ревенным сиропом, он простился с своими счастливыми хозяевами, поцеловал ручку новорожденного и поехал спать с тем, чтобы поранее навестить родильницу. Проходя через двор, он увидел пляску и услышал песни, которые неслись из всех окон кухни и людских. Он остановился, и хоть жаль было ему помешать веселью добрых людей, но принялся он всех уговаривать, чтоб перестали они петь и плясать, потому что барыне их нужен покой. К удивлению его, все послушались и при нем же полегли спать. Выходя из ворот, немец бормотал про себя: «Какой счастливый мальчишка! как все ему рады!»

И в самом деле, при благоприятных обстоятельствах родился этот младенец! Мать, страдавшая беспрестанно в первую беременность, – нося его, была совершенно здорова; никакие домашние неудовольствия не возмущали в это время жизни его родителей; кормилица нашлась такая, каких матерей бывает немного, что, разумеется, оказалось впоследствии; желанный, прошеный и моленый, он не только отца и мать, но и всех обрадовал своим появлением на белый свет; даже осенний день был тепел, как летний!..

Но что же происходило в Багрове, когда пришла радостная весть, что бог даровал Алексею Степанычу сына и наследника? В Багрове происходило следующее: с пятнадцатого сентября Степан Михайлыч считал дни и часы и ждал каждую минуту нарочного из Уфы, которому велено было скакать день и ночь на переменных; это дело было тогда внове, и Степан Михайлыч его не одобрял, как пустую трату денег и ненужную тревогу для обывателей; он предпочитал езду на своих; но важность и торжественность события заставила его отступить от обычного порядка. Судьба не наказала его слишком долгим ожиданием: двадцать второго сентября, когда он почивал после обеда, приехал нарочный с письмами и доброю вестью. Просыпаясь от крепкого сна, едва старик потянулся и крякнул, как ворвался Мазан и, запинаясь от радости, пробормотал: «Проздравляю, батюшка Степан Михайлыч, с внучком!» – Первым движением Степана Михайлыча было перекреститься. Потом он проворно вскочил с постели, босиком подошел к шкафу, торопливо вытащил известную нам родословную, взял из чернильницы перо, провел черту от кружка с именем «Алексей», сделал кружок на конце своей черты и в середине его написал: «Сергей».

Прощайте, мои светлые и темные образы, мои добрые и недобрые люди, или, лучше сказать, образы, в которых есть и светлые и темные стороны, люди, в которых есть и доброе и худое! Вы не великие герои, не громкие личности; в тишине и безвестности прошли вы свое земное поприще и давно, очень давно его оставили: но вы были люди, и ваша внешняя и внутренняя жизнь так же исполнена поэзии, так же любопытна и поучительна для нас, как мы и наша жизнь в свою очередь будем любопытны и поучительны для потомков. Вы были такие же действующие лица великого всемирного зрелища, с незапамятных времен представляемого человечеством, так же добросовестно разыгрывали свои роли, как и все люди, и так же стоите воспоминания. Могучею силою письма и печати познакомлено теперь с вами ваше потомство. Оно встретило вас с сочувствием и признало в вас братьев, когда и как бы вы ни жили, в каком бы платье ни ходили. Да не оскорбится же никогда память ваша никаким пристрастным судом, никаким легкомысленным словом!

Примечания

1

Уфимское наместничество было образовано в 1781 г. из двух областей – Оренбургской и Уфимской.

2

Тюба – волость. (Прим. автора.)

3

Ста́вленый мед – мед, который парят в глухо замазанном сосуде.

4

Лагу́н – бочонок.

5

Корчажное пиво – варенное в корча́гах, т. е. в глиняных горшках.

6

Русские обитатели Оренбургской губернии до сих пор, говоря с башкирцами, стараются точно так же ломать русскую речь, как и сами башкирцы. (Прим. автора.)

7

Чебызга – дудка, которую башкирец берет в рот, как кларнет, и, перебирая лады пальцами, играет на ней двойными тонами, так что вы слышите в одно и то же время каких-то два разных инструмента. Мне сказывали музыканты, что чебызга чудное явление в мире духовых инструментов. (Прим. автора.)

8

Припущенниками называются те, которые за известную ежегодную или единовременную плату, по заключенному договору на известное число лет, живут на башкирских землях. Почти ни одна деревня припущенников, по окончании договорного срока, не оставила земель башкирских; из этого завелись сотни дел, которые обыкновенно заканчиваются тем, что припущенники оставляются на местах своего жительства в нарезкой им пятнадцатидесятинной пропорции на каждую ревизскую душу по пятой ревизии… и вот как перешло огромное количество земель Оренбургской губернии в собственность татар, мещеряков, чуваш, мордвы и других казенных поселян. (Прим. автора.)

9

Урочище – естественный межевой знак (речка, гора, овраг и т. п.).

10

Сырт – водораздел; возвышенность, разделяющая притоки двух рек.

11

Акаевский бунт – одно из крупнейших восстаний башкирского народа, вспыхнувшее в 1735 году под предводительством Акая.

12

Уремой называется лес и кусты, растущие около рек. (Прим. автора.)

13

Каузом называется деревянный ящик, по которому вода бежит и падает на колеса: около Москвы зовут его дворец (дверец), а в иных местах скрыни. (Прим. автора.)

14

«Так писал о тебе, лет тридцать тому назад, один из твоих уроженцев», – Аксаков привел стихи, написанные им самим.

15

Яхонт – старинное название драгоценных камней – сапфира и рубина.

16

Борть – дуплистое дерево, в котором водятся дикие пчелы.

17

Кумыс – напиток из кобыльего молока; молоко заквашивается особым способом.

18

Турсук – мешок из сырой кожи, снятый с лошадиной ноги. (Прим. автора.)

19

Красной рыбой называются белуга, осетр, севрюга, шип, белорыбица и другие. (Прим. автора.)

20

Багренье – лов рыбы багром.

21

Помещики, жившие с дедушкой в Старом Багрове и владевшие вместе с ним неразмежеванной землей. (Прим. автора.)

22

Мещеряки – часть поволжских татар.

23

Шлычка – женский головной убор, вроде чепца.

24

Марена (крапп) – травянистое растение. Из корней добывается красная краска для тканей.

25

Прозванье «Горожаны» она имела потому, что несколько времени смолоду жила в каком-то городе. (Прим. автора.)

26

Двумя последними поговорками, несмотря на видимую их неопределенность, русский человек определяет очень много, ярко и понятно для всякого. (Прим. автора.)

27

Кошки были любимым орудием наказания у Михайла Максимовича. Это не что иное, как ременные плети, оканчивающиеся семью хвостами из сыромятной кожи с узлами на конце каждого хвоста. В Парашине даже после смерти Куролесова некоторое время сохранились в кладовой, разумеется без употребления, эти отвратительные орудия, и я видел их сам. Когда имение досталось сыну Степана Михайловича, кошки были сожжены. (Прим. автора.)

28

Иван Ануфриев остался жив и прожил лет до пятидесяти, а брат его захилел и умер через год. (Прим. автора.)

29

Она училась так прилежно, что скоро могла понимать французские книги, разговоры и даже выучилась немного говорить по-французски. (Прим. автора.)

30

Новиков Николай Иванович (1744–1818) – выдающийся русский просветитель, писатель и общественный деятель. Издавал книги и журналы по различным отраслям знаний. В своих сатирических журналах «Трутень», «Живописец» и «Кошелек» (60-70-е гг. XVIII в.) выступал против помещиков-крепостников и крепостного права. // В 1712 г. был арестован по приказу Екатерины II и заключен в Шлиссельбургскую крепость, где просидел больше четырех лет. Из крепости Новиков вышел дряхлым, больным стариком.

31

In quarto – латинское «in» значит «в», a «quarlus» «четвертый», инкварто – размер книги, ее формат в четвертую часть бумажного листа.

32

Бухан Вильям (1721–1805) – английский врач, автор популярной в то время книги «Полный и всеобщий домашний лечебник…» На русский язык переведена в 1710–1712 гг.

33

Венера-в древнеримской мифологии – богиня любви и красоты.

34

Ми нерва – в древнеримской мифологии – богиня мудрости, покровительница наук, искусств и ремёсел.

35

Товарищ наместника – заместитель наместника. В дореволюционной России должность заместителя крупного чиновника официально называлась «товарищ», например товарищ министра, товарищ прокурора. Наместник – правитель, начальник города или уезда, обладавший большими правами; с 1775 г. наместником назывался генерал-губернатор.

36

Нарохтиться (обл.) – намереваться что-либо сделать; иногда вопреки справедливости.

37

Машинация (правильно – махинация) – жульничество, неблаговидные действия для достижения корыстных целей, темные делишки.

38

Дедушка вообще колдовству мало верил. Даже стрелял один раз (вынув тихонько дробь) в колдуна, который уверял, что ружье заговорено и не выстрелит; разумеется, ружье выстрелило и крепко напугало колдуна, который, однако, нашелся и торжественно объявил, что дедушка мой «сам знает», чему, и поверили все, разумеется кроме Степана Михайловича. (Прим. автора.)

39

Не знаю, как теперь, а в старые годы на Оренбургской мене такую покупали армячину, которая своей тониной и чистотой равнялась с лучшими азиатскими тканями. (Прим. автора.)

40

Письмо это я почти помню наизусть. Вероятно, оно и теперь существует в старых бумагах одного из моих братьев. Очевидно, что некоторые выражения письма заимствованы из тогдашних романов, до которых Алексей Степаныч был охотник. (Прим. автора.)

41

Федор Иванович Занден, доктор весьма ученый, бывший впоследствии штадт-физиком в Москве. (Прим. автора.)

42

Отдаленная улица в Уфе (Прим. автора.)

43

Шушун – женская верхняя одежда; большею частью короткая кофта, шубейка.

44

Глазет – сорт парчи с вытканными на ней золотыми или серебряными узорами.

45

Шитье по карте значило, вероятно значит и теперь, что узоры рисовались на карте, потом вырезывались, наклеивались на материю и вышивались золотом. (Прим. автора.)

46

Канитель – тонкая витая нить из металла для вышивания.

47

Так произносилось это слово в семействе Багровых. (Прим. автора.)

48

Стриганами называют годовалых жеребят, потому что им подстригают гривы, чтоб они ровнее и лучше росли. Лонщак – двухлетний жеребенок, третьяк. (Прим. автора.)

49

Названье деревень. (Прим. автора.)

50

Невероятное множество крыс продолжало водиться в Каратаевке лет сорок. Я сам испытал их наглые ночные нападения. (Прим. автора.)

51

Ергак (обл.) – тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.

52

Впоследствии правительство позволило изменить это страшное слово, и сыновья ее стали называться Мертваго. (Прим. автора.)

53

То есть повеять ветру. (Прим. автора.)

54

Бухарская выбойка – ситец с узором в одну краску.

55

Евсеич (его звали всегда только по отчеству) впоследствии был дядькой ее старшего сына, за которым ходил с отцовскою горячностью. Я знал коротко этого почтенного старика. Лет пятнадцать тому назад я видел его уже слепого, доживавшего свой век в Пензенской губернии у одного из внуков Степана Михайлыча Багрова. Мне случилось прогостить там целый летний месяц. Каждый день, рано поутру, приходил я удить в проточном пруде на речке Какарме, при впадении ее в прекрасную реку Инзу; на самом берегу пруда стояла изба, в которой жил Евсеич. Каждый день, подходя к пруду, видел я этого, уже дряхлого, сгорбленного, седого, как лунь, старика, стоявшего, прислонясь к углу своей избы, прямо против восходящего солнца; костлявыми пальцами обеих рук опирался он на длинную палку, прижав ее к своей груди и устремив слепые глаза навстречу солнечным лучам. Он не видел света, но чувствовал теплоту его, столь приятную в свежести утреннего воздуха, и грустно-радостно было выражение его лица. Слух его был так чуток, что он издали узнавал мою походку, и весело, как старый рыбак приветствует молодого, приветствовал меня, хотя мне самому было уже пятьдесят лет. «А, это ты, соколик! (так привык он звать меня в молодости). Пора! Дай бог клев на рыбу!» – Года чрез два он скончался на руках дочери, сына и жены, которая пережила его несколькими годами. (Прим. автора.)

56

Деревня Узытамак состоит теперь, по последней ревизии, из девяноста восьми ревизских, душ мужеского пола, крепостных крестьян, принадлежащих потомку прежних владельцев помещику г-ну Алкину; она носит прежнее имя, но выстроена уже правильною улицею на прежнем месте. (Прим. автора.)

57

Тау значит гора, Бай рам – праздник. Это имя, как говорит предание, дано горе потому, что на ней будто бы башкирцы совершали торжественное молебствие после уразы, то есть поста. Зеин-тау – значит гора собрания; «зеином» называется пир или собрание народа для борьбы, беганья и конской скачки. Гора эта получила название Зеина со времени приобретения от башкирцев земли, лежащей по речке Узе, помещиком Алкиным, что случилось именно в 1711 году. Г-н Алкин, после заключения условия с башкирцами, дал для них на этой горе пир с разными увеселениями. Тамак значитустье, а потому и деревня на устье Узы, при впадении ее в Дему, называется Узытамак. Имена же речки Узы, а равно и речки Куркул-даук, которая сейчас встретится, значения не имеют. // Я говорю всё это, основываясь на самых точных новых сведениях, благосклонно доставленных мне Е. И. Бареновским и полученных им от теперешнего владельца деревни Узытамак г-на Алкина. Я видел сам прекрасную местность этой деревни; но этому прошло уже так много лет, что я не мог бы верно описать ее без пособия сведений, доставленных мне обязательными людьми. (Прим. автора.)

58

Этот завод уничтожен в 1848 году; в 1711-м только что начиналась в Уфимском крае выварка поташа, истребившая впоследствии множество лучших пород чернолесья; липы, ильмы, вяза и клена. Изобилие этих пород было так велико, что сначала только их и употребляли на поташ, потому что зола их несравненно выгоднее других. Продажа поташа представляла тогда огромные выгоды сравнительно с прочими отраслями доходов. (Прим. автора.)

59

Шадрик – черный, грязный, невываренный поташ.

60

Поташ – кристаллическая соль, порошок, легко растворимый в воде. Вываривается из древесной золы. Применяется в мыловарении, стекольном производстве, крашении.

61

Другой вариант этого предания говорит, что мать с сыновьями преследовала убежавшую дочь. (Прим. автора.)