Алиса и нити забвения

– Я… я не хочу тебя пугать, – прошептала я, осторожно приближаясь. – Я просто ищу выход. Дверь… она пропала, и…

Лиззи резко, почти механически, подняла руку и указала на зеркало в углу комнаты. Оно было старым, с длинной трещиной, которая тянулась от самого края к центру. В отражении открывалась знакомая картина: я стояла у окна в гостиной пансионата, а мама сидела за столом и читала, не отрываясь от книги. Всё это показалось болезненно близким, словно случилось совсем недавно… или, может быть, никогда и не происходило. Я протянула руку к зеркалу и под ладонью ощутила не холодное стекло, а плотную, шероховатую ткань.

И в эту же секунду раздался голос:

– Она не пускает тебя обратно.

Я медленно обернулась, затаив дыхание. В её взгляде больше не осталось той прежней пустоты – теперь глаза Лиззи мерцали едва заметным, тусклым огоньком.

– Кто она? – прошептала я.

Лиззи медленно поднялась с кровати, её руки мягко опустились и безвольно застыли вдоль тела.

– Швея, – произнесла она глухо. – Она держит нас здесь, пока нитки не оборвутся.

– Я не понимаю…

– Поймёшь, – тихо ответила Лиззи, делая шаг ближе. – Но когда это случится, будет уже слишком поздно.

В тот же миг зеркало вдруг вспыхнуло. По его поверхности побежали чёрные зигзагообразные линии, словно невидимая игла стягивала трещины, зашивая их одну за другой. С каждой секундой швы стягивались всё сильнее, затягивая отражение и стирая его. Я закричала и попыталась отступить, но пол под ногами исчез, и я провалилась внутрь – в толщу ткани.

Голос Лиззи теперь звучал далеко, постепенно ускользая в тишину:

– Найди остальных. Найди их… до того, как она вышьет всех заново…

Тьма сомкнулась вокруг, и в следующий миг меня мягко, но неотвратимо потянуло вперёд. Когда ощущение толчка рассеялось, я уже стояла в круглом зале и постепенно понимала, что снова могу двигаться.

Тогда я закрыла глаза и прошептала:

– Я хочу назад.

Тишина накрыла всё вокруг, но я не отступила.

– Пожалуйста, – сказала я чуть громче, почти с отчаянием.

И вдруг в воздухе появилась тонкая щель, точно по стене провели острым лезвием. Она постепенно расширялась, превращаясь в дверь, за которой уже мерцал коридор моего мира. Свет оказался слишком ярким, почти болезненным для глаз. Лишь спустя несколько мгновений, когда зрение привыкло, я заметила в этом сиянии что-то неестественное, словно мир успел измениться за то короткое время, пока меня не было. Я стояла на месте, где находилась кладовка, но теперь за спиной не было ни двери, ни замочной скважины, ни даже едва заметного контура – только гладкая, холодная стена.

На кухне пахло варёной овсянкой и чем-то сладким, чуть тёплым. Я стояла в дверях, не решаясь войти, чувствуя, как в груди глухо и неровно пульсирует тревога. Миссис Григгс стояла у плиты в фартуке с жёлтыми пятнами и выцветшими оборками. На столе уже ждали глубокие тарелки с кашей, дымился чайник, а рядом, на большой тарелке, лежали золотистые оладьи, от которых шёл едва уловимый аромат ванили и жареного масла.

– Ты чего, будто мышь увидела, – буркнула она, не оборачиваясь. – Завтрак не укусит. Присаживайся, всё уже на столе, – добавила она, снимая очередную горячую оладью со сковороды. – Я сейчас отойду, позову всех к завтраку.

Я кивнула, будто это был ответ, и прошла к столу. На стуле у окна уже сидела Беа. Она, опустив голову, долго размешивала ложкой кашу, не притрагиваясь к еде. Когда я подошла, она подняла на меня свой единственный живой глаз.

– Ты выглядишь усталой, – сказала она, не спрашивая, а утверждая. – Или тебе снилось она.

Я застыла и опустилась рядом, ощущая, как под столешницей предательски дрожат колени. Между нами растянулась тяжёлая, густая пауза, наполненная словами, которые невозможно произнести сразу.

– Я… – начала я, но слова тут же застряли в горле. Мне казалось, стоит только произнести это вслух, и всё станет ещё страшнее. – Я спряталась… и она исчезла, – выдохнула я, сбиваясь. – Она… хотела сделать меня гладкой.

Беа склонила голову чуть ближе.

– Только не вздумай плакать, – тихо сказала она, внимательно глядя мне в глаза. – Ей нравится, когда мы боимся.

– Там была Лиззи… – я сглотнула, стараясь говорить спокойно, но голос всё равно дрожал. – Вчера она лежала возле моей подушки, а сегодня утром исчезла. Но… я видела её в детской комнате… Она была такая же, как я.

Беа быстро огляделась, затем понизила голос:

– В смысле живая?

– Да, – я опустила взгляд, сжала кулаки. – Это ведь не просто сон, да?

Беа вскинула на меня тяжёлый взгляд и спросила:

– А ты как думаешь?

Я отвела глаза, не сразу найдя, что ответить, и впервые поняла, что у Беа за плечами тоже что-то было. Она знала больше, чем говорила.

В этот момент на кухне послышались шаги. В дверях появилась миссис Григгс, за ней шёл мистер Гросс, с испачканными землёй руками, и мама, со слегка растрёпанными волосами.

– Всё, собирайтесь за стол, – сказала миссис Григгс, быстро оглядывая всех.

Мистер Гросс молча занял место у края стола, и только кивнул мне. Мама села напротив, бросив короткий взгляд на моё лицо.

– Всё в порядке, Алиса? – тихо спросила она. – Да, просто не выспалась, – пробормотала я, отводя взгляд.

Григгс подняла крышку с кастрюли, выпустив новый клуб пара:

– Ешьте, пока горячее, – сказала она, поправляя хлеб на краю стола.

Мы молча ели несколько минут. Мама, не отрываясь от чашки, вдруг спросила:

– Скажите, миссис Григгс, а как давно вы здесь живёте?

Григгс посмотрела на маму, медленно отодвигая от себя тарелку. Она выглядела спокойной, но в голосе чувствовалось напряжение:

– Этот дом принадлежал моей семье много лет. Раньше это был большой пансион для детей. Его построил мой прадед, потом дом перешёл к моему деду, затем к отцу, а теперь и ко мне… Я выросла здесь, а после смерти родителей осталась следить за ним.

Мистер Гросс тихо добавил, не отрываясь от чая:

– Дом любит, когда в нём живут дети. Даже если их немного.

Я подняла глаза и чуть смущённо спросила:

– А сколько этому дому лет?

– Больше двухсот, – ответила Григгс с уверенностью.

Я кивнула, не находя слов, и натянуто улыбнулась, лишь бы не дать паузе затянуться.

– Наверное, здесь было весело?

Мистер Гросс чуть усмехнулся, глядя в чашку:

– Бывало по-разному.

Мне показалось, что за этими словами что-то скрывается, и через несколько секунд я тихо спросила:

– А почему пансионат закрылся?

Садовник отвёл взгляд, медленно покрутил ложку в чашке и начал:

– Родители стали…

Григгс вдруг незаметно толкнула его локтем, перебила мягко, но твёрдо:

– Учителя ушли. Детей стало меньше, да и времена изменились, – спокойно сказала она.

В столовой повисла лёгкая неловкость. Некоторое время никто не решался заговорить. Мама первой нарушила молчание, повернувшись ко мне:

– Алиса, я сегодня хочу сделать стирку. Поможешь мне?

– Да, конечно, – сказала я чуть рассеянно, но всё же кивнула.

После трапезы я поднялась из-за стола, сжала пальцы на скатерти и вышла в коридор. Некоторое время стояла, слушая, как за дверью гудят голоса, стучит вода в раковине, кто-то передвигает чашки.