скачать книгу бесплатно
И что они будут делать дома? Наверняка за бутылками побегут!
А Холодок добивал их, ничуть не стыдившихся дезертирства, своим сарказмом:
– И ведь прилично зарабатывают, а все равно попрошайничают – каждый раз просят посадку, когда из полета возвращаются.
К моему разочарованию синие куртки и комбинезоны не слышали мудрых речей прапорщика Холодка. Не до того им было – эти ничтожества ждали машину для отъезда домой. А мы прошли мимо. Нас Турченков послал в «чипок» за закуской – в группе АО намеревалась пьянка по поводу дня рождения начальника.
А еще я узнал от Алексея Ивановича, что летный состав очень часто свободное время проводит в спортивном городке – то в футбол играет, то на снарядах занимается. Мы же в ТЭЧи слишком заняты настольными играми в любое время, чтобы транжирить его на заботу о собственных телесах. А любителя индивидуально позаниматься в спортгородке завтра же почти наверняка завалят дополнительной работой.
Красноречие мое не потребовалось – поздравителей у начальника было хоть отбавляй. Накатив стопарик и зажевав его бутербродом, пользуясь отсутствием внимания, смежил веки и принес Господу краткую, но искреннюю благодарность, что наконец-то избавил меня от райкома и привел в этот дружный и споенный коллектив авиационных техников и механиков.
Потом почувствовал, что мне не хватает собеседника – все говорили, а я молчал. После того как накатишь по полстакана раз да другой, тянет выговориться. И хочется, чтобы кто-то послушал тебя. Задымил сигаретой – тут уже все курили, но облегчения не пришло.
После приезда, решил заглянуть к семье.
Открыв дверь по звонку и увидев меня, Тома замерла.
– С тобой все нормально? – в ее голосе прозвучала непритворная тревога.
– Да, – негромко ответил я.
– Где ты был?
– Я с работы. И у меня выдался нелегкий денек.
– Ну, разумеется – очень заметно.
– Мы праздновали день рождения начальника.
– Как я могла не догадаться?
Мы стояли и смотрели друг другу в глаза.
– Ты не пустишь меня к дочери?
– Таким нет.
– Прости. Мне не следовало таким появляться. Сейчас уйду. Просто хотел сказать, что люблю тебя.
От таких объяснений оба давно отвыкли, так что общение давалось с трудом.
– Я когда выпью, тоже тебя люблю. Но к сожалению, я не пью.
Зачем пришел? К чему объяснения? Как мне понять и научиться, что молчание нисколько не тяготит. Молчание – единственное, что от человека требуется в таком состоянии. Все сказать можно будет потом.
Я проспал до шести утра и проснулся с мерзким запахом во рту. Интересно, что мы пили вчера? Начинали-то с водки – точно помню. А потом вылезли в Увелке и еще добавили… А потом я пошел к семье. Как противно и стыдно перед Томой! Хорошо, что меня не видела дочь…
Что меня подтолкнуло к пьянке? Ах да, день рождения Турченкова. Если в группе десять сотрудников, не считая солдатки, то я гарантировано каждый месяц буду ходить на бровях, и представится возможность совершить какую-нибудь глупость. Эх ма, это судьба! Сам себе посоветовал расслабиться и ничего не принимать близко к сердцу.
Интересно, чем мне заняться на службе, если самолет опять не прикатят? Дремать у трубы отопления, глотая таблетки или заставить себя писать романы?
Пробежался, позавтракал, пошел на отъезд.
Ну точно, самолета нет. Личный состав угнали в клуб на политзанятия.
Время замедлило бег. Пространство заполнил рой вопросительных знаков – чем заняться? Подремать у трубы отопления? Пойти к Макарову поиграть в настольные игры? Или таки открыть заветную тетрадь в кожаном переплете и для начала хотя бы почитать то, что уже написано? – глядишь, охота придет продолжать.
Саня Макаров сидел в лаборатории прицелов и скучал с миной мессии на лице, которому поручено спасти человечество. На меня не обратил ни малейшего внимания. Да я и не ждал от него особых церемоний. Он даже не предложил мне сесть, и то, что я все же опустился на стул, не улучшило его настроения.
– Обещают жуткий снегопад, – сообщил я ему.
Мы оба посмотрели на часы. До обеда еще два часа. Раньше вряд ли кто придет.
– Пойдем замесим?
– Ключ у Лямина.
О чем еще говорить? Вернуться в лабораторию, сесть у окна, прижавшись к трубам, и смотреть на вихри снежные, которые веют враждебно? Спешить было некуда. Небо темнело, метель усиливалась. На земле лежал снег толщиной сантиметров в пятнадцать, а метеослужба обещала и того больше. Чистить не перечистить нам стоянку для самолета. Но даже разыгравшаяся стихия была не в силах остановить политические занятия с техническим составом. А летный состав, конечно, уже увезли домой. Снежная буря давала им восхитительную возможность передохнуть от нескончаемых учебных полетов с курсантами на борту.
Игра в карты на деньги «храп» была не просто времяпрепровождением. Порой она собирала на столе фантастические банки, которые разыгрывались с молниеносной быстротой и долго потом обсуждались. Иные отчаянные надолго залетали в долги и аккуратно платили с каждой получки. Конечно, жаждали отыграться и возникали споры, когда они зарубались на банки, которые не в состоянии сразу же возместить. Споры бывали такими жаркими, что участники вместо языка готовы были пустить в ход кулаки.
Случаи, когда на банке стояли сотни рублей, были редкостью, и, как правило, деньги эти были обещанные. В эскадрильях, говорили, играли только на наличку, и неспособный выплатить долг немедленно удалялся из игры. Вот у них действительно на столе бывали сотенные бумажки.
У нас на улице да и на стадионе в бараках игра в «храп» тоже была популярной. Но там ставка была – две копейки, и банки поднимались очень медленно. Редко кому за вечер удавалось сорвать десятку.
Вот о чем думал я, сидя молча в лаборатории бомбовых прицелов и глядя в окна на усиливающийся буран.
– Как только обед начнется, нам надо Лямина не прозевать, а то за стол не попадем. Ты будешь играть? – прервал молчание Макаров.
Этот корпус однако теплее, и батареи у них по окнами вместо наших труб.
Сидя в уютной, располагающей к неге лаборатории, я размышлял о перипетиях судьбы и игры, которая называется «храп» – какие-то для нее законы мыслимы? Помню, был большим докой институтской науки «Теория вероятности», которая зиждилась на примерах расклада карт. В определенном смысле я, дипломированный профессионал, мог бы разработать свою концепцию риска в игре и ходить с набитыми деньгами карманами. Или долговыми расписками – раз тут такое принято.
Если родиться такая теория и пройдет практику на сотенных банках, можно будет играть в таких местах, где на кон ставят тысячи. Я прикинул свои возможности на пути к карточному богатству и ощутил прилив азарта. Какая-то прилипчивая, неприкрытая алчность. Стоит попробовать!
Появился народ на дороге от клуба. Наконец-то! – время обеда.
Семь человек окружили стол, сидя на стульях. Двое стояли и наблюдали.
В карточной игре, как в бане, все равны – капитан ты или служащий советской армии. Выдали четыре карты – посмотри и скажи: либо «храп», либо «пас», либо «помогаю». Никто не отважился – в банк добавляют. Просто все… Но «храпу» пока еще предстояло найти в моем лице страстного поклонника.
Следя за игроками, я размышлял – в чем принцип успеха? неужто только в случайности? Любопытно, чем меня пугает риск авантюры? Возможностью проиграть или выиграть кучку денег? В принципе, деньги у меня есть – то есть, то что проигрывать есть. Я умею добиваться поставленной цели. У меня здоровое честолюбие. Есть желание выиграть хорошие деньги. Что еще надо игроку? Железную силу воли, чтобы вовремя остановиться и остаться с выигрышем? Здесь такое, однако, не приветствуется: пока везет – играй до звонка.
Я, как появился на свет без чувства долга перед обществом, так без него и живу вот уже почти тридцать пять лет. Меня учили приносить пользу, я учился лишь тому, что было интересно мне. С детских лет твердо знал – если говорят на пользу обществу, то подразумевают личную выгоду. А мне претило лицемерие – я никогда не путал общественную пользу с личной выгодой. Будь порядочным – мой девиз – а там будь, что будет.
С таким настроем я и сел за карточный стол игроком.
Первое, что усвоил – большой выигрыш, как и большой проигрыш ведут к большому стрессу, который мне совсем не нужен.
Второе – моя задача за карточным столом не выиграть и не проиграть, а на людей посмотреть и себя показать в пиковых ситуациях.
Третье – не стоит судьбу испытывать на авось: как говорится, не повезет, так мастурбируя триппер подхватишь.
Четвертое – судьбу стоит испытывать на всю катушку, которую она сама дает в твои руки.
Таковы правила, а что на практике? На практике дело было так. Садясь за стол, начиная игру, я выкладывал из кармана всю свою мелочь, играл на нее и в пределах ее без тормозов – испытывая судьбу. Если день задавался, играл так, что партнерам казалось, будто намерено хочу всю сумму немедленно проиграть, которая кон от кона увеличивалась, не смотря ни на что. Однажды было даже такое – я полез четвертым помогать. И сумма была большая, и все отговаривали – не валяй, мол, дурака, и колода уже роздана вся. Я попросил перетасовать сброс и выдать пять карт. Выпало четыре семерки. Кто знает правила игры – это карт-бланш. Вот как бывает!
Если день не задался, и мелочь моя ушла, доставал из бумажника рубль и играл без всякого риска – видно было, что день не мой и не стоит напрягать судьбу наобум.
Такими правилами и железной выдержкой я практически никогда не проигрывал. Это, во-первых, меня не расстраивало. А во-вторых, было лучшим лекарством от всех неприятностей. Что может быть полезнее ощущения, что удача всегда с тобой?
Прапорщик Холодок пригласил всю группу на «обмывание ножек» новорожденного сына. Они с мамой еще в роддоме, вот папа и распоясался…
После работы потемну следовало добираться по указанному адресу в Чапаевке.
В Чапаевке! В бандитском и вражеском поселке – это я с детства еще усвоил, когда бились ватагами на берегах канала.
Мне срочно нужен бронежилет.
Несмотря на страх перед грядущим, испытывал странное возбуждение.
В дороге обошлось без стрельбы – похоже чапаевские гангстеры, как и добропорядочные граждане, пережидали непогоду дома. Выйдя с автобуса, расспросил у попутчиков, как найти нужную улицу. Свернув за угол, увидел небольшую группу людей, стоящих в свете витрины магазина. С видом человека, хорошо знающего, где он находится и что делает, прошел мимо. Нашел нужный дом. Позвонил в кнопку ворот. Меня впустили.
Нас собралось из группы аж целых четыре человека. И всего шесть сели за стол, включая отца и деда новорожденного.
– С ума сойти! – начался разговор за столом. – Снег, метель и мороз… Уж что-нибудь бы одно.
Стол накрыт по-мужски – картошка, соленья, колбаса, сыр, хлеб… и водка, конечно. Поздравили новоиспеченного отца, выпили, заговорили.
– Спасибо, Егорыч, – Алексей похлопал меня по плечу. – Выполнил мою работу.
Это запоздалая благодарность за поставленные на самолет приборы.
– Рассчитывай на меня смело.
– Ты нормальный техник.
– Прежде всего я человек, потом техник. И никогда не боялся замарать свои белые ручки.
Мы пили, закусывали и болтали. Я был уверен, что буду убит, как только выйду на улицу и с удовольствием наслаждался последними минутами жизни.
– А грибочки отменные, – заявил я, и спросил деда Ивана. – Сами мариновали?
– Ага! И мухомором приправляли, – ответил тот.
Трудно было понять, балагурит хозяин или нет, однако в глазах у него мелькали искорки смеха. Он воевал пехотинцем и рассказал историю из фронтовой жизни. Мол, солдатику одному осколками мины напрочь срезало полголовы. Сослуживцы подняли ее, встряхнули от пыли, на место поставили и бинтами присобачили. Мужик выжил.
Я не верил ни единому слову из этой хорошо отрепетированной и умело поданной оптимистической трагедии. Зато ее заворожено слушали подвыпившие прапорщики. А дед Иван наслаждался всеобщим вниманием.
Алексей подмигнул мне, давая понять, что наслышался подобных баек предостаточно.
Мы уже здорово были поддатые, когда дед Иван поставил на стол трехлитровую банку самогона.
– Вы намерены пить до утра? – осведомился я у коллег.
– Трудно сказать, – прапорщик Лысенко пожал плечами. – По крайней мере, я остаюсь.
– И ночевать будешь здесь?
– Как обычно. А ты можешь уйти, когда пожелаешь.
Пить до утра или делить сон с присутствующими не входило в мои планы. Но и покидать дом в одиночку было боязно. Чужой человек на безлюдной улице весьма сомнительного поселка? Я был очень далек от мысли испытывать судьбу – пусть даже снегопад прекратится.
– Тебя жена ждет? – спросил меня дед Иван.
Впервые за последние часы я вспомнил о Томе. Как бы она повела себя, явись я к ней в таком виде и в такой неурочный час? Наверняка пробормотала бы нечто вроде: «Ты совсем рехнулся», и захлопнула передо мною дверь. Только и всего.
Я посмотрел на часы – автобусы еще ходили. Пора было возвращаться домой. Больше выпитого мой организм алкоголя уже вместить не мог – так что от «посошка» я решительно отказался. Дед Иван вышел со мной во двор, покрытый толстым слоем снега. На улице та же картина. Я пошел не очень уверенной походкой подвыпившего мужчины. Хозяин дома стоял в калитке ворот и смотрел мне вслед.
Все более прихожу к выводу, что нашу лабораторию невозможно обогреть трубами. Другое дело – радиаторы, но должно быть поскупились, когда монтировали здесь отопление. Возможно, летом здесь будет прохлада. Я сидел и дрог в зимних «ползунках» в комбинированной куртке и валенках с калошами. Ладони спрятал в «шубинках» – читать еще можно, писать никакой возможности: паста в ручке замерзла.
– Ну мы-то ладно, – ворчал Холодок, – наше дело военное: обосрался и стой. Тебе-то чего, Егорыч, торчать в ТЭЧи коли нет самолета?
На лице Алексея появилась мудрая улыбка человека, который немало пожил и многое успел повидать.
– Сходи к Турченку – пусть отпустит тебя домой. Обычное дело. Вон пилоты – нет полетов, они домой.
– Не удобно как-то: я не на сделке, а на окладе.
Я понимал, что заглатываю наживку, и отдавал себе отчет, что Холодок видит это.
– Давай я схожу.
В обед капитан Турченков заглянул в лабораторию.
– Кошмар! Как вы тут сидите?
– Так и мучаемся, – сказал Холодок. – Алька вон в первом корпусе у диспетчера задницу греет.
– Ты вот что, Егорыч, – сказал начальник группы. – Утром приехал – нет самолета, жопу в горсть и на отъезд. В одиннадцать машина от автобата идет через Увелку в город. Не хер тут сопли морозить, а то еще заболеешь.
Начальник вышел, я своему механику руку подал.
– Спасибо, Алексей Иванович.
– Всегда пожалуйста, Анатолий Егорович. Люди должны помогать друг другу.
Я понял, что снимать и ставить приборы на самолете в регламент придется мне.
