скачать книгу бесплатно
Глава III. Восточная Римская империя
В Большом императорском дворце собрались члены Сената и Консистория[37 - Консисторий – Государственный Совет Великой Римской империи.], высшие иерархи Церкви, влиятельные патриции – всех интересовало происходящее в Скифии после смены там правителей. В царствование Ругилы отношения с гуннами складывались относительно благоприятно: установились дипломатические контакты, наладилась торговля, а военная экспансия варваров определённым образом направлялась на запад. Со смертью Ругилы существенно изменилась политика гуннов, и вторжение Аттилы на Кавказ явственно показало, насколько серьёзная угроза надвигается с севера! Больших трудов стоило договориться о прекращении боевых действий, предотвратив возможное наступление на восточные провинции империи. Каковы их намерения сегодня?
Зал заседаний гудел от множества голосов. Ждали доклада эпарха[38 - Эпарх – вторая по значимости фигура в государстве после императора. Он занимался регламентацией социальной и политической жизни Восточной империи, ведал благоустройством города, поддержанием внутреннего порядка.] Кира, которого с полным основанием называли вторым человеком в Константинополе. С его именем связаны многие изменения в жизни города, а после смерти царя гуннов он сам просил императора отправить его в Скифию, чтобы лично увидеть происходящее там с поиском возможности влияния на политику варваров. Эпарх стоял в обществе своего первого заместителя – симпона[39 - Симпон – первый заместитель эпарха в Восточной Римской империи.] Динасия и начальника канцелярии, которые в его отсутствии управляли городскими делами. Кир молод, хотя его внешность и многие достоинства не позволяли даже умудренным годами патрициям, относится к фавориту императора с пренебрежением. Одевался ярко, но со вкусом, как и подобает молодому аристократу.
Вошёл Феодосий. Сегодня императора сопровождала только августа. Ему пришлось уступить требованиям сестры, которая не желала видеть Евдокию на заседании Совета. Кресло августы располагалось в некотором отдалении справа от трона. Она предпочитала находиться в тени императора и на заседание переоделась в строгую одежду замужней женщины, называемую столой, хотя никогда не была замужем.
Феодосий дал знак эпарху. Кир вышел в середину зала и заговорил, как всегда неторопливо, чётко расставляя акценты там, где считал необходимым заострить внимание слушателей:
– Божественные базилевс[40 - Базилевс (василевс) – монарх с наследственной властью в Древней Греции, титул византийских императоров.] и августа, члены высокого Сената, государственного Совета, – начал он. – Как мы и предполагали, смена правителей в Скифии оказалась не просто переменой во власти, но резким изменением в отношениях с Великой Римской империей. Сегодня они, в отличие от политики их предшественника, начинают захват новых территорий, полагаясь на военную силу. Хотя, следует отметить, соправители отличаются один от другого. Если Бледа способен к разумным решениям спорных проблем и с ним можно вести переговоры, то его младший брат Аттила более склонен разрешать их с позиции силы. В том его поддерживает большинство варваров, жаждущих богатств Великой Римской империи. Готы, руги, гепиды, сарматы, венты, анты, аланы и многие другие, чья жизнь в значительной мере зависит от грабежей, только и ждут приказа к началу набегов! Для империи наступают тяжелые времена…
Кир сделал паузу, наблюдая за реакцией присутствующих.
Император, которому он доложил обо всём ранее, молчал. Ему эпарх сообщил много больше из того что собирался рассказать на Совете. В частности, поведал о сложных переговорах с Бледой, в результате которых, кажется, удалось направить варваров на запад, отвратив на какое-то время, нападения на провинции Восточной империи. Бледа склонялся к продолжению союзнических отношений с Константинополем, и в чём-то удалось с ним договориться…
– Сегодня гунны собираются в поход на запад, что не так плохо для нас, так как набеги западных варваров не менее опасны. Хотя очевидно, что большинство скифов более горят желанием грабить наши провинции, нежели воевать на западе, – продолжил Кир.
Слова эпарха о желании гуннов вторгнуться в пределы империи не были новостью, но известие, что это может стать приоритетом в политике новых правителей вызвали волнение у присутствующих. До сих пор Константинополь откупался от их притязаний и даже привлекал отряды варваров для подавления внутренних мятежей. Все понимали – для широкомасштабной войны с ними сил у Восточной Римской империи недостаточно. Даже в охране границ приходилось полагаться на тех же скифов, нанятых в качестве федератов[41 - «…Федератами назывались солдаты вспомогательных войск в поздней империи, предоставленные ей тем или иным племенем (гетами, гепидами, вандалами, герулами, гуннами) и его вождем по договору (Fоеdus). По этому договору император обязывался выплачивать федератам ежегодное жалование или выдавать соответственное количество продовольствия; они же обязывались оборонять границы Римского государства…». См.: Губарев Г. Казачий исторический словарь-справочник, 1970г. URL: http://interpretive.ru/dictionary/.]. А время показывало, что федераты из скифских племён вели себя ничуть не лучше вестготов и вызывающе диктовали условия неприемлемые для Константинополя. Было о чем задуматься…
В центр вышел глава Консистория Гордон. Феодосий дал знак, Кир замолчал.
– Означают ли твои слова, эпарх, что после похода на запад они всё же вторгнуться в наши провинции?
– Я не могу сказать это с уверенностью, но вполне возможно, – осторожно высказался Кир.
– Мы надеемся, посольство в Скифию не исчерпывалось сбором информации о новых правителях. Для этого достаточно расспросить торговцев, регулярно там бывающих, – с иронией заметил Гордон. – Нам хотелось бы услышать, что сделано тобой?
В зале зашумели, поддерживая Гордона.
Эпарх глядел на императора, как бы спрашивая разрешения на освещение подробностей о проделанной работе. Но глаза Феодосия ничего не выражали. Кир решил дать немного информации для удовлетворения любопытства патрициев.
– Ты прав, Гордон! В царство гуннов я отправился не ради путешествия. И могу сказать, там есть люди, недовольные правителями. С их помощью кое-что удалось узнать. Будем продолжать переговоры.
Конечно, эпарх не мог рассказать об имевших место тайных переговорах, в том числе с вождём одного из наиболее сильных гуннских племён, способного вести самостоятельную игру.
Правители гуннов не вмешивались во внутренние дела подвластных племен, предпочитая действовать через вождей и старейшин, привлекая тех на свою сторону или устраняя неугодных. Таким образом, создавались союзы с лояльными вождями. После смерти Ругилы далеко не все приняли новых правителей, – стремление к независимости и самостоятельности у части из них проявились достаточно откровенно. В числе таковых оказались вожди акациров[42 - Акациры – тюркоязычные племена, обитавшие в степях между Доном и Северным Прикаспием. Вероятно, одни из предков хазар и волжских булгар.]. Чувствуя за собой внушительную силу один из акацирских вождей – Куридах держался на приёме в ставке гуннов подчеркнуто независимо, что не ускользнуло от внимания эпарха. Ему не стоило труда выяснить отношение вождя к переменам, его скрытые желания.
Об этом Кир, конечно же, не стал докладывать сенаторам. Да и не было ещё каких-то результатов, чтобы о них можно сообщить. Этого и не понадобилось, так как наперебой стали задавать вопросы о быте варваров, их обычаях, жилищах. Всё интересовало патрициев.
Задала вопрос и августа Пульхерия:
– Скажи, уважаемый Кир ещё раз, чем похожи и чем отличны между собой братья? Возможно ли принятие ими веры в Иисуса Христа?
Эпарх, с присущей ему элегантностью и умением расположить к себе, почтительно поклонился, поблагодарив за вопрос.
– В действительности, божественная августа, я более всего пытался понять, что они за люди, какие у них достоинства и слабости? С удовольствием поделюсь впечатлениями!
Кир ждал подобные вопросы и ничуть не удивился, услышав их из уст августы, всегда восхищаясь умом и способностям Пульхерии видеть главное, что выгодно отличало её от многих других.
– Начну с того, что они не похожи, родились от разных женщин. Бледа, вероятно с детства обласкан родителями и окружением, как это бывает с красивыми неглупыми детьми. Менее симпатичному Аттиле, скорее всего, приходилось доказывать своё превосходство, совершенствуясь в силе и знаниях, чтобы добиться уважения. Он – прирожденный воин и, как говорят, не прощает обиды! Аттила не склонен к сомнениям в сложных ситуациях… – задумался Кир, замолчав на время.
Молчали и присутствующие, ожидая продолжения. Говорить эпарх умел!
– Хотя, как известно, человек мыслящий, отличается от не способных к этому тем, что ему присущи сомнения, – продолжил эпарх. – Но мои слова вовсе не означают глупость Аттилы. Скорее наоборот, он весьма разумен и не лишён знаний, но в критической ситуации действует решительно! Думаю, многого он добился благодаря упорству и стремлению к первенству.
– А что же Бледа? Ведь именно он, как старший брат, обладает наибольшими правами в царстве варваров, – вновь задала вопрос Пульхерия.
– По моим наблюдениям, Бледу угнетает уважение младшего брата простыми воинами за умение воевать. Тем не менее, они сохраняют паритет в управлении, – Бледа умеет уступить там, где надо, как это бывает у старших в отношении капризов младшего в семье.
– А с кем предпочтительно иметь дела нам? – спросил, молчавший до поры император. – Ведь это сложно – вести переговоры сразу с двумя столь разными, как мы услышали, соправителями!
– Легче говорить со старшим братом, базилевс! – уверенно ответил эпарх. – Он готов к продолжению политики почившего царя Ругилы в отношении Константинополя и Рима.
– Из чего сделан такой вывод?
– По крайней мере, в отличие от младшего брата, Бледа благосклонно принял подарки и высказал слова благодарности, как этого требуют приличия. На того же, похоже, золотые украшения и самоцветы впечатления не произвели! Боюсь, сложно будет наладить взаимоотношения с Аттилой, – заключил эпарх.
– Понятно, – произнёс император.
В действительности же было заметно, что его не убедили слова Кира. Он ждал конкретных доказательств, а у того не оказалось аргументов для подтверждения возможностей установления благоприятных и стабильных отношений с кем-либо из новых скифских правителей.
– И всё же ты не ответил, Кир: как они относятся к учению об Иисусе Христе? – повторила вопрос Пульхерия.
– Приношу извинения, августа за то, что сразу не смог ответить на вопрос о вере! – поспешил извиниться эпарх за вынужденное, в общем-то, отклонение от ответа на её вопросы. – У гуннов, как у всех язычников много богов каковых они почитают. Но особо поклоняются духу Вечного Синего Неба и духам предков. К удивлению, я видел там кресты, хотя и отличные от того, что изображён на лабаруме[43 - Со времени Константина I Великого labarum с изображением креста стал знаменем Византийской империи.]! Каким-то образом они связывают их с духом Неба, которого ещё называют «Тенгри», и украшают крестами лица, знамёна и даже дом, в котором жрецы обращаются к Небу[44 - Татуировки в виде креста в некоторых гуннских племенах наносились на лицо.]. Но Иисуса Христа не знают, хотя и говорят о неком сыне Неба по имени Гэсэр[45 - Гэсэр – древний персонаж мифологии тюркских и монгольских народов.].
– А сыновья Ругилы? Чем они занимаются? – задал вопрос кто-то из зала.
– Что до сыновей Ругилы, не вижу смысла с ними иметь дело. Они, как мне доложили, предаются пьянству и не могут представлять интереса как сколько-нибудь влиятельная сила. До поры до времени о них можно забыть.
Наступившая тишина и разговоры между собой свидетельствовали, что вопросы исчерпаны, а любопытство присутствующих удовлетворено.
Августа, подойдя к брату, чтобы не быть услышанной другими, прошептала:
– Из всего сказанного, дорогой брат, можно сделать вывод, что с переменами в Скифии растёт угроза для нас! Исходит она, в первую очередь, от действий непредсказуемого Аттилы. Думаю, тебе пока лучше вести переговоры со старшим братом Бледой и поддерживать активность Аттилы в действиях против западных варваров, хотя это и подыгрывает его желанию расширять границы гуннской державы… Пройдёт время, они не смогут контролировать их! Самое главное, нам следует прилагать усилия на разрушение союза варварских вождей.
– Ты как всегда права, сестрица, – согласился император, обернувшись к Пульхерии. – Но только ли из доклада эпарха сделаны такие выводы? О многом он сегодня и не говорил…
– Конечно, нет! Но ведь эпарх отправлялся в Паннонию не один…
Феодосий ещё раз убедился, что Пульхерия действительно старшая сестра, понимая, что Кира сопровождал кто-то из её людей.
Он поднялся с кресла:
– Мы благодарим уважаемого Кира за сообщение о делах в Скифии. Совершенно очевидно, с переменами у них во власти возрастает угроза для империи. Нам серьёзно следует заняться вопросами безопасности и укреплением армии. На что, естественно, потребуются дополнительные расходы. На следующем Совете обсудим конкретные шаги для их осуществления.
Присутствующие согласно закивали головами. Император закрыл заседание.
Глава IV. Младший брат
Прошёл год правления братьев. Из Константинополя прибыл посланник с поздравлениями и заверениями о продолжении ежегодных выплат золота в обмен на охрану границы Восточной империи от вторжений. Пока это удавалось и свидетельствовало об их авторитете среди племенных вождей, которые не решались на самовольные грабежи ромейских провинций. Вот только отношения между ними самими, и ранее бывшие не простыми, ещё более усложнились.
Бледа, будучи на два года старше, как обычно стремился подчеркнуть главенство. Он родился в Год Обезьяны, и, казалось, весь состоял из противоречий, хотя и умел компенсировать недостатки умением находить компромиссы во взаимоотношениях с окружающими, но только не с братом. Если в детстве приоритет старшинства не оспаривался, с годами возраст уже не давал былых преимуществ. Вступили в силу другие факторы, в том числе личностные особенности, сила, ловкость и знания, которые у младшего оказались, по крайней мере, не хуже. Более того, во многом Аттила превосходил Бледу.
Их отец погиб, когда они были маленькими. Воспитывались братья в семье дяди Ругиллы. Аттила, как младший, обязан был подчиняться Бледе, с годами это давалось труднее. Часто, по его мнению, старшему брату незаслуженно воздавались почести и отдавались предпочтения. А чтобы добиться похвалы, младшему надо было превосходить Бледу чуть не во всём, будь то верховая езда или стрельба из лука. Это же касалось и занятий греческими науками с Орестом, где Аттила, рожденный в Год Змеи, обладая целеустремлённостью и настойчивостью, достиг более значимых успехов в сравнении со старшим. Проницательный римлянин сразу отметил способности Аттилы и ставил его в пример Бледе, чем вызывал неудовольствие последнего, привыкшего к другому отношению. Но Орест требовал прилежания в учебе и был настойчив в требованиях, а другие, тем более внешние особенности братьев его никак не впечатляли.
Особенно болезненные переживания появились у Аттилы в пору юности, когда возникли первые чувства к девушкам, а те, как правило, обращали внимание на высокого красавца Бледу, не замечая коренастого и не очень симпатичного младшего брата. Вот тогда он действительно испытывал душевные страдания! Девицы игнорировали Аттилу и, нередко, со свойственной подросткам прямотой откровенно насмехались над ним. Их не волновали его успехи в науках и в воинских искусствах. Девушками руководили другие, неведомые юноше понятия…
Достигнув возраста воина, он погрузился в походную жизнь и практически не бывал в столице державы гуннов. Десять лет в боях и сражениях, закалили волю молодого Аттилы, возвысили не только в глазах соплеменников, но и во мнениях вождей германских и других народов, вовлечённых в могущественную союзную державу. Что не менее важно, Аттила сумел утвердиться в самомнении, почувствовал собственную силу! Он побывал во многих землях, куда простиралась власть гуннов. На западе доходил до берегов реки Эльбы; на юге прошёл по северному побережью Понтийского моря, дойдя до границ с Персией. В походе на восток долго стоял на берегу великой реки Атил, где жили его предки по материнской линии, и взобрался с воинами на лесистые горы Урала, намериваясь идти в Сибирь, на Алтай. Но что-то остановило его и заставило повернуть назад к берегам Истра. Аттила не мог тогда знать, что лишь через тысячу лет его далёким потомкам предстоит вернуться на родину предков[46 - По мнению автора в XVI – XVIII столетиях казаки не завоёвывали Сибирь, а возвращались в места обитания древних предков. См.: Ахматнуров С. Дмитрий Донской. Ростов-на-Дону: Феникс, 2011.]. А тогда пришлось вернуться. Как оказалось, не зря! В главной ставке собрались вожди и старейшины племен в ожидании окончания тяжёлой болезни престарелого кагана Ругилы.
Так случилось, среди потомков великого Модэ братья оказались наиболее достойными и возглавили гуннов. И он, Аттила знает, что, только объединив племена, можно добиться согласия между ними! Для этого придётся подавить сопротивление тех, кто так не считает и, возможно, даже уничтожить. В результате своих походов он хорошо представлял, чем владеют гунны, знал, куда следует направлять посланников, а куда – воинов. Долгое время безуспешно пытался обсудить с Бледой план действий по расширению границ и отношения с Константинополем. Его не устраивало, что ромеи привечали гуннских воинов, бежавших туда из корыстных побуждений или из-за каких-то конфликтов и даже преступлений. Перебежчики вливались в армию ромеев, способствуя укреплению её боеспособности, что могло помешать далеко идущим замыслам Аттилы. Но старший брат более интересовался праздниками, приёмами многочисленных делегаций племенных вождей или посольств из Рима, Константинополя, из других земель, наряду с охотой и развлечениями. Такая жизнь тяготила Аттилу и неизвестно, сколько это могло продолжаться, если бы однажды не случилось событие, изменившее многое…
Воины проводили дни в безделье и развлекались, как могли, в том числе пьянствуя. В одно из таких весёлых занятий подвыпивший начальник дружины гепидов[47 - Гепиды – одно из союзных гуннам германских племён.] Тотил предложил составить ему компанию проходившей мимо молодой женщине. Той женщиной оказалась Синельда – жена уважаемого гуннами кузнеца Тимерташа. Когда она отказалась, пьяный Тотил грубо схватил её за руку и, конечно же, услышал в ответ много «лестных» слов, получив крепкий удар по затылку, что его особенно возмутило. А женщина, далёкие прабабушки которой недаром звались амазонками[48 - Амазонки – легендарное племя женщин-воительниц, обитавших в Приазовье. По Геродоту от браков амазонок и скифских юношей произошли сарматы (савроматы).], могла ударить не хуже иного мужчины, тем более что Тотил и ростом оказался ниже её. Он хотел было удержать Синельду, но за ту вступились случайно оказавшиеся рядом кузнецы. Произошла драка с применением оружия, которую удалось остановить лишь вмешательством отряда, охранявшего ханский дворец. Участников кровопролития взяли под стражу. Для выяснения обстоятельств конфликта немедленно созвали Совет старейшин и находившихся в ставке племенных вождей. Ситуация складывалась непростая; игнорировать конфликт и забыть невозможно, так как могли возникнуть и худшие инциденты, способные нарушить порядок и равновесие в союзной державе. Был приглашён Тимерташ, как муж женщины, из-за которой произошёл конфликт.
Тотил стоял рядом с конунгом Ардарихом и вождем готов, которые держались несколько обособленно от общей массы присутствующих. Многих, к примеру, антов, готы не считали равными себе. Хотя до прямого противостояния, с тех пор как шестьдесят лет назад анты в союзе с гуннами и россомонами разбили Германариха, не доходило, тем не менее, чувства взаимной неприязни скрывать удавалось не всегда. Находясь в кругу своих, Тотил держался гордо, уверенно оглядывая присутствующих, пока не увидел кузнеца…
Тимерташ вошёл в компании старейшин трех древних родов – они занимали самое высокое положение во властной иерархии гуннов. Хотя и редко кузнеца приглашали на Совет старейшин, но присутствовал он здесь далеко не первый раз и внешне мало чем отличался от вельможных соплеменников. Разве только одет был в короткий чекмень[49 - Чекмень – мужской кафтан.] из кожи, подпоясанный широким поясом с золотой пряжкой, тогда как старейшины предпочитали длинные кафтаны. Что выделяло кузнеца, так это рост – его голова с пшеничного цвета волосами до плеч возвышалась над остальными, хотя и стоял, опустив её. Не любитель быть в центре внимания, он не знал как вести себя в сложившейся ситуации.
Нахождение Тимерташа среди представителей высшего гуннского общества в немалой степени озадачило Тотила. Конечно, ему известно сколь почитаемы кузнецы, но в его сознании не укладывалось сравнение себя с начальником ремесленников. В его понимании даже простой воин по статусу много выше ремесленника или торговца, не говоря уже о командире дружины конунга, кем являлся он сам. Не меньшее удивление выражали лица его товарищей. Почувствовав недобрый настрой в отношении Тотила, они уже не были уверены в благоприятном исходе разбирательства. Лишь понимание силы, которая стояла за гепидами в количестве нескольких тысяч уважаемых Аттилой проверенных в боях воинов, позволяла сохранять достоинство.
Тяжелая дверь в конце зала открылась, и вошли Бледа с Аттилой. Присутствующие замолчали. Братья прошли по возвышающемуся над полом настилу, покрытому красивыми персидскими коврами, к своим креслам. Бледа дал знак одному из старейшин начинать. Тот подробно изложил суть инцидента, в конце сообщив, что двое из ремесленников умерли от ран. Это известие окончательно обострили ситуацию, так как до сих пор знали только о раненых… Оказалось, дело дошло до убийства! Поднялся шум.
Бледа поднял руку, но далеко не сразу в зале успокоились.
– Что скажет зачинщик драки, превратившейся в настоящий бой в центре города?! – обратился он к германцу.
– Я хотел лишь угостить женщину греческим вином, что привезли мы из похода. А то, что здесь сказано о грубом обращении с ней – неправда! Да, я взял её за руку, а в ответ услышал оскорбления, недостойные благородного воина! – оправдывался германец.
– А что же ты хотел услышать? – раздражённо спросил Бледа.
В зале засмеялись, но смех быстро затих, – присутствующие понимали серьёзность ситуации и разбираемого дела. Простого разрешения конфликта явно не предвиделось и неизвестно чем всё закончиться.
Вождь гепидов Ардарих решил за лучшее публично признать недостойным воина поведение Тотила, как заслуживающего наказания:
– Настоящий мужчина обязан уважать женщин, хотя бы за то, что они по воле Бога дают нам жизнь! Для того чтобы Тотил понял эту, казалось бы, простую истину, мы определим на племенном совете, как наказать его…
Шум возобновился! Стало понятно, для большинства присутствующих такое простое решение явно будет недостаточным. Даже среди германских вождей возникли разногласия, но особенно угрожающим выглядело суровое молчание старейшин гуннов.
Задумался и Аттила. В голове неожиданно возникли воспоминания далёкой юности, когда основная ставка располагалась на берегах Борисфена[50 - Борисфен – древнее греческое название реки Днепр.], а дядя Ругила уже начал осваиваться на Истре.
Тёплым летним утром он отправился на реку, где увидел полоскавших бельё девушек и женщин из расположенного рядом россомонского селения. Они не обратили внимания на подростка, ведущего лошадь к реке. Многие, стоя в воде, даже не прикрыли оголенных колен и, глядя на юношу, весело смеялись. Одна из них окликнула Аттилу, обращаясь на гуннском языке:
– Эй, багатур, помоги нам, а мы уже найдем, как тебя отблагодарить!
Девушки рассмеялись ещё громче.
– Давай, давай! Ты сильный, – мы будем полоскать, а ты отжимай!
– Может, и расцелуем тебя за это, – дурачились девицы.
Он решил уйти подальше от расшалившихся молодок, но увидел среди них красавицу Синельду с пышной косой.
Девушка давно ему нравилась. На год – два старше его она являлась к нему во снах, где он «обнимал», «целовал» её в мягкие губы, не раз просыпаясь от необычных ощущений, за которые потом становилось стыдно. До сих пор не мог решиться подойти к ней, тайком наблюдая за девушкой. Но теперь, когда ему – сыну Мундзука – следовало уйти, не обращая внимания на бойких девиц, возможность близко видеть предмет обожания пересилила робость юноши. Он подошёл, глядя только на Синельду, не осознавая, что будет делать в такой ситуации…
– Ой! Смотрите, никак мальчику понравилась Синельда! – удивленно произнесла одна из женщин. – А ведь это племянник Ругилы?! – уже с тревогой продолжила она. – Давай-ка заканчивать, – стала торопить девушек старшая, не обращая внимания на юношу, уверенная, что тот не понимает их языка.
Он продолжал стоять. Когда же девушки отвернулись, усиленно полоща бельё, пришли в голову мысли о своей непривлекательности. С тех пор как начал задумываться о внешности, Аттила болезненно относился к проявлениям подобного отношения. Вот и теперь в раздражении хотел было ускакать прочь, но в это время Синельда подняла голову и посмотрела на него бездонными, как синее небо глазами… Она ласково улыбалась, и в лице её не увидел и тени пренебрежения или снисходительности, которые бы оскорбили его чувства. Неожиданно для себя взял из рук Синельды что-то из мокрого белья и стал неумело делать то, чего никогда раньше не делал, – попытался отжать стекающую с него воду. Его поступок вновь развеселил девушек, и они уже без всякого страха обращались к нему, несмотря на увещевания старшей, только опустили подолы вышитых цветами платьев.
Так он познакомился с той, которая, как оказалась, была невестой Тимерташа, бывшего на несколько лет старше него и вскоре вышла за кузнеца замуж…
Воспоминания вихрем пронеслись в голове Аттилы и вернули его к действительности. Наблюдая за молчавшим кузнецом, подумал: «Сам я уничтожил бы всех, кто посмел хотя бы взглядом обидеть Синельду»!
Тем не менее, принимать сторону сочувствующих кузнецу не стал; неизвестно что более – старая душевная рана или желание сохранить дружбу с Ардарихом заставило его подняться в защиту германца.
– Считаю извинения конунга за воина достаточным, чтобы Тимерташ согласился их принять, – произнес он как можно спокойнее, чтобы не возбуждать иные мнения. – Другое дело, насколько нас устроят меры, какие предпримет Ардарих, чтобы предотвратить подобные конфликты. Надеюсь, наказание будет соответствовать проступку и вождь нам его объявит.
В наступившей тишине, казалось, большинство поддержит это предложение. Но Бледа был иного мнения…
– Два человека умерли от ран и оба они молодые кузнецы – наиболее почитаемые нашим народом ремесленники, без которых невозможно представить жизнь воина, – медленно проговорил он. – Даже от врагов мы защищаем в первую очередь детей, жен, и ремесленников, создающих оружие нашего могущества. Можем ли простить убийц, которые посмели поднять руку против кузнецов в ставке гуннов?!
Споры возобновились, рассеяв последние надежды на скорое разрешение конфликта. Смерть ремесленников, защищавших достоинство женщины, тем более жены уважаемого человека, действительно не могла остаться безнаказанной. Стало ясно, никакие доводы в защиту Тотила и его друзей не будут иметь значения. Старейшины не позволят разойтись, не приняв решения о наказании виновных. Оставалось надеяться, что наказание не вызовет разрыва с гепидами.
В результате всё же решили прервать совещание до выяснения непосредственных виновников причинения увечий, приведших к смерти.
На следующий день продолжилось обсуждение конфликта. В итоге два воина, нанесшие раны умершим от них кузнецам, были приговорены к смерти. Тотилу удалось избежать самого сурового наказания, при условии не появляться более в пределах главной ставки. Во избежание дальнейших беспорядков отряды германских вождей решили отправить в поход под командованием Аттилы против непокорных бургундов[51 - По мнению писателя-тюрколога Мурада Аджи (2006) далекими предками бургундов было одно из Прибайкальских племён.], вышедших из повиновения правителям гуннов.
Аттила понял: сегодня управляет Бледа! Его же мнение старейшины явно проигнорировали. Единственно положительной стороной решения Совета оказалось, что вожди гепидов, остготов, герулов и ругов ещё более прониклись к нему уважением, по-своему оценив заступничество.
Глава V. Кузнец
Тимерташ спокойно принял решение Совета. Синельда уверила мужа, что начальник дружины не сделал ей ничего такого, что могло обесчестить, и нельзя простить, а поведение гепидов было обычным явлением для германских воинов, долгое время находившихся вдали от семей. Вероятно, поэтому кузнец не жаждал крови Тотила, тем не менее, никогда не примирился бы с оправданием убийц мастеров, вступившихся за честь его жены! Более того, один из умерших оказался его племянником, которого Тимерташ обучал искусству ружейного дела. Несмотря на свои девятнадцать, тот был неплохим мастером и самостоятельно ковал прекрасные мечи. А вот теперь его не стало… совершенно справедливо, что преступники будут казнены!
Кузнец родился в семье мастера-ружейника на берегах Атила, откуда родом хан Аттила. Его мать была дочерью главы одного из уважаемых родов, и с раннего детства мальчик понимал, что относится к почитаемому сословию, занимающего положение в обществе на уровне военачальников. С давних времен могущество его народа ковалось мастерами и литейщиками, умевшими плавить железо так, как никто на земле не мог это делать. Секреты обработки металла, наряду с искусством изготовления великолепных боевых луков, по дальности стрельбы и убойной силе равных которым не было, как и многое другое ремесленники передавали из поколения в поколения. Никто не умел делать прочное и вместе с тем изящное оружие, остроконечные шлемы или кольчуги для воинов, какие изготавливал Тимерташ. Кузнец понимал, что германские вожди вынуждены смириться с казнью двух воинов, нанесших смертельные раны ремесленникам, зная особое отношение гуннов к оружейникам. Понимал он также, что некоторые старшины одобрили решение, в том числе, из-за того, что недолюбливали гепидов.
Смешанные браки юношей и девушек гуннов, антов или россомонов были обычным явлением, на это старейшины легко давали согласие, но не браки с гепидами. Синельда из племени россомонов стала его женой. Он души не чает в ней и детках, которых уже четверо. Она отвечает тем же. Хотя и непросто было получить согласие на женитьбу кузнеца с девицей другого племени. По обычаю кузнецы могли брать в жены только девушек из сословия ружейников другого рода, но гуннов. На их брак старейшины согласились потому, что и Синельда родилась в семье кузнеца, хотя и россомонского племени, а сам он не только кузнец, но по материнской линии представитель одного из наиболее уважаемых родов.
С этими думами Тимерташ возвращался из ханского дворца. Его бревенчатый курень, огороженный плетёным забором, располагался на краю ставки. Вблизи куреня находились строения с литейными горнами, кузнечными мастерскими, где с утра до вечера кипела работа, – шесть мастеров с подмастерьями трудились здесь.
От крыльца с резными деревянными столбами со всех маленьких ног ему навстречу мчались двое младших сыновей. Зима только началась[52 - Начало зимы приходилось на 6 – 7 ноября по современному календарю.], но день стоял морозный и на детишках уже надеты маленькие овчинные шубки мехом внутрь, а на ногах войлочные сапоги. Свежий снег пуховым одеялом покрывал землю радуя новизною детские души. Они были в том возрасте, когда сезонные перемены воспринимаются как чудеса, дарованные Небом! Впрочем, так оно есть и на самом деле, только взрослые привыкают к ним и к выпавшему первому снегу относятся без должного восхищения. Он подхватил сыновей, посадив на огромные плечи.
Многое в доме сделано его руками: крыльцо с колоннами, резные наличники, затейливая мебель. В помещении чисто и уютно. Полы из гладко оструганных досок покрытые шерстяными и войлочными коврами с замысловатым орнаментом аппликаций свидетельствовали о достатке их владельцев; окна, закрыты бычьими пузырями и завешаны расшитыми занавесками. Всюду, куда ни глянь, чувствовались заботливые руки хозяина и хозяйки, создавшие уют в доме.
Люди его племени уже отвыкли от обычаев предков, которые легко снимались из обжитых мест в поисках лучшей земли, перевозя нажитое в четырехколесных телегах, запряженных быками. Теперь гунны, многое перенявшие у тех, чьи земли завоёвывали и с кем заключали союзы, предпочитали жить в теплых домах из дерева, оставив шатры и войлочные юрты для походов и летних стоянок. Строились селения. Даже семьи скотоводов, проводившие большую часть года на пастбищах с табунами лошадей и овец, на зиму поселялись в теплые дома. Деревянные строения хотя и не столь долговечны как каменные, но теплые, что важно в условиях холода. Те же ромеи, называвшие гуннов «варварами», вынужденно признавали, что деревянные терема их племенной знати отличались особой красотой и требовали высокого мастерства строителей.
Синельда встретила своих мужчин с улыбкой, какая отличает счастливых, с домом, полным детей и заботливым мужем от неуверенных, лишённых семейного счастья женщин. Ни богатство, ни власть не могут дать того, что бывает в доме, где царит любовь. Она настоящая красавица и мало кто проходил мимо её, не окинув восхищённым взглядом. Синельда привыкла к такому вниманию, прекрасно понимая причину, но осознание привлекательности скорее тяготило, нежели радовало. Как и все замужние соплеменницы, чтобы не привлекать лишних взоров она скрывала на улице часть лица концом головного платка, но не всегда этого оказывалось достаточно, как и в случае с гепидами, который окончился так нехорошо. Было ещё одно обстоятельство, не дававшее покоя душе даже более этого. Сын Мундзука редко бывал в ставке, но в этот раз его пребывание затянулось и они случайно встретились взглядами во время праздничной церемонии, посвящённой приходу зимы. То как он посмотрел на неё не оставило сомнений в сохранения каких-то чувств и, возможно, обиды за отвергнутую юношескую любовь! Даже конфликт с пьяными гепидами казался теперь ей не простой случайностью. В какой-то момент подумалось, что Тотил затеял его специально и за всем этим стоял Аттила. Но говорить о мучивших её переживаниях не хотела, – боялась, что муж поступит опрометчиво и погубит себя.
Маленькая дочка спала в берёзовой люльке и Синельда могла заняться мужчинами. Ко времени подошёл старший сын Булат уже самостоятельно трудившийся в мастерских. Младшие, быстро скинули сапоги у порога и, сняв полушубки, бросились к столу, но были согнаны со скамьи…
– А кто будет руки мыть? – послышался строгий голос матери.
