скачать книгу бесплатно
Мы пробыли на Крите целый месяц. А домой вернулись счастливыми и отдохнувшими. Этот месяц был самым прекрасным в моей жизни.
Мы прожили вместе еще полгода, пока в одну ужасную безлунную ночь Диме не стало плохо.
Как выяснилось позже, у него был рак головного мозга. Последняя стадия.
Тогда я впала в депрессию, смотря, как мой любимый мужчина умирает у меня на глазах.
Когда у него случались приступы, я тоже чувствовала их.
– Сейчас начнется, – шептал он, лежа в постели.
– Я знаю, – отвечала я, гладя его по голове.
Я не открыла ему своей тайны, и в этом не было необходимости. Мне казалось, что он сам все понял, когда однажды резал хлеб на кухне и случайно порезался.
В этот момент я поливала акацию перед нашим домом. Я вскрикнула, подскочив от неожиданности, почувствовав боль в ладони, и тут же инстинктивно поднесла ее к глазам.
Затем я почувствовала его взгляд и, подняв голову, увидела Диму, наблюдавшего за мной из окна.
Все закончилось жарким летним утром, когда мне был тридцать один год.
Я была готова умереть вместе с ним. Несмотря на всю боль, которую мы ощущали, я чувствовала себя героиней сказки: «жили они долго и счастливо и умерли в один день». Единственное, что было неверно в этой фразе, так это слово «долго». Мне было жаль, что это произошло так рано. Но я была спокойна от того, что мы уйдем из жизни вместе и никому из нас не придется страдать от ужасной боли и тоски по утраченной любви.
Мы лежали в нашей постели, и я прижималась к Диме щекой, ощущая дикую боль во всем теле. Мы умирали. Наши души и тела превратились в единое целое. Я чувствовала, как засыпаю, боль медленно отступала вместе с моей жизнью. Мы последний раз встретились взглядами, а затем наши веки закрылись навсегда.
Освобождение
1
Открываю глаза. Через секунду чувствую, как ломит все тело. Каждая частичка меня изнывает от боли. Медленно поднимаю голову и оглядываю то, что от меня осталось. Все тело покрыто синяками, а на руках несколько маленьких порезов. Хм, а в этот раз все не так страшно. Я лежу на белой постели с запекшимися пятнами крови. Поворачиваю голову влево и вижу на прикроватной тумбочке шприцы. Для чего они? Чем их наполняли? У меня кружится голова. Кажется, что я вот-вот потеряю сознание. Вдруг слышу скрип двери и топот шагов на первом этаже. Кажется, я знаю, кто это. Воспоминания возвращаются. Зачем мой брат это делает? Для чего это нужно ему? Я в растерянности. Ничего не соображаю. Мой разум не поддается мне. Видимо, он вколол мне обезболивающее, и его действие почти закончилось. Я даже не помню, что он делал со мной. Он псих. Это давно мне известно. Голова кругом. Он делает это со мной нечасто. Последний раз это случилось две недели назад. Все это похоже на какой-то странный, понятный лишь ему ритуал. И почему-то я жалею его. Мне жаль этого психопата и не жаль себя. Наверное, я тоже сошла с ума, если позволяю ему это делать. Но все же позволяю. Значит, я тоже давно больна. Помешательство. Почему-то я молча все это переношу. Никто не знает об этом. Его бы уже давно заперли в психушке, если бы не я. Он мог найти кого-то другого, кто согласится на эти вещи, но тогда есть риск, что люди могут узнать о его расстройстве. Тогда я никогда не увижу своего брата. Я люблю его. Сильнее, чем кто-либо. Отца у нас нет. Он ушел в другую семью, когда Джереми было пять. Потом мама вышла замуж во второй раз и родила меня. Но и этот брак длился недолго. Отчим ушел от нас к другой женщине, подобно моему отцу. Он был против меня, говорил, что не собирается нянчиться с маленьким ребенком. Он просто наплевал на нас. Люди иногда так делают – просто уходят от проблем, надеясь начать все с чистого листа.
Я все еще лежу на постели, пытаясь прийти в себя. Снова слышу шаги. Поднимаю голову и вижу его. Он стоит посреди комнаты. Свет из окна падает на него, играя бликами на его золотистых каштановых волосах. Большие голубые глаза смотрят куда-то сквозь меня. На нем пижамные штаны и больше ничего. Я закрываю глаза и чувствую, как он подходит и резко наклоняется ко мне. Чувствую, как он гладит меня по волосам.
– Прости меня. Прости. Тебе больно, – тихо шепчет Джереми, целуя в каждый порез.
От его поцелуев кожу начинает пощипывать, но я терплю. Каждый раз так. Он делает мне больно, а потом подолгу извиняется. Эти приступы, кажется, пугают его самого, но он не в силах с собой ничего поделать. Раньше он резал себе руки и сам ставил себе синяки. Подолгу задерживался в ванной и смотрел, как кровь стекает в раковину. Он рассказал мне об этом. Мне тогда было восемь, а ему тринадцать. Я сделала себе первый надрез и тут же разревелась. Он был расстроен моей реакцией. А я испугалась, пытаясь понять, зачем это все нужно. Но потом стала воспринимать это как должное, позволяя ему иногда делать это со мной. Это звучит чудовищно аморально. Мама этого не замечала, она всегда была занята работой и личными проблемами. Вечно искала мужа для себя и отца для нас.
– Я люблю тебя, Джулия, – говорит он и запечатлевает поцелуй на моих высохших губах. – Мне плохо.
– Я тоже люблю тебя, – лепечу я в ответ. – Я понимаю…
– Знаю. Только ты меня понимаешь.
Я улыбаюсь в ответ.
– Тебе нужно в ванную, – говорит он, берет меня на руки и несет в ванную комнату. Там я принимаю душ, а потом он обрабатывает мои порезы. Целует места, на которых красуются свежие засосы. Если бы мама узнала, она была бы в шоке, да и любой другой посчитал бы нас сумасшедшими и давно бы сдал в психиатрическую клинику. Интересно, она действительно не замечала ничего странного в нашем поведении? А может, ей просто было все равно? Я не могу знать этого.
– Мне нужно в институт через три часа, – напоминаю я, но понимаю, что я не в силах куда-то идти.
Все болит, хотя уже не так сильно, но я все равно не в состоянии посещать занятия.
– Отдохни сегодня, – отвечает Джереми.
Смотрит на меня глубокими голубыми глазами и держит меня за руку. Я подчиняюсь его голосу и решаю сделать себе выходной.
Мы убираемся в комнате, а потом он отправляется на работу. У него свой строительный бизнес. Он руководит строительством высотных зданий и торговых центров. Влиятельный человек, добившийся всего сам. Я горжусь им. Он одевается, выходит за дверь и покидает наш с ним личный мир… на время, чтобы снова вернуться. И так каждый день.
Мир, полный сумасшествия и деградации. Сначала мне было страшно, а потом я привыкла, смирилась. Сумасшествие заразно, это точно. Особенно быстро и незаметно им заражается ребенок, на которого может повлиять кто угодно, не говоря уже о родном ему человеке, которому он полностью доверяет. Также сказываются любопытство и неспособность отличить плохое от хорошего. У меня искаженное представление о мире. Но я чувствую, что еще не совсем сошла с ума и могу адекватно оценивать ситуацию, в которой нахожусь. Я люблю брата ненормальной запрещенной любовью и позволяю делать с собой извращенные вещи. С одной стороны, меня это пугает, а с другой – я получаю от этого удовольствие. По-хорошему нам нужно было давно обратиться к специалисту, но почему-то мы оставляем все как есть, наслаждаемся своей собственной вселенной, которая у нормального человека должна вызывать отвращение и страх.
Я отправляю сообщение своей одногруппнице Сьюзен о том, что я приболела и не приду, и спускаюсь на первый этаж. Иду по мраморному светлому полу в белоснежную кухню. Она наполнена солнечным светом, который проникает в огромные окна. Там я наливаю себе чай с бергамотом. Сижу на кожаном белом диване и наслаждаюсь каждым глотком любимого напитка. Чай немного обжигает губы и язык, но я привыкла пить его таким горячим. А может, за столько лет я так привыкла к боли, что перестала ее замечать. Наверное, многие мои чувства уже атрофировались.
Я опустошена, плохо сплю. Я не знаю, чего хочу от этой жизни. Что же дальше? Что нас ждет в будущем? И есть ли вообще у нас будущее?
Я начала задумываться об этом еще два месяца назад, когда мне исполнилось двадцать лет. Через год я окончу университет, хочу стать дизайнером интерьера. Но что же я буду делать помимо работы? У меня никогда не будет семьи? Нормальной семьи, в которой будут мой муж и дети. Хоть я и никогда не питала особой тяги к замужеству и рождению детей, но все же не хочется остаться старой девой с кучей кошек и братом-извращенцем. Я люблю его всем сердцем, но не могу представить, что наши с ним, мягко говоря, необычные отношения будут продолжаться вечно. Каким-то удивительным образом мне удалось сохранить рассудок и ясность мыслей, хоть они иногда и затуманены, когда я смотрю в Его бездонные глаза.
Слышу, как звонит телефон. Я оставила его в спальне на тумбочке. Допиваю чай и спешу ответить на звонок. Это Сьюзен:
– Ты там как? Кинула меня тут одну! – Слышу, как она улыбается. – Поправляйся!
– Меня э-э-э… подташнивало с утра. Кажется, съела вчера что-то, – вру я. – Думаю, что завтра приду.
– Хорошо, – коротко отвечает Сьюзен, – без тебя тут тоска. Четыре пары тяжело сидеть.
Ох, сколько же я теперь пропустила. Я и забыла, что сегодня такой загруженный день. Хотя я бы все равно столько не выдержала в таком состоянии. Я будто бы вагоны разгружала. Тело все еще ноет, напоминая о вчерашнем.
– Ничего, разлука только укрепляет отношения, – шучу я.
Сьюзен смеется. У нее очень приятный смех.
– Что же ты съела такое, подруга?
– Э-эм… Думаю, это был салат, – говорю я первое, что приходит в голову.
Наверное, пора заканчивать разговор. Хватит с меня вранья. И так подмывает ей все рассказать. Или хотя бы кому-нибудь, любой живой душе, которая способна выслушать. Тяжело носить в себе эту тайну. Вот только никто не поймет, если только он сам не такой же псих, как мы с братом.
– Я пойду, прилягу, – заканчиваю разговор. – До завтра, Сьюзен.
– Ладненько, Джули, пока, – неохотно прощается та. – Не болей.
– Постараюсь, – неуверенно отвечаю я и отключаюсь.
Я снова иду в душ. Абсолютно белая ванная комната, как и кухня. Залезаю в душевую кабину и решаю побрить ноги. Вспоминаю, что последний раз делала это неделю назад. Включаю воду и достаю гель для бритья. Он пахнет персиками. Вдыхаю этот аромат и наношу гель на ноги. Движение бритвы. Еще одно. Вижу, как по ноге стекает тонкая струйка крови. Порез начинает пощипывать не сразу. Какая же она острая. Ловлю себя на мысли, что Джереми понравилось бы.
Заканчиваю бритье и закутываюсь в большое белое полотенце. Иду к шкафчику за пластырем. Как же сильно я порезалась. Обычно, когда Джереми делает это со мной, он вкалывает мне обезболивающее. Боль я чувствую только спустя время.
Надеваю свою голубую пижаму и иду в спальню. Стелю чистую постель и ложусь в нее, накрываясь одеялом с головой. Я лежу и слышу лишь свое дыхание. Еще два часа назад я лежала здесь голая, обколотая обезболивающим, а он целовал меня, кусал, ставил на моей коже засосы и порезы.
Закрываю глаза и чувствую, что хочу спать. Я совершенно не выспалась. Кутаюсь поудобнее и засыпаю. Тело полностью расслаблено и уже не так сильно болит. Мне уже намного легче.
Во сне я вижу маму. Она куда-то спешит. И так было всегда. Она с нами почти не занималась, отдавая нас на попечение нянек. Она работает учителем младших классов. Мама занимается воспитанием чужих детей, притом что на нас у нее никогда не было времени. У нее вечно взлохмаченные светло-русые волосы, она не умеет одеваться, пользоваться косметикой. Но мужчинам она нравится. Раньше она все время проводила на свиданиях, в поисках любимого мужчины, который захочет остаться с ней навсегда и примет ее такой, какая она есть. Я не хочу ее обвинять. Когда она родила Джереми, ей было всего семнадцать лет. С нашим воспитанием ей помогали моя бабушка и дядя Дэниел – родной брат мамы. Вот только это длилось недолго, вскоре бабушку сбила машина. Водитель тогда даже не остановился, чтобы помочь. А дядю арестовали за кражу со взломом, которую он не совершал. Его подставили. А потом он был убит в тюрьме своим сокамерником. Мне на тот момент было всего полгода.
Грустно. Но что было, то было. Прошлое, к сожалению, я изменить не могу. Поэтому нужно думать о будущем. Хочется уже скорее покончить с учебой и начать работать. Сейчас я зависима от Джереми в материальном плане и не только. Хотя чувствую, что его потребность во мне намного сильнее, чем моя в нем.
Я сплю, и мысли уносят меня все дальше и дальше. Мне снится наша старая квартира с облезлыми обоями, обшарпанными полами и захламленными шкафами. Во сне я вижу момент из своей жизни, о котором стараюсь не думать наяву. Я открываю ящик комода и нахожу там пухлую зеленую записную книжку, которая принадлежит моей маме. Книжка полностью исписана мелким неразборчивым почерком. Медленно листаю тонкие пожелтевшие страницы. На одной из них буквы с такой силой вдавлены в бумагу, что она вот-вот порвется: «…я не могу без него, думаю только о нем. Так нельзя. Я не могу объяснить свои чувства к нему. Это неправильно. Что же мне делать? Как же нам быть дальше? Я сказала маме, что ребенок от парня с отдыха и что сама во всем виновата. Она хочет искать этого мифического парня, но я пытаюсь убедить ее, что это бесполезная трата времени и сил. Никто никогда не узнает правду…»
Просыпаюсь от того, что чувствую чье-то присутствие. Это Джереми вернулся и теперь стоит в моей комнате, и смотрит на меня. Сколько же я проспала? За окном начинает темнеть. Который час? Будто бы услышав мои мысли, он говорит:
– Уже половина седьмого.
– У меня совершенно нет сил, – шепчу я, приподнимаясь на кровати.
– Прости, – он снова извиняется передо мной.
Снова этот тревожный взгляд. В нем будто бы поселились два человека, и один из них постоянно просит прощения за проступки другого.
– Ничего, мне уже лучше, – отвечаю я.
И это правда. Я действительно чувствую себя хорошо.
– Сон пошел тебе на пользу. – Он едва заметно улыбается.
Он выглядит провинившимся ребенком.
– Как работа?
– Мы заключили контракт. Очень выгодный проект. – Когда он говорит о работе, выражение его лица сильно меняется.
По нему видно, как он ее любит. Уж перед работой он не чувствует себя нашкодившим мальчишкой.
– Рада за тебя.
Он подходит ко мне и целует прямо в губы. Они такие горячие и мягкие. Они действуют лучше любого обезболивающего. Уже ничего не болит.
Наши отношения напоминают мне какой-то опасный дорогой наркотик. Они опасны, и в то же время я чувствую эйфорию. Два противоречия. Боль и отчаяние – расплата за удовольствие.
– Я приготовил ужин. Он на столе, – говорит Джереми. – Спускайся вниз. Жду тебя.
Он уходит. Я встаю, застилаю постель и иду на кухню.
На столе жареная курица с ананасами, картофельное пюре и графин с апельсиновым соком.
Я усаживаюсь за стол, где меня ждут столовые приборы, приготовленные для меня.
– Хочу за тобой поухаживать, – говорит Джереми и кладет в мою тарелку хрустящую ароматную ножку и три ложки картошки, наливает в мой стакан сок.
– Спасибо, – улыбаюсь я и пробую на вкус курицу.
Она божественна. Только Джереми умеет готовить ее так, что пальчики оближешь. Восхитительный вкус.
– Нравится? – спрашивает он.
– Ты как всегда на высоте.
Он улыбается и накладывает порцию себе.
Слышу, как звонит мой телефон. Я снова оставила его в комнате. Надо держать его при себе, чтобы не бегать с этажа на этаж. Это утомляет.
– Я принесу. Ешь, – говорит Джереми и идет за телефоном, а я даже ничего не успеваю ответить ему.
Кто бы это мог быть? Снова Сьюзен? Надеюсь, что не кто-то из моих друзей парней. Джереми ревнует меня. Чувствую себя не его сестрой, а женой. Его болезненная ненормальная любовь ко мне напрягает. Я даже не пользуюсь электронной почтой, не сижу в социальных сетях. Джереми против этого. Он боится, что я брошу его и наш с ним мир. Я не сопротивляюсь, но отказываться от общения с противоположным полом не собираюсь.
Слышу, как Он возвращается.
– Вот, – тянет мне мой телефон. – Доедай.
– Спасибо, – благодарю я.
Смотрю пропущенные вызовы – звонила Сьюзен. Уф. Можно выдохнуть.
Доедаю ужин и перезваниваю Сьюзен, когда Джереми отправляется спать.
– Привет. – Слышу я ее голос.
– Привет. Извини, что не ответила. Не слышала, – оправдываюсь. – Что ты хотела?
– Слушай, я тут подумала… – говорит Сьюзен. – Ты же не отмечала свой день рождения…
– Что ты хочешь сказать? – я в предвкушении.
– Приглашаю тебя завтра в клуб. Развлечемся. – Чувствую, как она улыбается, видимо, в восторге от этой идеи.
– Но только пусть это будет просто поход в клуб. Ты же знаешь, что я не люблю праздновать свои дни рождения, – отвечаю я.
Этот праздник всегда нагонял на меня тоску и напоминал о том, что я становлюсь старше, а ничего стоящего в моей жизни не происходит. Я прекратила их отмечать лет с пятнадцати.
– Как скажешь, вредина, – дразнит меня Сьюзен и тем самым вызывает у меня улыбку.
Чувствую, как она торжествует, что я согласилась.
– Не нарывайся, а то никуда не пойду, – в шутку угрожаю я.
– Знаешь что, Джульетта? Если не будешь выходить из дома, никогда не найдешь своего Ромео.
– И слава богу. Умирать я еще не собираюсь. – Я закатываю глаза и слышу, как хохочет Сьюзен.
– Шутница, завтра в восемь за тобой заеду, – говорит она. – Так что жди.
Сьюзен водит машину, в отличие от меня. И выполняет функцию моего личного водителя, когда Джереми занят.
