скачать книгу бесплатно
3
Снег уже не шел – стоял сплошной стеной, за которой слабо угадывались силуэты прохожих и городского пейзажа, размытые, как на картинах импрессионистов. Гоша, все это время не замечавший ни погоды, ни дороги, «вернулся в настоящее» и с удивлением обнаружил, что не понимает, где находится.
За плотной стеной снега виднелись лишь очертания улиц и домов – как карандашный набросок к большой картине, сделанный художником на ватмане. Ему вдруг стало весело: как здорово – заблудиться в городе, в котором прожил большую часть жизни, в самом центре, знакомом не хуже, чем собственная квартира!
«Просто сюр какой-то – подумал Гоша. – Сказки Гофмана».
Захотелось продлить это ощущение сказочности и игры. Поэтому он не стал всматриваться в детали окружающего пейзажа или искать табличку с названием улицы, а пошел дальше – как ежик в тумане, решив зайти в первое заведение, которое встретится на пути, где можно будет выпить кофе и немного обсохнуть.
И – как-то определиться с тем будущим, которое у него ещё оставалось.
Оказывается, он гулял уже часа три – было около одиннадцати вечера, и все кафе, попадающиеся по дороге, вот-вот закроются. Гоша решил хоть тут переупрямить судьбу и все-таки, найти место, где можно будет ещё посидеть.
Пройдя ещё метров двести, он скорее угадал, чем увидел впереди большое открытое пространство, догадался, что выходит на набережную – и почти догадался, где находится, но «прогнал» от себя эту догадку, «забыл» про неё, продолжая свою игру, повернул направо – и, пройдя ещё несколько шагов, увидел то, что искал.
Над штампованной входной дверью сетевого общепита сверкала золоченая англоязычная вывеска (не то «Queen», не то «Quest») с такими же двумя коронами – амбициозность хозяев, очевидно, конфликтовала с их вкусом. Табличка у входа сообщала, что заведение работает до полуночи.
Внутри огромный зал напоминал стадион: всю центральную его часть занимала тяжелая, овальная, из темного дерева стойка, вокруг которой вдоль стен стояли столики. Вместо «рева трибун» звучала громкая музыка. По стенам висели какие-то фотографии, грамоты и дипломы. В интерьере было много золота и отделки из мореного дуба.
Посетителей было мало.
«Да, статусно!» – усмехнулся про себя Гоша. Не раздеваясь, он сел у окна, недалеко от входа. Одна из скучавших за стойкой официанток радостно рванулась к нему и замерла у столика с блокнотиком наизготовку.
– Один эспрессо, пожалуйста.
– Всё?
– Да.
Она обиженно ушла.
Кофе оказался настоящим, крепким. Постепенно возвращалось восприятие цветов, запахов, вкуса – восприятие жизни. Ещё полчаса назад он выпил бы этот кофе залпом, как стакан воды…
Кто-то, кажется, эпикурейцы, учили, что удовольствие – главная цель в жизни, поэтому нужно стараться находить свои преимущества даже в самых безнадежных ситуациях.
Какое же преимущество в его ситуации?
Гоша постарался мысленно представить себе оставшиеся шесть месяцев и себя в этом кратком, по сравнению с прожитыми уже сорока четырьмя годами временном промежутке, представить это скукоживающееся на глазах, как мыльная пена, пространство своих возможностей… И вдруг понял, что оно безгранично!
Нет больше необходимости думать о деньгах и заказах, вести деловую переписку, съедающую столько времени, общаться с идиотами, да ещё заставлять себя быть с ними приветливым и любезным, потому что эти идиоты платят тебе деньги.
Нет больше «нужных» и «ненужных» людей, вредной еды и вредных привычек, вообще нет понятия «хочется, но нельзя» – можно всё, что хочется.
Перед ним пол-года абсолютной свободы, той самой, о которой мечтали все философы, начиная с Сократа – чего ещё желать человеку «с душой и талантом»?
Пол-года чистого творчества, ничего сущего, а затем – вечность!
Мальчик не услышал, не подождал…
Что ж, тем лучше.
Хватит лепить общего снеговика – пора делать своего собственного. Впереди был короткий промежуток времени, миг по сравнению с уже прожитым. Миг свободы и творчества, который должен придать смысл всему, что позади. Финишная прямая.
Программа – вот чем он теперь займется.
Почти двадцать лет обеспечения чужого успеха, взращивания чужих амбиций и чужих благосостояний. Что он, Гоша, получил взамен? Некоторую сумму денег, которая теперь позволит ему «послать» всех и попробовать сделать программу, которая вынашивалась и лелеялась им последние четыре года. Что ж, по-видимому, иначе это было бы невозможно, а значит, в этом и состоял высший смысл всей предыдущей жизни.
Гоша улыбнулся: раз так – это хорошее предзнаменование! Как всегда с ним бывало, в момент рождения новой идеи ему захотелось тут же приступить к её осуществлению. Бежать домой и сразу сесть за ноутбук.
Но вместо этого он снял куртку, повесил на спинку стула, затем подал знак официантке и попросил меню.
Оказывается, это ирландский паб! У-у, сколько здесь всякого вкусного и вредного… для простых смертных! Но он, Гоша, больше не простой смертный. Для него нет понятий «вредно» и «полезно». Он живет в другом измерении. Почти как Бог!..
Гоша перелистал документ до конца, затем еще раз, в обратном направлении – медленно, внимательно читая каждую позицию, как будто хотел найти то, в чем приходилось отказывать себе всю жизнь…
Наконец, заказал яичницу-болтунью с колбасами и жареным картофелем, пиво «Олд Том» – паб же, все-таки! – еще кофе и горячий шоколад («кофе с шоколадом – попозже, пожалуйста»).
Осмотрелся.
В заведении, во всяком случае, по эту сторону стойки, было ещё несколько человек, занимавших два столика. За одним сидели огромный чернокожий парень с белой девушкой, за другим – компания из четырех ребят, что-то, по-видимому, отмечавших.
Гоша пошел вдоль стен, рассматривая фотографии, медленно обошел стойку – по другую ее сторону было так же малолюдно – и, сделав, таким образом, полный круг, вернулся за свой столик. Музыка смолкла, вместо нее подвешенный на кронштейне в дальнем углу зала телевизор передавал новости. Кажется, канал «Евроньюс».
Говорят, двадцатый век начался в 1914-м, с началом Первой мировой войны. При таком летосчислении его, Гошина, программа вполне могла бы стать точкой отсчета двадцать первого века. Событием, соизмеримым с появлением Интернета или мобильной связи. Уже четыре года эта идея тихонько жила в его голове, иногда вызывая такой же прилив энтузиазма, какой он испытал при её рождении. Несколько раз он уже готов был начать писать программу, но тут опять появлялось очередное «ООО Самаявеликаякомпаниявмире» с самым «жирным» заказом в его, Гошиной жизни… И все начиналось сначала: он снова помогал осуществлять чужие великие идеи, откладывая свою на потом. Дальше откладывать было некуда.
Принесли ужин. Если именно такой подавали британским матросам в дублинских пабах, понятно, почему Британия стала владычицей морей.
Выложенная на большом блюде яичница, только что снятая с огня и ещё продолжавшая булькать, с художественными разводами перемешанного желтка и с островками крупно нарезанной колбасы, казалась воплощением греха и порока. На отдельной тарелочке – скромная на фоне «главного блюда» горка картофеля с тонкой корочкой и нежной мякотью под ней.
Гоша потянулся за пивом, бережно обхватил большой фирменный бокал снизу, пропустив ножку между средним и безымянным пальцами, и одним долгим глотком отпил примерно треть.
О-о! Да это – настоящий черный эль, без малейшей горчинки и слегка густоватый! Он поставил бокал, взял вилку и нож, чтобы приняться за яичницу…
Телевизионный выпуск спортивных новостей оборвался буквально на полуслове.
Неожиданность тишины, сменившей монотонный новостной фон «Евроньюс», заставила всех посетителей оторваться от ужина и уставиться в экран.
На телевизионном мониторе появилась картинка, которую Гоша со своего места не мог разглядеть, и закадровый голос ведущего начал читать новость, видимо, только что пришедшую в новостной ленте:
«Авиакатастрофа во Франции. Аэробус А330 компании „Эйр-Франс“, совершавший перелет из Рио де Жанейро в Париж, потерпел катастрофу и разбился при заходе на посадку у населенного пункта Вилье-Сен-Фредерик, примерно в двадцати пяти километрах от Парижа. На борту самолета находились 228 человек: 216 пассажиров и 12 членов экипажа. Представитель авиакомпании заявил, что предположительно все они погибли».
Гоша встал из-за стола и быстро подошел к телевизору. Там уже собрались все посетители, которых он только что «пересчитал» по обеим сторонам стойки.
Видеоряд, шедший на мониторе и снятый, скорее всего, с одного из спасательных вертолетов, плохо иллюстрировал сенсационную новость: обычный вид из иллюминатора самолета на маленькую деревушку внизу. Трудно было догадаться с такой высоты, что разбросанный слева от деревушки мусор и есть обломки потерпевшего катастрофу самолета.
– Неправда!
Неприятный, скрипучий, похоже, старческий голос прозвучал над самым Гошиным ухом.
Гоша обернулся: за его спиной стоял пожилой мужчина, лет семидесяти, в длинном, почти до пола, черном пальто – вне времени и моды, и грубых, похожих на солдатские, ботинках. Вся фигура старика выглядела нелепо и как-то… старорежимно. К тому же, казалось, что его шея, хоть и скрытая под шарфом, небрежно, словно наспех накрученном поверх пальто, была намного короче средних антропометрических норм.
– Что – неправда? – грубовато спросил Гоша.
– Что погибли все пассажиры. Это неправда. Они – короткошеий показал взглядом на телевизор – как и большинство людей, берутся судить о том, чего наверное знать не могут.
Странный человек и говорил странно. К тому же, как Гоше показалось, с легким акцентом, трудноопределимого происхождения.
– А вы-то откуда знаете? – Гоша не любил говорить с городскими сумасшедшими.
– Знаю, потому что сам был в этом самолете – и, как видите, жив!
Гоша посмотрел на собеседника взглядом под названием «ну, что я говорил?» и подумал, что роскошная яичница-болтунья, наверное, остыла. Пошел к своему столику, бросив через плечо:
– Понятно!
Яичница, конечно, немного остыла, но ее внешний вид не обманул. Развратно вкусно! С пивом – особенно.
Теперь – десерт. Почему раньше он был равнодушен к таким плотским удовольствиям?..
Трагедия, произошедшая только что, чуть ли не в прямом эфире, в которой погибли сотни незнакомых ему людей у какой-то французской деревни с труднопроизносимым названием, не могла повлиять на Гошин аппетит.
Конечно, каждого из этих 228-ми человек жалко. Точно так же, как каждый из них, узнай он чуть раньше о Гоше и его несчастье, пожалел бы его – с высоты десять тысяч метров, на которой они летели перед катастрофой…
Уже по дороге домой, сидя в такси, он вспомнил про старика в кафе – и вдруг подумал, что не видел ни когда тот зашел, ни когда вышел. Он сидел рядом со входом, лицом к двери и точно помнил, что за все это время в помещение никто не заходил. Выходили раньше него только двое – та самая, «разноцветная» пара, сидевшая в дальнем углу зала. Когда незадолго до экстренного выпуска новостей он обходил зал, разглядывая фотографии на стенах и посетителей, старика в кафе точно не было.
«Чудеса-чудесатые» – лениво подумал Гоша.
Очень хотелось спать. Завтра он начнет работать над программой. А пока – спать.
4
Шкуль ел виноград с косточками – в знак протеста.
Он сидел на кухне, перед раковиной, держа виноградную гроздь в правой руке, левой отрывая ягоды и кладя их в рот. Во рту он отделял мякоть от косточек и выплевывал косточки, стараясь попасть ими в раковину, как баскетбольным мячом – в корзину. «В корзину» удавалось попасть не всегда – раковина и то, что вокруг нее, было уже порядком заплевано.
Он проснулся в семь утра и сразу же сел за ноутбук писать ТЗ к программе. Через три часа, оценив объем сделанного и оставшись довольным, он решил устроить себе небольшой перерыв и перекусить виноградом. C недавних пор он принципиально покупал виноград только с косточками – это была его личная акция протеста против потребительского отношения людей к прогрессу.
C изобретением автомобиля люди постепенно отучались ходить пешком и сегодня чемпионаты по легкой атлетике – чуть ли не единственный повод передвигаться на своих двоих. Человека без автомобиля считают, да и сам он себя чувствует, неполноценным, его не примут в приличную компанию.
C момента появления электронных средств связи начала исчезать письменность, писать руками на бумаге стало несовременно, да и поводов для этого больше нет.
Еще двадцать лет назад, чтобы получить информацию о чем-либо, приходилось идти в библиотеку и изучать соответствующую литературу. Сегодня библиотеки пусты – их заменила Википедия.
Теперь вот – виноград.
Конечно, виноград без косточек был всегда. Но только теперь он стал для Гоши символом того худшего, что несет с собой научно-технический прогресс. В последнее время Шкуль заметил, что купить виноград с косточками стало трудно – он начал исчезать. Как эпистолярный жанр. Как орфография с пунктуацией.
Тем лучше – дефицит говорил о том, что Гошино возмущение обленившимся и ожиревшим человечестом имело под собой основания.
Акцию протеста прервал телефонный звонок.
– Как ты, Шкульчик? – судя по голосу, Вадим был готов к самому худшему.
– Привет – жизнерадостно отозвался Шкуль, собирая в тряпку косточки с раковины и прилавка. Нормально все, спасибо.
– Ну, слава богу! – выдохнул Вощинский. Тогда вот что. Зайди, пожалуйста, в клинику, я напишу тебе, что нужно принимать. Вчера я не стал этого делать, ты все равно ничего не слышал.
– Зачем?
– Что – зачем?
– Зачем мне что-то ещё принимать?
Вадим тяжко вздохнул – Гоша догадался, что он не первый, кому Вощинскому приходится объяснять это.
– Для того, чтобы по возможности нормально жить… все это время – в последний момент он «объехал» слово «оставшееся».
– Хорошо, согласился Шкуль. Только… Слушай, к тебе далеко ехать, а времени у меня мало… Ну, ты в курсе. Давай встретимся где-нибудь в городе, в центре?
– Тогда только завтра – сегодня у меня две операции, а вечером – ученый совет.
– Завтра в семь, в Квинс.
– Квинс? Где это?
Шкуль объяснил…
Вадим Вощинский каким-то образом перепрыгнул в 21-й век прямо из 19-го.
Пока не искаженная электроникой речь – устная и письменная – служила людям единственным средством общения, этот вид млекопитающих был очень многочисленным. Вплоть до Второй мировой войны, он, несмотря ни на что, всё ещё представлял из себя довольно большую популяцию. Он значительно поредел в военные и послевоенные годы, потому что во все века и у всех народов нес самые большие потери во времена войн, революций и политических катаклизмов… Несмотря ни на что, единичных его представителей ещё можно было встретить на Земном Шаре вплоть до начала восьмидесятых…
Но сегодня – Шкуль был убежден в этом – Вадим Вощинский оставался чудом сохранившимся, единственным экземпляром этого вымершего вида.
Они дружили ещё со школы.
Таких как Вощинский теперь называют «ботаниками», хотя слово «чудак» характеризовало их куда точнее. Вадим все десять лет был отличником и недотепой, забывавшим дома тетради, надевавшим чужие пальто в гардеробе, путавшим время и места встреч…
Закончив медицинский факультет, он начал работать врачом в республиканском онкоцентре и как-то незаметно, но очень быстро стал одним из лучших и самых известных онкологов в стране, профессором и главным врачом клиники.
Он старался выглядеть старше своих лет и быть похожим на настоящего, старорежимного профессора: игнорировал букву «р», носил бородку клинышком, а в нагрудном кармане – белый платочек треугольничком, вместо очков пользовался пенсне, вместо часов – карманным хронометром на цепочке и, кажется, даже оперировал в «бабочке»…
Закончили с рецептами и инструкциями – и Вощинский начал с любопытством осматриваться.
– Не уютно тут как-то – наконец вынес он приговор. – И музыка слишком громкая.
– Кормят вкусно – попытался оправдаться Гоша.
– Дорого! – упорствовал Вадим, заглянув в меню.
