Избранные стихотворения

(Об охоте)

Предвестник осени туманной,Седой зимы суровый сын,Печальный гость, никем не жданный,Губитель красоты долин!Дохнул мороз – и пожелтелиОдежды рощей и лугов;Повеял ветер – полетелиЛисты увядшие лесов;Но мы с тобою, брат мой милый,Мы любим осени приход,И самый вид ее унылый,Для нас исполненный красот,Какую-то имеет сладость!Не знаю, как ее назвать?..Она… не веселит, как радость,Не заставляет горевать,Она… есть тайна сердца… ПолноНеизъяснимость объяснять;Без нас любителей довольноО тайнах сердца толковать!..* * *Охота, милый друг, охотаЗовет нас прелестью своейВ леса поблекшие, в болота,На серебристый пух степей.Уж гуси, журавли стадамиЛетают в хлебные поля;Бесчисленных станиц рядамиПокрыта кажется земля.И вот подъемлются, как тучи,Плывут к обширным озерам,Их криком стонет брег зыбучий…И как он слышен по зарям!Пруда заливы уток полны;Одев живой их пеленой,Они вздымаются, как волны,Под ними скрытою волной.Вертятся стаи курахтанов,Пролетных разных куличков;Среди осенних лишь тумановМы видим их вокруг прудов.Бекас и гаршнеп, разжиревши,Забыли быстрый свой полетИ, к кочкам в камышах присевши,Таятся плотно средь болот.Товарищ их, летать ленивый,Погоныш, вечный скороход,С болотной курицей красивойВ корнях кустов, в топях живет.Но дупель, вальдшнеп – честь и слава,Один – болот, другой – лесов,Искусных егерей забава,Предмет охотничьих трудов —Переменили на отлетеЖитья всегдашнего места;Уж дупель в поле, не в болоте,А вальдшнеп пересел в куста.Перепела с коростелями,Как будто обернувшись в жир,Под травянистыми межамиСебе находят сытный пир.Собравшись стрепета стадами,По дням таятся в залежах,А в ночь свистящими рядамиЛетят гостить на озимях.По ковылю степей волнистыхСтаницы бродят тудаковИль роются в местах нечистыхБашкирских старых кочевьев.Расправив черные косицы,Глухарь по утренним зарям, —Нет осторожнее сей птицы, —Садится сосен по верхам.И, наконец, друг неизменный,Стрельбы добыча круглый год,Наш тетерев простой, почтенный,Собравшись в стаи, нас зовет.Черкнет заря – и как охотноВалят на хлеб со всех сторон,Насытились – и беззаботноНа ветвях дремлют до полдён!И на деревьях обнаженныхДалеко видит острый взор,Как будто кочек обожженных,Угрюмых косачей собор!Надежино, 1823 г. Сентябрь.

Осень

(Брату Аркадию Тимофеевичу, в Петербург)

Я был в Аксакове, и – грустьМеня нигде не оставляла;Мне все тебя напоминало,Мне дом казался скучен, пуст…Тебя везде недоставало.И дружба братская, любовьОсиротели будто вновь.Ах! Так ли прежде все бывало?Бывало, тягостных часовХолодное сложивши бремя,Освободившись от оков,Желанного дождавшись время,Умы и души обнажив,Сердец взаимным излияньемИли о будущем мечтаньемМы наслаждались – все забыв.Сходны по склонностям, по нравам,Сходны сердечной простотой,К одним пристрастные забавам.Любя свободу и покой,Мы были истинно с тобоюЕдинокровные друзья…И вот – завистливой судьбою —Без друга и без брата я.Я видел пруд: он в берегахОтлогих мрачно расстилался,Шумел в иссохших камышах,Темнел, багровел, волновался,Так хладно, страшно бушевал;Небес осенних вид суровыйВ волнах свинцовых отражал…Какой-то мрак печали новойПо пруду томно разливал.И грустное воспоминаньеНевинных радостей твоих,Невинной страсти обоихМое умножило мечтанье.Везде я видел все одно;Везде следы твоей охотыИ дружеской о мне заботы:Полоев в тинистое дноТам колья твердою рукоюГлубоко втиснуты тобою,Уединенные стоят,Качаясь ветром и волнами…Красноречивыми словамиМне о прошедшем говорят.Лежит там лодка на плотинеВ грязи, с изломанным веслом,Но кто ж на ней поедет нынеСо мной, трусливым ездоком?Кто будет надо мной смеяться,Меня и тешить и пугать,Со мною Пушкиным пленяться,Со мной смешному хохотать.Кто старшим лет своих рассудкомПорывы бешенства смиритИ нежным чувством или шуткойМою горячность укротит.Кто, слабостям моим прощая,Во мне лишь доброе ценя,Так твердо, верно поступая,Кто будет так любить меня!И ты, конечно, вспоминаешьНередко друга своего,Нередко обо мне мечтаешь!..Я знаю, сердца твоегоНи петербургские забавы,Ни новые твои друзья,Ни служба, ни желанье славы,Ни жизни суетной отравыВ забвение не увлекут…Но годы вслед годам идут,И, если волей провиденьяМы встретимся опять с тобой… —Найдем друг в друге измененье.Следы десницы роковой,Сатурна грозного теченья,Увидим мы и над собой.Прошедшее сокрылось вечно,Его не возвратит ничто;И как ни больно, но, конечно,Все будет то же – да не то.Кто знает будущего тайны?Кто знает о своей судьбе?Дела людей всегда случайны,Но будем верны мы себе!Пойдем, куда она укажет,Так будем жить, как бог велит!Страдать – когда страдать прикажет,Но философия нам щит!Мы сохраним сердца прямые,Мы будем с совестью в ладу;Хотя не попадем в святые,Но все не будем же в аду.Прости, храни святую дружбуИ братскую ко мне любовь;Будь счастлив и цареву службуНачни, благословяся, вновь!Пиши ко мне, ты очень знаешь,Как письма дороги твои…Уверен также, что читаешьТы с удовольствием мои!Да всем, что услаждает младостьТы насладишься в жизни сей!..Неукоризненная радостьДа будет спутницей твоей.1824 г. Ноябрь.Надежино.

P. S. Это последнее усилие призвать простившихся со мной муз!.. Ясно вижу, что мое знакомство с ними кончено, и только осиротелая братская дружба могла вымолить у них одно мгновенье слабого вдохновения.

Рыбачье горе

(Русская идиллия)

Младший рыбак.Товарищ, что так приуныл? здоров ли, любезный?Здорова ль жена твоя, малые дети?Старший рыбак.Спасибо,Мой друг, за участье твое, за приветное слово.Здоров я, по милости божьей, с моею семьею.Вчера лишь такая досада случилась со мною,Что, кажется, ввек не забыть…Младший.Расскажи поскорее:Сперва подосадуем вместе, а после забудем.Старший.Вчера поутру, лишь на небе брезжиться стало,Со всем рыболовным снарядом я был на плотине:Три уды, мешок со пшеницей, и ящик с червями,И хлеба краюха, и раков линючих десяток(По грошу за них заплатил деревенским мальчишкам)[2]В запасе и крючья, и лесы, и грузилы были,Сачок для язей (за грехи мои взял у соседа).Туман словно дым волновался!.. в воде по колени,Разлив перешед, кое-как пробрался я на стрелку.[3]Прикормку сейчас набросал и все уды закинул,Одну на линючего рака, другую на мякиш,А третью на белого угря с простыми червями.Сам трубку набил, закурил и присел на дощечке.Туманная сырость меня до костей пронимала,А только к заре, наклонясь, наплавки было видно.Люблю я, товарищ, рассвета часы золотые!Не знаю, с чего то, а утро на праздник похоже!Заря загорелась; струей ветерок перелетный(Всегда перед солнечным всходом он с неба слетает)Туман и камыш взволновал и рябью подернулДымящиясь воды… и шум небольшой будто шепотКругом пробежал и затих, и следов не бывало;Лишь изредка крупная рыба плеснется, как плаха,[4]И круг, расширяясь, с водой неприметно сольется.Ну, так мне, товарищ, и грустно и весело стало!..Сильнее из трубки я дым выпускал, и мешаясьС туманом седым – улетал он на воздух,И думы одна за другой в голове пробегали,Да слов не найду рассказать, а много их было.Ну, вот наступило и время для рыбьего клёву:Прикормку почуя, и сверху и снизу тронулисьЯзи, головли, и лини, и плотва краснопёрка,И окунь, всегда ненасытный, и лещ простоватый;По дну пузыри выпуская, забулькали воду,И сердце, как варом облито, забилось… Чуть духПереводил потихоньку, и с трубкой рука опускалась.Склонив к наплавкам неподвижные, жадные взоры,Я ждал поминутно, что хватит и ко дну утащит, —Напрасно: то тот, то другой наплавок пошевелит,И только. Ты знаешь, что я терпелив и не скучлив:Все удочки вынул, одна за другой, и насадкуОправил, закинул – и трубку забытую сноваКурю и счастливого часу опять дожидаюсь.Все то же: шалили язи, а не брали, как должно.Манила надежда не раз, а все попустому:Не то же ли с нами, товарищ, бывает и в жизни?Младший.Конечно; кто прожил свой век, не бывши обманут?Дивлюся, однако, всегда твоему я терпенью!Ты смейся как хочешь, а удить плотву веселее.Старший.Дружок, без терпенья язя никогда не достанешь.Таскать же плотичек, как ты, по-моему, скучно. —Уж солнце высоко взошло, а нету талана.На белого угря которая уда ходила,Три раза ее повело и подернуло шибко;Тихохонько уду я вынул – червя постащило;Червяк был велик, заглотать, знать, не может – подумал,И выбрал поменьше, его насадил и закинул:Руки не успел отделить, как вдруг утащилоНа дно наплавок… подсекаю,[5] и что же? головлик,Хотя небольшой, но все не плотичка, все лучше.А! а! я подумал, так это все вы здесь шалите,Вот я вас ужо… и уду большую отбросил,А среднюю взял, червячка насадил молодого,Закинув, держу удилище в руке, и, конечно,Кусок и до дна не дошел – наплавок повернулоИ тихо в камыш повезло… Подсекаю легонько…Ужасная тяга, как будто задел за корягу…В кольцо удилище… вскочил я, и сердце взыграло;Попался, мой милый, кричу, и все уды отдернул;Веду потихохоньку около стрелки налево,На чистое место, а рыба большущая, слышу,Идет тяжело, как будто в воде упираясь;Едва половина лесы показалась, и мигом,Как молонья, прянула вверх аршинная рыба…Какая ж, не мог разглядеть, задрожали и руки,И свету не взвидел от страха, что с рыбой не слажу:Крючок небольшой и леса только в шесть волосочков!Водить я ее и туда и сюда… присмирела.Гляжу, разглядел, наконец: головлина ужасный!Такого еще никогда не видал и даже не слышал.Дрожащей рукою хватаю сачок – не годится:И мал, и без зыби совсем,[6] захватить невозможно.И только я стал подводить, а головль мой стрелоюМахнет из воды… и сачок я отбросил проклятый.Повел головля вверх реки, хоть до первой заводки,[7]На мелкой воде не удастся ль схватить мне рукою(Ты знаешь, в подпруде река наравне со краями);Лишь к берегу стал подводить… небесная сила!..Головль сам собою на берег взмахнул будто птица!Обробел я пуще, и чем бы схватить поскорееРуками иль пасть на него – обезумел я, грешный,Забыл стариков запрещенье, схватил я за лесу…Леса порвалася, головль перметнулся – и в воду!А я?.. я стою, будто в камень меня обернуло,За кончик оборванной лесы держуся руками,Глаза устремив неподвижно на мокрое место,На берег зеленый, головль где лежал серебристый…И долго б стоял недвижим я, как в воду опущен,Когда бы головль мой, почувствуя острое жало,Пронзившее губу, желая его свободиться,Саженей десяток отплыв, наверх не взметнулся.Пришел я в себя, и досада меня обуяла,И в бешенстве все побросав: припасы и уды,Ушел я домой – и с тех пор со двора ни ногою.Стыжуся глаза показать; для чего мне и счастье,Когда совладеть не умел я с такою добычей?Не в добрый, знать, час я пошел, иль от встречи зловещейНашло на меня небывалое прежде затменье.Как будто бы я не таскал и на тонкие лесыОгромных язей, а бойчее их нету и рыбы!Поверишь, товарищ, с досады от хлеба отстал яИ сна по ночам не имею.Младший.Товарищ любезный,Забудь ты свою неудачу; и с кем не бывалоОшибки, невзгодья, на ловле недоброго часу?Пойдем-ка со мною – и время теперь золотое;Ведь после грозы и ненастья вся рыба гуляетИ жадно клюет; пойдем, попытаем-ка счастье.Товарищ, ты старше меня, и разумные речиСлыхал от тебя я не раз – куда ж они делись?Не ты ль говорил мне всегда: после дождичка вёдро,А после несчастья бывает сугубое счастье?Старший.Все так, но на счастье худое пенять мне не можно,А должно винить мне себя за свое нетерпенье,За жадность, горячность, еще же за глупую робость.Младший.Товарищ, не ты ль говорил – не нажить нам умаБез потерь, неудач, без нужды и без разных печалей?Не ты ль говорил, что терпенье в успехе порука?Что радость без горя была б человеку не в радость?Старший.Конечно, правдивы слова: спасибо, любезный!Меня оживил ты своей добродушною речью;Ах, добрый товарищ всего нам на свете дороже,Печаль с ним покажется легче, а радость милее!1824.

Послание в деревню

(к А. Т. Аксакову)

Весна, весна! ты прелесть года,Но не в столичной тесноте.Весна на Деме,[8] где природаВ первообразной чистотеГордится девственной красою!Где темные шумят леса,Где воды кажут небеса,Где блещет черной полосоюПод плугом тучная земля,Цветут роскошные поля!О подмосковной я природеВ досаде слушать не могу!..Засохлой рощей в огороде,Гусиной травкой на лугу,Загнившей лужи испареньемДоволен бедный здесь народ!И – зажимая нос и рот —Он хвалит воздух с восхищеньем…Нет, нет!.. Не там моя весна,Где топь, песок или сосна!В наш дикий край лечу душою:В простор степей, во мрак лесов,Где опоясаны дугоюБашкирских шумных кочьёвьев,С их бесконечными стадами —Озера светлые стоят,[9]Где в их кристалл с холмов глядятСобравшись кони табунами…Или где катится УралПод тению Рифейских скал!Обильный край, благословенный!Хранилище земных богатств!Не вечно будешь ты, забвенный,Служить для пастырей и паств!И люди набегут толпами,Твое приволье полюбя…И не узнаешь ты себяПод их нечистыми руками!..Сомнут луга, порубят лес,Взмутят и воды – лик небес!И горы соляных кристалловПо тузлукам твоим найдут;[10]И руды дорогих металловИз недр глубоких извлекут;И тук земли неистощеннойВсосут чужие семена;Чужие снимут племенаИх плод, сторицей возвращенный;И в глубь лесов, и в даль степейРазгонят дорогих зверей!Лечу в мой дом, соломой крытый,Простой, как я в желаньях прост;Куда, породой знаменитый,Скучать не придет скучный гость.Где с беззаботною душою,Свободный света от оков. . . .Живал я с милою семьею;Где я беспечно каждый деньБлажил мою богиню – лень!Ах! если б долга исполненьемСудьба мне не сковала рук —Не стал бы вечным принужденьемМрачить и труд мой и досуг.Мне дико всякое исканье,Не знал я за себя просить.Противу сердца говорить,Томить души моей желанье…Противны мне брега Невы,Да и развалины Москвы!К тебе, о друг и брат мой милый,Товарищ в склонностях моих,Которому, как мне, постылыСтолицы с блеском, с шумом их,К тебе лечу воображеньем:С тобой сижу, с тобой иду —Стреляю, ужу на пруду,Но не делюсь моим волненьемНи с кем!.. и спорю о стихахДа о горячке в головах.Май, 1830.Москва.

Стансы

К Александру Александровичу Кавелину,

написанные вследствие его письма, в котором он, сожалея о моей отставке, говорит, что хотя я искусно притворяюсь, но в душе не спокоен и что как ни верти, а такая отставка пятно.

Поверь, во мне достанет силПеренести царя неправость,А возбуждать людскую жалостьЯ не люблю – и не любил.Спокоен я в душе моей,К тому не надобно искусства;Довольно внутреннего чувства,Сознанья совести моей.Моих поступков правотыНе запятнает власть земная,И честь моя, хоругвь святая,Сияет блеском чистоты!Не ангел царь, а человек.Я не ропщу. Безумен ропот.Я презираю низкий шепот;Как был, таким останусь ввек.Но подлые мои врагиУж не сотрут клейма презренья,Клейма общественного мненьяСо лба наемного слуги.1832 г. Апрель. Москва.

К Грише

Ну, рыбак мой, шевелисяПоскорее, поскорейИ наудить торописяОгольцов и пескарей!Там с приветными волнамиЖдет тебя широкий пруд;Под зелеными кустамиНачинай веселый труд!Богородское.1832 г.

* * *

Поверьте, больше нет мученья,Как подмосковную сыскать;Досады, скуки и терпеньяТут много надо испытать.Здесь садик есть, да мало тени;Там сад большой, да нет воды;Прудишка – лужа по колени,Дом не годится никуды.Там есть и рощи для гулянья,Да нет усадьбы никакой;Здесь дом хорош, да нет купанья,Воды ни капли ключевой.Там развалилось все строенье,А здесь недавно выпал скот;Красиво местоположенье,Да Костя кочкой назовет.Там хорошо живут крестьяне,Зато дворовых целый полк;Там лес весь вырублен заране —Какой же будет в этом толк?Там мужики не знают пашни,А здесь земля нехороша.Там есть весь обиход домашний,Да нет доходу ни гроша.Там есть и летние светлицы,Фруктовый сад и огород,Оранжереи и теплицы,Да только вымер весь народ.Там есть именье без изъяна,Уж нет помехи ни одной,Все хорошо в нем для кармана,Да – нету рыбы никакой!1843 г. Август.

* * *

«Сплывайтеся тихоНа лов мотылей!» —Так царевна ЕршихаСкликала ершей.1843.

* * *

Вот, наконец, за все терпеньеСудьба вознаградила нас:Мы, наконец, нашли именьеПо вкусу нашему, как раз.Прекрасно местоположенье,Гора над быстрою рекой,Заслонено от глаз селеньеЗеленой рощею густой.Там есть и парк, и пропасть тени,И всякой множество воды;Там пруд – не лужа по колени,И дом годится хоть куды.Вокруг чудесное гулянье,Родник с водою ключевой,В пруде, в реке – везде купанье,И на горе и под горой.Не бедно там живут крестьяне;Дворовых только три души;Лесок хоть вырублен заране —Остались рощи хороши.Там вечно мужики на пашне,На Воре нет совсем воров,Там есть весь обиход домашнийИ белых множество грибов.Разнообразная природа,Уединенный уголок!Конечно, много нет дохода,Да здесь не о доходах толк.Зато там уженье привольноЯзей, плотвы и окуней,И раков водится довольно,Налимов, щук и головлей.Москва. 1844.

К Марихен

Ты в Москве перводержавнойУвидала божий светИ жила в столице славнойДо четырнадцати лет.В первый раз ты поздравленье(Сам я вижу, как во сне)Получаешь с днем рожденьяВ деревенской тишине.Завсегда мы были чуждыШуму жизни городской,Без богатства и без нуждыЖили мы своей семьей.Будет нам еще привольнейВ сельской мирной простотеИ приятней и покойней,Позабыв о суете.Хоть сурово время годаПоздней осени порой,Хороша зато погодаУ тебя в семье родной.Радонежье, 4 октября.

* * *

Рыбак, рыбак, суров твой рок;Ты ждал зари нетерпеливо,И только забелел восток,Вскочил ты с ложа торопливо.Темны, туманны небеса,Как ситом сеет дождь ненастный,Качает ветер вкруг леса —Ложись опять, рыбак несчастный.

Послание к М. А. Дмитриеву

Обещал писать стихами…[11]Да и жизни уж не рад;Мне ли мерными шагамиРифмы выводить в парад?Стих мой сердца выраженье,Страсти крик и вопль души…В нем тревоги и волненье —И стихи нехороши.Стары мы с тобой и хворыИ сидим в своих углах;Поведем же разговорыНа письме, не на словах!Хороша бывает старость,Так что юности не жаль:В ней тиха, спокойна радость,И спокойна в ней печаль.Сил душевных и телесныхБлагозвучен общий строй…Много в ней отрад, безвестныхДаже юности самой!Но не мне такая доляНи болезни, ни года,Ни житейская неволя,Ни громовая бедаОхладить натуры страстнойНе могли до этих пор,И наружностию яснойНе блестит спокойный взор!Дух по-прежнему тревожен,Нет сердечной тишины,Мир душевный невозможенПосреди мирской волны!И в себе уж я не волен.То сержуся я, то болен,То собою недоволен,То бросаюсь на других,На чужих и на своих!Раздражительно мятеженВ слабом теле стал мой дух,И болезненно так неженИзощренный сердца слух.И в мгновениях спокойныхВижу ясно, хоть не рад,Сил телесных и духовныхОтвратительный разлад.Есть, однако, примирительВечно юный и живой,Чудотворец и целитель, —Ухожу к нему порой.Ухожу я в мир природы,Мир спокойствия, свободы,В царство рыб и куликов,На свои родные воды,На простор степных лугов,В тень прохладную лесовИ – в свои младые годы!Март, 1851 г.Москва.

Плач духа березы

Тридцать лет красой поляныНа опушке я жила;Шли дожди, вились туманы,Влагу я из них пила.В дни засухи – тень отраднуЯ бросала от ветвей,Освежала землю жадну,Защищала от лучей.Все прошло! Не гром небесныйРазразился надо мной,А топор в руке безвестнойПодрубил ствол белый мой.И, старик неутомимый,За грибами ты пойдешь,Но березы столь любимойТы на месте не найдешь.Поперек твоей тропинкиСвежий труп ее лежитИ, творя себе поминки,Тихо ветвями шумит.Обойдешь ты стороноюБезобразный мой пенек,С огорченною душоюНа безвременный мой рок,На судьбу мою столь строгу.И за что ж она казнит? —На Хотьковскую дорогуВам понадобился вид.6 июля 1853.Абрамцево.

Шестилетней Оле

Рано дед проснулся,Крякнул, потянулся,Давши мыслям волю,Вспомнил внучку Олю.Семь часов пробило;Затопили печку,Темно очень было,И зажег он свечку.И дедушка хилыйК внучке своей милойПишет поздравленьеС днем ее рожденья.Пишет понемногу,Часто отдыхая,Сам молится богу,Олю вспоминая:«Дай бог, чтобы сноваОленька былаВесела, здорова —Как всегда мила;Чтоб была забавойМатери с отцом —Кротким, тихим нравом,Сердцем и умом!»Если бог даст силы,Ровно через годОле, внучке милой,Дедушка пришлетКнижку небольшуюИ расскажет в ней:Про весну младую,Про цветы полей,Про малюток птичек,Про гнездо яичек,Бабочек красивых,Мотыльков игривых,Про лесного Мишку,Про грибочек белый —И читать день целыйСтанет Оля книжку.Дедушка Сергей Аксаков.21 декабря 1854 года.

31 октября 1856 года

Прощай, мой тихий сельский дом!Тебя бежит твой летний житель.Уж снегом занесло кругомМою пустынную обитель;Пруды замерзли, и слегкаЛедком подернулась река.Довольно спорил я с природой,Боролся с снегом, с непогодой,Бродя по берегам реки,Бросая вглубь ее крючки.Метель вокруг меня кипела,Вода и стыла и густела;А я, на мерзнувших червей,Я удил сонных окуней.Прощай, мое уединенье!Благодарю за наслажденьеПриродой бедною твоей,За карасей, за пескарей,За те отрадные мгновенья,Когда прошедшего виденьяВставали тихо предо мнойС своею прелестью живой.

17 октября

(А. Н. Майкову)

Опять дожди, опять туманы,И листопад, и голый лес,И потемневшие поляны,И низкий, серый свод небес.Опять осенняя погода!И, мягкой влажности полна,Мне сердце веселит она:Люблю я это время года.Люблю я звонкий свист синицы,Скрып снегирей в моих кустах,И белые гусей станицыНа изумрудных озимях.Люблю я, зонтиком прикрытый,В речном изгибе, под кустом,Сидеть от ветра под защитой,Согретый теплым зипуном —Сидеть и ждать с терпеньем страстным,Закинув удочки моиВ зеленоватые струи,Вглубь Вори[12] тихой и неясной.Глаз не спускаю с наплавка,Хоть он лежит без измененья;Но вдруг – чуть видное движенье,И вздрогнет сердце рыбака!И вот он, окунь благородный,Прельстясь огромным червяком,Подплыл отважно и свободно,С разинутым, широким ртомИ, проглотив насадку смело,Все поволок на дно реки…Здесь рыбаку настало дело,И я, движением руки,Проворно рыбу подсекаю,Влеку из глубины речнойИ на берег ее бросаю,Далеко за моей спиной.Но окуни у нас не диво!Люблю ершей осенний клев:Берут они не вдруг, не живо,Но я без скуки ждать готов.Трясется наплавок… терпенье!Идут кружочки… пустяки!Пусть погрузит! Мне наслажденьеЕрша тащить со дна реки:Весь растопыренный, сердитый,Упорно лезет из воды,Густою слизью ерш покрытый,Поднявши иглы для защиты, —Но нет спасенья от беды!Теперь не то. Внезапной хвориЯ жертвой стал. Что значим мы?Гляжу на берега я ВориВ окно, как пленник из тюрьмы.Прошло и теплое ненастье,Сковал мороз поверхность вод,И грустно мне. Мое участьеУже Москва к себе зовет.Опять прости, уединенье!Бесплоден летний был досуг,И недоступно вдохновенье.Я не ропщу: я враг докук.Прощайте, горы и овраги,Воды и леса красота,Прощайте ж вы, мои «коряги»,[13]Мои «ершовые места!»1857,С. Абрамцево.

Примечания

1

Звучные безделки…

Гораций.

2

Раки, линяя, т. е. переменяя свою кожу, прячутся в норы, и доставать их бывает очень трудно, а рыба особенно любит их.

3

Стрелка – место, не залитое водою.

4

Плаха – пластина. Техническое выражение у рыбаков.

5

Подсекать – вдруг дернуть уду.

6

Сачок без зыби – если сетка, к нему пришитая, коротка. Не зыблется – как мешок.

7

Заводка – узкий залив воды.

8

Дема – река в Оренбургской губернии, около которой места живописные и самые привольные для житья.

9

Кандра и Каратабынь – прелестные большие и необыкновенно прозрачные озера.

10

Тузлук – соленый ключ.

11

Дмитриев писал ко мне три раза стихи, и я обещал.

12

Название речки.

13

Название места, где берет крупная рыба.