
Полная версия:
Зверёк и суета вокруг теней
– Блохи? – сочувственно сказал Зверёк. – Попробуй изваляться в золе.
На самом же деле Уху передалось всеобщее настроение, и он тоже затеял уборку.
– Уборка должна начинаться в собственной голове, – важно сказал филин. – Всяких выдумок и причуд там скапливается столько, что начинает лезть из ушей. Ух! Видите, сколько я уже выбросил? Развернуться негде.
По мнению Зверька и Кси обитель филина выглядела как обычно – насколько вообще может быть обычным дом такого фантазёра и выдумщика.
– Позаимствую у достопочтенного сэра Призрака несколько коробок и сложу их туда, чтобы потом передать великану или его прекрасной жене, – как ни в чём не бывало, продолжал Ух. – Может, они найдут какие-нибудь из моих старых идей… ух… интересными.
– Нет-нет, – воскликнула Кся. – Нам нужны твои идеи!
Зверёк и Кся, перебивая друг друга, рассказали про волшебную вертушку, и филин пришёл в восторг.
– Ух! Ух! Испокон веков всё большое происходило от маленького. Но я вам здесь не помощник. Мои крылья широки, но даже они не способны заставить этот пропеллер крутиться так, чтобы родился ветер.
Он озабоченно нахохлился.
– Мы все на самом деле крохи в масштабах целого леса. Нужно, чтобы кто-то по-настоящему большой подул на лопасти.
Зверёк подумал о чуде-юде, за которым гонялся Шкрябл, но решил, что оно точно не обрадуется новым гостям. Зато Кся мыслила более прагматично. Она воскликнула:
– Медведь! Нам нужен настоящий медведь, и чем злее, чем больше и косматее, тем лучше.
– Один вырыл берлогу за оврагом, – сказал Ух, – Пролетая там вчера ночью, я слышал, как ходила ходуном земля от его храпа.
– Утром мы его навестим, – решил Зверёк, внутренне трясясь при мысли о встрече с огромным хищником. Но делать нечего, и Ух сказал совершенно верно: большие звери вершат большие дела, но иной раз только маленькие зверята могут их на это сподвигнуть.
Зверёк отправился к себе в трубу и свернулся калачиком на чёрной подстилке из хвои и листьев, а Кся забралась на сосну-маяк, и, завернувшись в тёплый свитер, стала смотреть, как мерцают звёзды и как приоткрывается лунная дверца. Приближалось полнолуние, и она уже предвкушала, как всласть наболтается со своей названной сестрёнкой, дочерью великанов Патрика и Инги.
Следующее утро выдалось облачным, но сэр Солнце взялся за дело с самого рассвета, окутав планету удушливым зноем. Казалось, лучи его пробивали даже самые плотные тучи, словно стрелы набитые пухом подушки.
Спустившись по водостоку вниз, Зверёк был неприятно поражён желтизной свежей травки. Более того, даже листья сворачивались в маленькие сухие кулачки, уменьшая и без того тонкие, почти прозрачные тени. Дождя не было с последнего снегопада, который, если уж судить строго, тоже не совсем дождь.
Он отправился к ручью и обнаружил, что ручей пересох. Только дно его ложа было едва-едва влажным, там барахтались несчастные водомерки и комариные личинки. Тогда Зверёк побежал на Ручейный холм. Обычно его слышно сильно загодя, но сегодня Зверёк услышал звон воды, только когда вскарабкался наверх. Родник больше не бил ключом, а сочился, и вода моментально испарялась, окутывая холм облаком пара.
– Нужен весенний ветер, – сказал Зверёк оказавшемуся рядом ужу, которого, как он помнил, звали Неряхом. Нерях дремал под листом лопуха, свернувшись клубком и кожей впитывая висящие в воздухе капельки воды. – Возможно, он принесёт дождь.
– Дошшшдь? – встрепенулся уж. – Где дошшдь?
Зверёк поспешил убраться, чтобы не расстраивать несчастную рептилию.
С Ксёй они встретились в овраге, забрав вертушку из дупла Уха, где оставили её накануне. Берлогу медведя отыскать было совсем несложно. Там явственно слышалась возня, эхом катились тяжкие вздохи, и после каждого из земли в страхе выныривали кроты и мелкие грызуны.
– Проснулся, – прошептала Кся. – Попроси его подуть. Меня он слизнёт, даже не заметив, а тебя, может, послушает.
Кся осталась перед логовом медведя – земляной пещерой, вход в которую частично прикрывали сухие стебли вьюна, а грунт хранил следы когтей. Она держала вертушку, прячась за её ручкой и со страхом глядя внутрь.
Зверёк сам не испытывал ни малейшего желания лезть внутрь, но было ясно, что отсюда медведь их не услышит.
Бесшумно ступая на мягких лапах, он вошёл в пещеру. Здесь было темно и прохладно, несколько ящерок и одна жаба сидели на камнях, охлаждая животики.
– Шшш, – сказала одна ящерка. – Тишшше!
– Шшшшш! – прибавила другая.
– Квак, – сказала жаба. – Коль пришёл, сиди тихо. Если Косматый нас услышит, то всех выставит за порог. Или, чего доброго, проглотит. Хотя мы с подругами не вкусные. А вот насчёт тебя я не уверена.
– Мне нужно побеспокоить медведя, – извиняясь, сказал Зверёк. – Иначе не будет никакого весеннего ветра, и цветы отцветут впустую, и не заплодоносит дикая вишня, и…
– Даже вишня? – ужаснулась жаба. – Я, видишь ли, очень люблю вишню. Особенно ту, перезрелую, что падает прямо мне в рот. Что ж, ступай. Но про нас ни слова.
Зверёк крался довольно долго, никого не встречая и чувствуя, как на загривок с потолка осыпается земля, как вдруг шум прекратился и кто-то грозно спросил:
– Это кто там? Пошли вон!
Зверёк вдруг обнаружил, что то, что он считал за продолжение пещеры, на самом деле открытая медвежья пасть, а сталактиты и сталагмиты – острые зубы, резцы и клыки.
Представившись, Зверёк сказал вежливо, как только мог:
– Не могли бы вы выйти и дунуть как следует в вертушку? Может, тогда ветер придёт в наши края.
Медведь подумал и поднял переднюю лапу. Зверёк приготовился удирать, думая, что его сейчас прихлопнут, но Косматый вместо этого принялся тереть глаза.
– Не выйду. Уходи.
– Ну пожалуйста! – внутренне холодея, попросил Зверёк. Он ждал, что медведь сейчас разъярится, но тот сказал каким-то простуженным, сиплым голосом:
– Не могу я выйти. Я стесняюсь. Моя тень пропала. Кто я без грозной чёрной тени? Просто мышь-переросток. Когда мой двоюродный дядюшка по маминой линии, потеряв нюх, наелся капусты, приняв её за выводок кроликов, вся косолапая семья покатывалась со смеху, думая, что большего недоразумения не может случиться с медведем. Но теперь… теперь я понимаю…
Только сейчас Зверёк понял, что Косматый не простужен – он плачет. И тут же откуда-то выскочила Кся. Она, конечно, не могла отпустить Зверька одного в логово хищника и пошла следом.
– Не расстраивайтесь, господин медведь, – сказала она. – Всё образуется!
Кся всегда была готова утешить горюющих, невзирая на размер когтей и зубов. Если ты горюешь, тебе не помешает всяческая помощь и поддержка – даже от такой малявки, как Кся, а Кся считала себя великой утешительницей. Однажды она смогла утешить дятла, который склевал одну букашку, а потом и свою знакомую букашку, которая сидела в его оперении и горевала, потому что думала, что, склевав её подругу, дятел больше не хочет с ней дружить. На самом деле, он просто не слышал её писк, потому как после тяжёлой дневной работы у него заложило уши.
Медведь засопел, а Кся (она слабо светилась в темноте) взбежала по переносице и устроилась между глаз зверя, пытаясь обнять его своими коротенькими ручонками. Она затараторила:
– В лесу живёт замечательный художник, бельчонок по имени Шкрябл. Он с радостью нарисует для вас тень ещё лучше, чем было, с огромным пушистым хвостом и закрученными рогами, с крыльями, как у бабочки, и усищами, как у муравья!
Медведь вдруг разревелся. Слёзы полились вниз настоящим потоком, и Ксю смыло с его морды. Она сшибла Зверька, и они кубарем покатились прочь, едва не захватив с собой жабу и ящерок.
– Вишь как слюной брызжет, – сказала жаба. – Страх, да и только! Повезло, что все живы остались!
– Шшшживы, шшживы, – зашипели ящерки хором.
Забрав вертушку, Зверёк и Кся убрались восвояси.
– Кажется, у меня не очень получилось, – Кся выглядела подавленной.
– Не расстраивайся, – сказал Зверёк. Он задумчиво грыз сорванный по дороге стебелёк. – Мы обязательно вернём этому медведю его тень. Вот только нужно сначала понять, куда все тени пропадают.
– Сначала Талисман, – сказала Кся, – теперь вот… ой!
Они со Зверьком одновременно увидели то, чего каким-то образом раньше не замечали. Возможно, виной всему жара, которая заставляет тебя мечтать только о глотке холодной водицы, а может, природная невнимательность лесных созданий. Добрая половина деревьев стояла без теней, а те, что оставались, создавали ложное впечатление, что друзья путешествуют по редкой лесополосе, а не пробираются густой чащобой.
– Кто-то обустраивает себе гнездо, – предположила Кся. – Тени же, наверное, мягкие. А в тень Косматого любой может завернуться с головой, как в большой плед.
– Если так, нужно поскорее найти этого инкогнито, – сказал Зверёк. – Целый лес без теней – настоящая катастрофа! Где маленькие зверята будут прятаться от свирепых хищников?
– И где свирепые хищники будут таиться в ожидании маленьких зверьков? – подхватила Кся. – Круговорот жизни в природе будет нарушен, и всё сделается шиворот-навыворот!
– Я привёл свидетеля! – сказал Шкрябл. Как всегда, он появился неожиданно и встрял в разговор, как будто был здесь с самого начала и даже ходил вместе со Зверьком и Ксёй в пещеру к медведю.
С ним была сорока с живыми любопытными глазами, которые так и шныряли в поисках жучков с лакированными панцирями и аппетитных жирных червяков. Она изучила простой наряд Кси и пренебрежительно каркнула. Эта сорока считала, что у женского пола непременно должно быть какое-то украшение, хотя бы и нитка бус. У неё самой на шее была хлебная корка и серебристый дождик, которым украшали дом к Рождеству сыновья сэра Призрака.
– Я видела, как ранним утром кто-то нёс скатанную в рулон тень, – рассказала она. – Я подумала, что может этот призрак из охотничьего дома раздаёт своё добро, но когда прилетела туда, меня попытались угостить компотом из сухофруктов! А я, знаете, хотела бы заполучить себе новый сервиз!
Сорока возмущённо застрекотала.
– Значит, кто-то нёс тень, – напомнил Зверёк.
– Да, – подтвердила сорока. – Скатанную в рулон, как ковёр. Думаю, это была тень одного из братьев-дубов.
– А кто это был, вы не видели?
– Кто-то… – сорока задумалась, – не очень большой. Потому что он целиком спрятался за рулоном.
Она раскрыла крылья и посмотрела на свою тень, которая повторяла каждое пёрышко её великолепного чёрно-белого наряда.
– Кошмар! Тень – украшение любого живого существа и, особенно, любой птицы. Так приятно лететь и смотреть, как она скользит за тобой по земле!
– Не бойтесь, звери и птицы! – провозгласила Кся. – Мы начинаем расследование!
Но расследование сразу застопорилось, потому что больше никто ничего не видел. Все сидели по норкам и дуплам, но тут и там под палящим солнцем показывалась чья-нибудь мордочка, чтобы проверить, на месте ли тень. Кся предложила поговорить с сэром Солнце и попросить его умерить свой пыл, но едва она взяла очки, в которых привыкла видеть румяное личико небесного господина, как сразу их от себя отшвырнула.
– Ой, жжётся! – воскликнула она, а потом с сожалением произнесла: – Сэр Солнце не настроен на разговоры. Он из-за чего-то сердится.
Когда наступила ночь – как никогда внезапно, будто выключили свет, – Кся вновь залезла на сосну, называемую маяком, и смотрела, как выкатывается из-за горизонта круглое небесное окошко. Она набрала полные карманы вишнёвых косточек и кидалась ими в Луну, пока не выглянула другая малявка, с золотистыми глазами и светлыми непослушными волосами, забранными в хвост. Увидев Ксю, небесная малявка сказала:
– Я скучала.
И Кся повторила:
– Я тоже скучала, и даже больше.
После того, как часы в доме сэра Призрака показали три часа ночи, названные сестрёнки, обменявшись, как это у них, сестрёнок, водится, маленькими секретами, завели разговор о более важных вещах. План созрел быстро: всё-таки, лунная сестрёнка была дочерью великанов, которые истоптали тропки доброго десятка миров и всё-всё рассказывали дочке, развивая её любознательность и фантазию.
Из круглого окошка лунная сестрёнка спустила две прочных верёвки. Она сказала, что папа привязывает ими свою небесную лодку, когда причаливают к дому, но сейчас они отбыли по какой-то надобности на другую половину Земли и вернуться только утром.
Кся тем временем сходила за вертушкой и позаимствовала у сэра Призрака штакетину из забора. Штакетину она привязала между верёвками, так, что получились качели, и, усевшись на доску, поджимая ножки и вновь распрямляя, начала раскачиваться. Вертушку она держала перед собой, крепко обняв ручку двумя руками. Небесная сестрёнка смотрела сверху вниз и смеялась. Крыльчатка начала поворачиваться, потом закрутилась, и крутилась, по мере того, как всё сильнее раскачивалась Кся, быстрее и быстрее.
В какой-то момент верхушки деревьев остались внизу, и Кся воскликнула:
– Рассвет! Я вижу рассвет!
Вертушка стрекотала, Кся вопила от радости, лунная сестрёнка подбадривала её сверху, а потом вдруг крикнула:
– Ветер проснулся! Он приближается.
Кся услышала грохот, как будто где-то с шумом падает вода, и увидела, как по небу несётся табун лошадей, и невесомая белая пена срывается с их губ и тает в воздухе. Хвосты их струились по воздуху как шёлк, а ноздри раздувались в предвкушении дождя, который совсем скоро оросит лес, ведь с ними, под копытами, плыли облака и тучи.
– Так вот ты какой, весенний ветер, – крикнула Кся, а потом стрекочущий, бешено вращающийся пропеллер, лопасти которого превратились в размытый круг, сорвал её с качелей и унёс следом за небесным табуном.
Глава третья. В которой Зверёк и его друзья ищут пропавшие тени
Зверёк проснулся оттого, что шкурка его намокла. Вообще-то Зверёк не слишком любил дождь, но после нескольких столь жарких дней даже пасмурная погода способна была привести его в восторг.
Он выскочил из норы, обдав водяной взвесью соседа-паучка, и принялся самозабвенно выплясывать на кончике печной трубы.
Вдруг кто-то заговорил рядом с ним.
– Проссти пожжалуйста. Это тебя называют Зверьком?
Зверёк посмотрел вниз и увидел обернувшегося вокруг трубы ужа.
– Я видел, как рано утром, ещщё до дожждя, кто-то летал по небу, – сказал Нерях, качая чёрной с жёлтыми отметинами головой.
– Наверное, ласточка, – предположил Зверёк. – Или шмель. Ветер вернулся в наши края, а значит, все летучие насекомые проснулись и принялись за работу!
Он огляделся и сразу увидел танцующую мошкару, а у самой земли, возле неосмотрительно оставленной кем-то из призрачьей семейки галоши, уже полной воды, медленно летящего жука-бомбардира.
– Не шшшмель и не ластошшка, – сказал Нерях, обеспокоенно высунув раздвоенный язык. – Мне показзалось, что это была Кщщя, и летела она на вертушшшке. Поэтому я и побессспокоил тебя, ведь ты – её папа.
– Кся? – изумился Зверёк. – Так вот, чья это работа!
Его восторг сразу сошёл на нет.
– Должно быть, ей пришла в голову какая-то идея и она, вместо того, чтобы дождаться утра или разбудить меня, сразу принялась за дело – одна, наверняка подвергнув себя опасности.
Не позавтракав, Зверёк отправился искать Уха. Филин как раз вернулся с ночной охоты и теперь чистил пёрышки, готовясь отойти ко сну.
– Кся пропала, – сказал Зверёк. – Она улетела следом за ветром.
– Охохо, – сказал Ух. Он не открывал глаз, потому что для ночной птицы было уже чересчур ярко. – А я-то подумал, что за новый вид летающих ксей? Думал, может, это кся тополиного пуха или семян одуванчика. А это, оказывается, наша затейница-Кся устроила новую проказу!
– Значит, ты её видел?
– Она едва не отправила меня в пике, – признался филин.
– Пойдём, – Зверёк так и скакал вокруг него, – пойдём, нам нужно её найти! Ты же можешь лететь с закрытыми глазами, верно?
Но не успел Ух сказать своё обычное «ух», как снаружи послышался стрекот бумажной вертушки, и Кся, целая и невредимая, приземлилась на ветку дуба.
– Кся! – воскликнул обрадованный Зверёк. – Иди сюда, промокнешь.
Он сказал так и понял, что дождь кончился и сквозь дыры в облаках снова светит безжалостное солнце. Выпавшая вода испарялась с листиков и травинок, словно задумала вернуться на небо и выпасть где-нибудь ещё.
Забравшись в дупло и смахнув со лба пот, Кся сразу начала тараторить:
– А мы с лунной сестрёнкой построили самые большие на свете качели! Весенний ветер на самом деле табун лошадей, которые носятся по небу! – восторг на её лице сменился озабоченностью, – так внезапно, как это может быть только у ксей. – Я пролетела совсем рядом с сэром Солнце. Он очень расстроен. Он думает, что на земле его никто больше не воспринимает всерьёз, потому что многие деревья, и камни, и статуи, и даже некоторые звери с птицами перестали отбрасывать тени. Поэтому он старается в поте своего круглого жёлтого лица и направляет на наш лес столько солнечных лучей, сколько может.
– Тени? – заинтересовался Ух. – Что такое «тени»? Весь лес только о них и говорит.
– Это второй ты, что спит ночью, а днём следует за тобой, куда бы ты ни пошёл, – сказал Зверёк. Он удивился было, что это понятие филину незнакомо, но потом вспомнил что Ух – ночной житель.
– Вот оно что, – одобрительно ухнул филин. – Новая игра! Значит, теперь весь лес играет в эти самые «тени»? Что ж, я тоже могу поддержать вашу игру.
Он нахохлился и трагично закрыл лоб одним крылом.
– О нет! Кажется, мою тень похитил какой-то злоумышленник!
Зверёк посмотрел вниз и ахнул. Рассеянного света, который проникал в дупло, хватило, чтобы разглядеть, что пухлая, мягкая на ощупь, почти идеально круглая тень филина тоже исчезла.
Кся тоже это заметила. Она пообещала:
– Мы восстановим справедливость и найдём твою тень, мудрый Ух.
– Мудрый и игривый, – важно поправил Ух.
– Мудрый и игривый, – подтвердила Кся.
Вернувшись домой, чтобы позавтракать и придумать, что делать дальше, Зверёк и Кся наткнулись на сэра Призрака, потерянно расхаживающего по двору.
– Сегодня у нас на повестке дня пропажа за пропажей, – сообщил он друзьям.
– У кого-нибудь из ваших сыновей пропала тень? – спросила Кся.
– Мы же прозрачные, у нас нет теней, – покачал головой сэр Призрак. – У меня был полный сундук замечательной шерстяной пряжи цвета колодезной воды, а также много кусков разнообразной материи, катушки ниток и несколько иголок в игольнице. Сегодня я хотел наконец обтянуть велюром пару кресел – обивка на них совсем разлезлась – и обнаружил, что сундук пуст. И ещё кто-то украл штакетину из моего забора.
Кся, спрятав за спину ручки, шаркнула ногой.
– Мы с лунной сестрёнкой смастерили из неё качели, чтобы вызвать весенний ветер. Извините нас.
– Вот как? – обрадовался сэр Призрак. – Так вот кому мы обязаны этим освежающим дождиком? Что ж, штакетина за это – небольшая цена.
– Нужно непременно расследовать вашу пропажу, – сказал Зверёк. – Похититель мог оставить следы или улики. По ним мы узнаем, кто крадёт тени у лесных зверят.
– Зачем ему мои нитки? – недоумевал сэр Призрак.
– Чтобы сшить из похищенных теней ночную рубашку и колпак? – предположила Кся.
Но никаких следов они не нашли. По словам сэра Призрака, крышка сундука была захлопнута, а поднять её мог только кто-то сильный и большой. Зверёк обнаружил, что одна из досок в основании сундука отходит, но туда мог протиснуться только кто-нибудь очень маленький, кто-нибудь, кому потребовалась бы вечность, чтобы опустошить немаленький ларь. Никаких следов больше не было, потому что сэр Призрак, перед тем как обнаружить пропажу, подмёл все полы и даже прошёлся с мокрой тряпкой по подоконникам.
– Талисман просил вас заглянуть, – вспомнил сэр Призрак, когда устали ходить кругами вокруг сундука. Он поскрёб подбородок. – Кажется, он не слишком оценил тень, которую я ему нарисовал, зато теперь не проходит и часа, чтобы Томми не передал мне просьбу от одной из этих странных статуй нарисовать их портрет. Кажется, я прослыл среди них отменным художником. Что удивительно, ведь я был лётчиком, археологом и мореходом, но художником не был никогда. У судьбы отменное чувство юмора, правда?
Зверёк и Кся согласились, а после, слегка расстроенные тем, что их расследование не продвинулось ни на шаг, отбыли к Талисману.
Талисман встретил их шелестом кос, которые соприкасались друг с другом и с листвой, рождая мистический, похожий на шёпот звук. Призрак и правда постарался. Тень, нарисованная на остатках невысокой стены, сложенной из валунов, изобиловала полутонами и была расписана геометрическими узорами.
– Видите ли, я постоянно раскачиваюсь. Сейчас, когда дует весенний ветер, по его прихоти, а прежде по своей воле. Я люблю воплощать свою жизнь в синусоидальных колебаниях, а моя тень, НАСТОЯЩАЯ тень, составляла мне идеальную пару. Эта же, как вы, наверное, уже смогли заметить, неподвижна.
– Мы найдём твою тень, мудрый талисман, – сказала Кся, правда, уже без прежней убеждённости. Таинственная пропажа из сундука сэра Призрака выбила её из колеи.
Они со Зверьком сидели на ветке сосны и смотрели вниз, на заросший сад, по которому иногда пробегал ветерок, заставляя лавровые кусты встрепенуться, а сонный стрекот кузнечиков на мгновение смолкнуть. Солнца было так много, что казалось, земля сейчас обратится в песок и отсюда и до самого горизонта настанет пустыня. Многие деревья и камни стояли без теней, и даже статуи. «Сэр Солнце думает, что на земле его никто больше не воспринимает всерьёз», – подумал Зверёк.
– Конечно, найдёте, – сказал Талисман так, что Кся сразу ему поверила. – Я позвал вас, чтобы рассказать о своём давнем знакомце, вороне по имени Чернопёр. В последнее время он стал совсем незверим, что не удивительно, ведь он и раньше не любил шумных сборищ, а с приходом старости черты характера имеют свойство усугубляться. Чернопёр – художественный руководитель театра теней, единственного на весь лес.
– Никогда не слышала о таком театре, – болтая ногами, сказала Кся.
– Мало кто слышал. Чернопёр никого не зовёт на свои представления и устраивает их только для себя, втихомолку.
– А кто играет в этом театре? – поинтересовался Зверёк.
– Так тени и играют! – воскликнула Кся.
– Вот именно, – сказал Талисман. – Чернопёр не привечает посетителей, но возможно, он что-нибудь вам расскажет о таинственных исчезновениях, потому что нет никого, кто знал бы о тенях больше. Он живёт на башне, оставшейся от старого дома.
– Здесь нет никакой башни, – сказал Зверёк. – Это же лес!
– Есть, – ответил Талисман. – Этот мальчик, Томми, уже рассказал вам про старую усадьбу. При ней была башня, которая, насколько я знаю, всё ещё цела. С этой башни барон обозревал свои владения, а Чернопёр в это время сидел у него на плече.
Талисман качнулся, после чего сказал:
– Но вы не найдёте её без проводника. Попросите Томми вам показать, уверен, он с радостью поможет.
– У нас есть свой, лесной проводник, – сказала Кся. – Шкрябл говорил про какого-то ворона, который устраивает представления для одного себя. Наверняка он уже нанёс его жилище на карту.
– Вот как? – удивился Талисман. – Чернопёру это не понравится. Очень уж любит он уединение.
На обратном пути Кся, ехавшая на спине Зверька, сказала:
– Этот Чернопёр и есть похититель теней. Ему же нужны актёры для своего театра! Талисман, наверное, впал в отчаяние, если решил открыть нам имя похитителя.
– Мы это выясним, – шевеля носом в предвкушении раскрытия тайны, сказал Зверёк. Он чувствовал, что они как никогда близки к разгадке, хотя и не спешил так сразу обвинять старого ворона. Всё-таки нелегко поверить, что в их лесу, где испокон веков, несмотря на всяческие, случающиеся из года в год, приключения, царила доброта и миролюбие, завёлся всамделишный злодей.
Возле сосны-маяка было как всегда оживлённо. С недавних пор это место стало точкой пересечения маршрутов многих мигрирующих птиц, а звери, новые в этом лесу или просто счастливые обладатели короткой памяти, завидев выкрашенную красной краской вершину, спешили к древней сосне взглянуть на карту, которая была уже настолько большая и подробная, что замкнулась вокруг ствола. Впрочем, Шкрябл не унывал и рисовал ввысь, совершенно не заботясь о соблюдении масштабов и «топографической правдоподобности», как сказал бы Талисман.
Друзья услышали крик: «Берегись!» и бросились в разные стороны. Сверху упал камень, но камнем дело не ограничилось. Упала катушка из-под ниток и несколько сломанных спичек, а потом свалился и сам Шкрябл, который довольно ловко приземлился на все четыре лапы.
– Что ты делаешь с моей трибуной? – с подозрением осведомилась Кся. Камень, который упал сверху, был тем самым округлым камнем, с которого Кся призывала Весну.