скачать книгу бесплатно
Второй дом был не хуже, но с маленьким участком. Моше, загадочно улыбаясь – он знал, что делал, – повёз своих пассажиров по третьему адресу. Их восторг был ожидаем. Дом стоял высоко, глядя большими окнами на реку Прут. Кроме большого участка земли и сараев, имелся загон с кошарой для овец. Ион даже не мечтал об этом. А Габриэла, зайдя в дом, вообще потеряла дар речи. Оба молча смотрели на Моше.
– Боитесь узнать цену? – смеясь, спросил он. – И правильно. Цена необычная. Выбирайте: или первый, или этот. Цена одна.
Радость Иона и Габриэлы невозможно было описать.
– Как же мы отблагодарим вас, Моше, и за Димитрия, и за эту красоту – за всё, что вы для нас сделали?
Габриэла со слезами на глазах держала Моше за руку. Ион же отвернулся, будто что-то искал в нагрудном кармане. Глядя на них, и Моше полез в карман за платком.
– Ладно, чего там. Вы здесь люди относительно новые, но вас уже все уважают. У нас это обычное явление – помогать друг другу.
Он вытащил из сумки три конверта, один из них отдал Иону.
– Здесь адрес нотариуса и дома, в котором мы находимся. Нотариус всё проверит и скажет, когда можно внести деньги на счёт, номер которого тоже есть в конверте. Сумма указана. Кстати, услуги нотариуса уже учтены в ней. Поехали, я отвезу вас обратно, и вы уже на месте всё обсудите. Да, Ион, если магарыч остаётся в силе, вечером встретимся в чайной.
11
В чайной всё чаще стали появляться газеты. Если раньше обсуждались и решались местные проблемы, сейчас речь шла о событиях в Европе: о ситуации в Германии, заявлениях и угрозах Гитлера в адрес других стран, о преследовании еврейских семей и конфискации принадлежащего им бизнеса и имущества. Всё это тревожило и вызывало споры, долгие и шумные.
Когда Ион вошёл в чайную, очередной спор был в самом разгаре. И, как всегда, в любой дискуссии на любую тему, больше всех кипятился Филя по прозвищу Фидл, маленький, тщедушный человек, не терпящий никаких возражений. У него было много детей, жили они бедновато, но были очень приветливые и весёлые, никто никогда не унывал.
В споре Фидл быстро переходил на личные оскорбления и угрозы, но ему всё прощалось, потому что никто, нигде и никогда не играл на скрипке так, как Фидл. Редкая свадьба или большое семейное торжество обходилось без его скрипки. Когда он брался за смычок, прекращались разговоры, смех, звяканье посуды, звон стаканов. Даже вечно шумные и крикливые дети переставали бегать и шуметь. Все слушали, и своей игрой Фидл вынимал душу из всех присутствующих.
– Послушай, ты, дундук, – кричал Фидл в лицо Изи Толстого, – пораскинь своими заплывшими жиром мозгами. Кто к нам сюда сунется? Что у нас тут забирать? Мою старую скрипку или твоих хромых коней, которые еле передвигаются?
Изя Толстый молча смотрел на Фидла сверху, так как был на голову выше него и в четыре раза тяжелее.
– Фидл, во-первых, не ори. Мы просто рассуждаем. А во-вторых, смотри, сколько уважаемых людей только в нашей префектуре уже распродали всё что могли и сидят на чемоданах.
– А нам с тобой куда ехать? – кипятился Фидл. – В конце концов, если мы сможем достать оружие, то мы им так дадим – пускай только сунутся.
– Ты им можешь уже почухать одно место своим старым смычком.
– Я тебе сейчас покажу, что я могу. Я тебя как через крышу перекину, ты у меня…
Под дружный громкий хохот Изя молча оторвал Филю от пола одной рукой и вынес за дверь. Смех ещё не успел затихнуть, как Фидл вернулся в помещение, будто ничего не произошло.
– Ну, хорошо. Я обещаю, что больше никого трогать не буду, но вы только…
Оглушительный хохот сотряс помещение.
Всё в том же дальнем углу, где можно было спокойно поговорить, в небольшой компании сидели Ион и Моше. На столе перед ними среди обилия выпивки и закуски лежали газеты. Что положение тревожное, соглашались все. Не все понимали, насколько опасен фашизм для Европы. Между тем из газет было ясно, что благодаря русским, усиленно снабжающим Германию пшеницей, сталью, нефтью, этот фашизм бешеными темпами набирает силу.
Когда стих весёлый шум, Моше обратился к Иону:
– Я пару дней назад встретил Аксельрода. Он очень доволен Димитрием. Говорит, что в первые дни хотел отправить его домой, бил метром по рукам. Так его мудрая Дора посоветовала дать Димитрию отрез на костюм, чтобы он сам раскроил и собрал его до первой примерки. Аксельрод дал отрез и мерку зятя, сказав: «Невелика птица, походит и в испорченном тобой костюме». Сел напротив, стал смотреть, что будет дальше. Когда Димитрий, разложив на столе ткань, начал вымерять что-то непонятными линейками и самодельными лекалами – это он мне дальше рассказывал, – а потом начал резать по каким-то дополнительным линиям, поднялся такой крик, что прибежала испуганная Дора. «Это таки был самый паршивый отрез из тех, что я закупил, – кричал старик. – Твой зять не заслуживает лучшего, но я же всё равно платил деньги! Смотри, что этот упрямец наделал!» – «Раскроил, ну и что?» – «Но как он это сделал! Посмотри на этот инструмент. Только белые одежды можно этим кроить». – «Ну так дай ему свой». – «Так не хочет же, паршивец. Говорит, сегодня у костюмов другие линии». – «Марик, не морочь мне голову. Пускай он это всё собирает. Может, на вторую примерку ты что-то выправишь».
– Слушай, а чего это он так про своего зятя? – перебил Ион.
– Длинная история. Один из его зятьёв получил в приданое хорошие деньги, какой-то заводик. Потом всё в карты проиграл. Но дело не в нём. Слушай дальше.
Моше сел поудобнее, подставил свой стакан, чтобы налили, выпил и продолжил:
– Старик говорит, что, увидев зятя после первой примерки, потерял дар речи. Впервые за много лет этот толстяк был похож на человека. Даже Дора удивилась, а её трудно удивить – так Аксельрод говорит. В общем, мастер очень доволен… После бармицвы он решил принять заказы, от которых раньше отказывался, чтобы сделать их вместе с Димитрием. А вот тут уже я удивился. Не помню, чтобы он хоть раз так быстро доверился кому-то, тем более ученику. Так что поздравляю – и с новосельем, и с успехом сына.
Все поздравили Иона, и началось настоящее веселье, благо, на столе было всё что душе угодно. Ион в знак благодарности денег не жалел.
Перед тем как разъехаться по домам, Ион, отойдя с Моше в сторону, спросил:
– Ты меня извини, я не должен, наверное, это спрашивать, но я не раз слышал, что местная власть иногда по твоей просьбе закрывает кое-какие дела, кого-то отпускает. И с этим домом, что мы хотим, очень хотим иметь, что-то странное. Такая цена! Нет ли тут криминала?
– Ты прав, Ион, лучше сразу спросить, чем потом ночами корить себя и мучиться сомнениями. Среди этих маклеров и агентов, безусловно, есть и дерьмо, но много и умных, толковых ребят. Все они играют на бирже, торгуют акциями, ценными бумагами. И вот пару раз кое-кто из них прогорал или пытался вывернуться, нарушая закон. Я обращался в мэрию как гарант этого бедолаги. Естественно, я знал, что нарушение не очень серьёзное. Поверь мне, за человека, серьёзно преступившего закон, я бы никогда не стал просить. Мне отказывали. Тогда я обращался за помощью к мужу моей сестры – этот парень имеет большие связи в Черновцах. Когда сюда звонили по моему вопросу, местные решили, что у меня есть определённое влияние и лучше мне помочь, чем ждать звонка сверху. Рыльце-то у всех в пушку. Так вот, один из этих дельцов, которым я помог когда-то, и подобрал вам дома. Всё с ними чисто, заселяйся и радуйся. С тебя просто не взяли огромные комиссионные. Вот и всё.
12
Как и ожидалось, на бармицву Иосифа прибыло много народу. Не стоит даже описывать те наряды и украшения, которые продемонстрировали в основном небедные друзья и родственники семьи Аксельрод. Когда после синагоги мужская половина семейства собралась вокруг Иосифа для общей фотографии, все обратили внимание на то, как они одеты. Закупая ткани для новых костюмов, Марк Самуилович знал, что делал. Когда эта мягкая, немнущаяся полушерсть перетекла в линии пиджаков и брюк и воплотилась в готовые костюмы с идеально отстроченными лацканами и полуобтягивающими рукавами, без единой складочки вшитыми в точёное плечо, в спину, переходящую в приталенный низ, стало ясно, что эти изделия вышли из-под рук великого мастера.
Когда отсверкали вспышки фотокамер, Марк Самуилович подозвал к себе молодого парня, которого раньше не видели среди гостей, и представил его всем:
– Это Димитрий, благодаря которому вся мужская часть нашей семьи помолодела на много лет. Я видел, как вы с интересом разглядывали мою последнюю коллекцию, эти костюмы. – Он указал на стоящих справа и слева мужчин, которые и в самом деле выглядели намного моложе, стройнее и увереннее, чем раньше. – Я был уверен, что знаю и умею всё. Можете мне не верить, но за шесть недель, что я провёл с этим молодым человеком, я открыл для себя много нового.
Все, не отрываясь, смотрели на Димитрия. Выше среднего роста, стройный, в идеально сидящем костюме – он был хорош. Удлинённое лицо, чёрные, зачёсанные назад волосы, смелый взгляд… Только белозубая улыбка выдавала его смущение.
– Димитрий, – продолжил Аксельрод, – я всегда переживал, что мой опыт уйдёт вместе со мной. За эти недели ты значительно повысил своё мастерство, но, поверь, тебе ещё многому надо научиться. И я рад, что мне есть кому передать всё, что умею и знаю.
Все радостно зааплодировали, и в этот момент Димитрий заметил невысокую девушку. Она стояла немного в стороне и неотрывно смотрела прямо ему в глаза. И когда он встретился с ней взглядом, всё словно куда-то отодвинулось. Аксельрод что-то говорил, кто-то пожимал Димитрию руки, хлопал по плечу, но он видел только её овальное лицо, тёмно-каштановые глаза, смуглую кожу и чёрные, коротко постриженные волосы. Что-то тёплое толкнуло его в грудь изнутри и сдавило сердце.
Едва Димитрий успел удивиться этому непривычному ощущению, как его встряхнул за плечи Аксельрод, вернув в действительность. Оказывается, старик несколько раз безрезультатно у него что-то спрашивал. Рассеянно ответив на пару вопросов, Димитрий начал искать взглядом эту девушку. Он увидел её разговаривающей с Моше, что иногда заезжал к ним по разным делам. Мама очень уважала его.
– Марк Самуилович, кто эта девушка рядом с Моше?
– Это его старшая дочь, Хая. Кстати, такая же неслабая на выдумку мастерица, как и ты.
– Что вы имеете в виду? – испугался Димитрий.
– Да то, что я уже видел нескольких женщин, которые заказывали ей наряд, и они выглядят в этих платьях совершенно великолепно. Идём, я тебя с ней познакомлю.
Димитрий смущённо поблагодарил мастера за хорошие слова в свой адрес и попросил разрешение уйти домой.
– Да что с тобой? – воскликнул Марк Самуилович. – Посмотри, какие барышни не отрывают от тебя глаз. Ты не болен?
– Нет, я в порядке. Мама болеет. Можно я пойду?
– Ты должен идти. Молодец. Завтра мы всей семьёй уезжаем в Бухарест, а через неделю я надеюсь увидеть тебя в своей мастерской. Мы с тобой скоро будем хорошо зарабатывать.
– Конечно, я приду. Спасибо вам огромное за всё.
– И тебе спасибо.
С этими словами Аксельрод легко и быстро вложил во внутренний карман пиджака Димитрия объёмистый конверт.
– Марк Самуилович…
– Ты заслужил. Иди. До встречи через неделю.
Продвигаясь к выходу, Димитрий старался не смотреть в ту сторону, где стояли Моше и Хая. Но у самой двери остановился и оглянулся. И натолкнулся на тот же прямой взгляд неулыбающихся глубоких глаз девушки. И снова тёплый толчок в грудь и сжатое, словно обручем, сердце. С этим ощущением он и покинул синагогу, совершенно не понимая, что с ним происходит.
13
За две недели до бармицвы Иосифа к дому Моше неожиданно подъехал шикарный автомобиль господина Кравеца. Водитель деликатно постучал в дверь и, когда ему открыли (все как раз сидели за столом и ужинали), вручил Розе конверт с приглашением от семьи Кравец. Ройзманы приглашались на праздничный вечер Симхат Тора. Это было совершенно неожиданно и очень приятно.
Господин Кравец был, пожалуй, самой известной личностью в Новоселице. Ему принадлежала хладобойня, куда живой скот свозился чуть ли не со всей Восточной Румынии. Днём и ночью к огромным цехам и складам, в которых шёл непрерывный процесс заготовки мяса, подъезжали грузовики. В Черновцах у Кравеца был перерабатывающий завод, и его продукция была широко известна даже в Европе. Эмблема «Кравец и сын» означает высшее качество – это было известно всем. Моше знал, что младший Кравец учится в Варшаве, в идишитском университете, где наряду с изучением Торы и чтением Талмуда с комментариями штудировались книги по экономике, преподавалось искусство владения и использования информации на рынке валют и акций, искусство достойного бизнеса. Моше иногда подвозил Кравеца с вокзала домой, по дороге они обменивались новостями, не более. И вдруг такое приглашение!
Когда Моше со своим нарядным семейством подъехал к парадному входу светящегося особняка, навстречу им вышел сам хозяин с сыном. Беньямин, невысокий, уже полноватый, несмотря на свой возраст, с рыжими волосами, расчёсанными на пробор, в очках с тонкой оправой, выглядел старше своих лет. Но, когда он, улыбаясь, начал здороваться со всеми, стало заметно, что ему не больше двадцати. Гостей было много, но так получалось, что Беньямин чаще всего оказывался возле Хаи. В основном рассказывал ей о себе, об учёбе. Он уже много поездил по Европе. У Хаи не было опыта общения с мужчинами, поэтому она только отвечала на его вопросы, и ей нравилось всё, что он рассказывал. Вечер прошёл очень весело и непринуждённо. Моше и Розе внимания уделили тоже вполне достаточно.
Домой ехали медленно. Стояла тёплая погода, и осеннее небо было усыпано яркими звёздами. Обсуждали вечер. Беньямин очень понравился Эстер, и она, без всякого сомнения, заявила, что, когда вырастет, выйдет за него замуж. Посмеялись все. Помолчали. Моше спросил:
– Хайкеле, что ты думаешь о нём?
– О ком, папа?
– Да о Беньямине – о ком. Неужели неясно?
– А что думать. Конечно, он уже много повидал, много знает. Нравится ему учиться. Как он объяснил, ему гораздо интереснее изучать экономику, чем другую науку, хотя он понимает, что всё, что преподают в университете, важно.
– Да, этот Беньямин будет голова, – произнёс Моше.
– Какая ещё голова? – в один голос спросили Роза и Хая.
Снисходительно глянув на них, Моше объяснил, что так говорят о молодом человеке, который в перспективе может стать большим начальником, врачом или докой по части коммерции.
Почти всю ночь Роза и Моше не спали. Уже давно они не проводили ночные часы в разговорах, строя планы на будущее своих детей. Это приглашение взволновало их не на шутку. Безусловно, от их внимания не ускользнуло то, что Беньямин не отходил от Хаи. Да и Ида, жена Кравеца, довольно часто подходила к ним, а вначале представила своим важным, напыщенным родственникам всё семейство Моше. Да, тут было о чём задуматься.
Оглянув своё не бедное, но скромное жилище и сравнив его с тем, что он видел сегодня, Моше загрустил. Но, вспомнив Беньямина, всё то внимание, которое оказали ему и Розе, а также как его Хаинька вписывалась во всю эту роскошь, Моше заснул со счастливой улыбкой на лице.
14
После шестинедельного сидения за швейной машинкой у Аксельрода Димитрий, имея теперь кучу свободного времени, не мог найти, чем заняться. Иону, конечно, рассказали, как всё происходило на бармицве, как красиво Димитрий был представлен почтенной публике. К тому же в конверте, что передал Аксельрод, была довольно значительная сумма. Габриэла не могла нарадоваться, слушая Иона. Когда Димитрий был дома, она не сводила с него счастливых глаз. А вообще-то выглядела она не очень хорошо, всё реже выходила из дома. Но о визите к врачу не хотела и слушать.
Димитрий решил проведать своих приятелей, которых давно не видел. Он сам не заметил, как очутился у ворот идишитской школы. Занятия как раз закончились, и во двор вывалилась шумная толпа мелкой детворы. За ними неторопливо, чинно вышли старшеклассники. Девушки все были серьёзные. Димитрий вспомнил своих ровесников из гимназии. Там никто даже ходить медленно не мог – сплошные крики, стычки, беготня. «Да, важные ребята тут учатся», – подумал он.
В это время из парадной двери показалась Хая с ещё несколькими девочками. Дожидаясь, когда они наговорятся (а это было довольно долго) и начнут расходиться, Димитрий последовал за Хаей. Когда девушка осталась одна, он подошёл к ней.
– Привет! Я знаю, тебя зовут Хая.
Когда он увидел опять эти тёмные серьёзные глаза, ему стало стыдно за свой обычный, лёгкий, как ему казалось, тон в обращении с девушками.
– Привет! – И опять этот пристальный взгляд. – А тебя зовут Димитрий. Я видела, как ты наслаждался славой. Чем же ты покорил этого вечно сердитого Марка Самуиловича?
– Ерунду какую-то несёшь. Во-первых, не наслаждался я никакой славой. Нужна она мне. А во-вторых, Марк Самуилович прекрасный старик, мастер с золотыми руками. А то, что сердится часто, – просто бездарей не любит.
– Ах, ах! Мы уже бездарей ругаем. Что, так уж много бездарей вокруг?
– Да я, честно говоря, не знаю. Но он на самом деле не любит, когда кто-то болтается без дела. Между прочим, он и тебя хвалил тоже.
– А меня-то за что? Он и видел меня не так уж часто.
– Да вроде говорил, что Хая научилась где-то чуть-чуть шить, даже нижнее бельё уже шьёт своим братикам и сестричке.
– Так и сказал?! – возмущение плескалось в как будто ещё более потемневших глазах, гневный румянец покрыл смуглое лицо. Какая она была красивая в эти минуты! Димитрий открыто любовался ею.
Хая, перехватив его восторженный взгляд, ещё более зарумянилась и отвернулась. Ему стало жаль её. Расстроил девушку ни за что. Дурацкую шутку выдумал и ляпнул.
– Да пошутил я. Он как раз очень хвалил твою работу. Видел на ком-то. Я просто пошутил.
Хая повернулась к нему и на удивление спокойно заявила:
– Теперь я понимаю, почему Аксельрод такой сердитый. Просто его окружают бездари со своими дурацкими шутками, которые незаслуженно купаются в славе и очень высокого мнения о себе. – Развернулась и ушла.
Димитрий пошёл за ней.
– Хая, ну, дурак я на самом деле, если такую ерунду нёс. Ну что теперь делать? Извини.
Она повернулась, оглядела его, улыбаясь. Юноша стоял совершенно расстроенный, виноватый, не зная, что делать.
– Попробуй сшить нижнее бельё своим сестричкам и братику. Думаю, у тебя не получится. Это тебе не костюм кроить. – Хая весело рассмеялась и убежала.
Не бежать же за ней. Глупое положение. Вдруг Димитрию стало страшно. Он подумал, что если сейчас не догонит её, то потеряет навсегда. Но Хаи уже не было видно – возможно, она свернула в какой-нибудь переулок. Было бы ещё глупее сейчас искать её, бегая по улицам.
Ругая себя, Димитрий поплёлся домой. Но в его душе по-прежнему сидел страх, неведомый до этого момента. Ему был знаком страх за маму, когда она сильно болела. Тогда переживали все вместе: невозможно было представить дом без неё. Но с Хаей было какое-то другое ощущение.
Димитрий совсем расстроился, но по дороге домой встретил приятеля Гицу, которого тоже давно не видел. Друзья обрадовались друг другу, разговорились, решили пойти проведать кое-кого. Жизнь снова зашевелилась. История с Хаей как-то отошла на второй план.
15
Переехав в новый дом, Габриэла и всё семейство не могли нарадоваться. Денег хватило абсолютно на всё. Габриэла даже отложила часть суммы со словами: «Это для девочек». Хватило даже на овец (правда, купили немного), на птицу – куриц, уток. С коровой решили подождать – на неё надо было поднакопить.
В доме распоряжалась Габриэла. Она распределяла комнаты, их как раз хватило на отдельные спальни и ребятам, и девочкам. Для своей спальни Габриэла оставила самую маленькую комнату. Ион не возражал. Он не хотел нарушать покой, воцарившийся в их доме после многих лет тревог и разочарований.
Небольшую, но очень солнечную комнату выделили Димитрию под мастерскую. Он целовал родителей со слезами на глазах: ведь теперь они верили в него.
Увидев, как Димитрий устанавливает Singer, Ион спросил:
– И всё-таки откуда у тебя эта швейная машинка? Мне сказали, что это дорогая вещь.
Неожиданно Димитрий покраснел, притом так сильно, что Ион удивился.
– Я же говорил, что мне её подарили.
