Все в лес пошли… (сборник)

Анис отодвинул штору и посмотрел на улицу. Все было покрыто снегом. Ветер кружил снежные хлопья. Снег слоями ложился на листья деревьев, как масло на хлеб. Ослепительно белое покрывало спрятало под собой город. Оно постоянно волновалось на ветру, как парус. Удивительное зрелище. Нельзя оторвать глаз. Анис стоял у окна как зачарованный. Как раз в это время появилась Мелисса Гилберт.

Даже в такой холод на ней не было ничего, кроме легкой ветровки. Уши закрыты черным шарфом. В руках она держала пакет с едой.

– Я думала, никого нет. Долго стучала. Наверно, у тебя кто-нибудь из твоих подружек?

– Заходи. Зачем вышла на улицу в такой день?

– Ты не ответил. У тебя кто-то есть?

– Нет. Никого нет.

Мелисса немного нерешительно стала открывать пакет.

– Размотай шарф и вытри волосы. Зачем торопиться?

– Торопиться надо. Я с утра не ела. Вся еда остыла. Разогрею, а потом приведу себя в порядок.

Еда была самая обычная: большая пицца, несколько мексиканских тако и бутылка дешевого бургундского.

– Есть какой-нибудь особенный повод, Мелисса?

– Сегодня мой день рождения.

– Ты праздновала день рождения два месяца назад, – улыбнулся Анис.

– Я тогда соврала. Хотелось куда-нибудь с тобой сходить. Вот и сказала, что у меня день рождения.

– А по-другому я бы не пошел?

– Нет. Я плохая девушка. Тебе было бы неловко со мной выходить.

Мелисса быстро поставила еду в духовку и начала вытирать волосы.

– Ты не сердишься на меня? Я так неожиданно пришла. Хотела позвонить, но потом подумала – ты скажешь, что занят. А при встрече никто так не скажет. Анис, ты что, злишься?

– С чего это я должен злиться? Только где же праздничный торт?

– Торт купить не вышло. У меня не хватило денег. Да я и не люблю торты.

Анис заметил, что глаза у Мелиссы слегка покраснели и были как будто затуманены.

– Ты что, выпила лишнего?

– Не лишнего, но выпила. Только в одиночку пить не понравилось.

Можно было бы позвонить и заказать торт, но кто примет заказ в такую погоду? Но почему не попытаться? Анис пошел в гостиную и крикнул Мелиссе:

– Ты занимайся едой, а я сделаю один звонок и приду.

Заказ приняли. Сказали, что выполнят через час. Анис заказал не только торт, но и букет из десяти роз. Анис вдруг почувствовал, как он одинок. Он был рад неожиданному появлению Мелиссы. Это была какая-то совсем новая для него радость.

– Анис, тебе нравится пицца?

– Очень нравится.

– Из дешевой еды это самое лучшее, правда?

– Да.

Мелисса улыбнулась:

– Мне двадцать один год. Никто бы не поверил, что в двадцать один год у девушки на дне рождения нет гостей. Джон сказал, что придет. Я все это для нас с Джоном купила. Но у него вдруг заболела голова.

– А кто такой Джон?

– Мой друг. Как ты думаешь, у него на самом деле голова заболела?

Анис не ответил.

– У Джона появилась новая девушка. Мексиканка. Он, наверное, с ней сейчас. Как ты думаешь?

– Трудно сказать. Зависит от того, в каких вы отношениях с Джоном.

– Встречались четыре субботы подряд. Джон сам этого хотел. Два раза спала с ним. Это было неправильно. Это сбивает цену. Кроме того, ты не видел эту мексиканку. У нее отличная фигурка. Для мужчин фигура – самое главное.

– Как твоя мама? – спросил Анис, чтобы сменить тему.

– Хорошо. На прошлой неделе получила от нее письмо. Старушка увлеклась путешествиями. Нашла даже себе друга – Джима Дугласа. Кажется, этот старик за ней увивается. Почуял запах денег. Эти двое могут вдруг взять и пожениться. Будет большая проблема. Что если я тогда ничего не получу? Такая вот я удачливая.

– Куда едет твоя мама?

– Кто знает? Я ей написала, чтобы она поездила, что если ей хорошо, то и мне хорошо, и что с Дугласом ей будет весело. На самом деле, я так не думаю. Сам понимаешь, я это все насочиняла.

Мелисса даже не притронулась к еде, только выпила стакан бургундского. Казалось, она совсем опьянела. Глаза покраснели.

– Послушай, Анис, мне кажется, я тебя люблю. Почему смеешься? Ты думаешь, я напилась? Вовсе нет.

– Хочешь кофе?

– Нет. Послушай, Анис, я, скорее всего, стану миллионершей. Ты на мне женишься? Не прогадаешь.

– Зачем я буду жениться на тебе ради денег? Ты сама по себе стоишь немало.

– Ты так говоришь, чтобы меня порадовать.

– Нет. Ты забыла, что сказал Нишанатх-бабу. Он сказал, что ты похожа на индийскую богиню.

– Я помню. Когда у меня будут деньги, я подарю этому господину бьюик-скайларк. У него есть бьюик?

– Нет. Он выше всего этого.

– У Майка был скайларк. Майк – большой человек. Я с ним долго встречалась. Он мне подарил платье за двести семьдесят пять долларов. Я тебе покажу.

Анис ничего не говорил. Ему показалось, что Мелисса слегка качается.

– Больше не пей, Мелисса.

– Почему?

– Тебе уже много. У тебя руки дрожат.

– У меня температура. Я себя не очень хорошо чувствую.

– Ты была у врача?

– Нет. Ничего серьезного. Кроме того, у меня нет медицинской страховки. Чтобы пойти к врачу, нужна куча денег. Кто мне ее даст? Ты-то, конечно, не дашь. Ха-ха-ха.

Ближе к десяти привезли торт. В целлофан были завернуты десять прекрасных алых роз. Мелисса удивленно смотрела на цветы.

– С днем рождения, Мелисса, – улыбнулся Анис.

Мелисса ничего не ответила. У нее на глазах появились слезы. Чтобы спрятать их, она отвернулась.

XI

Зима в этом году выдалась очень морозной.

Даже те, кто постоянно живет в Фарго, говорят: «Ужасная погода!» В феврале снега нанесло метра полтора. С наступлением вечера никто не выходит на улицу. Даже такого развлечения, как шоппинг, не осталось. Простояв несколько часов на морозе, машина не заводилась. На большой зимней распродаже и то никого нет.

У Тома наступили тяжелые времена. Работы нет. И за весь месяц ничего не появилось, кроме иллюстраций к детской книжке. Продажу картин на улице тоже пришлось прикрыть. В такой сильный мороз никто пешком не ходит. Все на машинах ездят. Кому это нужно – останавливаться, чтобы купить картину? А главная проблема в том, что пришлось переехать на окраину. В новой квартире кухню и ванную приходилось делить с соседкой. Том часто повторял, что они скоро уедут из этого города, но дальше слов дело не шло. Вот нарисует город, засыпанный снегом, и распрощается с ним. Но снег все что-то не ложился так, как хотелось Тому.

– Город, поверженный природой, напишу – и все. Понимаешь, Рунки, время еще не пришло.

– А долго еще осталось до того, как город станет полностью поверженным?

– Долго. Надо подождать.

Рунки противно было жить в этой квартире. Девушка, с которой им приходилось делить ванную и кухню, была ужасной грязнухой. Кроме того, она до поздней ночи слушала громкую музыку и все время просила у Тома сигареты. Рунки это не нравилось. Нездоровая обстановка. Частенько на лестничной площадке орали во всю глотку пьяные. Несколько дней назад приезжала полиция, забрали одного мужчину из шестой квартиры. Вот бы уехать отсюда куда-нибудь – можно было бы вздохнуть спокойно. Но уехать не получается. Так дешево в Фарго квартиру не снимешь. Том сам тоже старается что-нибудь найти. Но денег у него нет. Если так и дальше пойдет, то придется просить пособие по безработице. Том против.

– Я что, нищий какой-нибудь, чтобы пособие по безработице получать?

– А если так сложится, что больше нечего будет делать?

– Тогда переедем куда-нибудь в другое место. Не думай об этом.

Рунки хотелось помочь Тому, но зимой очень трудно найти работу. В конце концов работа нашлась в южном Фарго. Но без машины в такую даль не добраться. Автобусы туда не ходят. У Тома машины нет. Пришлось Рунки целыми днями сидеть дома. Пропускала занятия в университете. На зимнюю сессию даже не зарегистрировалась – негде было занять семьсот долларов на обучение.

Том весь день бродит по городу в поисках работы. Рунки сидит дома. Это ей не нравится.

– Возвращайся-ка ты к родителям, Рунки, – сказал как-то Том.

– Почему?

– Тебе здесь не нравится.

– Я что, говорила, что мне здесь не нравится?

– Стыдно тебе, вот и не говоришь. К родителям поехать тебе тоже стыдно. Нет в этом ничего постыдного, Рунки.

– Глупости говоришь, Том.

– В этом ты ошибаешься, Рунки, – рассмеялся Том. – Я никогда не говорю глупости. Вижу, что ты сомневаешься, вот и говорю тебе все это.

– Ты что, думаешь, я тебя больше не люблю?

– Этого я не говорил, Рун.

– Ты меня любишь?

– Ты замечательная девушка. Тебя кто угодно полюбит.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Я тебя очень люблю, Рунки.

– Если ты меня действительно любишь, то давай куда-нибудь уедем отсюда, пожалуйста.

– Еще несколько дней. Вот закончу пейзаж города, поверженного природой, и отправимся.

Теперь Рунки иногда хотелось поехать к маме и поговорить с ней обо всем, но смелости не хватало. Посмотрит мать на нее и, конечно, все поймет. Матери, они очень многое понимают.

Однажды приехал Шафик. Он только спросил:

– Ба! Как ты себя чувствуешь, Рунки?

Рунки вдруг подумала, а не рассказать ли обо всем Шафику? Она уже, было, хотела, но сдержалась. Сначала надо рассказать обо всем Тому. Неправильно будет, если кто-то узнает раньше него.

Шафик принес много новостей, все больше бангладешских.

– Понимаешь, Рунки, теперь Зияура Рахмана зовут «Зияур Рахман-каналокопатель». Только каналы и копает.

– Кто такой Зияур Рахман?

– Боже мой! Наш президент. Не мужчина – ангел.

– Серьезно?

– У бедняги, кроме рубашки с короткими рукавами и пары брюк, ничего нет.

– Да что ты говоришь, Шафик!

– Что, не веришь? С чего это я вдруг стал бы врать? Он ни копейки от правительства не берет.

– И как же он обходится без зарплаты-то?

– А чего ему обходить, ничего он не обходит. Жизнь свою человек стране посвящает. Разве есть у него время о себе подумать?

Раз уж Шафик пришел, Рунки решила его без ужина не отпускать. Ей очень захотелось приготовить что-нибудь бенгальское. В тот день на ужин был рис.

– Как тебе еда, Шафик? Получилось, как у мамы?

– Чудесно. Первый класс.

– Рис не переварился?

– Переваренный рис я очень люблю – жевать не нужно. Только в рот положишь – он тут же дальше проскальзывает.

– А ты работу получил, Шафик?

– Нет, Жозефину пока умасливаю, но работу никак не получу.

– Попробуй где-нибудь в другом месте найти.

– У меня нет грин-карты, кто же такого на работу возьмет? Тьма беспросветная.

– Ты в прошлый раз говорил, что нашел работу на факультете фармакологии.

– Вероятность – сорок процентов. Работа несложная: присматривать за обезьянками, клетки держать в чистоте, следить за их сбалансированной диетой. Всем там заправляет доктор Луис, посмотрим, удастся ли парня обработать. У него внутри нет и крупицы жалости. Плачь перед ним, не плачь – толку никакого.

Пейзаж поверженного города Том так и не написал. Зато подвернулась работа в одном маленьком городке в Монтане. Том должен был декорировать гостиную нового зимнего дома в горах. Условия обычные: пока работа не будет закончена, проживание в зимнем домике и питание гарантированы. Рядом лыжный спуск. Кроме того, еще и замерзающее озеро есть. В зимнее время там можно рыбачить Просверлишь лунку во льду, опустишь удочку, и можно поймать огромных карпов. Том согласился. Пейзаж поверженного города можно написать и позже.

Однажды вечером Том пришел с бутылкой шампанского, чем несказанно удивил Рунки.

– Давай, Рунки, отпразднуем.

– Что отпразднуем?

– У тебя будет ребенок, вот это и отпразднуем.

Рунки долго не могла проговорить ни слова.

– Когда ты узнал?

– Это что, так важно?

Открыли шампанское, пробка вылетела с шумом. Том улыбнулся:

– Мой ребенок будет очень счастливым. И послушай, Рунки, мне кажется, нам нужно пожениться. Здесь и зарегистрируемся. Медовый месяц будет в Монтане, правильно? Или ты хочешь остаться незамужней?

Рунки ничего не ответила.

– После того, как мы поженимся, поедем к моим родителям, – продолжал Том. – Они живут в Сиэтле. У них маленькая ферма – тебе понравится. Но отправимся туда летом, когда погода улучшится. Или как? Что ты плачешь, Рунки?

Перед отъездом в Монтану, Рунки увиделась с матерью. Рахела открыла дверь и замерла.

– Ну что, мама, можно я войду?

Рахела ничего не ответила, а только открыла дверь и отошла в сторону.

– А где папа?

– В Миннеаполис поехал.

– Когда вернется?

– В понедельник.

– Жаль, тогда не увидимся с ним. Мы уезжаем в Монтану, мама. Рахела молчала. Рунки расстегнула пальто.

– Значит, матерью станешь? – спокойно проговорила Рахела.

– Да, стану. И не нужно так сердито смотреть, мама. Мы уже получили свидетельство о браке. Знаю, что на свадьбу ты не придешь, но все равно пришлю тебе приглашение.

Рунки вытерла волосы полотенцем и непринужденно сказала:

– Кофейку попьем? Что-то холодно на улице.

Рахела поставила кофейник. Немного помолчав, она спросила с кухни:

– Учебу ты, значит, бросила?

– Снова начну. Кроме того…

– Кроме того – что?

– Какой толк от знаний, полученных только из книг? В мире столько талантливых людей, у которых не было университетского образования.

– Образования не было, зато у них был талант. А у тебя его нет.

Рунки засмеялась, взяла чашку с кофе и пошла на второй этаж, в свою комнату. Рахела поддерживала там идеальный порядок. Зайдешь в комнату, и кажется, что девушка, которая живет в ней, в колледже и вот-вот вернется.

Рунки заметила, что все ее вещи были выглажены. Мать принесла снизу и поставила в комнате две куклы Барби. На стене висела детская фотография Рунки: она надувает пузырь из жевательной резинки.

Рахела услышала, что наверху играет музыка – известная песня:

We had joy we had funWe had seasons in the sunBut the hills we will climbWhere the seasons out of time

Молча Рахела поднялась наверх. Рунки сидела на полу, скрестив ноги. Усталая, грустная поза. Плачет она, что ли?

– Рунки, ты сегодня здесь будешь обедать?

Рунки, вытирая слезы, сдавленным голосом проговорила:

– Нет, мама, в полдень мы уезжаем. Приедет Том и меня отсюда заберет.

– Ты если хочешь какие-нибудь вещи свои взять – бери.

– Мама, я ничего не хочу брать. Ты можешь для моего ребенка придумать два имени, – спросила Рунки сквозь слезы. – Одно для мальчика, другое – для девочки?

Рахела, немного помолчав, отвечала:

– Мои имена вам не понравятся, Рунки. Вы сами выбирайте имя.

– Почему ты злишься, мама? Ты разве не понимаешь, что я очень далеко уезжаю?

– Ты уже давно далеко уехала. Незачем снова это понимать.

Рунки очень долго молчала.

– Мама, ты можешь, как раньше, в старые добрые времена, поцеловать меня? Пожалуйста!

XII

Нишанатх-бабу рано утром вышел из дома.

Начались осенние распродажи, и он хотел все их обойти. Старики выставляли ненужные вещи в гаражах. Цены символические, и Нишанатх с самого утра прогуливался по распродажам, это было его настоящей страстью. Среди вещей, которые он купил за последние четырнадцать лет, было даже одно пианино. Двухэтажный дом Нишанатха-бабу на М-стрит забит вещами, купленными на распродажах, – места для новых не было, но он все продолжал покупать.

Сегодня ему приглянулась одна ваза из немецкого серебра. Очень красивая работа. Стоила один доллар.

– Скинуть немного не сможете? Один доллар, кажется, дороговато.

Старик, который это выставил, удивленно произнес:

– Неужели один доллар недостаточно мало, доктор Нишанатх?

Нишанатх-бабу узнал в старике преподавателя статистики Стэнли, хотя сделать это было непросто, потому что лицо было полностью закрыто шапкой.

– Доброе утро, Стэнли.

– Доброе утро. Не хотите ли кофе? По случаю распродажи можно выпить кофе. Всего пятьдесят центов. Вторая чашка бесплатно.

Нишанатх-бабу заплатил пятьдесят центов и взял кофе.

– Как торговля?

– Неплохо. Наторговал на девять с половиной долларов. Присаживайтесь.

Нишанатх-бабу удивленно посмотрел на Стэнли. Этот человек зарабатывает около четырех тысяч долларов в месяц. Чтобы перекусить в полдень, старик тратит тридцать-сорок долларов, но как он счастлив от того, что заработал девять с половиной долларов на домашнем мусоре.

– Понимаете, я готовлюсь отправиться в дом престарелых. Продаю все вещи – освобождаю руки.

– А не рано ли готовитесь?

– Нет, пришло время уходить на пенсию. Уже года два как пора.

Кроме вазы из немецкого серебра Нишанатх-бабу купил большое зеркало, которое стоило три доллара. Стэнли несколько раз повторил:

– С зеркалом вы не прогадали. Моя жена в Италии купила за целых шестьсот лир.

Нишанатх вернулся домой около одиннадцати. Он очень удивился, увидев, что на веранде в кресле сидела Рунки. Она с улыбкой сказала:

– Ходили на распродажу, дядя?

– Да.

– Ваша старая болезнь.

– Заходи внутрь, Рунки.

– Что сегодня купили?

– Одну вазу из немецкого серебра и зеркало. Может, возьмешь?

– Нет.

– Возьми зеркало. В Италии за него шестьсот лир заплатили.

– Хорошо. Дядя, я пришла к вам попрощаться.

Нишанатх-бабу, ничего не ответив, налил в чайник воды.

– Мы отправляемся в Монтану, – произнесла Рунки.

– Монтана – очень красивое место.

– Возможно, мы с вами больше не увидимся.

– Это нехорошо, когда девушка говорит так пессимистично. Она должна говорить, что, может, снова увидимся. Суть одна, но тон оптимистичный. Что-нибудь будешь к чаю?

– Нет, дядя. У меня для вас есть одна очень хорошая новость. Мы женимся.

– Знаю, Шафик сказал. По бенгальскому обычаю?

– Нет, вовсе нет.

Когда Нишанатх приготовил и принес чай, Рунки плакала.

– Почему плачешь? – спросил он спокойным голосом.

– Дядя, я что, неправильно поступаю?

– Что правильно, а что неправильно – судить не нам. Не беспокойся об этом, пей чай.

Рунки сделала глоток.

– Я преподавал в одном колледже в Кидирапуре математику. В какой нужде я жил! А сейчас посмотри в мою чековую книжку – ты удивишься. Если бы я остался в Кидирапуре, это было бы ошибкой, но приехать в Америку тоже было ошибкой. В таком случае что же правильно? – продолжил Нишанатх-бабу.

Рунки сидела молча.

– Радость жизни – единственная правда. Если она есть, все в порядке. Я заверну зеркало в бумагу?

– Заверните.

Нишанатх ушел в соседнюю комнату, чтобы завернуть зеркало в подарочную бумагу. Рунки слегка улыбнулась. Она знала, что Нишанатх-бабу завернет в бумагу не только зеркало. Вместе с ним в конверте будет чек на кругленькую сумму. Это была старая привычка Нишанатха. Он всегда дарил Рунки на день рождения книгу, и там всегда лежал конверт. Он, конечно, мог дать чек открыто, но никогда этого не делал. Сколько же все-таки на свете странных людей.

XIII

Все попытки переубедить Жозефину оказались напрасны. Она твердо стояла на своем:

– На работу я тебя не возьму, психов не держу, у меня на них аллергия.

– Но мне же есть нечего, Жозефин, кто кроме тебя даст мне работу?! Я же голодать буду…

– Пока ничего подходящего не подвернется, ты всегда здесь получишь колу и гамбургер бесплатно, но на работу я тебя не возьму.

Иностранцу найти работу в Фарго стало очень сложно. Звонишь по объявлению, первый вопрос: «Грин-карта есть?» Услышав, что нет, просто вешают трубку. Если люди повежливей, иногда участливо предложат:

– Вы оставьте адрес. Сейчас мест нет, но как только появятся, мы с вами свяжемся.

– Но если мест нет, зачем объявление-то давали?

– Да были места, но уже все заняты.

Пришлось запустить руку даже в деньги на ресторан – всего удалось собрать 711 долларов. Сама идея ресторана уже не казалась такой привлекательной. Дело в том, что Рахман со своим «Индия Хаус» выбыл из бизнеса. Он говорил, что этот городишко слишком мал и у заведения с такой кухней не будет клиентов. Даже в китайских ресторанах народ бывает только два дня в неделю: по пятницам и субботам, а в остальное время – пусто. Кроме того, надо быть сумасшедшим, чтобы в такой мороз идти куда-то обедать.

А тут еще и эта эмиграционная служба, раза четыре уже письма приходили, а на днях откуда ни возьмись полиция заявилась. Пришлось переехать, теперь он жил через дорогу от таверны «У Никса». Его каморка была такая маленькая, что ничего кроме кровати там просто не помещалось. Питался он у Жозефины. Каждый раз после еды старуха брала счет, шла к нему и мрачно спрашивала:

– Работу нашел?

– Нет.

– За счет заведения.

– Запиши на меня, я, как на работу устроюсь, отдам все разом.

– Ростовщичеством я, слава богу, не занимаюсь, – все так же мрачно отвечала хозяйка и удалялась.

Работа наконец-то нашлась.

Удалось устроиться на том самом факультете фармацевтики ухаживать за животными: десяток обезьян, несколько собак и полторы-две сотни морских свинок. Всех надо было вовремя кормить, а клетки содержать в чистоте, следить, чтобы паразитов не заводилось. Зарплата на такой работе просто смешная: 90 долларов в неделю. А что делать? Пришлось согласиться. И Шафик рьяно принялся за дело.

Работа оказалась не такой плохой, как представлялось поначалу. В клетке с обезьянами оказался один совсем еще малыш. Увидев Шафика, он немедленно оскалил зубы и начал кривляться.

– И где ты только таким пакостям научился? – удивленно проговорил Шафик.

Услышав это, обезьяна, испытав, казалось, душевный подъем, смачно плюнула в сторону Шафика.

– Что ты делаешь, подлец? Сейчас ты у меня получишь?

Брань Шафика только воодушевила зверька, и в порыве беспредельного счастья он стал скакать и кувыркаться по всей клетке.

Было семь часов вечера, и Анис только вернулся из университета. Не успел он умыться, как откуда ни возьмись появился Шафик и заявил, что Анис должен пойти с ним.

– Ты сначала объясни, в чем дело, – сказал Анис.

– Если скажу, вы не пойдете, – не унимался Шафик.

– Да пойду, дома все равно делать нечего. Говори давай, в чем дело.

– Покажу вам Джона Бахадура, исчадие ада… Эта дрянь мало того, что свинья номер один в мире, так еще, нет, вы не поверите, это надо видеть.

– А кто это, Джон Бахадур?

– Ой, я же вам еще не сказал. Это обезьяний детеныш, но ведет себя, как истинное исчадие ада, сами увидите.

Но увидеть не получилось, Джон Бахадур спал. Шафик очень огорчился, но Анис только рассмеялся и сказал, что придет на следующий день.

– Приходите с утра, во время кормления вы здесь такое увидите! На завтрак у него один банан, одно яблоко и одно яйцо, так вот, этот паршивец съедает банан и яйцо, а яблоко предлагает мне. Вот увидите.

– Ну вот, а ты говоришь «исчадие ада», все бы люди себя так вели.

– Нет-нет, это – только цветочки, о настоящих его выходках я еще даже не упоминал.

– Ты сейчас занят? Не мог бы меня кое-куда подвезти? – вдруг очень серьезно сказал Анис.

– А куда?

Анис немного поколебался и сказал:

– Я познакомился с одной девушкой, мы давно не виделись, и я хотел бы ее найти.

Шафик очень удивился. Анис, помолчав, продолжал:

– Я возвращаюсь домой, Шафик, в Бангладеш, Америка не для меня. Эта девушка… я хочу взять ее с собой.

– А где она живет?

– В Фарго, в южной части.

– Поехали. В цветочный магазин заезжать будем?

– Цветы? Зачем?

– Как можно делать предложение американской девушке и не подарить ей цветов? – рассмеялся Шафик. – Охапка роз подойдет идеально. В центре есть цветочный магазин. Круглосуточный.

– Да, конечно, поедем за цветами, – произнес Анис после долгого молчания.

Мелиссы дома не оказалось.

– У нее умерла мама, – сказала хозяйка, – она поехала узнать, достанутся ей деньги или нет.

– А когда она уехала?

– Неделю назад.

– И что, она что-нибудь получила? – спросил Анис.

– А я откуда знаю. Она мне сто долларов должна за комнату, мне и самой интересно, увижу я свои деньги или нет.

– Я могу оставить эти розы у нее в комнате?

– Конечно, почему нет. Оставляйте. А вы что, ее друг?

– Да.

– Это хорошо, а я уж думала, что у нее совсем друзей нет. Они обе снимают у меня жилье, и у обеих нет приятелей. Одна – Мелисса, другая – Эмили Джохан.

– Эмили Джохан?

– Да, Эмили Джохан. Слышали? Известный поэт, у нее награда гильдии писателей.

– Я могу с ней поговорить?

– Нет, бесполезно, она много выпила.

На обратном пути Анис не произнес ни слова.

XIV

Рано утром, надев куртку и взяв лопату, Амин вышел на улицу. Подъездная дорожка была занесена снегом. Если ее не расчистить, машина не сможет выехать. Жуткий холод – даже глаза жжет. Пронизывающий ветер. И хотя нос и рот закрыты, кажется, что ветер и холод все равно как-то проникают внутрь. Амин несколько раз откинул снег лопатой и устал. Старость не радость. Не мог он уже, как раньше, работать. Пришло время уйти, вот-вот пробьет его час. В этот раз предстоит длинная дорога. Место назначения неизвестно. Амин тихо вздохнул. Была б здесь Рунки, не пришлось бы так напрягаться. В мгновение ока она бы раскидала снег и вывела машину, а потом начала бы бегать вокруг, лепить снежки и кричать: «Сейчас брошу в тебя, папа! Увидишь, какая я меткая!» Дочка-то совсем сорванец.