Сказание об Увеке

И забаву в том находит –

Под гончарную струю

Ставит голову свою

Сам от радости шипит

И крылом струю дробит.

Больше можно бы сказать,

Только надо меру знать.

Мы же город поглядим,

На «проспекте» постоим –

Главной улице Укека,

Со времён ещё Узбека32,

Здесь муэдзины клич ведут

На намаз33 в мечеть зовут;

С минарета, свысока,

Разлетается хвала

Богу дивному людей,

В песнопевности своей.

Правоверные заходят,

На стене михраб34 находят,

Стелят коврики рядком

И на них встают потом,

В направленье на Каабу35,

Повернув лицо к михрабу,

Чтоб произнести салят,

Состоящий из аят –

Изречений из Корана,

В стенах голубого храма.

Здесь же слушают муллу.

Сказ про древнюю суру36

В сердце отклик их находит.

Умму37 он на мысль наводит:

«Праведно, что надо жить,

И, конечно, не грешить.

Жить, как говорит имам38,

Не приветствуя харам39».

Иль сказать по-русски, грех,

Чтобы в жизни был успех.

Так же было не всегда,

Совсем в ранние года

На заре ордынской мощи,

Тех владык истлели кости,

Сам Бату в Укеке жил,

Джучи-хана мудрый сын.

Был язычником правитель

Достопамятный воитель

Поклонялся небесам

И языческим богам,

Небу вечному служил,

И до смерти этак жил.

Был Батый язычник тоже,

Ему всех было дороже

Царство славное – Орда

Он заботился всегда,

Чтобы царство процветало

И землёю прирастало.

Сын Батыя царь Сартак.

Тот имел на теле знак –

Крест на шее он носил,

Православным значит был.

Сартака в Орде любили,

Но, однако ж, отравили.

Видно умысел имели,

То есть, явно не хотели

Чтоб крестилась вся Орда.

Лучше пусть душа одна

Пострадает, а народ,

Веру новую найдёт.

Были мненья и другие

Например, средь них такие –

Есть в том дядина вина,

Что не стало Сартака.

Его люди в юрте были,

Вот они и отравили.

Дядя этим не смутился,

Выждал чуть и воцарился.

Этот дядя хан Берке

Мощь имел. В своей руке

Крепко власть в Орде держал

И, по сути, первым стал

Правоверным из царей,

Золотой государей.

Были и цари иные,

Но влияньем небольшие.

Позже хан Узбек пришёл

На высокий трон взошёл.

Из Орды изгнал он лам40.

При нём принят был ислам41.

Всех же дел не перечесть,

Но построена мечеть42

Была в городе Укек,

Чем и кончил он свой век.

Умер рано на заре,

На персидском на ковре,

Среди близких и родных

Веки навсегда смежив.

9

Здесь оставим ханов мы

Всех не отследив судьбы.

Нам бы надо, так сказать,

Об Укеке досказать.

Осмотреть его дома,

Да градские терема.

За мечетью дом сырцовый43.

Он, сказать, почти что новый.

Этот дом зовут «Ханак»,

Он стоит не просто так.

В нём бездомный кров находит

Отдохнуть прохожий входит,

Путешественник зайдёт,

Место здесь себе найдёт.

Здесь светло, тепло, уютно

И ещё скажу, приветно.

Погорелец молодой.

Здесь живёт с своей женой.

Новый строит парень дом

И к соседям на поклон,

Он идёт, чтоб мир помог

Новый выстроить чертог.

Рядом с ним кузнец ночует,

Ночь и день он всё тоскует,

По жене сошёл с ума,

Что при родах умерла.

Дальше, ветхая старуха,

Чуть живая, точно муха,

Что по осени живёт

Ежечасно смерти ждёт.

Здесь приют она нашла

И не зная ремесла

Целый день в углу сидит

В одну точку всё глядит.

В том дому ямщик застрял.

Этот память потерял.

Где живёт не знает он.

День и ночь с большим трудом

Вспоминает, где живёт,

И не вспомнив так, умрёт.

Служат суфии несчастным,

И чтоб было тебе ясно,

Суфий – мистик и аскет,

Вдохновения эстет.

Вот ведь, столько лет назад,

Нам раскопки говорят,

Человек был защищён.

Даже не имея дом,

Не скитался по подвалам,

Не лежал в сарае хламом,

Был в уюте и тепле,

Не на ржавой он трубе

Ночевал, подальше с глаз,

В паутине теплотрасс.

Разве в мире того нет?

Дай ты сам на то ответ.

10

За Ханаком дом-Диван.

Этот дом построил хан.

Дом красивый словно сказка,

По карнизу в нём обвязка,

Из узорных кирпичей,

Длинношеих лебедей,

Что меж окнами плывут,

Ставни в том дому клюют.

Ставни в том дому резные,

А простенки голубые.

Цоколь выложен камнями,

Что заморскими купцами,

В этот город привезён,

Им отделан этот дом.

А на крыше бунчуки,

Окаймляючи углы,

Власти символы стоят,

Сверху на Укек глядят,

С полумесяцем вверху

И хвостом коня внизу.

Дом высокий, двухэтажный

В нём сидит чиновник важный

Управления глава,

И Укека голова.

Он указ даёт Дивану,

Подчиняясь лично хану.

Главы ведомств восседают,

Обо всём в улусе знают.

Знают где мостить дорогу?

Где причал чинить немного?

Когда войско созывать?

Ополченцев ли сбирать?

И какую на кругу,

Узаконивать тамгу44?

В доме том писцы сидят

За законами следят,

Дабы люди, те, что в силе,

Вовремя налог платили.

Они здесь доход считают,

И бумаги составляют:

Сколько пул улус даёт?

Что из них себе берёт?

Что Сараю отдаёт?

Всяк, кто пашет или жнёт,

Или кто в дому своём,

Иным занят ремеслом:

Дуги гнёт, куёт подковы,

Шьёт красивые панёвы45,

Кто имеет не одну

В этом граде чайхану…

Всяк в Диван несёт налог,

Не принёс, тогда острог.

А в остроге этом суд,

Может в рабство отдадут,

Время выплаты продлят,

В Золотой законы чтят.

Это знает каждый чин.

Здесь для всех закон один –

За утайку барыша,

Хоть несчастного гроша,

Что хотел от глаз сберечь –

Голова слетает с плеч.

У Дивана есть предел,

То баскачества удел.

В нём баскаки46 молодые

В нём повозки гужевые,

Конный в нём стоит отряд,

Кони кольцами звенят.

Сей отряд – даруг47 подмога,

Это сборщики налога

С дальних деревень и сёл.

На баскаков народ зол –

Де, последнее возьмут,

И с собою увезут.

Их слезой не умалить,

Их нельзя уговорить,

Можно только рассердить.

Семью малого лишить,

Но без них казна пустеет

И Орда, увы, слабеет.

Но пока же суд да дело,

Нас баскачество задело,

Поглядим со стороны,

Что же делают они?

Чисельник48 мешок несёт.

На ковёр его кладёт.

Будто серебра река,

С мешка сыпется деньга.

Деньги стопками сбирают,

Стопки сотнями считают,

Сыпят в кожаный мешок,

Вяжут крепкий узелок,

Узел нитками сшивают,

Концы ниток заплетают

И ещё печать кладут,

Чтоб в мешок не лазил плут.

А наутро очень рано

Из укекского Дивана,

Из баскаческих ворот

Сотня рыжих кладь везёт,

Направленьем на Сарай,

Где главенствует Мамай,

Чтоб мешок ему вручить

И спокойно дальше жить,

Собирая серебро,

Лишь в укекское добро,

Рассчитавшись с высшим станом,

Бишь, с сараевским Диваном.

11

За Диваном сад большой,

А за ним базар «Сенной».

На Сенном базаре густо

На прилавках в нём не пусто.

Вот стоят большие фуры49,

Астраханские арбузы,

С фур уйгурец продаёт,

Только дорого берёт.

Рядом дыни на подбор,

Азиатский в них узор.

А за дынями кумыс,

За кумысом барбарис.

Ряд мясной. Под балдахином,

С малолетним крошкой сыном,

Сын Булгарии50 сидит

Мясо красное лежит,

Он за кучку пул берёт,

Покупателей зовёт:

«Подходи, народ честной!

Будешь с мясом, не пустой!».

Отгоняя веткой мух,

Чтоб товар сей не протух.

Мимо движется народ:

С петухом мордвин идёт,

За мордвином кипчаки

Тащат рыжие мешки.

Мешки эти шевелятся,

На земле сами садятся,

Один качает головой,

Будто он и впрямь живой.

Только узел развязался

И мешок, того, распался

На мешок народ глядит,

А в мешке гусак сидит.

Люд базарный, знай, хохочет

И гуся в артисты прочит.

А марийка молодая,

Кареглазая, простая

Повернувшись, красит бровь,

Чтоб не видела свекровь.

Рядом с ней монгол проходит,

С молодайки глаз не сводит.

Мясо на плече несёт

Под нос песенку поёт.

У ворот сидит кипчак,

Ковылём степным пропах.

Шапка перед ним лежит,

В шапке той деньга блестит.

То сиделец не простой,

Он не нищий. Он с сумой,

По домам с своей не ходит,

Но перед людьми находит,

Примененье своих сил,

Чтоб народ счастливей был.

В руки он варган берёт

Пальцем по конечку бьёт

К зубам плотно прижимает,

Губы мягко напрягает,

Следом музыка звучит,

Над базаром звук летит.

Он даётся даром: злым,

Добрым, мягким и простым.

Всякий музыке той рад,

Нищий, или кто богат

И от щедрости души,

В шапку ту кладут гроши.

В стороне армянский ряд,

Продают в нём виноград,

Гроздья сладкие свисают,

Осы жёлтые летают,

Там армяне вкруг сидят

И мордовский мёд едят.

А базарный надзиратель,

Я скажу тебе читатель,

Не сейчас, а и тогда,

В те далёкие года,

Чин такой в Укеке был,

За порядком он следил,

Спор торговый разрешал –

Плетью кожаной стегал,

За неправые дела,

Чтоб торговля чинно шла.

Был на улицах смотритель,

Всяких дел распорядитель,

Он за чистотой следил,

Чтоб никто, там не сорил,

Не выплёскивал помои,

Или, скажем, что иное

На дорогу не бросал,

Стоков вод не засыпал,

Чтоб дороги подметались,

Чтоб на них не просыпалась

Кладь с навьюченных возов.

Он без всяких лишних слов

Ротозеев штрафовал,

То есть, с них деньгу взымал,

И был град ордынский чист

И опрятен, и лучист.

О том в книгах написали.

Купцы много повидали,

На земле изящных мест,

Наш Укек вошёл в их текст,

Град привёл их в изумленье

Нам сегодня в поученье

Как в градах сегодня жить

И, понятно, не сорить.

12

За Сенным квартал рабочий,

Кто до дерева охочий,

Сани делает, возки,

Для богатых сундуки.

Кузнецы железо греют,

Над котлом с водой потеют,

Закаляя мундштуки,

Что не любят скакуны,

Кольца молотками гнут,

С тех колец кольчуги шьют.

А у печек стеклодувы,

Вставив трубки чинно в зубы,

Крутят белые шары.

Выйдут из шаров дары,

Повезут их за моря,

Где кончается земля,

Чтоб Укек всяк в мире знал,

По поделкам узнавал,

А укекские купцы,

В этом деле молодцы.

Работной квартал не новый,

Нет, на вид он не торговый,

Дух ремесленный стоит,

В нём из труб дымок бежит.

Если записи не врут,

«Русским» здесь его зовут.

Ну а дальше, по горе

В златоглавой вышине

Купола церквей видны

А на куполах кресты.

Православный монастырь

Здесь гнездо на склоне свил.

В его кельях жизнь кипит,

Стон молитвенный стоит.

И привратник у ворот,

Смотрит кто, зачем идёт?

С доброй целью – пропускает,

А с недоброй – провожает

Прочь от храмовых ворот

И совет на путь даёт.

В общем, то ещё не Русь,

Ей пока заказан путь

К крутым волжским берегам,

Здесь владычествует хан,

Хотя русские здесь жили,

Их дома в Укеке были.

Чаще в звании купца,

Знатока ли ремесла,

Или в качестве раба,

Если подвела судьба.

Рабство было здесь не новость

Если хочешь, даже гордость

У сановника была,

Если он имел раба.

Рабский рынок процветал.

Он казне доход давал.

Как сегодня нефть даёт

Без особенных забот.

И понятно, что рабами

Были те, с кем воевали

И захватывали в плен.

Девушек здесь ждал гарем,

Или чёрная работа,

Им во сне снилась свобода,

И родительский удел,

Если дом их не сгорел.

Вот, гляди, рабов ведут.

Следом медленно ползут

Арб гружёных штуки три.

В арбы впряжены быки

И весёлою гурьбой

Бегут дети стороной.

Интересно им, заметь,

На невольников смотреть.

Улюлюкают, смеются,

Конвоирам не даются,

Те им плётками грозят,

Что лишь веселит ребят.

Точно так же, как когда-то,

Ваши прадеды, ребята,

Пленным немцам вслед свистели,

Всякие частушки пели,

Потому что детский ум

Не пронзает горечь дум,

Тех, кого в полон ведут,

Даже может быть убьют,

Если тяжко заболел,

Или учинить хотел

От хозяина побег –

Будет кончен того век,

Или плётками забьют,

Или саблей рассекут,

Чтоб был остальным урок.

Дабы каждый дал зарок –

«Из Орды не убегать,

Рабством не пренебрегать,

Раз судил так бог тебе –

Покорись своей судьбе».

Так же думали и в Риме,

И в Египте, и в Берлине,

Там где рабство процветало

И по праву так считали,

Кто своих рабов имел,

И расстаться не хотел

С даровым трудом раба,

Тот и говорил : «Судьба».

Да, такие нравы были –

Люди ближнего любили,

А того, кто за рекой,

Был им человек чужой.

Его можно воевать,

И в полон, конечно, брать,

Дальше в рабство продавать

И барыш с того считать.

Но не думай, друг мой юный,

Мальчуган ты мой разумный,

Что сейчас иной уж век,

И что в мире рабства нет.

Что шестьсот там лет назад!

Даже двести, говорят

Нам о том, что рабство было

И что с Африки без слов

Вывозили тех рабов.

И сейчас, как не крути,

Можно так же, брат, найти

На планете голубой

Позабытый всеми строй.

Иль немного изменённый,

Но, такой же несвободный,

Когда в рабстве у господ

Прозябает весь народ.

Или страны целиком,

И, поверь мне, не тайком,

Ходят в вечной кабале,

Будто лошадь на узде.

Так что строго не суди

Своих предков, лучше зри

В корень прожитых эпох

И не будь в сем деле «лох»,

Как подростки говорят,

А для них жаргон сей свят.

Поразмыслив так и этак,

О людских на свете бедах,

Позабыли мы с тобой,

Что же там на мостовой

В граде древнем происходит.

Верховой конвой там гонит

Сотню пленников босых,

Измождённых и худых,

Что, проделав долгий путь,

Лишь хотят одно – уснуть,

А теперь бредут едва

И свисает голова,

У того, что впереди.

И кричит ему «Иди!»,

Повернувшись, конвоир.

Тут же плёткой погрозил

Он уставшему юнцу,

Прислонившемуся к отцу,

Цепью скованных одной,

Где-то в кузнице степной,

Чтоб верёвок не порвали

И с Орды не убежали.

Их сейчас в подвал сведут,

На замок большой запрут,

А пока из-за забора,

На них лает пёсья свора.

У собак инстинкт таков,

Если видят чужаков.

13

Чтоб додумкам не случиться

Надо мне остановиться

И немного рассказать,

Повернувши время вспять,

Как в улусе веры чтили?

Как завет отцов хранили?

Это важно нам сейчас,

И о том мой будет сказ.

Хоть я частью и сказал

Но, совсем не досказал.

Были в нём магометане,

Православные славяне,

Древний тюрский каганат,

Представлял в нём свой обряд.

Здесь буддисты кочевали,

В юртах белых ночевали,

Римский Папа слал гонцов,

Упросить чтоб степняков,

Католичество принять,

И на лаврах почивать.

Здесь язычество хранили,

И, конечно, небо чтили,

С незапамятных времён

И здесь действовал закон:

«Вер чужих не ущемлять,

Их церквей не разрушать».

Вер чужих не ущемляли

И церквей не разрушали.

В этом строгость здесь была.

В том правителю хвала.

Спорить, спорь, но честью – честь,

А, за смех над верой – смерть.

И, спокойно за словцо,

Даже, за одно всего,

Можно в рабство угодить,

Если веру осудить.

А не то, чтоб насмехаться

И в злоречье упражняться,

Оскверняя храм чужой,

Если, ясно, он не твой.

Здесь с церквей налог не брали,

Службы их не пресекали.

Пошлин церкви не платили

И в Укеке мирно жили,

Что по ханскому завету,

Послужило здесь расцвету

Государства кочевого,

По истории Златого.

Но, замечу, не всегда,

Тем гордилася Орда.

Хан Узбек гонитель был,

Тем в истории прослыл.

Дальше надо нам смотреть,

Что в Укеке этом есть.

14

Есть в Укеке дом особый,

Дом – не дом, однако ж новый.

В нём красивый вход резной,

Купол сверху расписной,

Минареты по бокам.

С виду это вроде храм.

В нём колонный зал богатый,

По стенам витиеватый,

Листьев вырезан узор,

Много воздуха. Простор

Ощущается везде.

Здесь всё дело в высоте

И помпезности строенья.

Сказать можно без сомненья

Перед нами мавзолей

Высотой в пять этажей.

В мавзолее том гробницы

В них же царственные лица

В злате и парче лежат

А покой их сторожат

Стены толстые и свод,

Да соратников почёт.

Мавзолеи точно были,

Но потомки разорили

Золотой вельмож удел

Совершивши беспредел

В отношении гробниц

И в гробах сановных лиц.

Но не кончен наш рассказ,

Ты послушай дальше сказ.

О великом и простом

Незатейливо земном,

Что нельзя не рассказать.

Так, о банях не сказать

Непростительно для нас.

Бани, то особый сказ.

Это целый ритуал,

Если город кто знавал.

Ты представь солидный дом,

Что на залы разделён.

Залы в мраморы одеты,

Через стены обогреты.

Стены толстые в дому,

Двери плотные к тому.

В доме том котёл кипит,

Из него вода бежит,

Растекаяся по трубам,

Трубы эти под наклоном

В залы банные идут.

В залах банщики снуют.

В каждой зале жар особый.

Есть парная. Камень плоский

Среди комнаты лежит,

Цветом будто малахит.

Люди на него ложатся,

Чтобы жаром наслаждаться,

Что от каменя исходит

И укекец здесь находит

Вожделенья томный плод.

В бане изразцовый свод

Поливного потолка.

Мягко банщика рука

Мыльну пену растирает,

После в залу провожает.

Там лежанки не простые,

В них матрасы набивные,

Мягкой пахнущей травой,

В знойном воздухе, густой

Ароматный пар стоит.

Тело потное блестит.

Там котлы сребром облиты,

Там тазы из меди сшиты,

Банщик с белою чалмой,

Держит лейку над спиной.

Струи он на кожу правит,

Эскулап пиявки ставит.

Чтоб усилить действа блажь

Телу делают массаж.

А у самой у реки,

Там где сходни и мостки,

Бани русские стоят,

На простор реки глядят.

В этих банях гончары,

В этих банях маляры

В этих банях люд простой

Волжской моется водой.

Здесь укекцы печки жарят,

Здесь укекцы тело парят.

В руки веники берут,

И на камни воду льют.

Камни брызгают, шипят,

Жар из тела не хотя,

Отдавать избе парной,

Вместе с паром и водой.

И напаривши бока,

Чтоб была судьба легка,

В Волгу прыгают с мостков

И от тел, без всяких слов,

Волжская волна шипит,

И у берега бурлит,

Накатившись на мостки,

Выбегая из реки.

Для сравнения скажу,

В этом я не погрешу.

Когда бани здесь топили

И мочалкой тело мыли –

Бань в Европе не видали,

Тела пара не знавали.

15

Как в Укеке люди жили?

В чём и как еду варили?

Как спасались от мороза?

Мороз вечная угроза

В нашей местности степной

И, понятно, что зимой.

Чем жил просто человек?

Не эмир, ни хан, ни бек,

Ну, такой, как мы с тобой,

На земле своей родной?

Победней – в землянках жили,

Постный суп в горшках варили,

Кто был занят ремеслом,

Тот имел солидней дом.

Ни хоромы расписные,

И ни крыши золотые.

Дом тот делали с сырца,

Из простого кирпича,

Что в огне не обжигали,

А сушили, стены клали,

Штукатурили доской,

Чтоб стена была прямой.

Белой глиною белили,

Глину ту с водой месили,

Чтоб замес был не крутой;

Кистью с лыка клали слой.

Чтобы не имать позор,

Сверху правили узор.

В результате их дома,

Были все как терема.

А славяне побогаче

Дома делали иначе,

Покупали в лесу дуб,

Из него срубали сруб.

Так их строят и сейчас,

Так же было и до нас.

А вот как сейчас не строят,

И жилищ сих не возводят,

Я поведаю тебе

И о тех жилищ судьбе.

Про землянки расскажу,

Про простую бедноту.

Дом по окна был в земле,

Подоконники в смоле,

Чтобы гниль их не брала.

Окна, этак в три бревна.

Крыши скат полого сходит,

В стороне труба выходит,

Вырастая из земли.

Вниз ведут ступени три,

Или пять, кто как сумеет,

Печь – тандыр жилище греет,

Дым по трубам вбок идёт.

Пока дом не обойдёт,

Стен, лежанок не согреет.

А как только посинеет –

Дому жар, отдав сполна,

Вон выходит. Из окна

Частью улица видна,

Неба клок над мостовой,

И штук семь собак гурьбой,

К скотобойне бежит вскачь,

Чтоб мослы там поглодать.

Стены в доме земляном,

Все обложены сырцом,

Чтоб земля не оползала

И закладка не сгнивала.

Крыша в доме не простая,

А накатная, смольная,

Накат первый – потолок,

А второй – водицы сток.

С верху глина и земля,

Вот и все скажу дела.

Летом крыша даёт хлад,

Зимой дом теплом богат.

Кизяком51 тот дом топили,

Полы в доме тоже были,

Глинобитный пласт лежал,

Отблеск матовый давал.

Его шкурой обряжали,

На неё детей сажали.

На огне хозяйка варит,

Мясо режет, жарит, парит,

Вялит рыбу и коптит,

Часть её в чану солит.

Печёт вкусные лепёшки,

Тогда не было картошки,

На столе в горшке кумыс,

Рядом с ним салата лист.

Есть начинка из рябины,

И напитки из калины,

Здесь румянится каймак,

Для детишек есть «чак-чак»52.

Вобщем, жили, бытовали,

Свадьбы молодым играли,

Кто, конечно, победнее,

Играл свадьбу поскромнее,

Кто конец с концом сводил,

Себя тоже веселил –

Кумыс ставил на столе,

Рядом курицу в лапше.

И барана молодым

На руках в избу вносил.

Если было что вносить,

И на счастье подарить.

Кто богатым в граде был,

Тот деньгой во всю сорил.

Делая великий пир,

Изумляя божий мир.

16

Люди, что в Укеке жили,

Души разно веселили,

Были праздники у них

И слагая этот стих,

Вижу как народ толпой

Идёт к башне. Над горой

Сокол по кругу летает

И пареньем предвещает

Схватки равных на траве,

Шелковистой мураве.

Так у тюрок уж ведётся

В праздник у горы сойдётся

Лучник с лучником. Они,

Цели поразят свои.

Борцы выйдут за стрелками

И играючи буграми

Мышц железных на руках,

Смелость с силой показав,

Место конникам уступят,

Те в игру азартно вступят

Их задача нелегка –

Чтобы отобрать козла

У противников своих,

Надо быть ловчее их,

Крепче всех в седле держаться

И, конечно, полагаться

На выносливость коня,

Силу рук, иначе зря

Ты в борьбу сильнейших вступишь,

Приза явно не заслужишь.

Вот батыр53 на гору всходит,

За собой коня выводит,

Дует в медную трубу

И нарушив тишину

Игр начало возвещает.

Вот он влево продудел,

Вот он вправо прогудел,

Вот над Волгой звук направил,

Чтобы всякий игры славил,