Холостяки и женщины, или Что сказал крокодил?

«Не может быть», – не верили матери семейств, имевшие дочерей. – Врёте, небось, а если не врёте, то что – вам женщины не нужны?“ „Нужны, да ещё как!“ „Почему же их у вас нет? Вон их сколько вокруг – цветники и клумбы каких хочешь цветов. Берите хоть охапками“. „Кому чего хочется. Тех, кого хотим мы, вокруг нет и охапки нам не нужны. Нам бы каждому по цветочку. Пусть не экзотическому, но приятному“… „Кого же вы хотите? И чего вы хотите?»… «Ах, если б я сам это знал»…

– Мне тут книжица в руки попала. «Без нас вы – ничто», – странно усмехаясь, рассказал Константин. – Автор её, разумеется, женщина. Вы – это мы, мужики то есть. «Без нас» – это без женщин, стало быть.. А «ничто» – хорошо, что не прибавилось «жество» – «ничтожество» получилось бы… Спасибо и на том. Не прибавилось, но подразумевается. Вот такое о нас мненьице и такое отношеньице. С ничем и считаться не нужно. Хоть «Интернационал» запевай: «кто был ничем – тот станет всем».

– Вот когда станем всем – тогда и запоём. Станет – время будущего. Если мужики так себя перед бабами поставили – сами и виноваты. Ладно, будем снисходительны. Если и в самом деле «без женщин жить нельзя на свете – нет», и «в них – радость жизни, как сказал поэт», то без радости жизнь действительно ничто, – благодушно сказал Сергей, спортивного вида тридцатилетний брюнет, только что вернувшийся со свидания, явно счастливого.

– Мужчинов в России хоть и меньше, чем женщинов, «потому что на десять девчонок по статистике девять ребят», но всё-таки много. Разнообразных. И это – хорошо для женщин. Различных. У разных особей разные вкусы. Здесь и спасение для обеих сторон… Естественно, вкус каждого отдельного мужика – дело персональное и на эталон. Если дама высока, но при этом очень симпатично и не стандартно сложена, то она вполне восхитительна, – высказался Вячеслав, мысленно представив себе описанный образ.

– Не стандартно сложена – это как: талия шире попы и бюст на животе? – с серьёзным видом задал вопрос Витя.

– Нет. Это когда… Осу видел?

– Не только видел, но и кусался с ней. В смысле она меня.

– Так вот, когда она кусает, то очень изящно изгибает свою талию, заметь на будущее.

– Спасибо за совет – непременно обратю… обращу, обрасю на это внимание, – приложил ладонь к груди Витя.

– Не стандарт – это когда талия осиная, а… попа…

– Лошадиная, – подсказал Костя.

– Умный человек ты, Константин, а глупый… Хотя, гибрид осы с лошадью – это интересно. Нет, нестандарт талии с попой – это когда талию можно обхватить двумя пальцами, а другое только обеими руками. И бюст тоже. Вот такая, на мой взгляд и осязание, может стать эталоном женского сложения.

– А что важнее: взгляд или осязание?

– Осязание взгляда. Понятно?

– Нет. Зачем тогда свет выключают перед самым что ни на есть осязанием?

– Во- первых, не все его выключают. Во-вторых, при таком осязании, всё-таки, важнее само осязание… Но перед ним взгляд непременно обязателен… Если ты предмет раньше не как следует разглядел, – присоединил свой опыт Федя.

– Вообще, мужская мудрость гласит что? Она гласит то, что не красивых женщин не бывает: бывает много света и мало водки, – вставил Сергей.

Вячеслав иронично пожал ему руку.

– Нестандарт ещё и женщины небольшого росточка, – мечтательно возвёл глаза к потолку Геннадий. – У них ножки чаще бывают очень женственными. И вообще, они такие аккуратненькие, компактненькие, симпатичненькие – цимус и пэрсик, как сказал кавказский крокодил, глотая лилипутку…

– «Цимус» да «цимус»… А что такое цимус? Кто знает? – обратился к обществу Витя.

– Ну… Цимус – это… А чёрт его знает, что это такое, – после краткого раздумья признался Вячеслав.

– Какого же чёрта его употребляем?

– Лысого, наверное. Если красивая, особенно, женщина – значит цимус и всё тут, – положил конец неизвестности Костя.

– Стандарт, не стандарт, талии, лошади, попы, цимусы длинные, короткие… Вкусы меняются. Сходите в художественный музей… У художников вкус на женскую красоту не скажешь, что пошлый. А посмотрите: Кустодиев таких не стандартных толстух писал, что его симпатии сразу видны. И те, которые в эпоху Возрождения писали женщин: у них главным образом очень полные дамы на полотнах… На картинных, Витя, на картинных, а не на постельных… В те времена такие вкусы были у мужиков. Да и не только в те. И сейчас в арабии арабы уверены: чем дама полнее – тем она лучше… Там такие жиры висят на телах – аппетит у нас начисто пропадёт, а их мужики облизываются…

– Люблю женские окорочка, как сказал крокодил перед ужином, – вставил вдруг Генка…

– Но, опять же, не все: среди стандартных вкусов есть и не стандартные. Один и тот же мужик сегодня хочет, скажем, пресный блин, а завтра – бифштекс с кровью… А Сальвадор Дали? А Пикассо? Оба не от мира сего, а какая разница в изображении женщин! Сальвадор показал свою обожаемую Галю, русскую, кстати, так, что её хочется так же обожать и зрителю. А если посмотреть на полотно Пикассо «Авиньонские девушки», то вряд ли нормальному холостому мужчине ехать когда-либо в тот Авиньон захочется: жуть и ужас его девушки. Хуже кошмарного сна безумного орангутанга, висящего вниз головой на хвосте… Но нужно подумать… Нет, Витя, не об орангутанге на хвосте… Нужно подумать: так великие ценители женской красоты лишь изливали на полотна то ли своё действительное восприятие видимых образов, то ли намеренно хулиганили – стремились к оригинальности – так легче эпатировать обывательскую публику. Пикассо это, несомненно, удалось. В жизни же своей, мужицкой, и не художественной, влюблялся он в вполне нормальных симпатичных женщин: и в пышных, и в стройных, и в интеллектуалок, и в проституток. Трудно сказать, как они относились к тем портретам, которые он с них художественно писал. Но его самого они, говорят, любили. Он их, надо полагать, тоже – иначе не за что было бы его любить… О любви художника, помнится, Аркадий Васкберг писал, что художник любит не так, как все: его любовь находит воплощение в созданным им шедеврах, имеющих вполне определённую цену, отнюдь не метафорическую и не виртуальную… Если это так, то у меня, слава Богу, вкус совсем не художественный. Ни одну из «шедевров» девушек, которые авиньонские, я не смог бы полюбить даже в невменяемости от выпитого – мигом бы протрезвел от ужаса такого… Впрочем, Пикассо – особый случай… Да, пожалуй, и Сальвадор Дали тоже… Пикассо где-то писал, кажется, в своём дневнике, почему он принялся писать свои «шедевры». До них он занимался вполне традиционной живописью. На его картинах можно было легко узнать реальный мир и его живописные детали: вот вам глаз и вот вам нос. Но как-то однажды ему пришло в голову похулиганить, собственного развлечения для. Взял, да и нарисовал что-то там абстрактное, сюрреалистическое и намеренно безобразное – нос вместо глаза и наоборот. Нарисовал и выставил на какой-то, не помню, выставке. Заранее уверенный в том, что его работу поднимут на смех и изругают. Не тут то было! Публика приняла его хулиганство за нечто новаторское в искусстве живописи, критики расхвалили, все в восторге… Он и продолжил в том же духе… Вот вам и «шедевры любви художников»… – Вячеслав еле перевёл дух после длинной речи.

После этого разговора в нашей компании так и вошло в обиход слово «шедевр»… Даже «шедевра» – для обозначения кого-нибудь особенно не симпатичного субъекта. Шедевр, если речь шла о мужском, и «шедевра», если о женском. Когда появлялась необходимость дать краткую характеристику и дающий её произносил: «Эх, и шедевра» – всё становилось понятно: объект внимания не достоин в силу своей выдающейся и шедевральной непривлекательности.

– Какие женщины самые симпатичные? – Озадачился злободневным вопросом Виктор после длительной и вдумчивой беседы о новейших технологиях холодной обработки металла.

– Красивые, – кратко отрезал Костя.

– Неправда ваша, дяденька Костя, – возразил Генка, – красивые не всегда бывают симпатичными.

– А симпатичные – красивыми, ты хочешь сказать?

– Не так чтобы хочу, но это на самом деле так. Бывают лица безупречные по правильности – как чертёж – всё чётко, пропорционально, симметрично и непогрешимо, но чертёж есть чертёж. А возьми тот же чертёж и нарисуй его от руки, с соблюдением всех размеров, – вид будет такой же, но живее – симпатичнее, – потому и симпатичнее, что живее. Прямую линию можно провести по линейке и просто рукой. Она тоже будет прямой, только живописнее, что ли, смотреться. Снежная королева красива, но холодна – поэтому милой, симпатичной быть не способна. Красота может быть холодной, симпатичность, я уверен, – никогда, – с трогательной теплотой поделился мыслями Гена. – Поэтому мне, лично, ближе симпатичные девушки, а мой эталон, так сказать, технической красоты – артистка Ирина Скобцева.

– Что же, красивых стороной обходить нужно? Они разве виноваты, что красавицами родились? И среди них есть очень тёплые, добрые, симпатичные дамы, – примиряющее сказал Сергей.

– Серёга, дай пять: очень хорошо сказано – и среди красивых могут быть симпатичные. – улыбнулся Костя, – то есть, обаяние всё же приятнее и выше красоты.

– Это если иметь ввиду только внешние признаки. Есть, ведь, ещё и красота обаяния, – заметил Вячеслав.

– И обаяние красоты, – не удержался дополнить Костя.

– Каждая женщина по-своему обаятельна…

– Как сказала баба Яга, сняв бигуди и садясь на помело, – немедленно продолжил фразу Генка, подняв к потолку гвоздеобразный палец.

– Я, вообще-то, не то сказать хотел. Вопрос не правильно поставил. Точнее так: какой национальности женщины красивее? – продолжал любопытствовать Витя.

– Ну, ты даёшь, Витек. Если бы такой вопрос всерьёз поставить на международном форуме – не далеко бы и до межнациональных конфликтов, – изображая серьёзность заметил Константин. – Каждая нация отстаивала бы свой приоритет.

– А кто именно стал бы его отстаивать? – Уперев руки в бока спросил Сергей.

– Тебе что – по именам назвать или по должностям? – покосился на него Костя.

– Нет, по принадлежности к полу.

– Какое это имеет значение?

– Самое прямое. Мужики в этом вопросе гораздо объективнее женщин. Они в женской красоте разбираются гораздо лучше, чем сами женщины. Поэтому женщины стали бы намертво за свою национальность каждая и была бы по-своему права, – блеснул чёрными масляными глазами Костя под намечающейся лысиной.

– Но есть же какая-нибудь объективность? – темпераментно воскликнул Виктор.

– Есть, – мужественно ответил Вячеслав, – она перед тобой – это я, – и он ткнул в грудь свою пальцем. – В Кутаиси… Знаете Кутаиси? Это бывшая столица Грузии. Так вот в Кутаиси мне пришлось побывать только один раз. Красивейший и уютнейший город, ребята. Рынок там – сплошное благоухание киндзой и рэгани…

– Это что за животное, регани? – пожал узкими плечами Гена.

– Нэ «регани», дорогой, а рэгани, – решил вдруг изобразить кавказский акцент Вяч. – Это то же самое, что и базилик, только по-грузински. Мне их название больше нравится: базилик – словно имя какое-то опереточное… Там этой травы – стога и копны. Хинкали, хачапури, пиво и жарища под сорок градусов, и все – выше нуля… И женщины все всегда в чёрном. Нет, не монахини. У них обычай. Древний. Если в роду умрёт мужчина – все женщины рода должны целый год носить траур по нему. А кланы у них бывают очень большими. И кто-нибудь в них то и дела умирает… Да, Витя, и грузины, случается, помереть могут – не все тыщу лет живут… Один траур накладывается на другой – чёрные платья практически не снимаются. Но их грузинки очень красиво шьют – женщина, всё-таки, и в трауре должна красиво смотреться… Так вот, нагулялись мы, по городу, пора на базу ехать – автобуса нет и нет. Стоим на остановке, тушимся под солнцем, как говядина в духовке. Делать нечего. Только смотреть по сторонам. Одна сторона – напротив кафе «Хачапури»… Знаете, что это такое? Верно – пирог с сыром. Только не такой, какими в буфетах торгуют, тощие и плоские…

– Как тёщин язык под прессом, – буркнул Федя.

– Папрошу нэ аскорблять пошлыми сравнэниями благородный продукт, – опять блеснул «грузинским» акцентом Вячеслав. – Настоящий хачапури – это пышный такой пирог… Вроде пирожного «Наполеон», но гораздо толще. Пышный и продолговатый. А в середине его – такое, знаешь, углубление и в нём – сыр. – Вячеслав судорожно глотнул и шмыгнул носом.

– Нарезанный?

– Хачапури подают горячим и сыр в нём расплавливается… А ещё к нему прилагается растопленное масло в посудинке. Кусок от хачапури отломил, в масло опустил и – в рот. Вкуснятина – ум отъешь. Вот чтобы не отъесть его окончательно, грузины не весь хачапури едят, а только самый смак. Остальное в отходы. И отходов этих – чуть ли не весь пирог…

– Послушай, гэнацвале, какое отношение имеет твой хачапур к жэнской красоте? – тоже обратился к кавказскому акценту Костя.

– Никакого… Это я просто к слову. Стоим мы на остановке автобусной, смотрим, как хачапури едят…

– А сами почему не едите?

– Да мы уже газировки напились… Так вот, стоим… И вдруг фиксирую у себя странное, для меня, явление: не сосредотачиваю взгляд свой на женщинах… В России уже шею бы отвернул и в спираль свил, провожая взглядом всех красивых девушек, а здесь только на хачапури… облизываюсь. Отметив необычность такую, ставлю цель: найти среди прохожих красавицу. Красота грузинок – факт известный. Царица Тамар, «не пой, красавица, при мне…»

– Почему Тамар? Тамара…

– По-русски Тамара, а по-грузински – Тамар… Не перебивай, Витя. Да, красавицу – с поправкой на свой вкус, куда от него денешься, с «пикассовским» не совпадающий, художественным. Сорок минут вглядываюсь в каждую проходящую, пятьдесят, пятьдесят три… Главная улица города. Людей – масса. И в ней – ни одной красивой. Даже обиделся и огорчился. Не может того быть, думаю, но оно есть… Так и уехали, не повидав ни одной красотки. Потом уже, в других городах Грузии, видел таких, что потрясают красотой. У них особая краса – царственная какая-то. Идёт: стать, походка, выражение лица – Женщина с большой буквы, царица. Благородное лицо, высокая грудь, чёрная коса, поступь… Да посмотрите на их танцы! Там каждая – произведение искусства… Но вот в Кутаиси… Тем ещё этот город и запомнился… Скорее всего, мне просто не повезло. Черкешенки очень красивы. Они небольшого роста, Гена, ресницы густые, длиннющие. Вверх загнутые. Красиво очерченные полные губы, выразительные глаза, чёрные и, главное, – очень женственный ласковый взгляд… Смотришь на неё и уверен – от неё вряд ли можно ожидать грубости и прочих ведьмачеств… Хотя, кто может быть в женщине уверен? А в средней Азии самые пресамые красавицы – узбечки.

– Я слышал, польки на весь мир славятся. За ними, чтобы в жёны взять, даже из Америки приезжают, говорят, – блеснул познаниями Виктор, плотоядно улыбнувшись.

– То же самое говорят и про русских женщин. Немцы во время войны, уж на что фашисты были, а и то о русской красоте говорили, – шевельнулся на стуле Серёга, потянувшись за пачкой сигарет.

– И не только говорили… Как в том кино: «трогал, трогал – и не только пальцем», – многозначительно хмыкнул Костя.

– Нашли авторитетов – фашистов. Мы – сами себе авторитеты. Вяч верно сказал: у нас постоять спокойно на улице нельзя – то и дело такие цимусы проходят, что хоть за каждой беги одновременно и в разные стороны, – признался Фёдор.

– Посмотреть бы на тебя в это время – как ты в разные стороны бросишься, – попытался представить себе невероятное зрелище Виктор.

– И всё же, нет, наверное, ничего безупречного в природе. У каждой красавицы что-нибудь, да есть. Изъянчик какой- нибудь… Недавно прочитал. В Англии женщин расспросили: что на их мужчин сильнее действует – эротическое нижнее бельё на женских телах, или сами тела – без нижнего белья? Без рубашки, как говорится, ближе к телу. Так многие ответили, что не надеются соблазнить своих мужчин собственным голышом… Здесь вам и ответ, кстати, зачем свет выключают перед эротикой, – несколько даже злорадно сказал Фёдор. – Лучше иной раз не видеть, чем смотреть… Лучше один раз пощупать, чем сто раз не видеть… Темнота, так сказать, стимулирует и она же – друг молодёжи, как известно.

– Почему же тогда говорят, что мужчина любит глазами? Зачем они в темноте? – вполне резонно спросил Гена, почёсывая собственный нос, как будто именно в нём содержался ответ.

– Так ведь ты, прежде, чем съесть что-нибудь, смотришь на это что-то и если тебе оно нравится, то ешь, потом уже не глядя. Так и здесь: рассмотрел даму, а потом и съел…

– Как сказал старый крокодил, протирая очки, – неожиданно для себя выдал Генка.

– Да уж – это лучше, чем наоборот… Недавно фильм по ящику смотрел. Про одного негра… – начал рассказ Константин.

– Про одного только? У них обычно в фильмах чернокожих полным полно, – поделился наблюдениями Виктор.

– Нет, на этот раз про одного. У него был очень изысканный и оригинальный вкус на женщин. Даже не ко всей женщине, как таковой. А к отдельной её части…

– Чего же в этом оригинального? У нас у всех к этой части вкус есть, – опять встрял Витя.

– Слушай, Слонище, если ты ещё раз меня перебьёшь, я тебе пасть порву, и скажу, что так было, – пообещал Костя. – Совсем не к этой части у него были особые претензии. А к совсем неожиданной – к ступням. Ежели в них что-нибудь не так, как ему нужно – ему их обладательница совсем ни к чему. При всём восторге от фигуры и прочих её деталях. Стоило ему обнаружить неприятную ступню – долой все эмоции и реакции…

– И эрекции, – не удержался Витя.

– Витька, давай сюда свою мерзкую пасть – рвать буду.

– Молчу, Костя, молчу…

– Как сказал немой крокодил, став глухим, – придумал фантастическое существо Генка.

– А что? Бывает подобное и не только среди негров. У моего приятеля что-то такое подобное было. – Вспомнил Вячеслав. – Только не со всей ступнёй, а… Он долго увивался вокруг одной красотки. Дама была в его вкусе, фигурой в целом и другими деталями в частности. Поначалу, казалось, никаких у него перспектив. Неприступна, как… Генка, молчи… Но всё же сдалась. Взаимный выбор состоялся. Обожание его продолжалось до… пляжа. Он ждал момента её обнажения с трепетом всего организма…

– И оргазма, – не в силах удержаться изрёк Генка.

– А вот до этого-то как раз и не дошло. На пляже произошло нечто, для нашего приятеля совершенно ужасное. И абсолютно нестерпимое. Настолько, что он удержал себя от немедленного бегства только неимоверными усилиями воли. Весь восторг от почти полностью обнажённого тела бесконечно любимой немедленно кончился. Она сняла туфли. И он увидел у неё на ступнях большие пальцы…

– Понятно: ему нравились женщины без больших пальцев.

– Почти в точку, Серый. Для него лучше бы их не было совсем. Они оказались, или показались, непомерно большими, да ещё и лихо загнутыми вверх, как носки монгольских верховых сапог. Две роскошных ноги и на их ступнях такая карикатура. Любой другой мужик на это и внимания не обратил бы – у неё детали были куда поинтереснее. Но наш друг уже ничего другого видеть был не в состоянии. И больше с ней не встречался.

– Он ей хоть сказал почему? Она же, наверное, и догадаться не могла. Переживала, небось, думала, что сказала не так что-нибудь или сделала, а всё дело в пальцах… Может быть, она его полюбила? – посочувствовал Костя.

– Да разве такую, бляха – муха, глупость скажешь? Не сказал, конечно. Сам понимал – глупость, но рассудок оказался слабее прихоти эстетических потребностей.

– Вот ведь от чего может зависеть счастье человеческое. Может быть, из них идеальная пара получиться могла на долгие годы, если бы не эта причуда? – задал несущественный вопрос Гена.

– Причуда ли? Если разобраться, то у всех у нас есть что-нибудь такое, что другим кажется причудой, а для нас – вполне нормальная вещь. Для одних мелочь, а для других это же самое способно мир затмить. Поднеси копеечную монетку вплотную к глазу – и больше ничего не увидишь… Да и саму её тоже, – философски проговорил Сергей.

– Тёмные вы все люди, как сказал слепой крокодил, хватая пастью бревно вместо бедняги на берегу, – не стоит уточнять, кто эту дикую фразу произнёс.

– Да, иной раз понять никак не можешь, чем кому-нибудь не угодил. Кажется, всё чин чинарём, а на тебя начитают зверообразно смотреть – не ведомо почему… Даже друзья закадычные. Не говоря уж о закадычных женщинах. Не обязательно подозревать что-нибудь значительное с общепринятой точки зрения. Эта точка может быть очень персональной и придавать значение совершенно неожиданным для других персон вещам… Тембр голоса, например, – щёлкнул себя по горлу Серёжа повыше воротника.

– Ты что имеешь ввиду? Если за воротник заложить, то голос изменится?.. Кстати, что такое закадычные друзья, кто знает? – спросил Виктор, наивно глядя на всех сразу.

– Я, – ответил Вячеслав. – Не знаю, но попробую предположить. Закадычные – это те, кто закладывает за кадык вместе с друзьями. Синоним – собутыльники. Принято?.. Нет? Ну и ладно. Так что – что там про голос?..

– Погоди про голос – ты ещё не сказал про закадычную женщину: как она такой может быть, если у неё нет кадыка и ей не за что закладывать? – задал коварный вопрос Степан.

– Настоящая женщина всегда найдёт куда, что и кого закладывать, и на кого… Голоса тоже могут нравиться или нет, не только внешность. Есть очень приятные голоса, а есть такие, что хочется уши зажать…

– Как сказал крокодил, слыша визг бабы Яги на своих зубах, – мрачно вставил Генка, лицемерно перекрестившись.

– Ты, Генка, договоришься когда-нибудь… Как мог сказать что-нибудь твой противный крокодил, если у него зубья заняты?.. Мне нравится грудной голос. У женщин. Он очень красиво звучит. Благородно, я бы сказал. Звучит, как откровение души… Если женщина с таким голосом обращается к тебе, то она как бы возвышает тебя до себя особым доверием. Как императрица ставит знак равенства между подданным и собой… Но и музыкальный инструмент красиво звучит, не имея никакой души. Душу в него вкладывает музыкант. Возможно, и мужчина, «играя» на женщине, способен возвысить её душу… Но так же способен и разбить её. это зависит и от самой музыки души… Но хорош и мягкий голос, певучий. Он тоже, по впечатлению, должен бы был отражать характер нежный и добрый. Только если вспомнить сладкоголосых Сирен, мифы древней Греции имеются ввиду, то даже волшебного звучания голоса способны погубить приличных мужчин, каковыми, без сомнения, являемся мы с вами, джентльмены…

– Как сказал заключённый в тюремной камере, обращаясь к карточным шулерам…

– Предлагаю этого мерзавца, по имени Генка, слегка побить, и, может быть, даже ногами… Ладно, живи… Женщины тоже могут если не изменить свои голоса, природой первозданные, то изменить их интонации – в состоянии всегда. и если захочет понравиться мужчинам – они, то есть, мы, это оценят… Впрочем, голос можно изменить и не хирургическим путём… Как-то по телику передачу показывали о Гердте… Не кто такая, Витенька, а кто такой. Артист знаменитый. Паниковского в «Золотом телёнке» видел? Вот он. О его голосе особо сказали. Необычайный голос был… Тот самый, глубокий и грудной, в мужском исполнении. Ведущий передачи впал в восторг и заявил: женщины от голоса Гердта были без ума. Психиатры, понимаете, людей от психушки лечат, а Гердт наоборот – последнего ума лишал… Я, признаться, не мог, со своей сугубо мужской колокольни разглядеть причин повального безумия прекрасного пола от гердтского голоса. Но, спустя некоторое время, заметил: многие мужики, выступая по ящику, вдруг заговорили голосами противоестественными – почти потусторонними. Особенно, на мой взгляд, отличился бывший премьер Касьянов. Этот вообще животом заговорил. Казалось, голосовые связки находятся у него где-то в области брюшины или чуть пониже. Может быть, дамы от него и впрямь рассудка лишались. Премьер он был весь из себя видный: высок не только по положению, но ростом, лицом пригож, очень заметно самовлюблён и, вот, голос «из живота» – животный. Но при этом – не перед микрофоном, а в обычной обстановке, разговаривал вполне обычным человеческим заурядным голосом… У любимой женщины и голос любим… Однажды, тоже по телевидению, Эдита Пьеха разоткровенничалась. Призналась, что часто бывала одинока… Неожиданность. Внешность красива, голос прекрасен, впечатление производит отличное, а мужикам чем-то не угодила. Наверное, все уверены были: у такой женщины не может не быть множества поклонников – значит и соваться не стоит – бесполезно. А на самом деле вон что…

Ночи чередовались с днями, обеды с ужинами, рабочие дни с днями выходными, темы разговоров менялись, как фигуры в калейдоскопе и только один стержень оставался неизменным и постоянным – женщины… Кто сидит за круглым казённым столом, кто на койке, кто на стуле. В майках, футболках, рубашках и, разумеется, все в штанах, если не в трусах. Курят и…

– Всё, о чём мы здесь с вами говорим насчёт женщин – всё это, значит, дребедень. Мы не сказали о самом главном для них, – сделал замечание Фёдор.